Случай острого развития диабета

Случай острого развития диабета

«Обреченность… Никогда не следует говорить,

что Вы больному ничего не можете сделать,

даже если единственное оставшееся у Вас

средство – быть рядом

и помогать больному надеяться»

В декабре 1988 г. в порядке оказания помощи пострадавшим от землетрясения мне пришлось работать в Ереванском военном госпитале. Это позволило наблюдать тяжелые формы синдрома длительного раздавливания с разнообразной патологией внутренних органов, прежде всего, сердца и почек. Однако, наблюдались и иные заболевания.

В реанимационное отделение госпиталя поступил солдат-«отпускник». После того, как произошло землетрясение, как известно, унесшее 25000 жизней и приведшее к появлению более 18000 раненых, в Армению хлынул поток армян со всего Советского Союза, в том числе и из воинских частей, родственников пострадавших. Прибывающие в Армению сталкивались, как правило, с тяжелым горем и нередко заболевали сами.

И вот однажды (было это 2.01.1989 г.) в реанимационное отделение поступил один такой «отпускник». Ездил в Спитак поклониться могилам, помочь оставшимся в живых и вдруг ослаб, появилась резкая жажда. Обратился в полевой госпиталь, развернутый в Спитаке. Было невероятно, чтобы до этого здоровый человек за сутки выпивал до 8 литров жидкости, да еще зимой. Поначалу даже думали – не симулянт ли (были такие, что изобретали способы подольше остаться на родине). Хватило ума отправить вертолетом в Ереванский госпиталь. Исследовали мочу – ацетон (+++). Еще немного и возможно началась бы диабетическая кома. Назначили инсулин, щелочи. Эндокринолог из республиканского эндокринологического центра подтвердил диагноз и откорригировал терапию. Лечение продолжилось в терапевтическом отделении. Вероятно, у молодого человека и ранее имелась готовность к появлению клинических проявлений сахарного диабета 1-го типа, а резкая психическая травма, связанная с пережитым, привела к декомпенсации латентно протекавшего заболевания.

Спустя две недели состояние больного нормализовалось, но он был признан негодным к дальнейшему прохождению службы.

Это было 1-го января 1963-го года. В новогоднюю ночь я впервые дежурил по клинике Н.С.Молчанова в областной ленинградской больнице. Под бой курантов (по радио) мы с дежурными сестрами выпили по рюмке водки. В клинике было спокойно, пациенты спали, и ничто не предвещало беды. Вдруг к нам прибежали больные и сообщили, что одному из пациентов в палате стало плохо, и его рвет кровью. Вбежав в палату, при тусклом свете лампочки, мы увидели сидящего на койке грузного больного, изо рта которого фонтанировала черная кровь. Пространство между койками было залито кровью. Я не знал, чем болен этот больной, так как в списке тяжелых пациентов он не числился, и вечером я к нему не подходил. Опытные, еще фронтовые, сестры сразу догадались, что у больного возникло массивное кровотечение из варикозных вен пищевода. А я не понимал, в чем дело.

Нам удалось лишь уложить больного, но минут через пять он умер. Сестры закрыли тело простыней, выкатили койку в коридор, вымыли пол в палате и погасили свет. Я отправился в ординаторскую изучать историю болезни умершего. Только здесь я понял, что больной страдал циррозом печени, и что я наблюдал кровавый финиш этого заболевания. Как же мало я знал тогда!

Таким выдалось мое первое дежурство по клинике и первое знакомство с пищеводным кровотечением. Незадолго до этого я прибыл из медпункта парашютно-десантного полка, в котором прослужил 7 лет, и серьезной подготовки по терапии у меня, конечно, еще не было.

Второе воспоминание относится к более позднему времени.

2004 г. Саратов. Моя клиника. В одну из палат госпитализировали женщину средних лет, страдавшую циррозом печени и желудочно-пищеводными кровотечениями.

Обследование подтвердило диагноз цирроза печени (хотя алкогольного анамнеза не было), при фиброгастроскопии были выявлены варикозно – измененные пищеводные вены. Особых опасений больная не вызывала. Но однажды днем у нее внезапно развилось массивное кровотечение. В этот момент я проходил мимо ее палаты. Рвало ее в раковину. Она так и стояла над ней, свесив голову и содрогаясь от рвотных толчков. Вскоре раковина полностью заполнилась темными кровяными сгустками и кровью. Стоять ей было трудно. Я вызвал лечащего врача (О.А.Шальнову) и дежурную сестру. Вместе мы перенесли ее на кровать и поставили перед ней большой таз. Кровь пролилась и на пол. Санитарка ворчала, что ей приходится все это убирать. Я даже отругал ее, указав, что в этом и состоит ее работа. Все, в том числе соседи по палате, были на нервах. Вызвали реаниматолога и перевели ее в реанимационное отделение. Там на какое-то время ей стало немного лучше. Кровотечение прекратилось, а возможно, ей уже нечем было рвать.

В высокой койке она выглядела как маленькая девочка. Голова ее тихо лежала на подушке. Цвет лица почти не отличался от цвета наволочки, так она была обескровлена. Она все время была под капельницей, реаниматологи ее лечили. Я заходил к ней, приносил ей мелко нарезанные дольки груши. Засовывал ей в рот эти душистые дольки, и она благодарно улыбалась мне.