Вклад в изучении темы войны историков Урала (Г. Е. Корнилов, А. В. Сперанский)

Вклад в изучении темы войны историков Урала (Г. Е. Корнилов, А. В. Сперанский)

Выдающаяся роль Урала, как кузницы оружия, предопределила повышенный интерес исследователей к военной истории края, выразившийся в написании большого количества различных научных работ[213]. Накопление научной информации по военной проблематике шло постепенно.

Первый этап – с 1941 г. до середины 1980?х гг.; второй – с рубежа 1980?х – 1990?х – по 2010 г. Первые 45 лет (1941–1985 гг.), за исключением небольшого отрезка времени – с конца 1950?х до начала 1960?х гг., были отмечены безраздельным господством унифицированной методологии. При некоторых колебаниях в сторону усиления или ослабления идеологического диктата, общая направленность, выходящих из-под пера исследователей исторических трудов, не изменялась. Для последующих 25 лет (1986–2010 гг.) характерен мучительно сложный переход к новому качеству исторической науки, вектор которого был направлен от тоталитарной методологии к плюрализму мнений в рамках марксизма и далее к полному методологическому плюрализму.

За 1941–1985 гг. было опубликовано множество статей, брошюр по истории Урала периода Великой Отечественной войны. Одним из первых обстоятельный анализ развития уральской промышленности в период войны дал экономист К. И. Клименко[214], чьи изданные статистические материалы до сих пор используются историками. Обобщенные сведения о промышленном производстве на Урале, о роли региона в выпуске военной продукции приведены в книге Н. А. Вознесенского. Он первым предложил концепцию об истоках экономической победы Советского Союза над фашистской Германией[215]. Об исторической роли Урала в Великой Отечественной войне речь также идет в работах Н. М. Шверника, А. Н. Лаврищева, Н. С. Патоличева, А. Е. Ферсмана, других партийных и государственных руководителей, организаторов производства, ученых, непосредственно участвовавших в превращении края в «становой хребет обороны»[216].

Историки, анализируя трудные годы военного лихолетья, естественно не могли обойти стороной и героические свершения жителей уральского региона. Много интересной и полезной информации о боевых и трудовых подвигах уральцев имеется на страницах энциклопедии «Великая Отечественная война»[217].

Материалы о военных буднях уральского тыла достаточно широко представлены в научных монографиях ученых-историков, пытавшихся проанализировать различные проблемы Великой Отечественной войны в общесоюзном масштабе. «Уральский след» явственно просматривается в исследовании Г. Д. Комкова, раскрывшего сущность идейно-политической работы КПСС в 1941–1945 гг., в трудах А. В. Митрофановой, Г. Г. Морехиной, Г. С. Кравченко, Г. А. Куманева акцент сделан на промышленном развитии СССР в военное время. В книге Ю. В. Арутюняна показан вклад советского крестьянства в общую победу над врагом[218]. Тема «Урал в обороне» самым активным образом разрабатывалась и на региональном уровне[219].

Постепенно по мере накопления материала уральские историки приступали к освещению отдельных аспектов и направлений функционирования Урала в годы Великой Отечественной войны. Прежде всего, пристальное внимание исследователей было обращено на процессы промышленных трансформаций уральской экономики в соответствии с условиями военного времени. Развитию отдельных отраслей промышленности Урала посвятили свои работы Г. И. Дедов, Н. П. Липатов, П. Г. Агарышев, А. Ф. Васильев[220]. Вопросы пополнения отряда уральских рабочих, их трудовой активности, организации патриотических движений на производстве, привлечения к производственной деятельности женщин и подростков, были проанализированы в исследованиях Н. А. Мошкина, А. Г. Карманова, М. Н. Евлановой, Г. П. Ануфриенко и других[221].

Важное место в налаженной работе тыла отводилось развитию аграрного сектора, обеспечивавшего городское население Урала продовольствием. В ряде публикаций А. Б. Сендеревой, В. И. Швыдченко, А. Г. Наумовой, в рамках господствовавшей в то время идеологии, была продемонстрирована сила и жизненность колхозного строя, готовность советского крестьянства вместе со всем народом защищать Родину[222].

Примечательным направлением исследовательской деятельности историков в «доперестроечное» время оставалась массово-политическая работа партийно-государственных структур среди населения, развитие духовного потенциала уральского региона в экстремальных условиях военного времени[223]. Что касается культурного развития уральского региона в военный период, то нужно подчеркнуть в первую очередь вклад исследователей в изучение проблем функционирования системы образования. Первая попытка показать деятельность уральских вузов в военный период была предпринята в одном из разделов монографии А. И. Деменева и Н. С. Добровольского «Высшее образование на Урале». Затем свет увидели статьи А. Г. Наумовой, З. И. Сираева, З. В. Семочкиной, Г. А. Ивановой, рассмотревших некоторые вопросы работы вузов Прикамья, Южного Урала и Башкирии[224].

Весомый вклад в изучение проблемы внесла З. И. Гузненко, подготовившая кандидатскую диссертацию «Руководство партийными организациями Урала высшей школой в годы Великой Отечественной войны (1941–1945 гг.). На материалах Свердловской и Пермской областей»[225]. Вопросы, связанные с разработкой темы среднего специального образования на Урале в военный период, стали предметом исследования Н. Н. Баженовой. Автор проанализировала деятельность партийных организаций Урала по сохранению контингентов учащихся средних специальных заведений, по улучшению качества подготовки молодых специалистов, по укреплению учебной базы вузов и обеспечению их педагогическими кадрами[226]. Проблема развития в годы войны средних общеобразовательных школ и других детских учебно-воспитательных учреждений ставилась в исследованиях Ю. С. Токаревой, Н. Н. Кузьмина, О. Н. Грачевой, Г. А. Ивановой, З. И. Гузненко, И. Ф. Плотникова[227].

В первый период накопления исторических знаний (1945–1985 гг.) наиболее слабым местом в историографии культурного развития уральского региона военных лет являлась область литературы и искусства. За исключением работ А. В. Сперанского и Е. И. Семочкиной, касавшихся соответственно проблем развития театрального и изобразительного искусства, все остальные немногочисленные публикации были написаны практиками культурной сферы, носили, в основном, искусствоведческий или мемуарный характер[228]. В годы Великой Отечественной войны Урал был не только надежной тыловой базой, но и центром подготовки многочисленных частей и подразделений, воевавших практически на всех фронтах. Боевая доблесть уральских воинов была отражена в монографиях И. А. Кондаурова, С. Х. Айнутдинова, А. И. Корзикова. На страницах этих книг авторы показали процесс формирования уральских полков, дивизий, корпусов, их боевые маршруты, сражения с противником, связи фронтовиков с тружениками тыла[229].

Советский период историографии Великой Отечественной войны знаменовался появлением целого ряда работ, претендовавших на обобщение истории Урала. Это исследование Н. А. Мошкина, отразившее ратный и трудовой вклад трудящихся Удмуртии в победу над немецко-фашистским агрессором[230]. Самоотверженная борьба башкирского народа по укреплению уральского тыла показана в монографии Т. Х. Ахмадиева[231]. Итоговой работой первого этапа историографии можно считать коллективную монографию «Урал – фронту» (1985 г.). На основе широко используемых архивных документов автором комплексно рассмотрены вопросы организации тружеников края на развитие военного производства, сельского хозяйства, транспорта, работы партийных и советских органов власти[232].

Следует заметить, что основную часть названных работ отличает «трепетное» отношение к коммунистической идеологии, как к лучшей в мире, поэтому в строгом научном плане они, безусловно, несут на себе печать ущербности. Их выводы и оценки базируются не на беспристрастном и объективном анализе всего спектра проблем, а, прежде всего, на идеологических догмах и политических стереотипах, навязанных господствовавшим в 1945–1985 гг. в СССР политическим режимом.

Несомненный прорыв обозначился в историографии Урала периода Великой Отечественный войны в 1990?е годы XX и в первое десятилетие XXI вв. Изучение истории уральской промышленности было традиционным для региональной историографии. Но только в монографии А. А. Антуфьева представлен комплексный анализ не только топливно-энергетической отрасли, черной металлургии и машиностроения, но и цветной металлургии, химической, лесной, деревообрабатывающей, легкой, пищевой промышленности, имевших общесоюзное значение. А. А. Антуфьев утверждает, что во время войны уральская индустрия развивалась главным образом за счет экстенсивных факторов. Трехкратное увеличение валовой продукции было достигнуто благодаря сравнительно высоким закупочным ценам на военную технику, боеприпасы, снаряжение и другую продукцию, шедшую на оборонные цели. Отсюда высокие темпы роста промышленного потенциала Урала, как считает автор, были связаны, главным образом, с интенсивным развитием, прежде всего машиностроения.

Машиностроение развивалось за счет внедрения научно-технических достижений, чему способствовала эвакуация на Урал десятков научно-исследовательских, академических, учебных, проектно-конструкторских институтов. А. А. Антуфьев попытался найти новые, неординарные подходы к оценке процессов, происходивших в кадровом составе уральской промышленности, выявлению роли командно-административной системы. Он исследовал уголовно-правовые меры принуждения, широко применявшиеся в сфере трудовых отношений, особенно при наборе рабочей силы на производство и в процессе укрепления трудовой дисциплины. В целом, автор делает правильный вывод, что, хотя СССР и превратился в величайшую военную державу, но по степени социально-правового развития, уровню жизни народа, образования, научно-технического прогресса страна оставалась на задворках мировой цивилизации[233].

Основные этапы становления и развития танковой промышленности на Урале выявил Н. Н. Мельников, он представил динамику выпуска основной продукции, исследовал взаимосвязи между танковыми заводами Челябинска, Свердловска и Нижнего Тагила, определил факторы роста производства бронетехники. Историк пришел к выводу, что к лету 1942 г. уральская танковая промышленность преодолела последствия эвакуации и с помощью переброшенных мощностей, кадров рабочих и специалистов смогла наладить серийное производство всех существовавших на тот момент типов танков: легких – Т?60, средних – Т?34, тяжелых – КВ[234].

Значительное место в освещении основных направлений деятельности Военно-промышленного комплекса Уральского региона в военный период отведено в коллективной монографии «Щит и меч Отчизны. Оружие Урала с древнейших времен до наших дней». Научный труд, вышедший в свет под редакцией А. В. Сперанского, стал первым в отечественной историографии, в котором, комплексно рассматривалась эволюция оружейного дела в регионе, специализировавшемся на производстве вооружений и боеприпасов на протяжении очень длительного исторического времени. Во главу угла авторским коллективом был поставлен человеческий фактор, что дало возможность продемонстрировать и творческий поиск выдающихся советских конструкторов. Книга дает понять читателю, что создание великолепных советских танков КВ, Т?34, ИС, обеспечивших советской стране победу в Великой Отечественной войне, напрямую связано с развитием инженерной мысли Ж. Я. Котина, А. А. Морозова, Л. С. Троянова, М. Ф. Балжи, творчества замечательных конструкторов артиллерии В. Н. Сидоренко, Ф. Ф. Петрова, Л. И. Горлицкого. Благодаря подвижнической деятельности конструкторов стрелкового оружия С. Г. Симонова, Ф. В. Токарева, М. Е. Березина, В. А. Дегтярева Красная армия оснащались в годы войны первоклассными пистолетами, винтовками, автоматами, пулеметами, ни в чем не уступавшими лучшим немецким образцам[235].

В отличие от промышленности, аграрная сфера экономики Урала за годы войны оказалась подорванной. Исследования В. Т. Анискова, М. Н. Денисевича, Г. Е. Корнилова, В. П. Мотревича, Р. Р. Хисамутдиновой и других показали, что уральская деревня, заплатив дорогую цену за победу, неуклонно шла к разрушению.

Документы Наркомата заготовок СССР позволили выявить механизм военно-экономической мобилизации сельского хозяйства. Государство в годы войны постоянно изыскивало возможности увеличения изъятия сельскохозяйственной продукции у крестьянства. В этих условиях невозможно было осуществление и простого воспроизводства. Деревня тыловых районов работала на износ.

Роль промысловых и потребительских кооперативов в создании системы материально-бытового обслуживания населения стала предметом исследования А. А. Пасса. Совершенствование институциональной среды благотворно отразилось на показателях уральских промсоветов и промсоюзов. В 1944 г. промартели произвели товаров первой необходимости в 2,5 раза больше, чем в 1940 г. Почти на 880 млн руб. было изготовлено боеприпасов, армейского снаряжения и обмундирования. Наличие в советской системе кооперативных ассоциаций с отличным от госпредприятий экономическим содержанием повышало ее приспособляемость к перекосам и деструктивным воздействиям, вызванным милитаризацией народного хозяйства и военной обстановкой[236].

Новым направлением в изучении истории Урала военного времени стали историко-демографические публикации. Введение в научный оборот демографической статистики позволило выяснить количественные и качественные изменения в структуре населения региона. В ряде работ показана связь и зависимость демографических процессов с экономическим и социальным развитием. Более глубоко изучено сельское население региона[237]. В работах Г. Е. Корнилова выявлены две противоположные тенденции демографического развития: с одной стороны, значительный рост населения Урала в 1941–1942 гг. (на 9,9 %), с другой – неуклонное сокращение его к концу войны (на 7,8 %). Выявлено, что определяющим фактором количественных и качественных характеристик населения Урала были миграции[238].

Специфика Урала состояла в том, что он находился в глубоком тылу. Через его территорию проходили основные транспортные магистрали из европейской части СССР на восток. Промышленный потенциал региона позволил обеспечить трудоустройство эвакуированного населения и беженцев, а, следовательно, возможность его выживания. Поскольку Урал принял более 2 млн мигрантов, изучение проблемы на материалах такого масштаба вышло за рамки регионального исследования.

В монографии М. Н. Потемкиной прослежены не только местные особенности приема, устройства и деятельности эваконаселения, но выявлены общие закономерности этих процессов. Автор, проанализировав процессы реэвакуации населения, показала, что она осуществлялась с декабря 1941 по 1948 гг., проходила многообразными потоками, завершившись возвращением подавляющего большинства эвакуированных граждан на прежние места жительства. Последствиями пребывания эвакуированного населения на Урале были: интенсивное промышленное развитие региона, изменение кадрового состава рабочей силы, рост научного и культурного потенциала края.

Плодотворной, на наш взгляд, является попытка М. Н. Потемкиной выделить социальные потоки среди эвакуированных граждан[239]. В исследованиях Н. П. Палецких впервые в региональной историографии рассмотрена социальная политика на Урале в годы войны. В ее монографиях в центре внимания оказались объективные и субъективные основы, пределы необходимого и возможного в социальной политике в условиях войны. Автор анализирует процессы выработки и реализации трудовой и налоговой политики, организации системы жизнеобеспечения, показывает источники и способы осуществления социальных мероприятий, выявляет основные тенденции развития социальной структуры, эффективность и результаты социальной политики в экстремальных обстоятельствах военного времени.

Автор пришла к выводу, что в основе трудовой политики в годы войны лежали апробированные методы: использование революционного энтузиазма масс, государственное принуждение и ограниченное применение экономических стимулов. Нельзя не согласиться с выводом Н. П. Палецких о том, что в годы войны советское государство прибегло к административно-мобилизационному механизму организации совокупного общественного труда. Разнообразие административных санкций давало усиление внеэкономического принуждения к труду, а в социальном смысле они означали широкомасштабные горизонтальные и вертикальные перемещения работников. По мнению Н. П. Палецких, первостепенное значение для превращения Урала в опорный край державы имели его социальные ресурсы, а также деятельность властей по их сохранению, возобновлению, наращиванию, использованию, развитию.

В решении социальных проблем властные структуры и в центре, и на местах проявили оперативность и политическую волю. В чрезвычайной обстановке и зачастую чрезвычайными методами партийно-советская система выполнила свою основополагающую функцию: организовала общество на отпор врагу и достижение победы[240].

Одному из аспектов социальной политики – трудовому подвигу подростков государственной системы трудовых резервов посвящена монография Г. К. Павленко. Формирование и развитие системы трудовых резервов исследованы на фоне процессов, проходивших на фронте и в тылу. В монографии сделана попытка выявить психологию поведения подростковучащихся РУ и ФЗО, мастеров, руководителей учебных заведений. Автор отметила, что в годы войны воспитанники учебных заведений трудовых резервов составили 59 % от рабочих, принятых в промышленность, на транспорт и стройки Урала. Что именно они – подростки военной поры, составили костяк тружеников страны, восстановивших ее из руин, освоивших новые технологии в 1950?1960?е гг.[241].

Представление о репрессивной политике советских властей на Урале дают исследования В. М. Кириллова. Он показал, что в конце 1930?х – 1940?е гг. в регионе были созданы многочисленные лагерные системы, пропустившие через себя сотни тысяч заключенных. Наиболее крупными из них были – Ивдельлаг, Севураллаг, Богословлаг, Тагиллаг. Обобщающий характер носит для историографии вывод В. М. Кириллова, что репрессии привели к колоссальной деформации морали и нравственности уральцев и невольных мигрантов. Лагеря и спецпоселения формировали новый тип человека – надломленного, привыкшего жить тяжелым нелюбимым трудом, молчаливого и покорного государственному насилию[242].

Исследование жизнедеятельности формирований из советских немцев-трудармейцев, мобилизованных в лагеря НКВД СССР на территории Свердловской области, предпринял С. А. Разинков. На основе анализа массовых источников (карточек персонального учета и личных дел трудармейцев, архивно-следственных дел, учетных карточек и личных дел спецпоселенцев) он исследовал дислокацию, состав, режим содержания, условия трудового использования, материально-бытовое положение, господствующее психологическое состояние мобилизованных немцев двух крупнейших лагерных систем региона. По его мнению, общее количество советских немцев-трудармейцев, прошедших через Тагиллаг, составило 6,7 тыс. чел., через Богословлаг – около 20,7 тыс. чел.[243]

Деятельность военизированных трудовых формирований в годы войны на Урале проанализировал Г. А. Гончаров. Он полагает, что с первых дней военного лихолетья была выделена особая социальная группа людей, которая должна была работать до конца войны в составе рабочих колонн. Наибольшей численности личного состава трудармия достигла в середине 1943 г. В это время она насчитывала более 190 тыс. чел., из которых: 61,7 % представляли мобилизованные немцы, 35 % – трудмобилизованные из Средней Азии и Казахстана и 3,3 % – спецпоселенцы. В середине 1944 г. их численность сократилась до 140 тыс. чел. Вклад в победу над врагом они вносили в условиях полной изоляции и политического недоверия к себе[244].

Механизм реализации политики советского государства по отношению к иностранным военнопленным на Урале исследован в монографии Н. В. Суржиковой. На ее страницах автор раскрывает характер и направленность эволюции системы учреждений для содержания плененных солдат и офицеров противника, проанализирована динамика их численности и состава, освещены особенности материально-бытового обеспечения и трудового использования, политической и оперативно-следственной работы. Н. В. Суржикова определила, что на территории Свердловской области в 1942–1949 гг. функционировало 13 лагерей для военнопленных, через которые прошло более четверти миллиона военнослужащих германской, итальянской, венгерской, румынской, финской и японской армий[245].

Оперативную деятельность территориальных органов государственной безопасности в годы Великой Отечественной войны впервые в региональной историографии изучил А. И. Вольхин. В его работах определено соотношение реальных и потенциальных, внешних и внутренних угроз безопасности Урало-Сибирского региона. Автор выявил роль и место органов госбезопасности в политической системе советского общества военных лет, исследовал разведывательные, диверсионные, вредительские, саботажнические, идеологические, повстанческие, террористические акции спецслужб иностранных государств и враждебных антисоветских элементов. По мнению А. И. Вольхина, органы госбезопасности СССР никогда не являлись самостоятельной и независимой силой, своеобразным «государством в государстве». Их деятельность находилась под контролем Политбюро ЦК, крайкомов и обкомов правящей партии, определявшей задачи, направления, формы и методы работы, структурные реорганизации спецслужб. Это предопределило их дуалистическую природу[246].

Продовольственное положение горожан Урала оказалось в центре внимания исследований А. Н. Трифонова. Историк проанализировал основные черты продовольственного положения населения региона накануне войны, выявил основные мероприятия по реорганизации системы снабжения продовольствием в военных условиях. В результате автор пришел к выводу, что сосредоточение в руках государства запасов продовольствия, строгая централизация планирования, распределение товарных ресурсов по единому плану, карточная система, жесточайший режим экономии позволили советскому государству наиболее эффективно использовать ресурсы и обеспечить нормированное снабжение городского населения[247].

С вопросами продовольственного обеспечения уральцев в годы военного лихолетья тесно связана проблема голода. Эта тема находится в стадии разработки, поэтому исторические исследования в этом направлении ограничиваются пока небольшими статьями, затрагивающими лишь ее отдельные аспекты. Так, в работе М. Н. Денисевича предпринята попытка выявить и сформулировать основные этапы голода: время возникновения, апогей и продолжительность. Автор отметил, что на рубеже 1942–1943 гг. Урал оказался на грани голода. Апогей продовольственного кризиса и локальные очаги голода длились два года – 1943 и 1944 гг., однако массового распространения в период войны голод в регионе не получил. Эту точку зрения разделяет Г. Е. Корнилов, который, используя методику П. А. Сорокина, проанализировав широкий массив документов, также пришел к заключению, что массового голода, хронического недоедания в уральском регионе в 1941–1945 гг. не было[248].

Культурному развитию Урала в годы войны посвящена монография А. В. Сперанского. Автор отметил, что влияние культуры ощущалось на состоянии общества военной поры, способствовало осмыслению происходившего, определяло единство целей, задач, чувств нашего народа, обуславливало его сознательное участие в боях.

Историк выяснил, что доля Урала в общероссийском культурном потенциале была значительна. В регионе к концу войны были сосредоточены 14 % вузов, 16 % средних специальных заведений, совместно подготовившие 10 % всех российских специалистов. В областях и республиках Урала работало 15 % общеобразовательных школ, 16 % театральных учреждений, 27 % киноустановок.

В годы войны, приходит к выводу А. В. Сперанский, проанализировав развитие литературы и искусства, героико-патриотические произведения, созданные деятелями культуры, не могли быть конъюнктурными, а выражали стремление всей страны к победе и во многом способствовали ее достижению. Впервые в региональной историографии А. В. Сперанский рассмотрел роль церковных организаций в годы войны. Он пришел к выводу, что либеральный поворот большевистской диктатуры к церкви был спланированным политическим маневром, целью которого было полное подчинение церковных институтов интересам воюющего государства. Автор заключает, что культурный потенциал Урала был полностью использован для организации обороны страны[249].

На втором этапе развития региональной историографии объектом пристального внимания историков стали религиозные процессы, происходившие на Урале в период военного времени. В свет вышел ряд публикаций, отражающих изменение религиозной ситуации, как на отдельных территориях, так и по всему региону в целом. В частности, в статьях Г. С. Бирилова, Г. М. Нечаева анализируется патриотическая деятельность представителей Пермской (в годы войны Молотовской) епархии, дается характеристика мобилизационного подъема среди верующих Прикамья. Т. А. Чумаченко, Г. Е. Корниловым на материалах Южного Урала и в общесоюзном масштабе прослеживают влияние новой религиозной политики советского государства на положение тружеников аграрного сектора[250].

В публикации Р. С. Аюпова представлена картина возобновления исламского движения в Башкирии, отражены его противоречия и компромиссы при взаимодействии с местными органами власти. А. Б. Юнусова, А. В. Сперанский исследовали историю распространения и функционирования ислама на территории Башкортостана в длительной исторической ретроспективе, процесс нормализации государственно-религиозных отношений, религиозной жизни мусульман в период войны и первые послевоенные годы, провели обобщенный анализ религиозной обстановки во всех пяти областях, двух автономных республиках уральского региона[251].

Уникальным явлением в историографии Урала стала публикация монографий, освещающих жизнедеятельность уральских городов в условиях военного времени. Первым исследованием подобного рода стала работа А. В. Федоровой, посвященная истории г. Оренбурга в годы Великой Отечественной войны. Как расширились функции города, стал ли город «городом-заводом», что представляла собой в тот период социальная сфера областного центра – на эти и другие вопросы отвечает историк. А. В. Федорова показала этапы мобилизации горожан на фронт, организацию военного производства, прием и размещение эвакуированных предприятий и населения. Лучшими сюжетами книги, на наш взгляд, являются те, где дан рассказ о культурной жизни города – театрах, деятелях культуры. Эта работа явилась отправной точкой для развития исторического городоведения на Урале[252].

Вторым обобщающим трудом, воссоздавшим историю города в военных условиях, стала коллективная монография «Во имя победы. Свердловск в годы Великой Отечественной войны. 1941–1945 гг.». В книге, опубликованной под редакцией А. В. Сперанского, отмечено, что предприятия города за годы войны увеличили объем продукции в 7 раз. Главным источником самоотверженной работы «свердловчан», их стойкости и терпимости в преодолении трудностей, их готовности пойти на жертвы и лишения был патриотизм. Впервые в региональной историографии проанализирована демографическая ситуация в городе. Показана динамика роста населения Свердловска, достигшего 548 тыс. чел. Сделан вывод о том, что город стал не только грандиозной кузницей оружия и местом подготовки прославившихся на фронте воинских частей и соединений, но и уникальным центром культуры, оказавшим влияние на всю борющуюся с неприятелем страну. Авторы монографии приходят к выводу, что суровые годы войны сплотили население города, заставили его в едином порыве отдавать все свои силы для достижения победы над врагом[253].

Начиная с 1990?х гг., по вполне понятным причинам, практически прекратились исследования деятельности партийных, комсомольских, профсоюзных организаций. Последней работой, посвященной анализу исторического опыта идеологической работы коммунистов в годы войны, стала монография Б. П. Дементьева. Коммунисты, безусловно, влияли на все сферы общественной жизни, формировали образ врага, призывали к беззаветному служению Отечеству, поднимали патриотический дух, объединяли население на борьбу с фашизмом. Выдвинув четкий и понятный людям лозунг «Все для фронта! Все для победы!», они сумели добиться общественно-политической консолидации советского общества[254]. В условиях, когда конъюнктурно-политические страсти заметно поостыли, исследования деятельности партийных, общественных организаций, местных органов государственной власти необходимо продолжить, используя труды предшественников и появившиеся возможности изучения ранее недоступных архивных документов.

Проблемы подготовки резервов для фронта, включая ее боевую, политическую, материально-техническую составляющие, боевые действия уральских подразделений на фронтах Великой Отечественной войны тоже стали меньше привлекать исследователей в постсоветский период накопления исторических знаний. Тем значимей вклад в региональную историографию работ В. П. Могутнова. С началом войны, демонстрирует автор, мобилизация людских и материальных ресурсов осуществлялась на основе расчетов мобилизационного плана. На одно из первых мест выдвинулась задача мобилизации в РККА военнообязанных, находившихся в запасе и получивших армейскую подготовку в предвоенные годы. Анализируя потребность армии в пополнении, В. Могутнов охарактеризовал дополнительные источники ее комплектования. Он приводит сведения о направлении в армию военнообязанных из числа ранее судимых, рабочих строительных колонн, ограниченно годных по состоянию здоровья, других категорий населения. Автор изучил деятельность военных комиссаров и исполкомов местных советов по подготовке молодежи к военной службе, организации лечебно-оздоровительных и профилактических мероприятий, повышении общеобразовательного уровня призывников. За годы войны, отметил историк, заметно выросло количество призывников, прошедших вневойсковое обучение на различных курсах, подразделениях Всевобуча, осоавиахимовских подразделениях[255].

На втором этапе региональной историографией предпринимались попытки комплексных исследований по истории Урала в годы Великой Отечественной войны. К работам субрегионального характера относится монография В. Д. Павленко и Г. К. Павленко, посвященная воинам и труженикам Челябинской области. На ее страницах отражены основные военные операции с участием южноуральцев на фоне широкой панорамы тяжелой и самоотверженной работы тружеников области ради свободы и независимости Родины[256]. Вклад в победу над грозным врагом еще одной уральской территории – Башкирии, отражен в монографии Р. С. Аюпова. Изучив большой массив опубликованных и архивных документов, труды предшественников, автор исследовал перестройку на военный лад народного хозяйства Башкирии, общественно-политическую жизнь, развитие культуры и искусства. Положительным моментом является и то, что в книге изложен не только трудовой, но и ратный подвиг тружеников республики[257].

На уровень общеуральских обобщений претендуют крупные разделы о Великой Отечественной войне, подготовленные А. В. Сперанским и опубликованные в коллективных монографиях «Урал в панораме XX века» («Опорный край державы») и «Военная история Урала. События и люди» («Священная война»). В исследованиях, базирующихся на впервые вводимом в научный оборот архивном материале, показана геополитическая роль уральского региона в стратегии Второй мировой войны. Не обойдены вниманием и процессы формирования уральских воинских подразделений, их участие в сражениях Великой Отечественной войны[258].

Общеуральская проблематика превалирует и в монографии И. А. Якунцова. На ее страницах освещаются наиболее значимые события истории Великой Отечественной войны, связанные с Уралом и уральцами – воинами и тружениками тыла, внесшими весомый вклад в достижение Великой Победы. Автор демонстрирует примеры патриотизма, героизма и жертвенности, проявляемые населением «станового хребта обороны» в тяжелейших условиях военного времени[259].

Заметным явлением в историографии стал выход сборника-справочника «Урал ковал победу» под редакцией П. Г. Агарышева. В книге представлена документальная информация о вкладе уральцев в разгром немецко-фашистских захватчиков. Впервые в одной книге даны биографические справки на 657 уральцев, ковавших победу в тылу; содержится список предприятий, награжденных орденами и получивших на вечное хранение красные знамена. В сборнике перечислены воинские формирования, отправленные с Урала на фронт; госпитали, в которых находились на излечении раненые; трудовые коллективы, граждане, оказавшие помощь фронту и получившие благодарность от Верховного Главнокомандующего[260].

Заметное место в изучении истории Великой Отечественной войны занимают традиционные военно-исторические чтения, проводимые в Екатеринбурге. В рамках этих мероприятий было проведено несколько крупных научных форумов, всероссийского и международного масштаба. Опубликованные доклады дают возможность подвести промежуточные итоги изучения истории региона в военный период и определить перспективы дальнейших исследований. Они во многом содействуют укреплению общественного интереса к истории Второй мировой и Великой Отечественной войн, совершенствованию процесса духовно-патриотического воспитания населения, направленного против искажения исторической памяти в гражданском сознании населения России[261].

В целом следует отметить широту проблем и комплексность работ, вышедших в регионе за последнюю четверть века. Важную значимость должно приобрести изучение особенностей быта, феномена массового участия женщин в индустриальном производстве и на фронте, продолжение изучения ратных дел уральцев на фронтах, роли психологического фактора, отражение роли Уральского региона в мировой истории середины XX столетия.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.