Глава пятая ЗАВЕРШЕНИЕ РЕОРГАНИЗАЦИИ «МОЗГА» РУССКОГО ФЛОТА (1910–1914 гг.)

Глава пятая

ЗАВЕРШЕНИЕ РЕОРГАНИЗАЦИИ «МОЗГА» РУССКОГО ФЛОТА (1910–1914 гг.)

Новый морской министр И.К. Григорович записал в дневнике через несколько дней после своего назначения, что оно было внезапным и для него самого[413]. Смену караула «под шпицем» С.Ю. Витте прокомментировал так: «Пока же носятся такие слухи: что Григорович человек толковый, знающий, впрочем, достаточно переговорить несколько слов с Воеводским и Григоровичем, чтобы видеть разницу между тем и другим: второй — человек серьезный, а первого серьезным человеком считать трудно. Затем говорят, что будто бы Григорович ведет все дело весьма рискованно, что все его обещания и проекты в конце концов не будут выполнены, что, между прочим, теперь, в Морском министерстве водворилось такое взяточничество, какого прежде никогда не было; но все это пока одни разговоры»[414]. Вообще надо сказать, что с именем И.К. Григоровича постоянно связывались слухи о различных махинациях. Можно вспомнить для примера хотя бы скандальные статьи H.M. Португалова, обвинявшего его во всех смертных грехах. Видимо, эту кампанию надо связывать с бурной и довольно успешной деятельностью на постах товарища министра и позднее министра, а может быть, и элементарной завистью. Положительно о деловых качествах нового морского министра отзывались многие государственные деятели того времени, например С.Д. Сазонов[415] и В.Н. Коковцов[416]. Ивану Константиновичу Григоровичу было 57 лет, когда он стал министром. Можно с полным правом сказать, что он был «соленым» моряком — за 22 года после выпуска из Морского училища (так в 70-х годах XIX в. назывался Морской кадетский корпус) он проплавал по цензовому счету 10 лет. Кроме морского опыта, И.К. Григорович обладал дипломатической подготовкой, так как почти два года пробыл морским агентом в Англии. Во время русско-японской войны он командовал эскадренным броненосцем «Цесаревич», а затем стал командиром Порт-Артурского порта во время обороны крепости. За боевые заслуги он был награжден орденами св. Владимира 3-й степени с мечами, св. Станислава 1-й степени с мечами и получил за боевые отличия чин контр-адмирала. После окончания войны И.К. Григорович два года командовал портом императора Александра III (Либава), где проявил себя неплохим хозяйственником.

Вопрос же о коррупции в Морском министерстве расследовался Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства весной-летом 1917 г. По ее заключению, главным казнокрадом в морском ведомстве был вице-адмирал Михаил Владимирович Бубнов, занимавший с апреля 1911 по май 1915 г. должность товарища морского министра[417]. Учитывая, что назначение М.В. Бубнова было одним из первых кадровых решений И.К. Григоровича как министра, можно предположить, что их связывали хорошие личные отношения. Возможно, именно этим обстоятельством объясняется то, что Иван Константинович поначалу покрывал своего подчиненного, однако в конце концов предпочел расстаться с ним после разделения обязанностей товарища морского министра между первым и вторым помощниками министра в конце мая 1915 г.

Не прошло и месяца со дня назначения И.К. Григоровича, как А.А. Эбергард подал ему 14 апреля записку, в которой поставил вопрос об упразднении Законодательной части ГМШ[418], что, конечно, не было случайностью. При С.А. Воеводском это учреждение фактически монополизировало всю деятельность по разработке проектов преобразований структуры министерства. Начальник МГШ критиковал Законодательную часть и демонстрировал ее некомпетентность и неумение работать на примере истории разработки «Положения об охране рейдов». По словам А.А. Эбергарда, когда 3 июня 1910 г. в это учреждение был передан проект данного документа, то Законодательная часть запросила МГШ, в чем заключаются недостатки действующего «Положения», не зная о том, что ничего подобного в русском морском ведомстве тогда не существовало. Когда МГШ сообщил об этом, чиновники Законодательной части направили этот ответ С.А. Воеводскому, который наложил резолюцию: «Нахожу ответы Генерального штаба не обоснованными и только задерживающими дело. Сообщить в Генеральный штаб мое приказание дать необходимые сведения»[419]. В ответ на это из МГШ писали: «В нем (в докладе Законодательной части морскому министру. — К.Н.) искажена истина. Имеется ссылка на полицейскую и хозяйственную охрану, тогда как речь идет о военной охране, что Законодательная часть не могла усвоить до сего времени»[420]. Необходимо пояснить, что под полицейской охраной подразумевалась охрана общественного порядка, под хозяйственной — служба сторожей, а под военной — охрана и оборона объекта военными подразделениями. А.А. Эбергард указывал, что абсурден сам порядок, когда законопроекты вырабатывает не учреждение, в них заинтересованное, а особый орган, на который может быть возложена только юридическая экспертиза. Еще в момент создания Законодательной части в 1903 г., министр финансов С.Ю. Витте выступал против этого. После разделения МГШ и ГМШ в 1906 г. основной довод в пользу существования этого учреждения и вовсе отпал, так как теперь ГМШ не перегружен работой. А.А. Эбергард предлагал при сохранении Законодательной части оставить в ее ведении экспертизу соответствия законопроектов существующим законам, право указывать на законы, необходимые для согласования разрабатываемых законопроектов, право принимать решения о надлежащем направлении законопроектов, право представлять на утверждение морского министра толкования смысла действующих законов. В том случае если начальник учреждения, представившего законопроект, не согласен с заключением начальника Законодательной части, то они должны были совместно доложить об этом министру. 16 апреля 1911 г. И.К. Григорович наложил на записку резолюцию: «Согласен. Внести в Адмиралтейств-совет»[421]. Естественно, что попытка поставить под вопрос необходимость существования Законодательной части и компетентность ее служащих вызвала отпор со стороны этого учреждения. Ее начальник С.М. Радкович был не против того, чтобы законопроекты разрабатывали сами заинтересованные учреждения, но внесение их в Адмиралтейств-совет, по его мнению, должно остаться в руках Законодательной части. В поддержку этой позиции высказались также И.Е. Стеблин-Каменский и С.П. Дюшен. Главный военно-морской прокурор Н.Г. Матвеенко поддержал А.А. Эбергарда[422]. Поэтому к концу апреля в Законодательной части был разработан новый законопроект, согласованный с Канцелярией Морского министерства[423]. Проект возлагал первоначальную разработку законопроектов, кроме тех, что были предусмотрены ст. 97 ОГЗ, то есть по судебной части, на заинтересованные учреждения или специально создаваемые особые совещания. После принципиального одобрения морским министром проекты должны были поступать в Законодательную часть для разработки «в отношении формальном». Затем переработанный проект сообщался учреждению-разработчику для выяснения правильности изложения его по существу дела. Когда прошедший все эти стадии документ вносился в Адмиралтейств-совет, его докладывали совместно представители Законодательной части и учреждения, внесшего законопроект. Кроме того, на чиновников Законодательной части возлагалось ведение делопроизводства специальных комиссий и особых совещаний в Морском министерстве. Данный проект рассматривался в Адмиралтейств-совете 27 апреля и 4 мая 1911 г. 28 мая И.К. Григорович приказал подготовить всеподданнейший доклад по журналу совета[424], а 30 июня того лее года он был утвержден царем[425]. Как видим, уже через несколько месяцев после назначения нового морского министра произошло первое изменение в центральном аппарате ведомства после декабря 1906 г., когда была учреждена Канцелярия министра.

После ухода С.А. Воеводского надежды МГШ на проведение в жизнь его идей вновь воскресли. К 22 июня 1911 г. в МГШ были подготовлены две схемы организации управления флотом и морским ведомством[426], под № 1 и № 2. Офицеры МГШ твердо стояли на однажды занятых в 1906 г. позициях. Согласно их предложениям, морское ведомство предлагалось разделить на три части, так же как и в проектах 1906–1909 гг. «Замысел» возлагался на МГШ, руководство «силами» — на командующих флотами, а распоряжение «средствами» — на товарища морского министра. Отличие двух вариантов между собой состояло только в том, что первый предусматривал подчинение ГМШ товарищу морского министра, а второй — непосредственно министру. По ряду признаков можно судить о том, что для МГШ вариант № 1 был основным и желательным, а вариант № 2 был представлен министру из дипломатических соображений. 23 июня И.К. Григорович, однако, одобрил схему № 2[427]. На следующий день в МГШ состоялось совещание с участием С.М. Радковича[428]. На нем представители МГШ усомнились в том, можно ли именовать орган, заведующий «комплектованием флота, школьной частью, медицинской частью и учетом личного состава» Главным Морским штабом[429]? По мнению сотрудников МГШ, непосредственное подчинение ГМШ министру приведет к перегрузке последнего, однако распоряжение И.К. Григоровича было выполнено, и все три варианта организации ведомства, предложенные совещанием, предусматривали именно такое положение ГМШ. Собравшиеся решили, что следует разгрузить Адмиралтейств-совет от мелочных обязанностей. «Странным представляется, что образец пушки, снаряда, мины и прочее не подлежит рассмотрению Адмиралтейств-совета, а образец стула или уполовника утверждается этим Высоким Советом»[430]. Мысль о превращении Адмиралтейств-совета в авторитетный совещательный орган при главе ведомства, состоящий из начальников подразделений министерства, была не нова. Она высказывалась как представителями МГШ в конце 1907 г., так и в целом ряде записок.

В процессе работы данного совещания, по-видимому, был выработан еще один проект перестройки центрального управления морским ведомством, этот документ не подписан и не датирован[431]. Исходя из того что сам текст проекта местами буквально совпадает с вариантами, предлагавшимися в докладе морскому министру по итогам совещания июня-июля 1911 г. в МГШ, можно считать несомненным, что это один из рабочих вариантов, который по-своему интересен и содержит весьма подробно разработанную и тщательно структурированную схему реконструкции системы морского управления. Проект предусматривал наличие в министерстве четырех канцелярий: Канцелярия Адмиралтейств-совета и Законодательная канцелярия Морского министерства показаны на схеме соединенными горизонтальной чертой, что можно истолковать как указание на наличие между ними взаимосвязи при равноправных отношениях, однако в записке этот момент никак не комментируется. Законодательная канцелярия, подразделявшаяся на Законодательную и Кодификационную части, была преемницей Законодательной части ГМШ, но могла предлагать только формально-юридические поправки к законопроектам[432]. Подчинение Главному управлению по комплектованию личного состава Учебной части, а его самого — товарищу морского министра, вместе с казенными заводами и портами, оправдывалось тем, что «в этом отношении учебные заведения должны рассматриваться как заводы, выпускающие свои произведения известного патентованного образца, в определенном, потребном для флота количестве»[433].

Итоговый доклад в двух вариантах оказался на столе у И.К. Григоровича 15 июля 1911 г.[434] Кроме того, к нему была приложена еще и отдельная записка о ГМШ[435]. Эти схемы и объяснительные записки были подписаны помощником А.А. Эбергарда контр-адмиралом А.Д. Сапсаем 2-м, так как сам начальник МГШ находился в это время за границей. Во всех вариантах, предложенных министру, ГМШ предполагалось подчинить ему напрямую, однако сама структура штаба от варианта к варианту существенно различалась. Согласно объяснительной записке и схеме № 1, Управление по комплектованию и мобилизации, в состав которого входило Статистическое отделение, Медицинская и Учебная части были подчинены товарищу министра, а в составе ГМШ предусматривались лишь Строевая, Распорядительная и Пенсионная части. Согласно схеме № 2, в ГМШ должны были входить лишь две части — Строевая и Распорядительная, а среди учреждений, подчиненных товарищу министра, появляется его Канцелярия с Распорядительным и Отчетным отделениями. Доклад содержал и третий вариант организации управления личным составом, изложенный в прилагавшейся к нему записке о ГМШ. В этом случае кроме Строевой, Распорядительной и Пенсионной частей ГМШ включал в себя еще и Учебную часть. В любом случае все три предлагавшихся МГШ варианта отводили ГМШ роль органа, заведующего учетом личного состава, и только вариант, изложенный в записке-приложении, отдавал ему руководство учебным делом. Главной задачей этого учреждения, по мнению авторов доклада, становился контроль над единообразием и правильностью обучения личного состава флотов, чтобы не допускать разнобоя и односторонней его подготовки. При этом в ведении ГМШ должен был остаться только строевой офицерский состав и строевые нижние чины; офицеры и кондукторы, имеющие специальную подготовку, передавались в ведение «отделов МТК по специальностям» или ГГУ и Медицинской части. Термин «МТК», надо думать, был употреблен по привычке, так как данный доклад наличие «МТК» не предусматривает, а вместо него должно быть создано Главное управление судостроения и ремонта. Одновременно предлагалось ввести развитую аттестационную систему, которой придавалось большое значение, по иностранному примеру: «В Германском флоте офицер, давший неверную или небрежную аттестацию, увольняется»[436]. Здесь необходимо заметить, что эксперименты с аттестационной системой проводились в тот период в военном ведомстве. Управление медицинской службой, согласно проекту, было чрезвычайно раздроблено. Кроме медицинской части, подчиненной товарищу министра, такие части существовали в Главном управлении судостроения и ремонта, Главном интендантском управлении, а в Комиссии для наблюдения за строительством и испытания судов — особые врачи. Три медицинские части получали право заведования подчиненным им личным составом. На местах медицинской службой должны были заведовать флагманские врачи и главные врачи портов, подчиненные только своим непосредственным строевым начальникам. Проект предусматривал создание особой Канцелярии товарища морского министра из двух отделений — Распорядительного и Отчетного. Адмиралтейств-совет предлагалось превратить в чисто совещательный орган.

И.К. Григорович рассматривал доклад в течение недели и 22 июля 1911 г. изложил свое мнение в обширной резолюции[437]. Министр считал, что распределение однородных дел между различными управлениями «не даст успеха». Он имел в виду раздробление управления медицинской службой и прямо указывал, что «все медицинское дело должно быть в одних руках». Учебное дело и управление личным составом должно быть централизовано в ГМШ. Канцелярию товарища морского министра И.К. Григорович считал возможным упразднить, оставив только одного чиновника для поручений или делопроизводителя. Министр не согласился с приданием Адмиралтейств-совету совещательных функций, значение его, по мнению адмирала, должно быть сохранено. Возможно, что здесь сказалось нежелание нарушать традицию, однако это не означало согласия И.К. Григоровича беспрекословно исполнять любые желания Адмиралтейств-совета. В своих воспоминаниях бывший министр писал: «Наибольшие затруднения я встречаю в Адмиралтейств-совете, где иногда некоторые члены начинают спорить о целесообразности той или другой меры, но это больше болтовня, и в конце концов все делается так, как мною одобрено по представлению учреждений»[438].

Уже в начале августа 1911 г. был подготовлен проект «Положения об управлении морским ведомством», основанный на варианте № 2 схемы, утвержденной морским министром 22 июня 1911 г., и на замечаниях, высказанных И.К. Григоровичем после рассмотрения доклада 15 июля того же года. Проект был разработан в Законодательной части ГМШ. Медицинская часть была теперь объединена и непосредственно подчинена морскому министру, остававшиеся еще в составе министерства инспекции, как, например, Учебная, были переименованы в отделы. Очевидно, что в МГШ имелись сведения о подготовке в Законодательной части проектов «Положения». Между 22 июля и 3 августа морской министр получил записку от начальника МГШ с изложением взглядов МГШ на реорганизацию ведомства[439]. В этой записке А.А. Эбергард предлагал ту же схему организации центральных учреждений, которая была разработана еще летом 1908 г. А.В. Колчаком. Изменение заключалось лишь в появлении Главного управления судостроения, объединявшего Артиллерийский и Минный, отделы, а также Отдел нового судостроения, в первоначальном проекте А.В. Колчака непосредственно подчиненные товарищу морского министра. Из проекта 1911 г. исчезает и Главная кредитная канцелярия при товарище министра, предусмотренная в 1908 г. Реакция И.К. Григоровича на это предложение точно не известна, но, очевидно, она была отрицательной, так как попытка провести в жизнь этот проект означала бы замедление реорганизации ведомства, при том что проект А.В. Колчака не имел существенных преимуществ перед разрабатываемым в Законодательной части. Кроме того, как и все проекты МГШ, он отличался некоторой громоздкостью, чрезмерным умножением подразделений министерства и усложненной структурой.

3 августа 1911 г. морскому министру была представлена записка, в которой предлагался вариант проекта «Положения», приемлемого для МГШ[440]. Согласно ему МГШ объявлялся органом, руководящим подготовкой к войне, руководствуясь лишь «общими высочайшими указаниями», при этом о роли морского министра вообще не упоминалось. В мирное время этот орган наблюдал за боевой подготовкой морских сил. Начальник МГШ получал право:

— принимать участие в заседаниях высших государственных учреждений, в том числе и Совета министров, и замещать в них министра в случае его отсутствия;

— инспектировать флот, порты и береговые учреждения;

— объявлять все приказы по предметам своего ведения от имени министра;

— делать личный высочайший доклад в присутствии министра;

— пользоваться общими правами товарища министра;

— состоять по должности членом Адмиралтейств-совета.

Фактически начальник МГШ приобретал права товарища министра и становился вторым человеком в ведомстве. С этими предложениями был тесно связан и проект структуры самого МГШ и положения его офицеров, предложенный И.К. Григоровичу в те же дни[441]. Согласно этому проекту, начальники оперативных частей штаба приравнивались к «генерал-квартирмейстерам» сухопутного Генерального штаба. Здесь, видимо, допущена ошибка, так как в Главном управлении Генерального штаба существовало лишь одно Управление генерал-квартирмейстера, подразделявшееся на четыре части во главе с обер-квартирмейстерами[442]. К ним и предполагалось приравнять начальников Оперативных частей МГШ, хотя, конечно, масштаб их деятельности был несравним. Например, части 2-го и 3-го обер-квартирмейстеров заведовали подготовкой всего европейского и азиатского театров соответственно, тогда как три оперативные части МГШ заведовгиш балтийским, черноморским и тихоокеанским театрами, которые значительно меньше европейского или азиатского в целом, не говоря уже о численности личного состава штабных подразделений.

6 августа 1911 г. проект «Положения», разработанный в Законодательной части, был получен в МГШ[443]. Через пять дней И.К. Григорович получил доклад А.А. Эбергарда, содержавший серьезные критические замечания на проект[444]. «По крайнему разумению моему, проведение в жизнь означенного законопроекта будет иметь нежелательные, пагубные для флота последствия»[445] — писал начальник МГШ. По его мнению, функции учреждений в предлагаемом проекте были перемешаны, что прямо противоречило резолюции министра на докладе 22 июня — о распределении дел между учреждениями. Начальник МГШ высказал несколько критических замечаний, которые сводились к следующему:

— замещать министра в случае его болезни или отсутствия должен не его товарищ, а «начальник его штаба», то есть МГШ;

— Адмиралтейств-совет остается бесконтрольным, и министр может передоверять ему принятие важных решений, уходя от ответственности сам;

— ГМШ фактически сохраняет в своих руках управление флотом. Для иллюстрации этого тезиса А.А. Эбергард цитировал ряд старых статей «Свода морских постановлений» о его правах;

— МГШ сведен к роли разработчика решений, принимаемых ГМШ и Канцелярией Морского министерства. При этом функции МГШ выглядели «как бы искусственно выделенными». Особые нарекания А.А. Эбергарда вызвало то, что теперь начальник МГШ лишался права личного всеподданнейшего доклада, хотя бы в присутствии министра;

— начальник Морского учебного комитета безответствен; создание такого органа вне ГМШ противоречит резолюции И.К. Григоровича на докладе МГШ 15 июля 1911 г., в которой говорилось о недопустимости разнесения однородных обязанностей по разным учреждениям;

— ГУК безответственно «в смысле постройки и ремонта кораблей», так как единственным планом для него является план работ, составляемый им самим и утверждаемый товарищем министра. ГУК дублирует деятельность МГШ при определении тактико-технических заданий при проектировании судов;

— ГМХУ и ГГУ также лишены необходимого контроля;

— канцелярия Морского министерства наделена слишком большими правами и фактически приравнена к штабу флота, так как она должна составлять законопроекты, толковать законы, подготавливать всеподданнейшие доклады, вести переписку министра и так далее.

По мнению начальника МГШ, подобная реорганизация должна была привести к «полной дезорганизации». А.А. Эбергард обвинял Законодательную часть в превышении полномочий, так как она не ограничилась редактированием проекта с формально-юридической стороны, а вносила изменения по существу и в нарушение «Правил о порядке разработки законоположений в морском ведомстве», утвержденных царем 30 мая 1911 г. Заключительная часть записки звучала тяжким обвинением: «Из всего вышеизложенного следует, что по неопределенности функций и обязанностей, возложенных на учреждения и их начальников, вследствие нарушения основных принципов организации (безответственность, самоинспекция, самодовлеющая деятельность при отсутствии руководящей идеи, отсутствие органа, разрабатывающего основную идею, дающего основы деятельности прочим органам и наблюдающего за проведением в жизнь руководящей идеи; отсутствие связи между плавающим флотом и Морским министерством, например составление ГМШ программы плавания вне зависимости от учебного плана, вытекающего из плана войны, и прочее. — Примеч. А.А. Эбергарда), а также вследствие несоблюдения формы закона (отсутствие ясности изложения, неопределенность обязанностей, лишающая возможности установить ответственность за результат деятельности, отсутствие прямых указаний на ответственность и прочее. — Примеч. А.А. Эбергарда) рассматриваемое "Положение", по сравнению с ныне действующим, является полной дезорганизацией Морского министерства, ибо все то рациональное, что было достигнуто в течение последовавших после войны лет в управлении ведомством работой МГШ, — сводится к нулю, и новый проект возвращает министерство в первобытное, до войны, состояние, не говоря уже о том, что обнародование нового "Положения" в том виде, как оно изложено в "измененном проекте", будет иметь результатом подрыв в корне только что образовавшегося доверия к деятельности Министерства со вступлением Вашего Превосходительства в управление Морским министерством»[446]. Любопытно, что одним из аргументов А.А. Эбергарда было указание на подрыв доверия к руководству Морского министерства со стороны Государственной думы. На полях доклада министр 28 августа 1911 г. изложил следующие свои возражения начальнику МГШ:

— «если Товарищу Морского Министра и вверена хозяйственная часть Министерства, то он остается тот лее строевой офицер, как и остальные начальники, которые ему, как и Министру, должны помогать»[447];

— министр не может снять с себя ответственность и передать ее какому-либо учреждению;

— ГМШ ничего не решает, а лишь конкретизирует распоряжения главы ведомства и организует их исполнение;

— МГШ является важнейшим органом морского ведомства и главным учреждением, ведающим боевой подготовкой флота. По поводу права личного доклада царю министр написал, что в данном случае имелось указание Николая II о том, что морской министр должен оставаться единственным докладчиком от министерства, как и в военном ведомстве;

— председатель Морского учебного комитета может лишь представлять министру свое мнение, г, окончательное решение принимает министр, поэтому нельзя говорить о безответственности председателя;

— ГУК получает указания от товарища министра, а последний — от самого министра, и следовательно, здесь не может быть речи о безответственности;

— то же самое относится к ГМХУ и ГГУ;

— что же касается замечаний А.А. Эбергарда о роли и месте Канцелярии Морского министерства, то министр, видимо, согласился с ними.

И.К. Григорович также отметил: «Считаю, как считал и раньше, что МГШ есть учреждение необходимое, имеющее громадное значение для всего управления флотом и морским ведомством. Только что составленное и мною много продуманное "Положение о МГШ" его нисколько не унижает, в нем все решительно есть. Уверен, что и общее "Положение" даст положительный результат, а если и будут пропуски или неясности, то лучше сделать исправления по статьям, как покажет опыт и жизнь. Вполне рассчитываю на личный состав МГШ, что он будет мне в этом помогать»[448].

Законодательная часть, естественно, выдвинула контраргументы[449]. Во-первых, проект, вызвавший возражения МГШ, разрабатывался еще до мая 1911 г., когда Законодательная часть не была ограничена в законотворческой деятельности. Необходимо отметить, что если это и было так, то разработка «Положения» не могла начаться до 19 марта 1911 г., когда пост министра занял И.К. Григорович, так как проект «Положения», разрабатывавшийся летом 1909 г., сильно отличался от предложенного в 1911 г. Во-вторых, как указывали представители Законодательной части, А.А. Эбергард во время обсуждения проекта «Положения» в 1909–1910 гг. не возражал против основных пунктов этого документа. МГШ ответил новой запиской 12 сентября 1911 г.[450] В ней А.А. Эбергард предлагал вновь пересмотреть гл. V «Положения», посвященную правам и обязанностям МГШ. Через два дня И.К. Григорович отреагировал в командном стиле: «Начальнику Законодательной части. Примите мою редакцию к исполнению, а затем доклад сей и "Положение" к нему направьте к начальнику МГШ»[451]. Но и этого было мало. В объяснительной записке по поводу данной резолюции, направленной морскому министру 14 сентября 1911 г., А.А. Эбергард писал, что заявление представителей Законодательной части о его согласии со всеми пунктами проекта «Положения» при обсуждении осенью 1910 г. фактически неверно, а редакция, предложенная Законодательной частью, носит слишком общий, расплывчатый и неопределенный характер[452]. Впрочем, вопрос о введении нового «Положения об управлении Морским министерством» для И.К. Григоровича был уже предрешен, и записки А.А. Эбергарда ничего не могли изменить. Более того, их совместная работа в Петербурге оказалась невозможной. Когда 11 октября 1911 г. И.Ф. Бострем был смещен с поста командующего Черноморским флотом, на его место назначили А.А. Эбергарда. И.К. Григорович, правда, указывает в качестве причины нового назначения А.А. Эбергарда соображения целесообразности: «Вместо вице-адмирала Бострема представил к назначению вице-адмирала Эбергарда, уверен, что он приложит все возможное, чтобы поднять дисциплину и дух в Черноморском флоте, подтянет офицерский состав и не будет так халатно относиться к своим обязанностям, как его предшественник»[453]. И.Ф. Бострем был уволен в отставку после посадки на камни линейных кораблей «Св. Евстафий» и «Св. Пантелеймон» при выходе с рейда румынского порта Констанца. Более вероятной причиной удаления А.А. Эбергарда из Петербурга представляется его конфликт с министром по поводу полномочий МГШ и его начальника. Новым начальником МГШ стал светлейший князь контр-адмирал А.А. Ливен, который во время русско-японской войны командовал крейсером «Диана». «Диана» стала одним из немногих кораблей, прорвавшихся из Порт-Артура после боя в Желтом море. После войны он командовал крейсером «Память Азова» и был начальником 1-й минной дивизии Балтийского флота.

Осенью 1911 г. в Законодательной части была подготовлена объяснительная записка к «Временному положению об управлении Морским министерством», подписанная И.К. Григоровичем и адресованная Николаю II[454]. В ней министр останавливался на уже проведенных преобразованиях в морском ведомстве, в частности создании МГШ, введении «Положения о командующем Морскими Силами» и т. п. Далее он обосновывал необходимость принятия нового «Положения об управлении морским ведомством», пока на временной основе. В записке отражена структура центральных учреждений Морского министерства, которая была введена в действие позднее, в октябре 1911 г.[455] Своеобразие ситуации состояло еще и в том, что требовалось изменить структуру министерства, не увеличивая расходов хотя бы на первых порах, так как прохождение новых ассигнований через Думу могло затянуться. Сумма, выделявшаяся на нужды центрального аппарата Морского министерства, составляла 723 860 руб. в год, еще можно было использовать пять казенных квартир с отоплением и освещением. Поэтому ряд преобразований, которые И.К. Григорович считал целесообразными, не были осуществлены. Как следует из частного письма С.М. Радковича А.А. Эбергарду, Строительная часть и Управление по делам рабочих и вольнонаемнослужащих были подчинены ГМХУ именно по этой причине, хотя первоначально предполагалось их независимое положение среди учреждений, подведомственных товарищу морского министра[456]. Переход к новой организации также не мог быть осуществлен сразу, предполагалось делать это постепенно, по мере выделения средств[457].

11 октября 1911 г. Николай II утвердил отделы I–II нового «Положения об управлении морским ведомством», которые посвящались центральному управлению. Это высочайшее повеление было объявлено приказом по морскому ведомству 19 октября того же года. Таким образом, завершилась эпопея, длившаяся более шести лет.

Уже 24 октября был издан приказ по морскому ведомству № 312, который предписывал учреждениям начать разработку проектов «Наказов» для себя, проекты требовалось представить к 31 декабря[458]. Как следует из разъяснения, данного Канцелярией Морского министерства Морскому Генеральному штабу 22 декабря, «"Наказ по управлению морским ведомством" должен был являться более подробным изложением тех обязанностей учреждений морского ведомства, которые предусмотрены "Временным Положением об управлении морским ведомством"»[459]. Единственным подразделением министерства, представившим в срок свой проект «Наказа», было Управление по делам рабочих и вольнонаемных служащих[460], а остальные не сделали этого даже к весне 1912 г. 6 марта И.К. Григорович потребовал ускорить процесс разработки проектов «Наказа», но ГУК и ГМХУ не представили их и к концу года, а МГШ ограничился проектом секретного дополнения к «Положению об управлении морским ведомством». Видя, что дело не двигается, 5 ноября морской министр приказал внести в Адмиралтейств-совет части «Наказа», посвященные отдельным учреждениям[461]. Адмиралтейств-совет не спешил с рассмотрением проектов, поэтому на отзыв начальникам учреждений-разработчиков они были отосланы лишь 29 мая 1914 г., накануне войны[462]. В Канцелярии Морского министерства смогли собрать и обобщить отзывы только к лету 1915 г.[463] Наиболее серьезные возражения вызвал отдел II «Главный Морской штаб». Кроме работников МГШ недовольны были командующие Морскими силами Балтийского и Черного морей Н.О. фон Эссен и А.А. Эбергард. «Основной недостаток проекта отдела — его полное несоответствие "Положению о командующем Морскими Силами", а также, хотя и в меньшей степени, "Временному положению об управлении морским ведомством"»[464] — писали они. Прежде всего, не удовлетворяло в проекте отдела II указание на право начальника ГМШ контролировать обучение судовых команд, что фактически должно было привести к контролю над командующими флотами. Кроме того, составление «любых» расписаний и программ плавания, также возложенное на ГМШ, должно происходить по согласованию с МГШ, а не единолично. Для устранения разногласий 18 июля 1915 г. было созвано совещание под председательством члена Адмиралтейств-совета адмирала В.М. Задаренного 1-го[465]. В условиях военного времени деятельность этого совещания вряд ли могла быть особенно активной. Действительно, два его заседания произошли 14 и 19 августа 1915 г., после чего совещание практически не работало[466]. Начальник ГМШ адмирал К.В. Стеценко, сменивший 17 апреля 1914 г. на этом посту М.В. Князева, указал на то, что «неудобно» принимать «Наказ», не имея проектов от ряда важнейших подразделений министерства. Лучше отложить это до окончания войны, чтобы можно было учесть ее опыт. Другие участники совещания возражали, что война идет уже больше года и ее опыт и так может быть учтен, а К.В. Стеценко было поручено переработать проект отдела II «Наказа», учитывая высказанные замечания, однако до 1917 г. к вопросу о разработке «Наказа» не возвращались.

Переделывать «Положение об управлении морским ведомством» пришлось сразу же после его принятия. Согласно «Положению», утвержденному Николаем II 11 октября 1911 г., Архив Морского министерства впервые в своей истории оказался в положении самостоятельного подразделения, подчиненного только товарищу министра[467]. Уже в начале ноября 1911 г. И.К. Григорович, выполняя просьбу А.А. Ливена, и поручил ему принять архив в свое ведение. Таким образом, исполнилось одно из требований представителей МГШ, которое они выдвигали с 1906 г. Начальник архива получал право доклада министру в присутствии начальника МГШ. Морской министр пообещал также, что соответствующие изменения будут внесены в «Наказ» министерству, но А.А. Ливен просил подчинить ему Архив административным распоряжением, так как «Наказ» должен был утверждать Адмиралтейств-совет, и сохранялась вероятность того, что он не подтвердит новый статус архива.

Переход на новые штаты должен был увенчать реорганизацию центрального аппарата Морского министерства. 29 сентября 1911 г. состоялось первое заседание Особого междуведомственного совещания по разработке новых штатов морского ведомства, на котором присутствовали представители Министерства финансов и Государственного контроля[468]. Моряки обратили внимание на то, что существовавшие штаты были выработаны еще в 1885 г. С тех пор в морском ведомстве произошли зажные изменения: если в середине 80-х годов XIX в. на флоте служили 1794 офицера, 482 медицинских и классных чина и офицера по Адмиралтейству и 26 419 нижних чинов, а морской бюджет составлял 39 млн руб. в год, то по табели комплектации на 1911 г. полагалось иметь 2452 офицера, 828 чиновников, офицеров по Адмиралтейству и классных содержателей и 48 564 нижних чина. При этом появилась новая категория военнослужащих — кондукторы, которых предполагалось иметь на флоте в 1911 г. 1397 человек. Кроме того, была выделена служба Генерального штаба, увеличилось число учебных отрядов, школ, классов. «В значительной степени увеличилась и осложнилась работа учреждений министерства с последовавшей в 1906 г. реорганизацией законодательных учреждений и Совета Министров»[469]. Недостаточность штатного состава вынуждала Морское министерство привлекать к работе, особенно в МГШ и Отделе подводного плавания, строевых офицеров, которые формально лишь прикомандировывались к этим учрежденшш. Новые штаты должны были соответствовать возросшим потребностям флота и его центральных учреждений. Одновременно назрела необходимость повышения жалованья офицерам и чиновникам, так как дороговизна жизни в Петербурге непрерывно возрастала. Кроме того, предполагалось увеличить средства, выделяемые на наем нештатных служащих (конторщиков, писцов, сторожей, машинисток) до 20 %, а на канцелярские расходы — до 10 % от средств на содержание штатного личного состава, по примеру Министерства путей сообщения. Следовало увеличить сумму, предназначенную на награды служащим, которая составляла всего 4 % от общей суммы их жалованья, чего было явно недостаточно. Всего на центральный аппарат министерства предполагалось ассигновать 2 192 142 руб. в год, увеличив расходы на 1 344 509 руб., или на 258,6 %. Эта сумма была сравнительно невелика, так как за 1912 г. предполагалось израсходовать на флот 164 216 тыс. руб. Таким образом, затраты на центральный аппарат составили бы чуть больше 1,3 % всего бюджета министерства[470].

Министерство финансов во главе с В.Н. Коковцовым возражало против любого увеличения расходов. В своем заключении на проект штатов 19 апреля 1912 г. В.Н. Коковцов писал, что трудно оправдать целый ряд расходных статей, например на МГШ, «созданной только в 1909 г.». Здесь министр допустил явную неточность — МГШ был образован в апреле 1906 г., но в первое время содержался за счет различных остатков по сметам и перераспределения средств внутри министерства, и только в 1909 г. впервые расходы на МГШ были указаны отдельной строкой в бюджете Морского министерства[471]. Вообще в воспоминаниях В.Н. Коковцова фактические неувязки встречаются довольно часто, например бывший министр финансов указывает начало 1908 г. как дату назначения И.К. Григоровича морским министром и связывает с его именем внесение в Государственную думу проекта штатов МГШ, вызвавшее широко известный спор о компетенции Государственной думы и царя[472]. По мнению министра финансов, система главных управлений, принятая в военном и морском ведомствах, дороже департаментской системы, получившей распространение в гражданских ведомствах. Представитель Государственного контроля П.П. Левицкий возражал против уравнения начальников отделений МГШ с директорами департаментов гражданских министерств и против сохранения делопроизводств в ГМШ, где одновременно появлялись отделения[473]. Возражения представителей гражданских ведомств практически не возымели действия: единственным изменением, на которое согласились моряки, стало объединение Наградного и Пенсионного отделений ГМШ, деятельность которых была признана тесно связанной между собой[474]. Таким образом, проект постоянных штатов Морского министерства прошел процедуру согласования с финансовым и контрольным ведомствами на удивление безболезненно.

12 мая 1913 г. проект постоянных штатов был вынесен на рассмотрение Государственной думы, но дело там надолго застопорилось: хотя Комиссия по военным и морским делам рассмотрела законопроект 15 июня 1913 г., но далее к 16 мая 1914 г. он не был рассмотрен Бюджетной комиссией[475]. Такая медлительность Думы оказалась в некоторой степени полезна морскому ведомству, так как в начале сентября 1914 г. в ГМШ вдруг вспомнили, что в проект штатов не включен формируемый гарнизон «Морской крепости императора Петра Великого» — Ревеля. 2 июля 1915 г. был поднят вопрос об усилении штатов МГШ в связи с развитием морской авиации[476]. Наконец, 10 марта 1916 г. состоялось совещание высших чинов морского ведомства по применению новых окладов, утвержденных Советом министров в 1914 г. для чиновников Департамента таможенных сборов Министерства финансов[477]. На другой день состоялось междуведомственное совещание с участим представителей финансового и контрольного ведомств под председательством помощника морского министра вице-адмирала П.П. Муравьева, которое одобрило применение новых окладов в морском ведомстве[478]. 22 марта этот вопрос был положительно решен Советом министров, что позволило уже через четыре дня внести его в Государственную думу[479]. Одобрение нижней палаты было получено довольно быстро, и 25 июня 1916 г. Николай II утвердил постоянные штаты Морского министерства, с тем чтобы ввести их в действие с 1 января 1917 г., а если позволят сметные остатки, то и с 1 сентября 1916 г.[480] Однако средств оказалось недостаточно. 6 октября 1916 г. штаты были внесены в Адмиралтейств-совет, который и дал им окончательное формальное одобрение[481]. Новые штаты вступили в силу 1 января 1917 г. Так завершился многолетний процесс преобразования Морского министерства, для того чтобы через несколько месяцев начаться вновь, уже после перемены политического строя страны.

Накануне Первой мировой войны помимо вопросов внутренней организации Морского министерства встала проблема координации действий оборонных ведомств. Если в мирное время общие для Военного и Морского министерств вопросы обсуждались в Совете министров и различных совещаниях, то в период, непосредственно предшествующий войне, когда требовалось принимать оперативные решения, такой путь казался слишком медленным. Еще 29 мая 1910 г. военный министр генерал от кавалерии В.А. Сухомлинов во «всеподданнейшем докладе» высказал мысль о необходимости разработки такого нормативного акта. Вскоре Николай II распорядился создать междуведомственное совещание при Главном управлении Генерального штаба для его разработки[482]. Председателем совещания стал генерал-майор М.А. Лукомский. «Положение» должно было предусмотреть ряд мероприятий, направленных на ускорение перевода армии с мирного положения на военное, которые можно было бы провести до официального объявления мобилизации. Для Военного министерства кроме общегосударственного, в этом деле был и свой, ведомственный интерес. Совет Министров во главе с энергичным П.А. Столыпиным пытался сузить «автономию» военных, особенно в финансовой сфере. Во время предполагаемой войны и в период ей предшествующий военное ведомство рассчитывало сильно увеличить свой вес в системе государственного управления, избавиться от докучливого контроля со стороны финансового и контрольного ведомств. Об этом свидетельствует проект «Положения», разработанный в Военном министерстве между 30 мая и 18 сентября 1910 г.[483] Проект военного ведомства предполагал наделение военного министра в предмобилизационный период чрезвычайными правами, в частности на него возлагалось общее руководство исполнением всех мер, осуществляемых в этот период всеми ведомствами; он мог самостоятельно вводить в действие перечень мероприятий второй очереди (то есть требующих «дополнительного, из казны, расхода») повсеместно или в отдельных районах страны; наконец, ассигнование чрезвычайных кредитов на потребности, предусмотренные перечнем мероприятий второй очереди, должно было осуществляться без согласования даже с министром финансов и государственным контролером, не говоря уже о представительных учреждениях. Попытки истолковать предмобилизационный период как «длительный период дипломатических осложнений, предшествующий войне» также были не случайны. Возможность практически бесконтрольно использовать финансовые средства в этот период импонировала не только военному, но и морскому ведомству. Проект «Положения», разработанный в Военном министерстве, предусматривал так же верховенство военного министра в предшествующий войне период во всех оборонных мероприятиях, в том числе и осуществляемых по морскому ведомству.

На первом заседании между ведомственного совещания 18 сентября 1910 г. представители морского ведомства заявили, что в Морском министерстве уже имеется аналог предлагаемого «Положения». Они имели в виду проект «Положения об охране портов в мирное и военное время», выработанный незадолго до того комиссией под председательством штаб-офицера МГШ капитана 1-го ранга М.М. Римского-Корсакова 3-го[484]. Позднее военные моряки поняли важность предлагаемого проекта, и до февраля 1911 г. в Морском министерстве проект «Положения» обсуждался и редактировался. За это время были созданы два проекта изменений и дополнений, которые надлежало внести в него. Первоначальный проект предусматривал установление «равноправия» Военного и Морского министерств в руководстве мероприятиями, проводимыми в предмобилизационный период, и введение этого периода по совместному докладу обоих министров[485].

Работа совещания, обсуждавшего проект «Положения», проходила довольно вяло. После заседания 18 сентября 1910 г. оно собралось лишь в марте 1911 г.[486], и представители Военного министерства предложили на нем перейти сразу к обсуждению перечня мер, желательных в период, предшествующий войне. Это предложение было вызвано, по-видимому, тем, что военное ведомство желало свести к минимуму обсуждение основной части «Положения», содержавшей наиболее выгодные для военного ведомства нормы. В то же время, как показала дальнейшая работа совещания и обсуждение проекта в правительстве, именно эта часть «Положения» вызвала наиболее оживленную дискуссию.