Мертвый город жив

Мертвый город жив

Рите хотелось посмотреть Ниагарский водопад, и мы свернули на север. Не стану описывать те красоты, которые довелось увидеть, чтобы не утомлять читателя. Попытки сделать невозможное, передать словами величественную красоту этого места, предпринимали и еще предпримут тысячи и тысячи авторов, – но никому не удалось сделать невозможное. Как невозможно представить это место, посмотрев документальный фильм или набор открыток, купленный в местной лавке, так невозможно передать словами то, что надо раз в жизни увидеть своими глазами.

Затем мы отправились на остров Макинак и одноименный городок, что в штате Мичиган. Сели на паром и через полчаса оказались там, где запрещено передвижение на машинах и мотоциклах. На весь остров только два автомобиля, «скорой помощи» и пожарный. Еще здесь есть небольшой аэропорт с одной полосой, принимающий легкомоторные самолеты.

Средств передвижения два: велосипед и лошадь. Мы проехались в вагончике на лошадиной тяге, взглянули на отель с самой длинной в мире, – около двухсот метров, – открытой верандой и на крепость, построенную во времена войны с англичанами за независимость. Пообедали в рыбном ресторане и прогулялись по улицам. Я скучал и томился. Рита выглядела немного разочарованной и не могла этого скрыть. Она читала об этом городке в разных путеводителях, но что именно хотела здесь увидеть, незабываемого, потрясающего, – не знаю.

По правде говоря, подобные туристические ловушки, привлекающие к себе внимание чем-то особенным, – велосипедным движением, глубокими пещерами, высокими горами, уникальными мостами, плотинами, старинными поселениями индейцев, крепостями и прочее, – густо натыканы по Америке. Счета им нет.

Побывать и написать о них, – невозможно, даже если посвятить этой благородной цели всю жизнь без остатка. Но моя задача гораздо скромнее. И, если бы не Рита, не стал тратить время на такие пустяки.

* * *

Стоял погожий воскресный день, сувенирные лавки были полны туристами, с озера Гурон дул ветерок, но он не мог разогнать запах лошадиного навоза, пропитавший окрестности. Чтобы спастись от него, мы свернули с главной улицы, пошли по узкой дороге, затем по тропинке между частных домов, заборов здесь не ставят. Я сверился с картой, свернул направо и показал Рите на деревянный дом с большой открытой верандой, над крыльцом на ветру полоскался государственный флаг: это летняя резиденция губернатора штата Мичиган.

А вот и сам губернатор, которого можно легко узнать по портретам в газетах. Человек средних лет в шортах и застиранной майке сидел на плетеном стуле и читал книжку в мягкой обложке. Рита остановилась и смотрела на человека слишком долго, чтобы он мог игнорировать этот взгляд. Губернатор опустил книгу, сдвинул очки на кончик носа. Помахал нам рукой и снова углубился в чтение. Мы пошли дальше, хотя Рите хотелось еще постоять.

– Почему он без охраны? – спросила она.

– Здесь не принято, ну, таскать за собой охрану. Он ведь губернатор всего-навсего, а не Папа Римский. Деньги на охрану – из бюджета штата. Народу не нравится, когда их налоги чиновники тратят не по делу.

– А почему резиденция такая бедная?

– Штат небогатый. Но и в богатых регионах так принято, ну, чтобы все скромно. У мэра Нью-Йорка даже кабинета своего нет. Он в одном общем помещении с подчиненными сидит. И не жалуется. Так он к нарду ближе. Есть другое объяснение: это удачный пиар ход.

– А как губернатор здесь передвигается? Машин-то нет.

– Как все. На велосипеде. Сядет и едет.

Мы свернули к причалу и тут нос к носу столкнулись с моим давним знакомым неким Михаилом, румяным жизнерадостным мужчиной лет сорока пяти. Оказывается, он привез сюда на частную экскурсию двух богатых парней из России. Бизнесмены остановились в самом дорогом отеле (где же еще?), они проведут здесь пару дней, а Миша направляется к себе в Детройт. Во время знакомства с Ритой ноздри Миши хищно раздувались, в голосе появилась сладкие ноты, на щеках загорелся нездоровый, пятнами, румянец. Значит, как всегда при встрече с красивой женщиной, он волнуется.

– Сейчас мы вернемся на большую землю, – Миша подхватил Риту под локоть и потащил за собой к пристани. – Только не спорьте… Вам надо заехать в музей Форда. Уникальная экспозиция. Таких машин не увидите нигде в мире. Оказаться в Мичигане и не посетить музей Форда – просто глупо. Зачем тогда приезжать? Тридцать миль – не крюк.

* * *

Я музеи не люблю, но бываю в них часто, – почему-то так случается помимо воли. Чтобы не обижать Мишу, мы отправились в музей Форда. Это огромный комплекс, примыкающий к парку развлечений, куда люди приезжают на выходные семьями: покататься на железной дороге, качелях, каруселях, а заодно уж, если останется время, завернуть в сам музей. Мишу, человека серьезного, интересовала только содержательная часть нашей экскурсии. Он мерил жизнь единицами информации, которую сумел вложить в мозги благодарных слушателей, а говорить, содержательно и долго, – он мастак.

Если невнимательно слушать его лекции, Миша становится обидчив и возбужден. Нам пришлось пройти немало музейных залов, пересмотреть десятки раритетных автомобилей, но конца этому не было. Миша не отходил от Риты ни на шаг. Поговорить с красивой женщиной ему удавалось не так уж часто. Я, всеми забытый, тащился сзади.

– Вот в этом «Линкольне» возили Рузвельта, – говорил Миша. – Рядом с этим «Линкольном» стоял Рейган, когда в него стреляли… Вот в этой открытой машине убили Кеннеди. Да, да, прямо вот здесь и застрелили… Печально.

Я смотрю на сидения «Линкольна», пятен крои не видно.

– Этот «Крайслер – С – 300» выиграл «Наскар» в таком-то году»…

Наконец Миша выпустил пар, но до конца не успокоился. Теперь он заявил, что нам нужно посмотреть Детройт, – иначе он нас не отпустит. Черт с ним, поехали. Мы добрались до Детройта, утонувшего в фиолетовых сумерках, сняли гостиницу и отпустили Мишу, пообещавшему нагрянуть завтра ранним утром.

* * *

С Мишей мы познакомились случайно. Ко мне приехали гости, которым хотелось посмотреть Детройт. Но где найти гида с русским языком?

Позвонил приятелю, он дал телефон некоего Миши, человека, который устраивает частные экскурсии по городу. Миша из тех людей, чья судьба за океаном сложилась более или менее удачно. Одно время он жил в Германии, по приезде в Америку открыл экскурсионное агентство, возил туристов по стране, набирая любопытных из местной публики.

Но наступил кризис, люди перестали тратить деньги на путешествия. Миша нес убытки, хотел уже закрывать лавочку. К тому же Детройт оказался городом, по которому кризис ударил больнее всего. Приостанавливали работу автомобильные заводы, сотни тысяч граждан оказались на улице, не смогли оплачивать кредиты за жилье. Люди бросали дома и уезжали.

Мише тоже приходилось несладко, он перебивался случайными заработками. Хотел продать дом, уже собрался в Техас, где за небольшие деньги можно купить коттедж, почти дворец, облицованный природным камнем, с мраморными полами и кучей комнат. Дворец, в котором без карты заблудишься. А у Миши жена, дети… И дети от другого брака. Для жизни нужно много места. И всем дай. Но где взять деньги, – никто не говорит.

Но тут ситуация волшебным образом изменилась, в Детройт со всего света зачастили журналисты, телевизионщики и газетные фотографы, которым редакция поручила сделать репортаж на тему: как плохо живут американцы, как они, несчастные, бедствуют во время кризиса. А куда ехать? В Детройт, разумеется.

Журналистам нужна была натура: городские трущобы, остановленные заводы, люди, оказавшееся на обочине жизни. Плюс к тому – гид, кто-то из местных, кто говорит не только по-английски, но и на других языках. А Миша знает адреса всех городских клоак и владеет восемью языками. Польский, немецкий, чешский…

Так настал его звездный час. Среди репортеров работает своя почта или телеграф, если кто-то побывал в Детройте, увидел «обнаженные язвы капитализма», непременно передаст Мишины координаты коллегам. Так он перебился в трудные годы, а потом ситуация в экономике изменилась лучшему. В семейной жизни, правда, не все благополучно. (После нашей экскурсии ему стало казаться, будто он выбрал не ту спутницу жизни. Вот если бы Риту…)

Сейчас он снова возит групповые экскурсии по Америке и работает с журналистами в Детройте: видимо, о язвах капитализма еще не все написали.

* * *

Наутро мы погрузились в машину Миши и поехали смотреть город, но для начала остановились, чтобы позавтракать в ресторане с видом на реку Детройт и окрестности.

– Все, что видите на другой стороне – это Канада, – Миша позвал официанта и сделал заказ, состоящий из диетических блюд. – Граница между Америкой и Канадой – самая протяженная неохраняемая граница в мире. Без малого девять тысяч километров. Множество людей с темным прошлым покупали резиновую лодку и под покровом ночи, переплывали эту речку.

– Она не такая широкая, – заметила Рита. – Опытный пловец и без лодки обойдется. А я опытная.

– Не советую без лодки, течение быстрое. Кстати, речку переплывают не только уголовники, но и туристы, которым лень получить паспорт. Друзья мои, Канада – страна победившего социализма. Здесь империализм, а там… Заря новой жизни.

– Там другая модель экономики, – кивает Рита, ей эта тема знакома.

– Там социализм, – причем рафинированный. Огромные налоги для богатых. Скажем, американец, заработавший за год миллион долларов, должен заплатить пятьдесят процентов подоходного налога. Если вы заработали миллион в Канаде, государство удержит девяносто процентов вашего заработка. В Канаде бесплатное здравоохранение, большие социальные выплаты бедным и безработным, приличные дороги и социальное жилье. Плюс – государственная монополия на спирт. Все магазины, торгующие водкой и вином, – государственные, специализированные только на алкоголе. Плюс централизованное ценообразование. Высокий уровень жизни.

– Неплохо, – кивнула Рита. – Что еще?

– Еще? Очередь на эмиграцию в Америку – восемь лет. Но везет далеко не всем, обычно «грин карту» получают образованные люди в возрасте до тридцати лет.

– Почему же они при их высоком уровне жизни они становятся в очередь на эмиграцию?

– Несознательные люди, – вот кто они. Не хотят жить при социализме. Платить налоги в 90 % им не нравится. А медицина? Приходит канадец к врачу, тот говорит: «Ваша почка совсем того… Загибается. Нужно ее менять, чем скорее, тем лучше. Вас запишут в очередь на операцию». Обычно очередь на такие вещи движется года полтора. Я знал одну женщину, кстати, доктора философских наук, которая не дожила… Жаль ее.

– А как в Америке?

– Врач говорит: «Мы заменим почку без проблем. В следующий четверг заходите часиков в семь утра. Это не отнимет много времени». Да, медицина здесь платная и к тому же дорогая. Но иногда лучше заплатить, чем… М-да… Лучше заплатить.

* * *

Закончив завтрак, мы сели в машину и отправились на экскурсию по городу. Рита казалась невнимательной, ей не давала покоя вчерашняя встреча с губернатором штата Мичиган. Поэтому разговор крутился вокруг отношения народа и власти.

– Власть старается не попадаться на глаза народу, – рассказывал Миша. – Встретиться лицом к лицу с каким-то чиновником трудно. Общение по переписке, телефону или интернету. Или такая особенность: во всех штатах офисы губернаторов находятся не в крупных городах, а в небольших населенных пунктах. Захолустных городишках. И так по всей Америке. Столица штата Нью-Йорк, – не крупнейший Нью-Йорк, а захолустный Олбани. Столица Иллинойса не крупнейший город Чикаго, а крошечный Спрингфилд. Там же гостиницы для приезжих чиновников. Они там работают и никому не мозолят глаза. Посмотрите выпуски новостей: много ли там репортажей о чиновниках, даже о первых лицах страны? Народ не интересуется политикой. Я встречал людей, которые не знают имени президента США. Это им не мешает жить. В России все наоборот, там политика в воздухе витает. Один политикан сказал одно. Другой – другое. И вся эта говорильня в новостях. Здесь мнениями политиков интересуются в основном их жены. И то не всегда. (Конечно, если дело не касается громких скандалов).

– А почему я никогда не видела кортежей с мигалками, ни в одном городе?

– С мигалками ездит только президент. Но и он не злоупотребляет. До разных городов он добирается самолетом. В аэропорту его пересаживают в вертолет и доставляют до нужного места. Никто не станет перекрывать движение в городе из-за президентского кортежа, – разве что в крайнем случае. Народу это не понравится.

– А как в Вашингтоне передвигаются сенаторы?

– На своих двоих. Или на своей машине. Можно на общественном транспорте. Я слышал, в Вашингтоне неплохо работает наземный транспорт. Если за каждым губернатором или членом палаты представителей закрепить личного водителя, – эта будет слишком дорогая музыка. Кто станет ее оплачивать, рядовой гражданин? Власть живет скромно. У президента США оклад четыреста тысяч долларов в год. Минус налоги 30 процентов. Минус весьма значительные суммы, что он отдает на благотворительность. (Нельзя не пожертвовать на благотворительность. Иначе прослывешь жлобом). Не так уж много для руководителя супердержавы. И всего две резиденции: Белый дом, далеко не роскошный, и Кэмп-Дэвид, скромный домик в деревне. Сенатор получает около двухсот тысяч. Минус налоги и все прочее.

– Но вернемся к Детройту, – Рита заглядывает в блокнотик, где записаны заранее несколько вопросов, которые она хочет задать. – Как получилось, что этот индустриальный развитый город стал банкротом?

– Расходная часть больше доходной, значит, – банкрот. В России система налогообложения устроена так, что центр выгребает все доходы из регионов, а потом из общей корзины перераспределяет их. В России подавляющее большинство регионов, – банкроты. Живут на деньги, что присылают из Москвы.

– Это никого не удивляет. И не возмущает. Привыкли…

– А здесь каждый штат, каждый округ, каждый более или менее крупный город, – живет на свои деньги, на собранные налоги (налоги с продаж, налоги на недвижимость, акцизные сборы за алкоголь и сигареты и так далее) и не зависит от центра. Грубо говоря, из собранных налогов не меньше 60 % остается на местах. Остальное уходит в Вашингтон. В каждом более или менее крупном городе или штате зарегистрирована очень солидная компания налогоплательщик. Например, в Сент-Луисе «Будуайзер», в Атланте – «Кока-Кола», в Шарлотте (штат Северная Каролина) – «Бэнк оф Америка»… Из Вашингтона денег не пришлют. Живи на свои и по одежке протягивай ножки.

Мы едем по городу, Рита смотрит по сторонам. Широкие чистые улицы, красивые дома. Не видно людей, стоящих в очередях за бесплатной похлебкой, бомжей, спящих на тротуарах.

– Я представляла этот город другим: мрачным, потерявшим надежду.

– Ну, это уже стереотип общественного мнения: Детройт – мертвый город. Я помогал съемочным группам отыскивать натуру для съемок. Телевизионщики приезжают сюда уже с готовыми сценариями. Их написали у себя в Европе, о Детройте эти парни в интернете читали. И переписывать тексты, уже одобренные начальством, приводить их в соответствие с тем, что увидели здесь, никто не хочет. Зарубежные СМИ снимали репортажи, у которых был один от тот же подтекст. Посмотрите, как бедствуют американцы, граждане богатой супердержавы. Так почему же вы, граждане нашей страны, жалуетесь на плохую жизнь? Под готовые сценарии нужна подходящая картинка. Бродяга, ковыряющий в носу, бомж, который роется в помойном баке, разрушенный дом, брошенная церковь… Пропаганда.

– Но ведь эти бомжи – не переодетые артисты, – возражает Рита. – Они существуют.

– Такие картинки можно найти в любом населенном пункте, в самом благополучном городе мира. В Нью-Йорке, Париже, Сиднее… Но журналистам нужен именно Детройт. Они не хотят снимать шикарные дороги, штаб-квартиру «Дженерал моторс», «Ренессанс-центр», уникальный комплекс, равных которому нет нигде в мире, не хотят снимать метро, которое управляется компьютером, поезда, движущиеся без помощи машинистов. Они не хотят слышать, что каждый человек, оставшийся без работы, получил разовое пособие, и весьма прилично. Сто тысяч долларов, двести тысяч, триста, в зависимости от должности и стажа работы… Плюс ежемесячные выплаты в течении нескольких лет. Нужны бродяги. Что ж, как говориться: вы хочите бОмжей, – их есть у меня… Пока сюда ездят телевизионщики и газетные фотографы, мне будет на что заправить машину.

– Но население Детройта за годы кризиса уменьшилось в три раза, почему?

– Ошибка планирования, которую допустили частные компании, «Форд», «Крайслер» «Джи Эм». Слишком много автомобильных заводов было сосредоточено в одном регионе. Если бы они были разбросаны по стране равномерно, финансовые трудности поделили поровну.

Рита как-то рассказывала мне, что увлекалась экономикой. Она полагала: какова экономика – таково и государство. Если темпы готового прироста ВВП превышают пять процентов в год, значит, – государство идет правильной дорогой. Впрочем, позже призналась, что темпы роста – это всего лишь лукавая цифра, на самом деле не отражающая ничего мало-мальски значимого в жизни страны. Объективности ради надо сказать: Рита неплохо подкована, она окончила трехмесячные курсы по экономике при одном из европейских университетов, считает себя тонким знатоком этого вопроса. Без шуток.

– Но ведь с наступлением кризиса можно было что-то сделать, принять какие-то меры по защите своих производителей, – говорит она. – Можно было установить пошлины на иностранные машины. Или ввести утилизационный сбор на немецкие, японские, корейские автомобили. И тогда рабочие Детройта не потеряли бы свои места. Почему правительство не защитило простых людей?

– Все эти таможенные или утилизационные сборы противоречат принципам рыночной экономики.

– Плевать на экономику, – кажется, Рита очень сердита на американское правительство и на президента лично. – Речь идет о людях, об их достатке, об их счастье.

– Предположим, американцы закрыли бы свой рынок от иностранных машин, – Миша тоже сердит, он сердится на Риту, ему приходится объяснять такие вещи, которые ежу понятны. – Рабочие Детройта, без сомнения, от этого выиграли бы, остальные граждане – проиграли. Представьте, весь рынок принадлежит трем местным производителям. Конкуренции почти нет. Значит, можно задирать цены. И не думать о качестве. А это значит, что автомобильная промышленность деградировала бы лет за десять. Покупатели получили бы плохие машины по высоким ценам. И кто бы выиграл в итоге? Сейчас американским производителям принадлежит примерно половина местного рынка. За этот кусок приходится драться с японцами и корейцами. И это хорошо. Пусть дерутся. В этой драке выиграет покупатель.

– Но все равно, государство обязано было помочь…

– И помогло. Пособия по безработице платило государство. Действовали программы по переобучению рабочих. Однако оказалось, что человек, который десять лет закручивал на конвейере одну и ту же гайку, не способен учиться, воспринимать новое. Такие дела.

Мы неплохо покатались, пообедали и покинули «мертвый город» в хорошем настроении, потому что этот город скорее жив, чем мертв.

* * *

Под вечер мы приехали в Чикаго. Я решил расширить кругозор моей спутницы и вечером затащил Риту в район, где традиционно селятся гомосексуалисты и лесбиянки, хотя хватает народа с традиционной ориентацией. Огни секс шопов светились, будто путеводные звезды, и огней этих было много. Витрины не закрыты жалюзи или занавесками, – здесь это непринято.

В одном из таких заведений продавец, писаный красавец с напомаженными волосами, одетый в синий блейзер с золотыми пуговицами и тщательно наглаженные брюки, показывал двум юным девушкам, еще только постигающим азбуку плотской любви, как пользоваться фаллосом из латекса. Девушки заворожено смотрели на продавца.

Мы зашли в соседний магазин, продавец, средних лет хорошо одетый мужчина, скучавший в одиночестве, обрадовался нашему появлению и сходу объявил, что сегодня день больших скидок, кроме того, есть новые поступления, которые нас заинтересуют. Продавец украдкой разглядывал Риту, затем перевел взгляд на меня и сделал про себя какие-то умозаключения. Судя по выражению лица, выбор Риты продавец не одобрил. Я выглядел на свои годы. У меня на лбу было напечатано: пять раз по десять плюс еще три. Мы купили пару брелков и вышли на воздух.

Возле недорогой гостиницы стояли три чернокожие красавицы, одетые в облегающие кофточки и полупрозрачные брючки, подчеркивающие крутизну бедер. Рядом курил сутенер в облегающем пиджаке, на груди поверх рубашки медальон на толстой золотой цепи с фальшивым алмазом.

Он взглянул на Риту и улыбнулся своим мыслям. Наверное, прикидывал, сколько можно заработать на этой красотке, если правдами и неправдами затащить ее в свою компанию. На меня он тоже посмотрел с интересом, поморгал глазами, хмыкнул, видимо, решил, что человек я, внешне не слишком интересный, но, видимо, очень небедный, если могу позволить себе такую девочку.

Мы прошлись по ночным улицам, встречая подвыпивших ночных бабочек, заглядывая в «интересные» магазины и разглядывая экстравагантно одетых молодых и не очень молодых мужчин, которые, взявшись за руки, болтались по улицам в поисках приключений. В воздухе витал запах виски, ароматических свечей и травки. Собственно, эту экскурсию я затеял, чтобы настроить Риту на другое мероприятие, которое начнется завтрашним утром, в субботу. Это так называемый Парад гордости, как его называют здесь, или «гей парад», как его именуют в России.

Если бы Рита во время сегодняшней прогулки проявила робость и неуверенность, стала осуждать то, что увидела, имело смысл поставить крест на Параде гордости, ведь, и он, – в этом можно быть уверенным, – вызовет у Риты отрицательные эмоции. Тогда какой смысл тратить время.

Но Риту, как оказалось, человека широких либеральных взглядов, ничего из увиденного не шокировало, глубоко не задело. Поэтому наши планы на завтра остались в силе. В провожатого я выбрал Карла Сепкова, этнического чеха, ныне гражданина Америки, прожившего в Чикаго около тридцати лет. Карл критически относится к тем нетрадиционным секс меньшинствам и тем правам, которые меньшинства получили в последнее время.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.