Файфель ищет себя

Файфель ищет себя

Жил себе в Холме хасид Файфель. О, то был такой хасид, каких ещё поискать. У него был только потёртый кафтан, который пахнул луком и табаком, но зато на голове он носил меховую шапку с соболиным хвостом. Виски Файфеля украшали длинные закрученные пейсы. Ни у кого на весь Холм таких не было, и Файфель ими очень гордился. А ещё Файфель гордился тем, что его пальцы перелистали абсолютно все ученые книги, которые хранились в местной синагоге. Конечно, это совсем не означало, что Файфель эти книги читал, но ему и этого было достаточно. Он выглядел так, будто сам те книги написал, потому что считал себя не простым хасидом, а ученым хасидом, и смотрел на всех других свысока.

Одним словом, был он очень высокомерным, хотя на самом деле всё путал, и того, что утром прочитал, вечером уже не помнил, а что с вечера решил не забывать, то утром у него из головы вылетало в один миг. Бывало и так, что когда он собирался идти в синагогу, то не мог найти своей одежды, потому что не помнил, куда её девал, а когда находил левый ботинок, то не хватало правого. Но Файфель считал себя великим учёным, и находил такую забывчивость обычным делом. Единственное неудобство – из-за постоянной траты времени на поиски то одежды, то очков, то молитвенника он всегда опаздывал в синагогу.

Наконец решил он привести всё в порядок. Однажды вечером, перед тем как улечься спать, он взял лист бумаги и написал: 1. Очки – на столе. 2. Кафтан висит на дверях. 3. Шапка лежит на кресле. 4. Ботинки – под кроватью. 5. А я лежу в кровати.

После этого он спрятал листок под подушку и заснул с блаженной улыбкой, будучи уверен, что утром уже не подстерегут его никакие неожиданности.

Как только первые лучики солнца защекотали Файфелю нос, он встал, достал бумагу из-под подушки и прочитал: «1. Очки – на столе». Чудесно! Файфель надел очки и читал дальше: «2. Кафтан на дверях». Ага! Он надел кафтан, потом узнал где лежат ботинки, обулся, а когда дошел до пятого пункта «А я лежу в кровати», удивлению его не было границ. Он внимательно осмотрел кровать, но там не было никого.

Файфель был сильно озадачен, он стал ходить из угла в угол, заложив руки за спину, и думать. Он думал так напряженно, что даже пот выступил у него на лбу. Ещё бы! Разве не он самый учёный из хасидов? А если так, то всё, что напишет его рука, – истина. Разве он не написал собственноручно, что лежит в кровати? Написал. И если все другие пункты, указанные на бумаге, оказались правдивыми, а все вещи находились именно там, где и должны были быть, то нет никаких оснований усомниться в последнем пункте.

«Итак, я отыскал все вещи, – сказал он сам себе, – но не нашёл себя. И что это означает?»

Тут он ощутил, как холодный пот выступил у него на лбу. Ему стало страшно.

 – Если меня нет там, где я ещё вечером должен был быть, это означает только одно: я ночью исчез! Я исчез, и меня нет!

Волосы у него стали дыбом. Файфель что было духу выскочил на улицу и побежал наугад, куда глаза глядели, в поисках себя. Он бежал и бежал, пока не устал, а кишки у него в животе не заиграли марш. «Вот беда, – загрустил он, – мало того, что я исчез, так ещё и голод меня донимает. И кто бы меня накормил?»

Осмотрелся он вокруг и увидел панский дом. «О, здесь, должно быть, живёт какой-то богач, – обрадовался Файфель, – он должен меня накормить. Пойду попрошу. За спрос не бьют в нос».

Вот он постучал в ворота, слуги его выслушали, пошли спросить пана, а тот приказал привести гостя. Оказывается, пан как раз нуждался в стороже для своего жеребца, которого недавно купил на ярмарке. Жеребец дорогой, одного его в конюшне оставлять было нельзя, иначе его украдут. Файфель подумал, что сторожить коня совсем просто, и согласился. Его хорошо накормили, а когда свечерело, он набросил на себя одеяло и умостился на груде сена перед конюшней. Не много и времени прошло, как он сладко себе захрапел.

Файфель спал, а вот пан заснуть никак не мог. Он очень переживал за своего коня. Всё ему чудилось, будто кто-то подкрадывается к конюшне: вот веточка хрустнула, вот песок зашуршал под ногами… Наконец он не выдержал, набросил на себя халат и тихонько выбрался во двор. Подошёл к конюшне, отворил двери, убедился, что конь стоит на месте, вышел, закрыл двери, а Файфель его даже не заметил.

 – Ага! – воскликнул пан. – Вот так ты стережёшь моего коня! Спишь!

 – Я сплю? – пришёл в негодование тот. – Я всё слышу и вижу. Просто я задумался.

 – И о чём же ты так задумался?

 – О-о, я задумался над большой Господней мудростью. Как хорошо он поступил, что не создал землю съедобной. Иначе бы мы её уже давно съели. Правда?

 – Правда. И что тебе за бред в голову лезет? Я тебя нанял охранять коня, а не для того, чтобы ты здесь фантазировал.

Файфель покивал головой, но следующей ночью снова задремал. А вот пан спать не мог, крутился, вертелся, пока наконец-таки не встал с кровати и не вышел во двор. Подошел к конюшне и видит, что Файфель снова спит. Он его толкнул и говорит:

 – Разве я не велел тебе следить за конём? А ты снова спишь!

 – Ой, да разве я сплю! Не сплю, а только задумался. Я в этом не виноват. Такой уж я уродился, что должен всё время о чём-нибудь думать.

 – И что ты на этот раз надумал?

 – Я думал о том, какой наш Господь мудрый, что создал ночь и день, потому что если бы был только день, то не знали бы, когда спать ложиться. Правда?

 – Правда. Но ты должен следить за моим конём, а не думать о чём попало.

На третью ночь Файфель снова погрузился в раздумья. Ему хотелось поскорее отыскать себя, и он парил мыслями по всему миру, гадая, где он может быть. И не заметил, как сомкнул веки. А открыл их только, когда рассвело. Да и то только потому, что пан его растолкал с воплем:

 – Ты! Остолоп! Коня нет!

Файфель спокойно глянул на пана и произнёс:

 – И чего бы я кричал? Я знаю, что коня уже нет. Собственно, именно над этим я и задумался. Как-то так получается, что его нет, а конюшня и ворота стоят целые, хотя я сидел здесь всю ночь.

Пан разозлился так, что начал бедного хасида лупить. Бил, молотил, теребил за пейсы, пинал ногами, аж на бедном Файфеле живого места не осталось. И тут его озарила благословенная мысль: «Если я чувствую, что у меня болит голова и спина, то это означает, что они у меня есть. А там, где есть моя голова и моя спина, должен быть и я!»

 – Ура! – закричал Файфель вдруг так радостно, что пан на миг оторопел и перестал его бить. А Файфель вырвался из рук пана и с радостным воплем побежал домой. – Я нашёлся! Нашёлся! – кричал он, и люди оборачивались ему вслед, качая головами.