Ирина Одоевцева

Ирина Одоевцева

Памяти Гумилева

Мы прочли о смерти его.

Плакали громко другие.

Не сказала я ничего,

И глаза мои были сухие.

А ночью пришел он во сне

Из гроба и мира иного ко мне,

В черном своем пиджаке,

С белой книгой в тонкой руке,

И сказал мне: «Плакать не надо,

Хорошо, что не плакали вы.

В синем раю такая прохлада,

И воздух синий такой,

И деревья шумят надо мной,

Как деревья Летнего сада…»

1921

Баллада о Гумилеве

На пустынной Преображенской

Снег кружился и ветер выл…

К Гумилеву я постучала,

Гумилев мне двери открыл.

В кабинете топилась печка,

За окном становилось темней.

Он сказал: «Напишите балладу

Обо мне и жизни моей!

Это, право, прекрасная тема».

Но, смеясь, я ответила: «Нет!

Как о вас напишешь балладу?

Ведь вы не герой, а поэт».

Он не спорил. Но огорченье

Промелькнуло в глазах его.

Это было в вечер морозный.

В Петербурге на Рождество…

Я о нем вспоминаю все чаще,

Все печальнее с каждым днем.

И теперь я пишу балладу

Для него и о нем:

Плыл Гумилев по Босфору

В Африку, страну чудес,

Думал о древних героях

Под широким шатром небес.

Обрываясь, падали звезды

Тонкой нитью огня.

И каждой звезде говорил он:

«Сделай героем меня!»

Словно в аду, в пустыне

Полгода жил Гумилев,

Сражался он с дикарями,

Охотился на львов.

Со смертью не раз он встречался

В пустыне, под небом чужим.

Когда он домой возвратился,

Друзья потешались над ним:

«А, Николай Степаныч,

Ну как веселились вы там?

И как поживают жирафы

И друг ваш гиппопотам?»

Во фраке, немного смущенный,

Вошел он в сияющий зал

И даме в парижском платье

Руку поцеловал.

«Я вам посвящу поэму,

Я вам расскажу про Нил,

Я вам подарю леопарда,

Которого сам убил».

Веял холодом страусовый веер,

Гумилев не нравился ей:

«Я стихов не люблю. На что мне

Шкуры диких зверей?»

Когда войну объявили,

Гумилев ушел воевать.

Ушел. И оставил в Царском

Сына, жену и мать.

Средь храбрых он был храбрейшим,

И, может быть, оттого

Вражеские снаряды

И пули щадили его.

Но приятели косо смотрели

На Георгиевские кресты:

«Гумилеву их дать — умора!»

И усмешка кривила рты.

«Солдатские. По эскадрону

Кресты такие не в счет.

Известно, он дружбу с начальством

По пьяному делу ведет!..»

Раз, незадолго до смерти,

Сказал он уверенно: «Да!

В любви, на войне и в картах

Я буду счастлив всегда.

Ни на море, ни на суше

Для меня опасности нет!»

И был он очень несчастен,

Как несчастен каждый поэт.

Потом поставили к стенке

И расстреляли его.

И нет на его могиле

Ни креста, ни холма — ничего.

Но любимые им серафимы

За его прилетели душой,

И звезды в небе пели:

…Слава тебе, герой!..

1923