Qui Dicit (Кто это говорит?)

Возможно, наиболее яркий пример перехода на личности как риторического приема – принцип qui dicit? (кто это говорит?). Как выясняется, в определенных культурах некоторым людям не положено говорить то, что можно говорить другим. Примером может послужить Дон Имус, который, произнося печально известную фразу про «помятых лохматых шлюшек»[14], не был ни афроамериканцем, ни рэпером. Или возьмем мэра Рэя Наджина, который как раз добивался переизбрания, когда произнес следующие слова:

Мне безразлично, что там болтают люди на окраинах или где бы то ни было. В конце концов, этот город будет шоколадного цвета. Он будет городом афроамериканского большинства. Именно так пожелал Господь.

– Мэр Нового Орлеана Рэй Наджин, о восстановлении города после урагана «Катрина»

Я слышу, что все они хотят остаться в Техасе, и, надо сказать, это меня пугает. Все просто потрясены здешним гостеприимством. Но, знаете, многие из людей здесь, на стадионе, так или иначе малоимущие, так что для них это вполне комфортно.

– Первая Мать и бывшая первая леди Барбара Буш, о жертвах урагана «Катрина», временно размещенных на стадионе «Астродом» в Хьюстоне

Здесь мы видим другую форму «апелляции к человеку», при которой сила и нравственность утверждений в некотором смысле зависит от того, кто их говорит, и нередко от того, как и кому.

СВЕТЛАЯ СТОРОНА СМИРЕНИЯ

«Привет, милая! Угадай, кто сегодня будет просить прощения у американского народа по национальному телевидению?»

В случае с принципом «кто это говорит?» мы обнаруживаем, что господин А может без проблем высказать мысль Х слушателям из группы А, однако высказывать ту же мысль слушателям из группы Б с его стороны будет плохо, неправильно и нечестно по определению. А вот господин Б вообще не имеет никакого права говорить про Х. К примеру, один еврей может рассказать другому анекдот, высмеивающий общеизвестные еврейские стереотипы, а вот рассказать тот же анекдот гою для еврея будет дурным тоном. Более того, если гой расскажет тот же анекдот – неважно, будет слушатель евреем или таким же гоем, – рассказчика могут обвинить в антисемитизме. Это кажется нечестным – но что поделать, таковы люди.

Другой пример – использование слова на букву «н» – вновь заставляет нас вспомнить печально знаменитое высказывание мэра Наджина. Филолог-афроамериканец Рэндалл Кеннеди в своей провокационной книге «Негр: странная карьера неудобного слова» утверждает, что в наше время многие чернокожие считают это слово проявлением братской любви при общении друг с другом, однако со стороны белого они воспринимают его совершенно иначе. Мэр Наджин – афроамериканец, но, употребляя «шоколадное» слово, он обращался к смешанной публике, поэтому на него обрушились с проклятиями все жители Нового Орлеана – и белые, и черные. Большинство критиков обвиняли Наджина не столько в расистских высказываниях, сколько в попытке посеять распри в рядах новоорлеанцев, причем именно в тот момент, когда всем им особенно важно действовать сообща. В таких вопросах все зависит от контекста: прибереги Наджин свою метафору для выступления с кафедры церкви, куда ходят одни чернокожие, в отсутствие микрофонов и репортеров, – и ее, скорее всего, встретили бы одобрительными смешками.

Правда, некоторые комментаторы убеждены: Наджин прекрасно знал, что говорит и кому – чернокожим избирателям. Хотя публично они могли и возражать против, казалось бы, расистского слова, в душе они испытывали чувство единения. Кстати, впоследствии Наджин легко победил на выборах.

В трагедиях вроде «Катрины» есть нечто, провоцирующее социальную и расовую нетерпимость, а то и прямые столкновения. Высказывание Барбары Буш о бедняках, никогда не живших в условиях лучших, нежели на стадионе «Астродом», вызвало целую бурю протестов. Ее называли бесчувственной, высокомерной защитницей привилегий сытого класса. С этим, конечно, сложно спорить. А вот если бы кто-нибудь из обитателей «Астродома» рассказал репортеру CNN, что раньше ему не приходилось спать в помещениях, оборудованных кондиционерами, и теперь он получает от этого искреннее удовольствие, этот сюжет, мы уверены, не продержался бы в новостях и одного дня.