1. КОМАНДИРЫ И ШТАБЫ

1. КОМАНДИРЫ И ШТАБЫ

А. Общевойсковые, пехотные и танковые

Оперативно-тактическое мышление. Уровень, на котором находились тут в последний предвоенный год командиры соединений и объединений, охарактеризован в директиве наркома обороны № 503138/оп от 25 января 1941 г. «Об итогах и задачах оперативной подготовки высшего командного состава Красной Армии». «Опыт последних войн, походов, полевых поездок и учений», отмечали составители этого документа, показал, что «высший командный состав» (под ним понимались именно командиры, начальники штабов характеризовались потом особо):

– решения «нередко» принимает «поспешно, без глубокого анализа обстановки»;

– «не всегда» умеет дать «четкую и продуманную формулировку общего замысла и идеи решения»;

– «не всегда» умеет определить «центр усилий» на различных этапах операции;

– «далеко не всегда» концентрирует силы на направлении главного удара;

– «мало думает над тем, как обеспечить внезапность действий»;

– «зачастую не проявляет […] упорства и настойчивости при проведении решения в жизнь» и

– «пренебрежительно относится к вопросам расчета времени и пространства, боевого и материального обеспечения операции»1.

Что до командиров частей и подразделений, то некоторый свет на уровень их тактического мышления проливает приказ наркома обороны № 0306 от 6 ноября 1940 г. о результатах осенних смотровых учений в 6 из 17 тогдашних военных округов и фронтов – в Прибалтийском особом (ПрибОВО), Одесском (ОдВО), Закавказском (ЗакВО), Сибирском (СибВО) и Забайкальском (ЗабВО) округах и в Дальневосточном фронте (ДВФ). «Пехотные командиры», отмечалось в нем, «не умеют быстро оценивать обстановку и четко ставить задачи на местности»2. «Многие командиры действуют по шаблону, – добавил, выступая на декабрьском совещании, командующий войсками ДВФ генерал-полковник Г.М. Штерн, – особенно в отделениях и взводах. Слаба инициатива и слаба самостоятельность, особенно […] когда отделения и взводы не действуют в составе более высоких подразделений». А открывший совещание начальник Генерального штаба Красной Армии генерал армии К.А. Мерецков отметил, что на тактическом учении, прошедшем между 4 и 7 сентября 1940 г. под Брестом, командиры подразделений 125-го стрелкового полка 6-й стрелковой дивизии Западного особого военного округа (ЗОВО; так с 11 июля 1940 г. назывался Белорусский особый) применяли фланговые удары «только после вмешательства высшего начальства»3.

Вывод о «поспешном, без глубокого анализа обстановки» принятии решений был явно навеян опытом не «полевых поездок и учений» 1940 г., а «последних войн и походов» – и прежде всего финской войны. Ведь формулировка этого вывода как две капли воды похожа на процитированную нами в предыдущей главе формулировку приказа наркома обороны № 120 от 16 мая 1940 г. об итогах финской кампании. Да и вообще поспешные решения в большей степени характерны для более нервозной обстановки военного времени.

Что же касается умения «четко и продуманно формулировать общий замысел и идею решения», то онов среде высшего комсостава Красной Армии «не всегда» встречалось и в 1935-м. Проверяя в марте этого года уровень оперативно-тактического мышления семи командиров соединений БВО, работники 2-го отдела Штаба РККА обнаружили, что один из них (командир 27-й стрелковой дивизии К.П. Подлас), дабы сэкономить время на организацию боя, принимает решения только в объеме ближайшей задачи соединения, а решение по последующей задаче оставляет «на потом» (т. е. именно не вычленяет главную идею боя или операции в целом). А отчет об итогах боевой подготовки войск КВО за 1935 год (от 11 октября; в дальнейшем подобные документы будут именоваться годовыми отчетами), по существу, констатировал то же, что и директива от 25 января 1941 г.: решения командирами соединений принимаются «не всегда твердо и уверенно, отсюда неясность формулировок решений»4. И это в передовом округе! Да еще и по сообщению документа, чьи составители старались всячески замазать провалы и недостатки!

Если осенью 1940-го принцип концентрации сил на направлении главного удара высшим комсоставом Красной Армии выдерживался «далеко не всегда», то в «дорепрессионном» 1936-м он, похоже, не выдерживался никогда! Ведь, констатируя «имеющееся» «стремление быть везде «сильным»», директива наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г. «Об итогах оперативной подготовки за 1936 год и о задачах на 1937 г.» никаких оговорок вроде «иногда», «зачастую», «в ряде случаев» и т. п. не делала…5

Невнимание к достижению внезапности командиры соединений Красной Армии также допускали и в 1936-м, когда, например, на мартовских маневрахв Приморье действия войск двух маневрировавших дивизий «протекали в большинстве прямолинейно в открытую, без всяких замыслов и попыток обмануть, ввести противника в заблуждение и тем поставить его в невыгодное положение»6, и когда на сентябрьских Белорусских маневрах командир 37-й стрелковой дивизии И.С. Конев, узнав из захваченного приказа о направлении удара «противника», не использовал шанс спутать планы этого последнего контрартподготовкой.

Отсутствие «упорства и настойчивости при проведении решения в жизнь» в среде высшего комсостава Красной Армии встречалось и в 1935-м. То, что командирам соединений «не всегда» удается избежать «нетвердости» при проведении своих решений в жизнь, признали тогда даже составители нещадно лакировавшего действительность годового отчета КВО от 11 октября 1935 г.!7

Нежелание учитывать при принятии решения факторы времени и пространства высший комсостав Красной Армии также демонстрировал и до массовых репрессий. Так, в 35-м наличие у своих командиров соединений этого порока вынуждены были признать даже годовые отчеты КВО и ОКДВА от 11 и 21 октября 1935 г. соответственно. Согласно директиве наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г., «случаи неумения принятое правильно решение претворить в жизнь путем постановки подчиненным частям соответствующих решению задач, сообразуясь с местностью, метеорологическими условиями, пространством и временем», в среде высшего комсостава РККА «встречались» и в 36-м8. (Именно так действовали, например, «командиры всех степеней» – т. е. и командиры дивизий – на мартовских маневрах 1936-го в Приморской группе ОКДВА9.) А 21 ноября 1937 г., на Военном совете при наркоме обороны (далее – Военный совет) командующий войсками БВО командарм 1-го ранга И.П. Белов напомнил, что, принимая решение, командиры всех уровней повсеместно «забывают» предоставить подчиненным время на организацию боя. Как было показано нами в главе 1, подобная практика могла сложиться только до начала чистки РККА…

Неучет при принятии решения возможностей материального обеспечения операции для высшего комсостава Красной Армии также был характерен и в 36-м. Решения на сложные перегруппировки, форсированные марши и даже «на длительное использование в тылу противника механизированных частей, кавалерийских частей и авиадесантов», констатировала директива наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г. «Об итогах оперативной подготовки за 1936 год…», принимаются без учета возможностей материального обеспечения этих действий – «легко и просто»…10 (Один из примеров того – те же мартовские маневры в Приморье).

Неумение быстро оценивать обстановку (т. е. быстро принимать соответствующее ей решение) комсостав советской пехоты отличало и в 1935-м, когда «все заключения» стажировавшихся в Красной Армии японских офицеров были «проникнуты» «характерными указаниями» на «неспособность» командиров РККА «своевременно принять решение при быстрой перемене обстановки»11. Неумение быстро оценивать обстановку для комсостава советской пехоты явно было характерно:

– и в 1936-м – когда «недостаточно быстрое реагирование» командиров подразделений «на данные обстановки» было зафиксировано даже в трех из пяти стрелковых дивизий передового БВО, выучку комсостава которых освещают сохранившиеся источники – в «ударной» (!) 2-й, 37-й и 81-й12;

– и в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го – когда, согласно годовому отчету округа от 15 октября 1937 г., «медленное принятие решений» «продолжало оставаться» «общим слабым местом» комсостава БВО13 и когда, судя по документам 21-й, 40-й и 59-й стрелковых дивизий, в обстановке медленно разбирались и многие командиры другой крупнейшей группировки РККА – ОКДВА.

Тяга пехотных командиров к действиям по шаблону в ОКДВА (из которой и был развернут отличавшийся в 1940-м этой тягой ДВФ) была явью и в 1935-м – когда из двух стрелковых дивизий ОКДВА, действия комсостава которых на тактических занятиях и при решении тактических задач освещают имеющиеся у нас источники, – 21-й и 40-й, она отмечалась в одной, т. е. в 50 % вошедших в выборку, и в 1936-м – когда в 1-й особой и 66-й стрелковых дивизиях командиры не меняли направление атаки даже тогда, когда их подразделения натыкались на изрыгавший свинец дзот или попадали под фланговый огонь «целых групп станковых пулеметов»14, и в момент начала массовых репрессий – когда командир атаковавшей 5 июля 1937 г. высоту Винокурка 9-й стрелковой роты 63-го стрелкового полка точно так же вел роту в лобовую атаку даже после открытия по ней японцами пулеметного огня с флангов….

Осенью 1940-го Г.М. Штерн отмечал «слабую инициативу и слабую самостоятельность» командиров подразделений ДВФ (особенно отделений и взводов) – но то, что дальневосточные «войска не проявляют нужной инициативности, быстроты действия со стороны командиров батальонов, командиров рот и командиров взводов» (а как явствовало из последующих его слов, и командиров отделений), командующий ОКДВА Маршал Советского Союза В.К. Блюхер констатировал и 10 декабря 1935-го, в выступлении на Военном совете…15 Отсутствие «умения проявить смелую инициативу», недостаток «инициативы и решительности» для комсостава дальневосточной пехоты были типичны и в 1936-м, когда они выявлялись при всех проверках тактической выучки стрелковых батальонов, устраивавшихся штабами ОКДВА и ее Приморской группы и когда на мартовских маневрах в Приморье «самостоятельных, волевых» командирских решений было отмечено «мало»16. Косвенно, отметив отсутствие у командиров пехотных подразделений стремления бить врага по частям, эту малоинициативность своего комсостава признал годовой отчет ОКДВА от 30 сентября 1936 г. На то, что их комсостав не проявляет инициативу, в ряде стрелковых дивизий ОКДВА жаловались еще и в канун чистки РККА, весной 1937-го; отсутствие инициативы выказали и оба командира стрелковых рот, участвовавших в конфликте 5–6 июля 1937 г. с японцами у Винокурки (лейтенанты Кузин и Немков)… Как мы могли убедиться в предыдущих главах, безынициативностью командиров пехотных подразделений в «предрепрессионный» период отличалась и вся вообще Красная Армия.

Предпочтение командирами пехотных подразделений фронтальных ударов фланговым в Красной Армии было повсеместным и в 1935-м. «Я наблюдал три округа – Украинский, Московский, Ленинградский», – рассказывал 9 декабря 1935 г. на Военном совете заместитель наркома обороны Маршал Советского Союза М.Н. Тухачевский. И всюду у командиров взводов, рот и батальонов «нет в той мере, как это нужно», «вклинивания во фланг и тыл противнику»17. Проверив весной 35-го на тактических учениях командиров подразделений 27-й и 96-й стрелковых дивизий соответственно БВО и УВО (будущего КВО), работники 2-го отдела Штаба РККА тоже не зафиксировали «стремления к маневру во фланг противнику», а в 21-й стрелковой дивизии (как выявил проверявший ее в мае штаб Приморской группы ОКДВА) «многие командиры отделений и взводов» вообще «не знали», что в наступательном бою необходимы «удары по флангу»…18 В 66-й стрелковой дивизии той же армии командиры отделений, взводов и рот демонстрировали это незнание и в августе 1936-го, а в обеих стрелковых дивизиях КВО, по которым сохранилась подробная информация за первую половину 1937-го (в 24-й и 96-й), отсутствие у командиров подразделений «стремления найти фланг противника, атаковать во фланг» зафиксировали на тактических учениях и в «дорепрессионном» феврале 1937-го19. «Смелых попыток охватить фланги» противника не предпринял и комроты из 63-го стрелкового полка 21-й стрелковой дивизии ОКДВА, проведший бой 5 июля 1937 г. с японцами у Винокурки (лейтенант Кузин). Как видно на примере 21-й и 96-й дивизий, пренебрежение фланговыми ударами в «предрепрессионной» РККА было болезнью хронической…

Таким образом, из изъянов оперативно-тактического мышления комсостава Красной Армии конца 1940 – начала 1941 гг. в «предрепрессионный» период (1935 – первая половина 1937 гг.) в обнаруженных нами источниках не зафиксировано лишь неумение высшего комсостава определить «центр усилий» на различных этапах операции.

Взаимодействие родов войск. Мы помним, что основная практическая работа по осуществлению такого взаимодействия должна была выполняться командирами стрелковых батальонов. Однако, как дали понять, выступая на декабрьском совещании, генерал-инспектор пехоты Красной Армии генерал-лейтенант А.К. Смирнов и командующий 6-й армией Киевского особого военного округа (КОВО) генерал-лейтенант И.Н. Музыченко, к концу 1940-го советский пехотный комбат еще не был «достаточно развитым командиром», чтобы грамотно «увязать свою работу» с артиллеристами и танкистами, был еще в этом отношении «малограмотным», а «порой и неграмотным командиром»20 (в общем, организовать взаимодействие родов войск толком не мог). Фактически о том же заявил на совещании и начальник Управления боевой подготовки Красной Армии (УБП КА) генерал-лейтенант В.Н. Курдюмов: «В организации взаимодействия родов войск на местности [а этим должны были заниматься именно пехотные комбаты. – А.С.] достигнуты [лишь. – А.С.] первоначальные успехи»21. Приказ наркома обороны № 0306 от 6 ноября 1940 г. говорит об этом еще определеннее: инспектирование войск пяти округов и ДВФ показало, что «пехотные командиры» «не имеют навыков в организации взаимодействия пехоты, артиллерии и танков»22.

На уровнях выше батальонного основную работу по организации взаимодействия родов войск осуществляют штабы. О них приказ № 0306 высказался не менее резко: «Организация взаимодействия родов войск – слабое место для всех штабов»…23 А директива наркома № 503138/оп от 25 января 1941 г. заявила еще определеннее: войсковые штабы и армейские и фронтовые управления просто «не умеют организовать взаимодействие родов войск», «особенно в ходе боя и операции [а не только перед их началом. – А.С.24. (Последнее обстоятельство С.К. Тимошенко подчеркнул и в своей заключительной речи на декабрьском совещании, 31 декабря 1940 г.: высшему комсоставу и штабам соединений взаимодействие родов войск необходимо отработать «не только на поле боя» (боевые действия на котором проходят в течение нескольких часов), «но и в масштабе сражения, операции и ряде операций в течение длительного времени (дни, недели)»25.)

Взаимодействие между входившими в состав механизированных корпусов и танковых дивизий танками, мотопехотой и артиллерией к концу 1940-го было вообще не отработано. «В этом отношении», указал на декабрьском совещании начальник Главного автобронетанкового управления Красной Армии (ГАБТУ КА) генерал-лейтенант танковых войск Я.Н. Федоренко, есть только «попытки», «только ознакомление, никакого боевого взаимодействия и сплоченности в этих вопросах еще нет»26.

Выводы ноябрьского приказа № 0306 и январской директивы № 503138/оп повторила директива наркома обороны № 34678 от 17 мая 1941 г. «О задачах боевой подготовки военных округов, объединений, соединений, частей на летний период 1941 г.»: «Во всех звеньях [т. е. и в подразделениях, и в частях, и в соединениях. – А.С.] вопросы организации взаимодействия […] в ходе боя отрабатываются поверхностно, особенно слабо отрабатывается взаимодействие между общевойсковыми штабами [т. е. штабами соединений. – А.С.] и специальными родами войск». В частности, «не отработано взаимодействие в бою мотомеханизированных войск с саперными частями, артиллерией и авиацией»27.

И снова: неумение пехотных комбатов организовать взаимодействие родов войск было характерной чертой Красной Армии и в «предрепрессионный» период! В который уже раз процитируем письмо М.Н. Тухачевского К.Е. Ворошилову от 1 декабря 1935 г.: «Баталионы [Михаил Николаевич до конца жизни писал это слово в соответствии с дореволюционной орфографией. – А.С.] все еще не овладели умением организовывать взаимодействие с артиллерией и танками на местности»28 (а постановка танкистам и артиллеристам задач по карте реального взаимодействия добиться не позволяла).

В декабре 1940-го начальник УБП КА В.Н. Курдюмов отметил, что «в организации взаимодействия родов войск на местности [которой должны были заниматься командиры стрелковых батальонов. – А.С.] достигнуты [лишь. – А.С.] первоначальные успехи», но М.Н. Тухачевский констатировал то же самое и в 1936-м, в докладе от 7 октября того года «О боевой подготовке РККА»: в вождении стрелкового батальона во взаимодействии с другими родами войск успехи достигнуты лишь «первоначальные и непрочные»! Организовать взаимодействие родов войск, пояснял замнаркома, комбаты могут только на учении, отрепетированном заранее; без репетиций же (или на незнакомой местности) действия их «резко ухудшаются и зачастую выглядят неграмотными» (т. е. именно такими, какими, по мнению командарма-6 И.Н. Музыченко, они выглядели в 1940-м!)29. Почти все батальонные учения 1936 г. в двух крупнейших военных округах, освещаемые сохранившимися источниками (по КВО таких источников не сохранилось), оценку Тухачевского полностью подтверждают.

Как видно из приказа комвойсками КВО командарма 2-го ранга И.Ф. Федько № 0100 от 22 июня 1937 г. (констатировавшего, что весь «командный состав» «не умеет конкретно организовать взаимодействие различных родов войск в условиях сложной боевой обстановки»30) и из доклада штаба ОКДВА об итогах боевой подготовки в декабре 1936 – апреле 1937 гг. (от 18 мая 1937 г.; в дальнейшем – отчет штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г.), взаимодействие родов войск пехотные комбаты этих двух крупнейших военных округов не умели организовывать и в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го. Вне всякого сомнения, так было тогда и во всей РККА…

Отмеченное в ноябре 1940-го и январе 1941-го неумение штабов всех уровней организовать взаимодействие родов войск в бою и операции также имело место и в 35-м. «В ряде округов и флотов», указывалось в директивном письме К.Е. Ворошилова от 28 декабря 1935 г., такой «основной и решающий в каждой операции вопрос» как «умение организовать взаимодействие всех сил и средств» «не получил надлежащего изучения и усвоения»31. Войсковые штабы 6-го стрелкового корпуса – единственные из тогдашних штабов передового (!) КВО, которые освещаются с этой стороны источниками, – к лету 1935-го не умели наладить даже взаимодействие пехоты с артиллерией (не говоря уже о недавно появившихся танках)… А в передовом же БВО (как признал в своем приказе № 04 от 12 января 1936 г. сам комвойсками этого округа командарм 1-го ранга И.П. Уборевич) «штаб батальона» был тогда «наиболее слабым звеном в подготовке комсостава» – и «особенно в деле взаимодействия пехоты, танков и артиллерии в масштабе роты и батальона»…32

Неумение штабов организовать взаимодействие родов войск в бою и операции было налицо и в 36-м. Как отмечалось в директиве наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г. «Об итогах оперативной подготовки за 1936 год…», «во взаимодействии наземных войск во многих случаях отсутствовал» даже «план действий, увязанный по рубежам и по времени»!33 Во всех стрелковых дивизиях ОКДВА, по которым сохранилась соответствующая информация (в 34-й, 35-й и 69-й) взаимодействие родов войск в том году штабы организовывали плохо; штабы полков (по признанию годового отчета самой ОКДВА от 30 сентября 1936 г.) добились здесь прогресса лишь в двух из 14 стрелковых дивизий – в 21-й и отчасти в 12-й (и действительно, единственный упомянутый в этой связи источниками конкретный начальник штаба полка ОКДВА – Ужакин из 119-го стрелкового полка 40-й стрелковой дивизии – увязать действия пехоты и танков не сумел, даже решая в январе 1936 г. тактическую летучку…). Штабы дальневосточных танковых частей «для согласовывания действий с другими родами войск» – как признал даже годовой отчет самих же автобронетанковых войск ОКДВА – тоже были «подготовлены слабо»34. Хорошо увязать действия разных родов войск не могли тогда и штабы стрелковых батальонов ОКДВА: ведь, как признал годовой отчет этой армии, их подготовка вообще «оставалась еще на очень низком уровне»…35 В документах того единственного стрелкового корпуса передового КВО, от которого они сохранились за 1936 г. (15-го), мы и то натыкаемся на замечание: «[…] Слабо организуем взаимодействие всех родов войск […]» – сделанное на партсобрании 22 декабря 1936 г. самим начштаба полковником П.И. Ляпиным…36

Правда, проверенный в июле 1936 г. комиссией Управления боевой подготовки РККА (УБП РККА) штаб 2-й стрелковой дивизии БВО взаимодействие родов войск осуществлял грамотно. Но вот в другом передовом округе – КВО еще и перед самым началом чистки РККА «штабы всех родов войск» «для выполнения задач по […] организации взаимодействия родов войск» были подготовлены «слабо»37 (как мы видели в главе 1, оценки констатировавшего этот факт приказа нового комвойсками КВО командарма 2-го ранга И.Ф. Федько № 0100 от 22 июня 1937 г. можно считать вполне объективными)… Как явствует из:

– отчета штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г. (констатировавшего, что батальонные штабы не умеют поддерживать в ходе боя взаимодействие родов войск);

– и материалов проверок в мае или начале июня 1937 г. на штабных учениях штабов 35-й и 105-й стрелковых дивизий (которые «плохо организовывали общевойсковой [т. е. основанный на взаимодействии разных родов войск. – А.С.] бой и плохо управляли приданными специальными [т. е. артиллерийскими и танковыми. – А.С.] подразделениями»38),

так же было тогда и в другом крупнейшем округе – ОКДВА. А то, что «взаимодействие штабов стрелковых батальонов со штабами артдивизионов» в те последние перед началом массовых репрессий месяцы было «не отработано» во всей Красной Армии – об этом было прямо заявлено в директивном письме начальника Генштаба РККА Маршала Советского Союза А.И. Егорова от 27 июня 1937 г.39.

Неумение командиров и штабов поддерживать взаимодействие родов войск после начала боя или операции для Красной Армии тоже было характерно и в 35-м. Согласно докладу А.И. Егорова на Военном совете 8 декабря 1935 г., «практического умения организовать во времени и пространстве необходимое взаимодействие стрелковых, механизированных и авиационных соединений при решении поставленных задач, в различных условиях операции» командирам и штабам еще только предстояло добиться40. Что касается боя, то начальник 2-го отдела Генштаба РККА А.И. Седякин в своем докладе от 1 декабря 1935 г. «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год и о задачах на 1936 г.» лишь весьма осторожно указал, что «непрерывность […] взаимодействия родов войск в подвижных формах боя» еще далека от действительного совершенства»41. Действительность, однако, была явно печальнее. Так, в Приморской группе ОКДВА – как признал даже годовой отчет этой группы от 11 октября 1935 г.! – указанная «непрерывность» была не то что «далека от действительного совершенства», а вообще отсутствовала: после начала боя и выполнения ближайшей задачи взаимодействие прекращалось… На Киевских маневрах 1935 г. – несмотря на то что штабы долго и тщательно отрабатывали свои действия на них – точно так же исчезло после начала боя взаимодействие между танковой группой дальнего действия и наступавшим за ней 17-м стрелковым корпусом… А штаб 27-й стрелковой дивизии БВО, как выявилось 17 марта 1935 г. на тактическом учении под Лепелем, не просто «не умел» «организовать взаимодействие родов войск» «в ходе боя и операции», а вообще переставал его организовывать после завязки боя!

Взаимодействие родов войск в ходе начавшегося боя или операции по вине командиров и штабов исчезало и в 36-м. Ведь, как отмечалось в директиве наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г. «Об итогах оперативной подготовки за 1936 год…», «в динамике боевых действий в большинстве случаев связь нарушалась»; «как только начинается движение – связь в большинстве случаев прерывается […]»42 (а без связи нет и взаимодействия). То же и на тактическом уровне: в одной из двух стрелковых дивизий передового (!) БВО, по которым сохранилась соответствующая информация (в 37-й), пехотные командиры «забывали» в ходе боя ставить задачи артиллерии…

Как мы показали в главе 1, в передовом БВО такая ситуация (когда «при развитии боя в глубину» во взаимодействии родов войск, «как правило, все рвется»43) сохранялась и в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го (это подтверждается и опытом штурма Мозырского укрепрайона в ходе февральских тактических учений 23-го стрелкового корпуса). А то, что она сохранялась тогда и в еще одной крупнейшей группировке РККА – ОКДВА, прямо указал отчет штаба этой армии от 18 мая 1937 г.: при перемещении боя в глубину обороны противника взаимодействие родов войск – по вине не имеющего соответствующих навыков или просто не желающего поддерживать взаимодействие комсостава – «резко теряет свою четкость и своевременность по времени и пространству»…44

Взаимодействие танков, мотопехоты и артиллерии в танковых соединениях не было отработано не только к концу 1940-го, но и к концу 1936-го, когда, как отмечал в докладе от 7 октября того года «О боевой подготовке РККА» М.Н. Тухачевский, командиры механизированных бригад и корпусов не считали нужным поддерживать атаку своих танков имевшейся в бригаде и корпусе мотопехотой, а комкоры – и артиллерией мехкорпуса (артдивизионом стрелково-пулеметной бригады).

Отмеченная в мае 1941-го «неотработанность» взаимодействия танковых частей с инженерными, артиллерией и авиацией в одной из крупнейших группировок Красной Армии – ОКДВА – была явью и в 35-м, когда даже в годовом отчете автобронетанковых войск этой армии от 19 октября 1935 г. признавалось, что «случаи плохой организации взаимодействия танков с артиллерией и боевой авиацией весьма часты»45. Из отчета начальника артиллерии КВО Н.М. Боброва о Киевских маневрах от 25 сентября 1935 г. явствует, что командиры-танкисты этого передового (!) округа не умели тогда взаимодействовать с артиллерией: ведь даже после долго репетировавшихся Киевских маневров артиллеристы заявили о необходимости «теперь же» «основательно поставить» «со штабами и командирами танк[овых] подразделений» «изучение основ [! – А.С.] взаимодействия с артиллерией»!46 А из аналогичного отчета начальника войск связи КВО Ю.И. Игнатовича можно заключить, что танковые штабы этого округа не умели наладить четкого взаимодействия и с авиацией: в 45-м механизированном корпусе, значится в черновике этого документа, «не достигнуто еще четкой работы по радио с авиацией усиления [штурмовой и легкобомбардировочной. – А.С.] и обеспечения [истребительной. – А.С.] в воздухе»…47

По оценке директивы наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г. «Об итогах оперативной подготовки за 1936 год…», «четкой отработки взаимодействия воздушных сил с наземными войсками, особенно с механизированными», не было и в 36-м48. На знаменитых Белорусских маневрах взаимодействие устремившихся в оперативный тыл «противника» 5-й и 21-й механизированных бригад с ударной авиацией было, по оценке начальника УБП РККА командарма 2-го ранга А.И. Седякина, «слабо»;49 на прошедших в том же сентябре 1936-го маневрах МВО штаб оперативной группы комкора Б.С. Горбачева вообще не организовал поддержку действий 5-го механизированного корпуса с воздуха, а штаб самого мехкорпуса – взаимодействие танков с артиллерией и саперными частями; все танковые командиры и штабы, участвовавшие в мартовских маневрах в Приморской группе ОКДВА, взаимодействие с артиллерией тоже не наладили…

В 45-м механизированном корпусе КВО – одном из четырех таких соединений, имевшихся тогда в РККА, – взаимодействие с артиллерией и авиацией «не отрабатывалось вовсе» и в первой, «дорепрессионной» половине 37-го. В другой важнейшей группировке советских войск (БВО) «взаимодействие танков с артиллерией», как следует из годового отчета этого округа от 15 октября 1937 г., было тогда «усвоено лишь» при решении одной конкретной задачи (при прорыве заранее подготовленной обороны). А в третьей (ОКДВА) командиры-танкисты – как заключил приказ В.К. Блюхера об итогах зимнего периода обучения 1936/37 учебного года – вообще добились «очень слабых» успехов в организации взаимодействия с другими родами войск…50

Обеспечение боевых действий. Разведка и охранение «всех видов», отметил на декабрьском совещании начальник УБП КА В.Н. Курдюмов, являются «наиболее слабым местом в подготовке комсостава»51. «Во всех штабах, – конкретизирует эту оценку приказ наркома обороны № 0306 от 6 ноября 1940 г. об итогах инспектирования пяти округов и ДВФ, – плохо организуется разведка и наблюдение за полем боя. Полученные от разведки данные штабы не умеют обобщать и не делают должных выводов». А «пехотные командиры» «организовать разведку и наблюдение за полем боя» вообще «не умеют»52. Последнее подтвердили и тактические учения, прошедшие между 28 августа и 7 сентября 1940 г. в 6-й, 13-й и 42-й стрелковых дивизиях ЗОВО: командиры наступавших подразделений не высылали вперед разведдозоры и не организовывали даже наблюдение за флангами (не говоря уже об их охране). По крайней мере, в 125-м стрелковом полку 6-й дивизии вслепую они наступали даже в насыщенном заграждениями предполье обороны «противника» – разведку высылали, но результатами ее работы не интересовались…

Комвойсками Дальневосточного фронта Г.М. Штерн на декабрьском совещании поведал и о случае игнорирования разведки командирами-танкистами: 45-й танковый полк 31-й кавалерийской дивизии 1-й Краснознаменной армии ДВФ на одном из учений атаковал, «не зная местности», и «половина танков была посажена в пади перед передним краем обороны»…53

Что до тылового обеспечения боевых действий, то, констатировалось в директиве наркома обороны № 503138/оп от 25 января 1941 г., войсковые штабы и армейские и фронтовые управления «не овладели прочно искусством обеспечивать операцию материально-техническими ресурсами и умело организовать армейский и фронтовой тыл»54. «О тыле, – указывал на декабрьском совещании заместитель командующего войсками МВО генерал-лейтенант И.Г. Захаркин, – вспоминают только тогда, когда отдают в приказе, когда выполняют схему приказа»; реального же руководства работой тыла нет…55

И вновь ничего нового! Об умении командиров и штабов организовать разведку предшественник В.Н. Курдюмова, начальник 2-го отдела Генштаба РККА А.И. Седякин примерно так же, как и Курдюмов, отзывался и в 35-м, когда писал в своем докладе от 1 декабря 1935 г. «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год…» про «общий для всех начальников и штабов и чрезвычайно опасный прорыв – слабость разведки»56. А директива наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г. вообще использовала почти те же самые выражения, что и Курдюмов в декабре 1940-го: «Разведка и обеспечение является наиболее слабым звеном во всех видах боевой подготовки»…57

Отмеченная приказом наркома обороны № 0306 от 6 ноября 1940 г. «плохая» организация разведки войсковыми штабами повсеместно отмечалась и в 1935-м – и в том числе в 51-й стрелковой дивизии КВО, которая осенью 1940-го входила в состав охарактеризованного приказом № 0306 ОдВО. Проинспектировавший ее в конце мая – начале июня 1935 г. начальник Управления военно-учебных заведений РККА Е.С. Казанский заключил, что разведка «является наиболее слабым участком в подготовке штабов»58 и что в 151-м и 153-м стрелковых полках ее вообще не организуют… «Непрерывности и целеустремленности» разведки не добивались тогда и проверенные 2-м отделом Штаба РККА войсковые штабы БВО (некоторые из которых вошли в 1940-м в состав охарактеризованного приказом № 0306 ПрибОВО). А по признаниям годовых отчетов КВО, Приморской группы ОКДВА и 34-й стрелковой дивизии Приамурской группы ОКДВА (от 11, 11 и 6 октября 1935 г. соответственно) – и командиры и штабы КВО (часть соединений которого оказалась в 1940-м в составе ОдВО) и ОКДВА (предшественницы попавшего в приказ № 0306 ДВФ)…59

В штабах передового КВО разведку и в 36-м организовывали так «умело», что составители очковтирательского годового отчета этого округа от 4 октябре 1936 г. и те не решились умолчать о случаях, когда на учениях «противника» не могли обнаружить вплоть до момента подхода его на дистанцию пулеметного огня, а также о том, что перед наступлением разведка ведется с перерывами. (На Полесских маневрах КВО в августе 1936-го штабы дивизий разведку вообще не организовывали; так же зачастую поступали и штабы мехбригад и танковых батальонов на сентябрьских Шепетовских маневрах.) «Неудовлетворительным» «состояние разведслужбы» было в том году – и в том числе и по признаниям годовых отчетов самих же ОКДВА и ее 20-го стрелкового корпуса – и в штабах батальонов, полков и обоих освещаемых с этой стороны источниками соединений ОКДВА (35-й стрелковой дивизии и 20-го стрелкового корпуса)60. Штабы «14-го стрелкового» (77-го стрелкового полка 26-й стрелковой дивизии) и 8-го механизированного полков на мартовских учениях 1936-го в Приморье разведку вообще не организовывали… Во всех освещаемых с этой стороны источниками соединениях БВО (5-й, 33-й, 37-й и 43-й стрелковых дивизиях и 18-й механизированной и 1-й тяжелой танковой бригадах) штабы в 1936-м, как правило, либо ставили перед разведкой неконкретные задачи, либо не ставили вообще никаких!

В передовом КВО (как заключал приказ его комвойсками № 0100 от 22 июня 1937 г.) «вопрос организации непрерывной разведки» «продолжал оставаться» «наиболее слабым местом в подготовке штабов» еще и перед началом чистки РККА61. То, что войсковые «штабы не научились еще достаточно искусно организовывать и вести разведку», было признано тогда и в отчете штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г.62. А в единственном освещаемом источниками стрелковом корпусе тогдашнего БВО – 23-м – на корпусных тактических учениях в конце февраля 1937 г. штабы не смогли даже конкретно поставить задачу на разведку Мозырского укрепрайона, который корпусу предстояло штурмовать…

Осенью 1940-го в Одесском, четырех других округах и в ДВФ «полученные от разведки данные» войсковые штабы «не умели обобщать и не делали» из них «должных выводов», а в предшественнице ДВФ – ОКДВА они «не умели произвести вдумчивого и глубокого анализа разведывательных данных» и «очень часто» делали из них «неверные или в лучшем случае неточные выводы» и в 1935-м. А в Киевском округе (часть войск которого в 1940-м вошла в состав Одесского) штабы «медленно и недостаточно умело» обрабатывали разведданные и в 1936-м (в обоих случаях перед нами признания годовых отчетов самих округов!)63.

Неумение командиров пехотных подразделений организовать разведку и наблюдение также многократно фиксируется источниками и в «предрепрессионный» период. Так, о непонимании командирами подразделений необходимости вести разведку непрерывно, о неумении их поддерживать связь с высланной разведкой и организовать наблюдение за полем боя вынуждены были доложить Москве даже составители «парадного» годового отчета КВО от 11 октября 1935 г. «Слабо», «неудовлетворительно», а то и вообще никак не организовывали разведку и командиры всех стрелковых батальонов ОКДВА, результаты проверок которых на тактических учениях в 1936 г. освещены источниками64, а командиры всех таких батальонов БВО (из состава 37-й стрелковой дивизии) в ходе боя ставить задачи разведке переставали. Не справились с организацией разведки укрепрайона и командиры рот и взводов передового батальона 13-го стрелкового полка 5-й стрелковой дивизии на больших тактических учениях БВО под Полоцком в октябре 1936-го… В первой, «дорепрессионной» половине 1937-го неграмотно ставили задачи разведке и все освещаемые с этой стороны источниками пехотные комбаты КВО (из состава 24-й и 96-й стрелковых дивизий), не сумели толком организовать разведку и два из трех командиров батальонов и рот, участвовавших в пограничном конфликте 5–6 июля 1937 г. у Винокурки, – командир 2-го батальона 63-го стрелкового полка 21-й стрелковой дивизии ОКДВА капитан В.О. Кощеев и командир его 4-й стрелковой роты лейтенант Немков…

Вождение пехотных подразделений в наступление без разведки в БВО (будущем ЗОВО) также отмечалось и в марте 1935-го (на Лепельском учении 27-й стрелковой дивизии), и в октябре 1936-го – в 5-й и 43-й стрелковых дивизиях на больших тактических учениях под Полоцком. 2-я стрелковая рота 127-го стрелкового полка 43-й дивизии, наступая 4 октября 1936 г., как и 125-й полк 6-й дивизии в сентябре 1940-го – в предполье укрепрайона, точно так же наткнулась на не обнаруженные разведкой заграждения и «была бы в действительности уничтожена»…65 Разведку в наступательном бою не вели и командиры рот и батальонов, выведенных в марте 1936 г. на маневры Приморской группы ОКДВА.

Незаинтересованность в получении данных от разведки в среде комсостава Красной Армии также встречалась еще до ее чистки. Как можно заключить из выступления командующего войсками МВО Маршала Советского Союза С.М. Буденного на Военном совете при наркоме обороны 21 ноября 1937 г., по крайней мере, в этом округе и в 36-м была типичной ситуация, когда «разведку организуют, высылают, а как только она ушла, о ней и забыли. Никто ею не интересуется, никто от нее ничего не требует»66.

Организацией наблюдения за флангами в Красной Армии, согласно докладу начальника 2-го отдела Генштаба РККА А.И. Седякина от 1 декабря 1935 г. «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год…», часто пренебрегали и в 35-м. А в БВО (будущем ЗОВО, в котором это было отмечено в августе – сентябре 1940-го) еще и в октябре 1936-го так поступали, например, командиры подразделений 109-го и 111-го стрелковых полков 37-й стрелковой дивизии на смотровых учениях и подразделений 5-й и 43-й дивизий на больших тактических учениях под Полоцком.

Неумение командиров и штабов организовать охранение в Красной Армии фиксировалось и на маневрах Приморской группы ОКДВА в марте 1936-го (где на марше в долинах охранение не освещало не только противоположные склоны, но и гребни окаймляющих долину хребтов), и на Полоцких учениях БВО в октябре того же года, и на учениях 23-го стрелкового корпуса БВО под Мозырем в «дорепрессионном» феврале 1937-го (где боковое охранение вообще не выставляли)…

Разведка местности командирами-танкистами, как видно из доклада того же А.И. Седякина «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год…», часто не проводилась и в 35-м. «Пренебрежительное отношение к систематическому изучению местности», на которой предстоит действовать танкам, тогда не было (по дипломатичному выражению составителей годового отчета округа от 11 октября 1935 г.) «полностью изжито» даже в передовом и больше других насыщенном танками КВО…67 В 1940-м на Дальнем Востоке в неразведанной заболоченной пади застряла половина машин 45-го танкового полка, но в сентябре 1935-го на маневрах Приморской группы ОКДВА в неразведанной пойме речки Чахезу точно так же было «посажено» 90 % танков 2-й механизированной бригады…68

К концу 1940-го войсковые штабы и управления армий и фронтов слабо умели «обеспечивать операцию материально-техническими ресурсами» и «организовать армейский и фронтовой тыл», но та же картина была здесь и в 35-м. «В ряде округов», констатировалось в директивном письме К.Е. Ворошилова от 28 декабря 1935 г., «организация бесперебойного снабжения войск» в ходе операции «не получила надлежащего изучения и усвоения»69. «Мы на учениях убеждались, – подтверждал, выступая 9 декабря 1935 г. на Военном совете заместитель начальника Генштаба РККА В.Н. Левичев, – что мехбригады и мехкорпуса, достигшие в условиях [военной. – А.С.] игры огромных успехов в смысле вторжения в оперативную глубину противника, на третий день оставались без горючего». («Этот вопрос, – признал 20 января 1936 г. начальник автобронетанковых войск КВО Н.Г. Игнатов, – у нас еще не отработан и нами, по сути дела, еще не совсем ясно понимается»…70) О том, что «в динамике боя управление тылом легко нарушается и прекращается», писал в своем докладе от 1 декабря 1935 г. «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год…» и А.И. Седякин…71 А составители годового отчета (от 11 октября 1935 г.) такой важнейшей группировки РККА, как ОКДВА, вынуждены были признаться – хоть и стремились по возможности скрыть свои провалы – в том, что их войсковые штабы вообще «не научились управлять тылом»!72

Неумение «обеспечивать операцию материально-техническими ресурсами» и «организовать армейский и фронтовой тыл» советские штабы отличало и в 36-м. «Отсутствует планирование тылом», – косноязычно, но недвусмысленно отмечалось в директиве наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г. «Об итогах оперативной подготовки за 1936 год…»; «тыл действует сам по себе, войска – сами по себе, а в результате даже на маневрах люди не получают пищи по суткам»…73 «Во всех родах войск еще слабо с организацией тыла на всю операцию», – признавалось даже в отчаянно приукрашивавшем действительность годовом отчете КВО от 4 октября 1936 г.; того, что «организация тыла» «остается» «слабым местом в управлении» их соединениями, не решились скрыть и составители годового отчета ОКДВА от 30 сентября…74

Согласно директивному письму начальника А.И. Егорова от 27 июня 1937 г., штабы «были слабо подготовлены по вопросам тыла» и накануне чистки РККА75.

В 1940-м советские командиры и штабы учитывали вопросы тылового обеспечения лишь формально, только чтобы соблюсти схему составления боевого приказа, но в ОКДВА, согласно годовым отчетам самой же этой армии, они поступали так и в 1935-м и 1936-м, когда, приняв решение и подписав приказ, «забывали» отдать тыловикам нужные распоряжения…

Больше того, если в 40-м командиры и штабы хотя бы вспоминали, принимая решение, о необходимости тылового обеспечения, то в 35-м они зачастую не думали о тыле вообще! «Важнейшие решения командования, – указывал в своем докладе от 1 декабря 1935 г. «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год…» А.И. Седякин, – особенно в кризисные этапы боя, органически с устройством тыла очень редко связываются». «Значение оперативного тыла, – признали и составители «отлакированного» годового отчета КВО от 11 октября 1935 г., – все еще остается слабым местом в оперативной подготовке значительной части общевойсковых командиров и штабов»…76 То же и в 36-м, когда в ОКДВА штабы соединений часто забывали о вопросах тыла, принимая решения в процессе боя, а штабы полков и батальонов, как правило, – и перед боем, когда на мартовских маневрах в Приморье так же поступали и командиры, когда характеризуемые с этой стороны источниками командиры и штабисты БВО (из частей 2-й и 37-й стрелковых дивизий) вопросы тылового обеспечения тоже обычно «упускали» и «забывали»…77 В 45-м механизированном корпусе КВО «работа тылов» на тактических занятиях «не учитывалась» и в первой, «дорепрессионной», половине 1937-го78.

Управление войсками. На уровнях ниже батальонного оно осуществлялось непосредственно командирами подразделений – но командиры отделений, взводов и рот, отмечал на декабрьском совещании начальник УБП КА В.Н. Курдюмов, «командирских навыков», «как правило», не имеют79. И действительно, осеннее инспектирование пяти округов и ДВФ выявило, что «не освоено управление взводом и ротой в наступательном бою»80. То же вскрылось и при инспектировании боевой подготовки 6-й, 13-й и 42-й стрелковых дивизий ЗОВО 28 августа – 7 сентября 1940 г. (показавшем, кстати, что навыков управления войсками нет и у комбатов): комроты и комбаты не умели выбирать места для своих командных пунктов, располагаясь обычно непосредственно в боевых порядках, откуда они не могли наблюдать за всем своим подразделением («командир роты, – пенял С.К. Тимошенко на разборе учения 6-й дивизии 7 сентября, – как правило, находится впереди»81), службой связных командиры подразделений пользоваться тоже не умели (да и вообще ее не налаживали), а сигнализацию не применяли…

При осеннем инспектировании пяти округов и ДВФ вскрылось, что у командиров пехотных подразделений нет также «навыков в организации взаимодействия огня и движения»; то же показали и сентябрьские учения 6-й и 13-й дивизий ЗОВО, где станковые пулеметы, находясь в боевых порядках наступающей пехоты, «беспрерывно меняли позиции и фактически не поддерживали» пехоту огнем82. По меньшей мере командиры отделений – и не в ряде округов, а во всей Красной Армии – не умели управлять и движением как таковым. («Наша беда, – замечал на декабрьском совещании генерал-инспектор пехоты А.К. Смирнов, – заключается в том, что наш командир отделения… не приучен… держать» положенные интервалы между бойцами в цепи83.) Кроме того, указал на том же совещании (имея в виду тех же командиров подразделений) К.А. Мерецков, «большинство командного состава не умеет организовать управление огнем в различных видах боя»84.

В проинспектированных осенью 1940-го пяти округах и ДВФ было обнаружено также «недостаточно твердое управление» танковым взводом85.

Что же касается выучки таких органов управления войсками, как штабы, то инспектирование осенью 1940 г. пяти округов и ДВФ показало:

Данный текст является ознакомительным фрагментом.