Глава X ПЕРЕВОЗКИ И ТОРГОВЛЯ

Глава X

ПЕРЕВОЗКИ И ТОРГОВЛЯ

Во всех странах, занимающих одну лишь узкую долину большой реки, эта река становится естественным большим путем сообщения для всех случаев, особенно если, как в Египте, по стране трудно перемещаться в течение значительной части года. Обычными дорогами египтян были Нил и каналы; все виды грузов перевозили на лодках и судах, все поездки осуществлялись по воде, и даже изображения богов проезжали в торжественной процессии по Нилу на ладьях – а как еще мог путешествовать бог, если не в ладье? Это было настолько само собой разумеющимся, что в языке египтян трудно найти слово, означающее путешествовать: они пользовались словами хонт – подниматься вверх и ход — спускаться вниз по течению. Первое из этих слов применялось, когда говорили о любом путешествии на юг, второе – о любом путешествии на север, даже когда речь могла идти о пути через пустыню[302]. В таких обстоятельствах естественно, что постройка речных судов рано стала у этого народа особым искусством.

Египетский орнамент на потолке

Самая древняя разновидность лодки, которая была в ходу у египтян, – это, несомненно, маленькие ладьи из папируса – такие же, как те, которыми в более поздние времена восхищались греки, и похожие на те, которыми и теперь пользуются в Судане. Эти лодки не имели палубы, это были, по сути дела, маленькие плоты, сделанные из связанных вместе пучков стеблей папируса. В середине они были несколько шире, чем на концах, задняя часть была обычно приподнята, а передняя лежала плашмя на поверхности воды. Меньшие по размеру из этих лодок, с трудом вмещавшие двух человек, были равны по длине всего одной связке папируса; более крупные (некоторые были даже такого размера, что могли везти быка) состояли по длине из нескольких умело скрепленных между собой связок. При постройке этих лодок[303] прилагались все возможные старания, чтобы прочно связать стебли папируса.

Для этого вокруг них закрепляли скрученный втрое канат на расстоянии примерно девять дюймов между витками. Если такая лодка была предназначена для господина, на ее пол стелили толстую циновку для защиты от влаги.

Эти папирусные ладьи имели очень небольшую осадку и поэтому очень широко использовались пастухами, охотниками и рыбаками на мелководье в болотах. Ими было легко управлять по причине их легкого веса и малого размера, и даже там, где вода была слишком мелкой, их можно было без труда донести (или провести) до более глубокого места. Маленькие папирусные челны никогда не имели парусов, и на них не гребли по-настоящему: они передвигались с помощью либо шестов, имевших два острых конца, чтобы цепляться за дно, либо коротких весел с широкими лопастями, которыми египтянин легко греб, лишь слегка их погружая в воду. Второй способ можно было одинаково хорошо применять стоя или сидя. Этот примитивный способ гребли, которым и сейчас пользуются некоторые из наших речных рыбаков, очень хорошо подходит для маленьких папирусных лодок, в особенности если они везут легкий груз; легкого гребка достаточно, чтобы заставить такие лодки скользить по гладкой поверхности воды. Иногда египтяне строили папирусные суда более крупного размера[304] – так, например, во времена правления VI династии мы обнаруживаем одно такое судно, для которого были нужны самое меньше тридцать два гребца и рулевой. Это нововведение существовало недолго; как правило, все крупные ладьи даже в ранние времена строили из дерева, хотя, как мы видели в предыдущих главах, Египет был очень беден этим материалом. Однако под давлением необходимости египтяне очень умело использовали свою плохую древесину, и похоже, что даже в очень ранние времена постройка лодок и более крупных судов велась в очень широком масштабе. Даже при Древнем царстве строились суда крупных размеров и большой вместимости – например, нам известно о «широком корабле из акации длиной 60 локтей и шириной 30 локтей», то есть примерно 30 м в длину и 15 м в поперечнике, и ладья такого огромного размера была изготовлена всего за 17 дней[305]. Большое количество разнообразных форм лодок на рисунках эпохи Древнего царства свидетельствует о том, как высоко было развито это ремесло[306].

Характерную для современных нильских лодок форму с высоко поднятой над водой задней частью можно увидеть и у лодок Древнего царства; на это были, несомненно, практические причины. Во-первых, у маленьких лодок и папирусных челноков, которые человек перемещал не гребками, а толчками, такая задняя часть позволяла управлявшему ими человеку прочнее держаться на месте; а также, что было еще важнее, она позволяла легко сталкивать лодку с многочисленных мелей, на которых постоянно застревают даже современные лодки. Фарватер священной реки египтян постоянно изменялся, а потому даже большие суда строились с очень малой осадкой, отчего они, как правило, только слегка скользили по воде, будучи погруженными в нее лишь на треть поверхности. Мы должны исключить из этого правила грузовые суда, которые глубже сидели в воде, отчего строители делали их необычно плоскими. У корабля длиной около 15 м высота бортов едва достигала 0,9 м, и, если бы на край борта не клали еще одну доску, вода несомненно заливала бы этот корабль при самом легком волнении.

В эпоху Древнего царства весла деревянных лодок иногда имели очень узкую остроконечную лопасть; ими гребли совершенно так же, как в наше время, а не как на папирусных челноках. Эти весла вставлялись в уключины или в край борта; гребцы сидели лицом к корме и гребли, преодолевая сопротивление воды. Чтобы весла не терялись, каждое из них было прикреплено к лодке короткой веревкой, и, когда веслом не пользовались, его вынимали из воды и привязывали к краю лодки.

Руль в эпоху Древнего царства был неизвестен египтянам, и лодками управляли с помощью длинных весел. Для маленькой лодки было достаточно одного рулевого весла, но для того, чтобы уверенно направлять большую ладью, было необходимо несколько весел с обеих сторон кормы. По форме эти большие рулевые весла ничем не отличались от других весел; их тоже вставляли в уключины и привязывали веревками, чтобы не потерялись. Рулевой обычно правил стоя.

Похоже, что почти все лодки были приспособлены для движения не только на веслах, но и под парусами – исключением была эпоха Древнего царства, когда умение управлять парусами было, видимо, развито слабо. Нам известен всего один парус, который был квадратным и делался, вероятно, из папирусной циновки.

Мачта была очень необычной, поскольку из-за того, что один кусок дерева сам по себе не был достаточно прочным, египтяне использовали две сравнительно тонкие мачты, связанные вместе у вершины. Один мощный канат был протянут от вершины этой мачты на нос, а другой на корму – они соответствуют нашим вантам — канатам, которые удерживают мачту на месте. Кроме того, еще от шести до двенадцати более тонких канатов спускались с верхней части мачты и закреплялись в задней части лодки.

Нок (рея) находился на конце мачты. Матросы могли поворачивать его вправо или влево с помощью двух канатов, которые шли назад от концов. Парус свисал вниз до края лодки и – по крайней мере, в части случаев – был снабжен второй реей ниже первой и, как и реи, имел крупный – по сравнению с величиной лодки – размер. Так, ладья длиной 4,6 м с гребными веслами длиной 3 м и рулевыми веслами длиной 4,9 м должна была иметь мачту высотой 10 м и реи длиной по 6 м, чтобы в парусе насчитывалось от 56 до 65 м² холста.

Когда ветер прекращался, а парус спускали, чтобы начать грести, реи снимали с мачты, а мачту – с лодки; затем парус оборачивали вокруг них обеих и все это клали на верх каюты или вешали на шесты с раздвоенными концами[307].

Как я уже отмечал, на рисунках эпохи Древнего царства показаны несколько разновидностей судов, в надписях тоже речь идет не о просто лодках, а о «широких лодках, лодках с рулем, баржах» и т. д. На следующих страницах я буду говорить только о самых заметных различиях в форме этих древних судов. Нет сомнения в том, что самыми лучшими и быстрыми судами в эпоху Древнего царства были длинные плоские парусные ладьи, в которых путешествовали знатные люди[308]. Их строили из легкого желтого дерева – несомненно, иноземной сосны. Как мы видим, такие суда отличаются от других лодок тем, что их передняя и задняя части короче и ниже, чем обычно. Кроме того, эти части часто выделяли с помощью украшений: их могли окрасить в темно-синий цвет, или нос мог завершаться резной головой животного. В отличие от голов фигур наших современных судов (XIX в. – Ред.) эта голова всегда была повернута назад.

Большая ладья для поездок эпохи Древнего царства. Господин стоит перед каютой, его писцы несут ему свои отчеты (согласно L. D., ii. 45 b)

На черной деревянной палубе за мачтой стояла каюта, стенки которой были сделаны из красиво сплетенных циновок или из белого льна и могли быть опущены полностью или частично. Во время поездки каюта была жилищем господина, поскольку он, даже если имел звание адмирала, разумеется, сам не участвовал в управлении судном. Мы еще не упомянули лоцмана, который с шестом для измерения глубины в руке стоит на носу и дает указания рулевым. Когда судно приближается к берегу, чтобы пристать, лоцман должен позвать тех людей, которые должны помочь при высадке, а поскольку ему приходится это делать на достаточно большом расстоянии от берега, мы обнаруживаем, что уже при IV династии для этой цели применялся рупор[309]. Матрос, сидящий на корточках на крыше каюты, занят ответственным делом: он следит за парусом и быстрыми жестами повторяет команды лоцмана. Кроме паруса, такие суда почти всегда имели весла, которых обычно было около дюжины с каждого борта. Количество рулевых весел зависело от количества гребных весел – при девяти гребных веслах с каждого борта полагалось два рулевых, при четырнадцати – три, при двадцати гребных – четыре рулевых весла.

Маленькое судно для поездок эпохи Древнего царства, построенное иначе, чем более крупное, – оно имеет высокую корму и совершенно лишено гребных весел (согласно L. D., ii. 43 a)

Большая грузовая ладья времен Древнего царства. Похоже, что гребцы повесили свои весла на шею теленку (согласно L. D., ii. 62)

Малая грузовая лодка времен Древнего царства (согласно L. D., ii. 104 b)

Буксирная лодка времен правления V династии. Обращает на себя внимание решетчатый ящик, в который на время перевозки упакован гроб (согласно L. D., ii. 76 e)

Большие гребные ладьи были в близком родстве с описанным выше роскошным типом судов. Они тоже имели плоские корму и нос, но каюта занимала почти всю длину судна. Не похоже, чтобы эти ладьи могли идти под парусом, – и действительно, на них не было места для мачты из-за размеров каюты.

На более крупных грузовых судах было еще меньше места[310], все свободное пространство использовали для грузов, так что места, отведенные гребцам и рулевым, были тесными и неудобными.

Борта были высокими, чтобы увеличить вместимость корабля, а в середине судна стояли большая главная каюта и сразу за ней – вторая каюта, крыша которой наклонно спускалась к корме. Тем не менее для кают было недостаточно даже тех четырех пятых длины судна, которые они занимали; даже оставшуюся пятую часть не оставляли гребцам целиком: она служила еще и для перевозки скота. Поэтому три или четыре человека, которые гребли на таком грузовом судне, должны были с трудом удерживать равновесие на помосте вроде парапета, устроенном над кормой, а двум кормчим приходилось управлять рулевыми веслами с наклонной крыши кормовой каюты[311].

Кроме собственно грузовых судов, существовали специальные маленькие лодки небольшой грузоподъемности. Такими лодками мог управлять один человек – гребец и рулевой одновременно, они могли, например, сопровождать большую парусную ладью с благородным господином и его свитой, перевозя продовольствие.

Если двигаться под парусом было невозможно из-за встречного ветра или – что часто случается на Ниле – наступал полный штиль, матросам приходилось прибегать к буксировке – способу передвижения, который был утомительным из-за довольно быстрого течения[312]. Поэтому на рисунках, изображающих суда, даже те, что существовали в эпоху Древнего царства, мы видим, что у большинства из них был прочный столбик, на который наматывали буксирный канат.

В те древние времена египтяне так привыкли при плавании на судах использовать этот утомительный способ передвижения, что не могли даже представить себе, чтобы их боги могли обойтись без него, и, согласно египетским верованиям, ладья бога солнца по ночам двигалась через мир мертвых на буксире. Только днем она могла плыть вперед по небесному океану с помощью парусов и весел.

Суда, предназначенные для перевозки больших грузов, видимо, всегда буксировались или людьми, или другими судами, поскольку были слишком тяжелыми, чтобы двигаться самостоятельно. Здесь мы должны упомянуть ладью с названием «Сат», которое, вероятно, означало буксир. Ни нос, ни корма в этом случае ничем особенным не отличались, кроме того что на каждом из концов судна был короткий, укрепленный вертикально кол (штырь) для буксирного каната. Управлялись такие суда, как и все другие эпохи Древнего царства, с помощью длинных весел. Такой вид судов применялся для доставки каменных блоков из каменоломен восточного берега к пирамидам и гробницам мемфисского некрополя. Изображенное здесь судно, о котором специально сказано, что оно необычно большое, принадлежало царю Исеси из V династии и называлось «Слава Исеси». На нашем рисунке оно везет саркофаг и крышку к саркофагу, которые этот царь преподнес в подарок своему верному слуге, главному судье по имени Сендемеб.

Все суда, о которых мы говорили до сих пор, относятся ко временам Древнего царства. В малоизвестный период, которым завершилась эта эпоха[313], в этой области, вероятно, были сделаны большие усовершенствования, потому что суда Среднего царства гораздо лучше более ранних[314].

На нашей иллюстрации неуклюжие рулевые весла Древнего царства заменил большой руль, которым рулевой легко управляет с помощью каната. Две узких доски, ранее применявшиеся как замена для мачты, также уступили место мощной мачте-столбу.

Кроме того, с этого времени парус всегда снабжен нижней реей, и верхняя рея не прикрепляется неподвижно к вершине мачты, а привязана к ней способным двигаться канатом, что позволяет по желанию поднимать и опускать его. Такелаж тоже был очень сильно усовершенствован, так что такие суда, в общем, стали гораздо легче для управления, чем были при Древнем царстве. Даже большие гребные ладьи были затронуты усовершенствованиями: теперь они имели настоящий руль, а гребцы сидели на скамьях, установленных на палубе судна; есть также красивая каюта с боками из ярких циновок, с окнами и с красивой крышей, на которой женщины и дети хозяина могут наслаждаться прохладой, отдыхая во время поездки.

Долгое время египетские суда не развивались дальше этого уровня, и среди нововведений эпохи Нового царства немного того, что действительно стоит упоминания[315]. Самым важным из них была ненормальная ширина паруса. При Древнем царстве парус в высоту был значительно больше, чем в ширину; при Среднем царстве ширина была немного больше высоты; а при Новом царстве он достигал иногда такой огромной ширины, что никакой шест не был достаточно длинным, чтобы служить ему реей, и становилось необходимо соединить для этого два шеста.

Лодка середины эпохи Среднего царства (согласно L. D., ii. 127)

Лодка для поездок эпохи Нового царства (согласно W., ii. 224)

Например, при Древнем царстве большое судно, длиной около 16 м, имело бы мачту высотой около 10 м и рею длиной 6 м. При Среднем царстве мачта понизилась бы до 5 с небольшим метров, а рея сохранила бы длину 6 м. При Новом царстве рею удлинили бы примерно до 10 м, что вдвое больше высоты мачты в это время. Разумеется, для таких огромных парусов потребовалось увеличить количество такелажа, а для этого понадобилось его по-новому разместить, для чего мачту оборудовали чем-то вроде круглой головки, то есть прикрепили к ее верхушке решетчатую коробку. При Новом царстве мы обнаруживаем на носу и часто также на корме более крупных парусных судов деревянный помост высотой в половину человеческого роста. Это было место лоцмана или капитана, «который стоит на корме и не дает своему голосу замолкнуть». Сама каюта выше, чем в более ранние времена, и внешне немного напоминает дом с дверями и окнами, а вещи господина складывали на плоской крыше, на которой, должно быть, хватало места даже для его повозки, поскольку ни один знатный человек Нового царства не путешествовал без этого новомодного тогда средства передвижения.

Склонность к роскоши, которая так характерна для всех более поздних эпох египетской истории, разумеется, оказывала воздействие на декор египетских судов. При Древнем царстве судно, на котором путешествовали князья, было простой узкой лодкой, украшенной только головой барана на носу; при Новом царстве, наоборот, судно знатного человека должно было иметь роскошнейшие украшения[316]. Каюта стала великолепным домом с восхитительной крышей и входом, украшенным столбами. Бока судна сверкали от ярких красок и спереди были украшены большими рисунками, корма стала похожа на гигантский цветок лотоса. Лопасть рулевого весла напоминает букет цветов, а круглая коробка на верхушке имеет вид головы царя. Паруса (по крайней мере, у храмовых лодок) были сделаны из роскошнейших тканей самых ярких расцветок. Хороший пример того, какой степени достигла роскошь в этом отношении, – царский корабль Тутмоса III. Это судно имело то же название, что и при Древнем царстве, а именно «Звезда двух стран»; то есть формально это был тот же царский корабль, который служил и царю Хуфу (Хеопсу) двенадцатью столетиями раньше, но как отличается его внешний вид от древней простоты. Каюта теперь представляет собой постройку с дверью спереди и ярко окрашенными ковровыми стенами; мостики для рулевого и капитана похожи на часовни, а возле второго из них стоит в качестве носового украшения статуя дикого быка, который топчет людей ногами, – намек на царя, «победоносного быка».

Две грузовые лодки времен Нового царства. Они приспособлены только для движения на буксире. Здесь они причалены к берегу (согласно W., ii. 213)

Вряд ли мне нужно говорить, что эта роскошь распространялась лишь на суда, в которых ездили богатые люди. Грузовые суда при Новом царстве были такими же неукрашенными, как раньше. На них только поставили на палубе грубую решетчатую клетку для скота или других грузов[317].

Кроме плавания по реке, египтяне даже в ранние времена путешествовали по морю – правда, путешествия были небольшие. Морские суда[318] царицы Хатшепсут – единственные, изображения которых у нас есть, – в точности похожи на большие речные корабли ее времени. Помимо огромного паруса, они имеют тридцать гребцов[319]. Эти суда очень хорошо служили для плавания вдоль берегов в страны благовоний (современные Эритрея и Йемен) или в Сирию, в более длинные плавания египтяне отправлялись редко (если отправлялись вообще).

Как я уже отметил, переезды по суше были в Египте чем-то совершенно незначительным по сравнению с передвижением по реке. Любая поездка обычно была водной; другие средства передвижения были нужны египтянам лишь на небольшие расстояния от Нила до места назначения. Знатные люди Древнего царства обычно пользовались для этих случаев носилками[320] – сиденьем с балдахином над ним, которое несли на плечах двенадцать или более слуг. Рядом шли люди с длинными веерами-опахалами[321], направлявшие на своего господина волны свежего воздуха, а еще один слуга нес кожаный бурдюк с водой, чтобы господин мог освежиться.

Во времена Среднего царства мы также встречаемся с подобными носилками, но без балдахина: однако на этом более позднем рисунке можно увидеть слугу, несущего что-то вроде большого зонта, который мог применяться не только чтобы укрыть господина от солнца, но и чтобы защитить господина от ветра в день, когда налетала гроза. Как и сегодня, большинство египтян пользовались для езды ослами – лучшим средством для этой цели. Осел словно специально создан для характерных условий Египта: он – неутомимое и, если говорить о хороших особях, быстрое животное; он также способен пройти везде. Однако похоже, что египтяне вряд ли считали приличной езду на осле верхом: мы нигде не обнаруживаем ни одного изображения человека верхом на осле, хотя в Берлинском музее есть седло, несомненно предназначенное для осла, что свидетельствует о существовании такого способа езды по крайней мере в эпоху Нового царства[322]. Но для знатного человека не было неприличным путешествие по сельской местности в особого рода кресле, укрепленном на спинах двух ослов – это мы видим на одном симпатичном рисунке эпохи Древнего царства.

Парусный корабль царицы Хатшепсут на пути в страны благовонии (согласно D?m. Flotte, Pl. 1)

При Новом царстве это кресло, а также и носилки, видимо, вышли из употребления, хотя носилками продолжали пользоваться для церемоний. Причиной этого, похоже, было то, что за прошедшее между этими эпохами время в Египет были ввезены гораздо лучшие средства сообщения – лошадь и колесница. Было сделано предположение, что египтяне познакомились с лошадью и колесницей благодаря своим завоевателям, варварам-гиксосам; но это не было доказано, хотя, с другой стороны, мы можем быть уверены, что и лошадь, и колесница были ввезены в Египет в темные времена между Средним и Новым царством, поскольку лошади и колесницы впервые были изображены на памятниках XVIII династии. Слово хтор, которое в более поздние времена означало лошадь, по крайней мере один раз встречается как личное имя на стеле XIII династии, но, поскольку первоначально это слово означало двух животных, впряженных в одно ярмо (что-то вроде нашего слова «упряжка»), оно могло в более ранний период применяться для обозначения двух пашущих быков так же, как в более поздние времена это слово использовалось, когда говорили о лошадях колесницы. Поэтому мы не можем определить, какому народу мы обязаны появлением лошадей в Передней Азии и Египте (лошадей в этот регион привели индоевропейские племена, около 2300 г. до н. э. осуществлявшие масштабную экспансию – во многом благодаря наличию лошадей, прирученных этими племенами в степях к востоку от Днепра в период между 4000 и 2500 гг. до н. э. – Ред.), пока не узнаем, из какого языка происходит то слово, которое в египетском языке приобрело вид ссмт и смсм[323], а в ханаанейском и арамейском языках

Поездка на ослах в кресле-седле. Два скорохода сопровождают своего господина; один идет впереди, чтобы освобождать ему дорогу, другой должен обмахивать его веером и погонять осла (согласно L. D., ii. 43 a)

С другой стороны, несомненно, у семитов, а точнее, от ханаанеев (ханаанеи – продукт смешения семитов из соседних пустынь и местного несемитского населения, обладавшего высокой культурой. – Ред.) египтяне заимствовали два вида повозок, которые стали модными при Новом царстве и были в ходу до самого недавнего времени[324], – те, что назывались меркаба и агала, а у египтян – меркобт и аголт. Существовали или нет в Египте какие-либо колесные средства передвижения до появления этих, остается неясным[325].

Про аголт мы знаем только, что ее везли быки и что эта повозка применялась для доставки продовольствия на рудники; то есть это была какая-то разновидность телеги для перевозки грузов. Больше известно про меркобт, которой пользовались для катаний, для путешествий, на охоте в пустыне[326] и на войне. Это была маленькая, очень легкая колесница, в которой едва могли уместиться стоя три человека, – такая легкая, что один египетский поэт сказал про такую колесницу, что она весила пять утенов, а ее ось – три утена. Это, конечно, было большим преувеличением, потому что даже самая легкая колесница должна была весить больше чем восемь утенов (это 728 г или 1 ¹/₂ фунта).

Меркобт[327] никогда не имела больше двух колес: эти колеса делались из разных видов дерева или металла и имели четыре или, чаще, шесть спиц. Ось несла на себе кузов, который состоял из пола и окружавших его спереди и по бокам, немного нависавших над ним деревянных перил. Через этот пол было пропущено дышло, которое для большей надежности привязывали ремнями к перилам. На конце дышла был поперечный брус, концы которого были изогнуты в виде крючьев. К этим концам крепилась сбруя, которая обращает на себя внимание своей простотой. Постромки в те времена были египтянам неизвестны; груди обеих лошадей охватывал широкий ремень, который прикреплялся к поперечному брусу дышла, и лошади тянули колесницу только за этот ремень. Чтобы он не натер им шеи, египтяне подкладывали под него сзади широкий лоскут кожи, к металлическому покрытию которого прикреплялся ремень; от этой задней подстилки шел под брюхом лошади к дышлу другой, меньший ремень, который должен был не давать широкому ремню сдвигаться с места. Лошадьми управляли с помощью поводьев, которые шли через крюк, закрепленный в задней подстилке, к удилам, вложенным лошади в рот. Сбруя для головы по типу была похожа на ту, которой пользуются повсюду сейчас, а со времен Нового царства (XIX династия) применялись также шоры[328].

Все египетские колесницы были сделаны по этому образцу и отличались одна от другой только большей или меньшей роскошью своего снаряжения. У многих колесниц ремни сбруи и кожаное покрытие каркаса были окрашены в пурпурный цвет, все металлические части были позолочены, а перья, которыми украшали лошадей, были вставлены в подставки в виде маленьких львиных голов.

Уже одно богатство этого снаряжения говорит о том, как высоко египтяне ценили свои колесницы и своих лошадей. Они изображены на рисунках всюду, где это возможно, и у литераторов того времени любимой темой было их описание и восхваление. Возница, который назывался катана (иноземное, видимо, индоевропейское по происхождению слово), имелся в хозяйстве каждого знатного египтянина[329], а при дворе должность «первого возницы его величества» была такой важной, что ее занимали даже князья. Любимые кони царя, «первая великая упряжка его величества», носили звучные имена – например, две лошади, принадлежавшие Сети I, назывались «Амон наделяет силой» и «Амон дарует ему победу», причем вторая лошадь носила еще добавочное имя «Анат (богиня войны и любви, «импортированная» в египетскую мифологию с XVIII династии) довольна»[330]. По этим именам мы знаем, что лошади были обучены для боя; и по этой причине египтяне предпочитали самых отважных, горячих лошадей. К примеру, коням Рамсеса II, кроме возницы, были нужны еще три слуги, которые держали их за узду[331], а в других случаях египетские лошади обычно изображены, когда они встают на дыбы или нетерпеливо роют копытами землю. Как правило, ездовыми лошадьми были жеребцы, а не кобылы[332]. Окрас у них был обычно коричневый, однако в нескольких случаях мы встречаемся с упряжками прекрасных белых лошадей[333]. Насколько мне известно, холощеных коней (т. е. меринов) в ту эпоху не использовали. Те, кто желал иметь спокойных животных, предпочитали мулов; на красивом рисунке в одной из фиванских гробниц мы видим, как эти животные везут колесницу знатного господина, который осматривает свои поля; управлять мулами настолько просто, что возницей служит мальчик[334].

Коней в Египте использовали и для верховой езды, но, как и у других античных народов, верховая езда была у них чем-то совершенно второстепенным (настоящая верховая езда, как и конница, пришла на Ближний Восток с вторжением еще одного арийского народа, киммерийцев, которых в VIII–VII вв. до н. э. вытеснили из Северного Причерноморья ираноязычные скифы. Скифы около 630 г. до н. э. вторглись в Сирию и Палестину и дошли до собственно Египта, где от них откупились. – Ред.). У нас нет изображений египтян верхом на коне[335], и мы бы вообще не знали, что подданные фараонов умели ездить верхом, если бы не было нескольких упоминаний об этом в литературе.

Так, в одном месте мы читаем о «военачальниках (?), которые верхом на конях» преследуют побежденных врагов, а в одном из учебных писем говорится обо «всех, кто может сесть на коня». В одной повести мы читаем, что царица сопровождала фараона верхом на коне, а упомянутый выше сатирический сочинитель пишет, что получил письмо от своего оппонента, «сидя на коне». В то же время мы должны сказать еще раз, что использование лошадей для верховой езды было совершенно второстепенным их применением, а их главным делом было везти телегу или колесницу.

Боевой топор с прорезным изображением всадника на лезвии (согласно W., I. 278)

Перед тем как расстаться с этой темой, я должен коснуться вопроса, по поводу которого было много споров, а именно появления в Египте верблюдов. Можно считать доказанным, что это животное, которое сейчас считается таким необходимым для путешествия по пустыне, впервые появилось в Египте позже тех эпох, которые мы рассматриваем. Верблюд не отмечен ни в одной надписи и ни на одном рисунке раньше греческого периода[336]; и даже при Рамсесе III как вьючное животное для пустыни еще явным образом упоминается осел.

Эти средства передвижения, за развитием которых мы проследили выше, разумеется, делали возможным сообщение между провинциями Египта. Однако же из-за формы этой страны – длинной и похожей очертаниями на змею – расстояния между большинством городов были непропорционально велики. Поэтому такое сообщение всегда имело ограниченные размеры. Расстояние от Фив до Мемфиса было около 540 км, от Фив до Таниса около 690 км, а от Элефантины до Пелузиума – целых 936 км; это можно сравнить с расстояниями между Лондоном и Дублином, Лондоном и Пертом, Брайтоном и Абердином. Совершенно верно, что в других античных странах главные города тоже часто находились так же далеко один от другого, но у тех городов пути сообщения были со всех сторон, а египетские города из-за природы своей страны имели соседей лишь с двух сторон. Конечно, такие условия не способствовали развитию сообщения между различными частями этой страны, и жители Древнего Египта (так же как его современные жители) обычно довольствовались поездками в соседние провинции.

С другой стороны, у египтян, видимо, рано развились средства доставки писем, которые были вдвойне ценными из-за тех больших расстояний, которые мы упоминали выше.

Мы уже упоминали, что умение писать вежливые письма считалось одним из тех необходимых навыков, которые следовало изучать в школах. Здесь мы должны добавить к этому замечанию то немногое, что известно о доставке писем. Когда, например, мы читаем, что автор потерял надежду дождаться ответа на свое письмо и наконец пишет своему другу, что не уверен, что его мальчик-слуга, с которым он послал это письмо, добрался до места, речь явно идет о посланце частного лица. Однако существуют и фразы, которые, похоже, указывают на существование организованного почтового сообщения с помощью гонцов, посылаемых регулярно и официально. Например, мы читаем: «Пиши мне через письмоносцев, которые приходят от тебя ко мне» и «пиши мне о своем благополучии и здоровье через всех, кто приходит от тебя… ни один из тех, кого ты посылаешь, не прибывает сюда». То письмо, откуда мы процитировали второй из этих отрывков, возможно, содержит и указание на способ, которым от одного человека другому пересылались маленькие посылки. Автор письма извиняется за то, что посылает адресату письма только пятьдесят хлебов: ведь шед отбросил еще тридцать, потому что должен был нести слишком много; он также забыл сообщить ему вечером о том, как идут дела, и потому не смог сделать все как полагается.

Торговля на рынке в эпоху Древнего царства (согласно L. D., ii. 96)

Те же условия, которые сделали трудным сообщение между отдельными людьми, не позволили торговле приобрести то значение, которое ей следует иметь. Например, в текстах никогда ничего не говорится о торговцах, а это несомненный признак того, что роль торговли в самом деле была незначительной. Торговые сделки в Древнем Египте происходили во многом так же, как на базарах и рынках современных египетских провинциальных городов.

Интересные рисунки в одной из гробниц в Саккаре позволяют нам увидеть сцены повседневной жизни рынка времен Древнего царства: на них изображен такой базар, какой мог быть устроен в имении знатного землевладельца для его слуг и его крестьян. Торговец рыбой сидит перед своей камышовой корзиной, в этот момент он чистит огромного сома и одновременно торгуется о цене со своей покупательницей. А та носит с собой в коробке предметы, предназначенные для обмена, и отнюдь не молчит: она ведет с продавцом долгий разговор о том, сколько она «даст за это». Возле этой группы другой торговец выставил на продажу благовония или что-то вроде них. Еще один продает что-то, по виду похожее на белые булки, и ожерелье-воротник, которое ему предложили за одну из них, кажется ему недостаточной ценой. «Вот, [возьми] и сандалии [тоже]», – говорит покупатель и получает покупку в обмен на другое ожерелье, а продавец заверяет его: «Вот это [полная цена]»; в это время подходит другой покупатель, надеясь в обмен на веер купить себе лука для еды.

Однако съедобные продукты – не единственное, что тут продается: еще один торговец сидит на корточках перед своей корзиной с красными и синими украшениями и торгуется с женщиной, которая желает купить одную из его ярких ниток бус. Возле нее мужчина с рыболовными крючками (?), кажется, напрасно навязывает свой товар другому, стоящему рядом мужчине.

Рыночная торговля в эпоху Древнего царства (согласно L. D., ii. 96)

В гробнице часто упоминавшегося Хаемхета, «начальника житниц» при Аменхотепе III, есть рисунок, изображающий такую же мелкую торговлю на рынке в эпоху Нового царства. В гавани Фив идет разгрузка больших кораблей, которые доставили зерно, ввезенное из-за границы для нужд государства. Пока большинство матросов выносят на берег груз, несколько человек из их числа потихоньку ускользают и подходят к продавцам, сидящим на корточках на берегу перед своими кувшинами и корзинами. Два из этих торговцев, несомненно, сирийцы, один из них помогает своей жене продавать ее товар, и по очень простецкой одежде этой госпожи видно, что их предприятие не слишком процветает. Похоже, что они продают какую-то еду, а в обмен на нее матросы, вероятно, отдают зерно из груза, полученное в качестве платы. Во всех случаях обменивается один товар на другой, поскольку вся торговля в Египте была меновой, и в уплату давали только товары или произведенную продукцию.

Нам, людям современного мира, кажется странным, что народ мог устраивать торговлю на рынках, продавать скот, давать ссуды под проценты, выплачивать жалованье и собирать налоги, не употребляя при этом денег. Но на самом деле это не так трудно, и мусульмане из негритянских стран Африки могут служить доказательством того, что сравнительно высокий уровень цивилизации может быть достигнут при меновой торговле.

Такая торговля никогда не остается долго чистым обменом; нужды торгового дела вскоре заставляют выделить какой-то товар в качестве условного стандарта, с помощью которого можно измерять и сравнивать стоимость различных предметов. Например, сейчас (конец XIX в. – Ред.) в Судане, если человек покупает порох, он, возможно, сможет заплатить за него торговцу домашними птицами, но, чтобы знать, сколько пороха должен дать один и сколько птиц отдать другой, оба подсчитывают рыночную цену своих товаров в единицах третьего товара, например в янтарных бусинах.

При уплате они могли не использовать вообще ни одной янтарной бусины или использовать их всего несколько, чтобы доплатить небольшую разницу в стоимости, но бусины стали на этом рынке условной мерой стоимости, при помощи которой можно было вычислять цены товаров. Мы видим, что в этом случае янтарные бусины действительно выполняли роль денег.

Такие меры стоимости до сих пор (конец XIX в. – Ред.) имеют широкое распространение в Африке, и купцы, которые ведут торговлю с ее внутренними областями, должны узнавать в точности, какие именно обычаи приняты на различных рынках и в различных городах. В одном месте могут пользоваться бусинами, в другом брусками соли, в третьем железными лопатами, или стирийскими бритвами, или же мериканис, то есть имеющими определенный размер отрезами плохих американских хлопчатобумажных тканей.

В древней Африке условия торговли были очень похожи на эти. Но в эпоху Нового царства в качестве меры стоимости использовалась по меньшей мере одна монета – медная, весом в один утен, то есть 91 г. Эта медная монета представляла собой кусок проволоки, согнутый в виде спирали

На примере важных договоров Хепдефая, которые у нас цитировались уже несколько раз, мы видим, что при этих примитивных способах оплаты можно было совершать сложные коммерческие сделки. Этот князь, который правил в номе Асьют в эпоху Среднего царства, желал, чтобы во все будущие времена жрецы его нома – разумеется, за соответствующее затратам вознаграждение – подносили небольшие дары его ка.

На сложных условиях он внес в их храм вклад, ежегодные доходы с которого должны были возмещать, по сути дела, малую стоимость этих хлебов и фитилей. Среди вкладов, вносимых на церковные службы в Средние века и в наши дни, есть подобные примеры. Хепдефай использовал не совсем обычную процедуру. С одной стороны, он уступил часть своих полей, например, отдал один участок земли жрецу Анубиса за три фитиля в год. С другой стороны, он завещал часть своих доходов – первые плоды своего урожая или принадлежавшие ему и его наследникам ноги жертвенных быков. Но в первую очередь он предпочитал расплачиваться теми доходами, которые получал как член жреческой семьи из пожертвований, принесенных в храм Эпуат, – так называемыми «храмовыми днями». Однако эти ежедневные отчисления, состоявшие из различных видов продовольствия, не могли быть получены людьми, жившими далеко от храма; поэтому Хепдефай, если желал расплатиться ими с этими людьми, должен был воспользоваться системой обмена: например, он отдал 22 «храмовых дня» своим собратьям-жрецам за 2200 хлебов и 22 кувшина пива в год для тех людей, которым он действительно хотел заплатить. Таким образом он обменял храмовые доходы, неудобные как средство платежа, на хлеб и пиво, которые мог передать кому угодно.

Хотя внутренняя торговля в Египте явно никогда не была развита в больших размерах, торговля с другими странами, видимо, временами велась очень активно. Тем не менее Египту – насколько нам известно – всегда было нужно иметь особое политическое положение для того, чтобы какое-то время активно общаться с соседними странами, поскольку лишь такой толчок извне был способен преодолеть естественные препятствия (речные пороги, пустыни и морские течения), которые отделяют долину Нила от всех прочих стран. На нескольких следующих страницах мы опишем развитие этих мирных отношений Египта с соседними государствами и влияние этих государств на жителей нильской долины.

Наиболее доступная страна для тех, кто отправляется в путь из Египта, – Нубия. Но из-за своей неплодородной почвы эта страна лишь в поздние времена, под влиянием египетских властей, стала до некоторой степени цивилизованной. Северную часть Нубии населял народ с темно-коричневой кожей – предки нынешних нубийцев; однако египтяне объединяли их со всеми остальными южными варварами в категорию нехес, то есть «негры». Естественной политической границей между Египтом и Нубией был первый порог Нила. Расположенный в этом месте остров Элефантина стал местом для рынка, на котором нубийцы обменивали произведения своей страны и товары, полученные от племен, живших южнее, на египетские изделия. Туда доставлялись для ввоза в Египет шкуры леопардов, обезьяны, но прежде всего – слоновая кость.

Даже названия двух мест на границе – Абу (Элефантина) и Суенет (Сиена, Асуан), которые означают остров слоновой кости и торговля, свидетельствуют о том, какую важную роль играла эта древняя торговля[339].

Нет сомнения в том, что Египет в какой-то степени господствовал над теми племенами, которые жили рядом с его границей. Уже при царе Пепи негритянские страны Эртет, Меда, Эмам, Вават, Каау (?) и Татеам были обязаны усиливать египетскую армию наемниками. При Меренре, преемнике Пепи, князья стран Эртет, Вават, Эмам и Меда привозили на Элефантину акации для постройки египетских судов. С другой стороны, в той самой надписи, которая рассказывает нам об этом, специально подчеркнуто как поистине необычный случай то, что большую экспедицию, посланную Меренрой к каменоломням Сиены (Асуана), сопровождал всего один военный корабль: египтяне явно не чувствовали себя в безопасности от нападений на границе[340]. Более того, Элефантина сама первоначально принадлежала нубийским князьям, хотя они уже в ранние времена были египетскими чиновниками и вассалами фараонов; в самой древней из их гробниц, которая относится, возможно, ко времени правления VI династии, показано, что тогдашний наместник Элефантины был темно-коричневым нубийцем, хотя его двор, похоже, состоял только из египтян.

Могущественные цари XII династии проникли дальше в глубь Нубии и полностью открыли северную часть этой страны для египетской цивилизации. Сенусерт I покорил юг до «краев земли»; несомненно, его главной целью было получить доступ к золотым рудникам Нубийской пустыни; и в его царствование мы впервые встречаем упоминание о «жалкой стране Куш», то есть южной части Нубии[341]. Тем не менее только самую северную часть завоеванных земель – страну Вават – он смог сохранить и колонизировать, или, как говорили египтяне, «снабдить памятниками»[342]. Его правнук Сенусерт III был первым, кто достиг большего – отодвинул свою «южную границу» до современной Семны (несколько дальше – выше современного Абри. – Ред.), и хвалился, что «продвинул свои границы дальше границ своих отцов и умножил то, что унаследовал»[343]. В восьмой год своего царствования этот царь установил там пограничный камень, «чтобы ни один негр не мог проникнуть дальше него ни по воде, ни по суше, ни с лодками, ни со стадами этого негра». Исключение составляли лишь те негры, которые ехали в качестве послов, и те, кто направлялся на рынок в Экене (Экен, должно быть, – поселение на границе): их пропускали, но не на их лодках[344].

Пока царь таким образом организовывал мирные взаимоотношения на границе, его верховная власть над этой частью страны снова оказалась под угрозой.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.