На фронте тыла

На фронте тыла

Война – вечный спутник человечества, и оно имеет большой опыт ее ведения. Война имеет свои законы, и одним из них является то, что побеждает не сила, а инфраструктура. Этот закон особенно проявился во Второй мировой войне, исходя из ее масштабов. Поскольку масштаб войны был беспрецедентным, беспрецедентным был и масштаб разрушений и привлечения экономических ресурсов.

Какова была заслуга Сталина в победе в этой войне? Ответить на этот вопрос нелегко. Трудно сказать, насколько талантливым полководцем был Сталин, особенно если принять во внимание тот факт, что противник по качеству ведения войны стоял на голову выше. Но особая заслуга Сталина заключается в том, что он смог собрать в единый кулак огромную империю, противопоставить экономику Советского Союза экономике не только Германии, но и всей Европы. Заслуга Сталина в том, что после первых страшных ударов государство не развалилось и смогло сплотиться против врага.

Для ведения такой крупной войны была необходима мобилизация всей экономической системы, а для данного процесса нужен был человек, знающий и любящий свое дело. С первых же дней создания Государственного Комитета Обороны для решения экономических проблем были распределены функции между членами комитета.

Как член ГКО Берия отвечал за производство почти всех видов вооружений. Особое внимание уделялось производству минометов, которым до того не уделялось достаточного внимания. Под его руководством производство их выросло более чем в 5 раз.

Молотов курировал танковую промышленность. Опять же на Берию вместе с Маленковым было возложено курирование авиационной промышленности. Маленков, конечно же, был для счета, основную работу вел Берия.

Можно сказать, что исходя из возложенной на него миссии Молотову был передан самый ответственный участок, поскольку судьбу Второй мировой должны были решить именно танки. Это указывает на высокое доверие, оказываемое ему Сталиным.

Возможно, Молотов был хорошим идеологом и аппаратчиком, неплохим дипломатом, выполнявшим все директивы хозяина, но хозяйственником он был не ахти каким. Молотов был гениальной посредственностью и, исходя из своих способностей, гениально провалил задание.

Невозможность справиться с делом привела к необходимости передоверия данного дела другому человеку. Это деяние в будущем опять же вменят в вину Берии и назовут его действия интриганством. Правда, в своих мемуарах и Микоян хочет показать Берию интриганом, но в действительности у него это не очень-то и получается. Надо отметить, что именно Микоян нарисовал ту картину, которая была связана с возложением на Берию такого ответственного задания. Вообще отношение Микояна к фигуре Берии отличается от позиции его сотоварищей, и Микоян так или иначе старается не сгущать красок, несмотря на атмосферу, создавшуюся во время написания мемуаров.

Воспоминания Микояна, касающиеся того периода, не ограничиваются вопросом передоверия танковой промышленности Берии, и затрагивают решение экономических проблем в целом, при этом он критикует действия председателя Госплана А. Вознесенского. В данном плане мемуары Микояна очень интересны, поскольку после XX съезда Вознесенский был возведен в ранг мучеников Сталина и, как это ни удивительно, Берии. Приведу отрывок из воспоминаний:

«19 января 1938 г. Вознесенский был утвержден председателем Госплана. В Госплане он очень хорошо себя показал, понравился Сталину. Грамотный человек, говорил толково, вдумчиво, он сразу завоевал высокое положение. Сталин увлекся им и сделал такой шаг, который был для нас непонятен: через год или полгода Сталин объявил его своим первым замом по экономическим вопросам в Совнаркоме. Таким образом, в области экономики Вознесенский ставился над всеми нами и над Молотовым как первый человек после Сталина в этой области.

Некоторые члены Политбюро были недовольны этим шагом: председателя Госплана, у которого вся экономика, делать еще и первым замом, то есть освобождать от всякого контроля (Сталин же не мог сам контролировать!) было неправильно. Если бы он был просто замом и председателем Госплана, то был бы под контролем других заместителей, так как был бы на равном положении с нами.

К тому же, как только Сталин начал его возносить, амбициозность Вознесенского становилась очевидной: он стал проявлять высокомерие по отношению к остальным товарищам.

Вознесенский не имел опыта управления хозяйством, он никогда не был ни директором завода, ни секретарем обкома, ни наркомом. Поэтому стиль его работы был несколько канцелярским, бумажным. Для него имел большую силу план. Он недостаточно понимал, что мало принять даже очень хороший план, что главное – обеспечить его выполнение.

В начале войны хороший план составить было очень трудно. Мы теряли город за городом, эвакуировали предприятия и заводы, где производилось вооружение, не вовремя вводились в действие эвакуированные заводы, в результате срывались военные задания. Вознесенский ежемесячно составлял план, причем так, что план текущего месяца превышал план предыдущего. Фактическое же выполнение плана в первые 7–8 месяцев войны шло наоборот: план шел по графику вверх, а его исполнение вниз. Это было следствием того, что украинские заводы, особенно харьковские, перестали производить вооружение. То же самое было с Тулой – большим центром по производству оружия. Оборудование заводов Тулы было или на колесах, или прибыло в места, где не было необходимого количества зданий, чтобы его установить. Нужно было строить новые корпуса, налаживать работу. Словом, хотя и работали быстро, оперативно, но большие расстояния и возникающие трудности на несколько месяцев выбили из строя многие предприятия. Выпуск продукции не был начат, пока не был закончен монтаж оборудования. А Вознесенский считал, что неудобно во время войны уменьшать план. Это было его ошибкой. Ведь это был нереальный план.

Я помню, как-то в январе 1942 г. сидели у Сталина Берия, я и Маленков. Берия – хитрый человек, умел так поставить вопрос, чтобы не выдать свои тайные цели. Речь шла о том, что плохо с вооружением, винтовок не хватает, пушек не хватает.

Сталин возмутился: «Как же так, в чем дело?»

Берия, заранее подготовившись к этому вопросу, показал диаграмму по месяцам. Это был утвержденный Вознесенским план по производству винтовок, пулеметов, пушек, боеприпасов, и там же указывалось фактическое исполнение этого плана. Была поразительная картина: план растет из месяца в месяц, это успокаивает правительство, а фактическое производство уменьшается. «До чего же мы дойдем? Когда будет этому конец? Когда начнется подъем производства?» – возмущался Берия. Он говорил, что методы руководства Вознесенского канцелярские: вызывает своих работников, устраивает совещания, навязывает план, но не может обеспечить его выполнения. А ведь любой план без обеспечения его выполнения абсурден.

Это, естественно, вызвало тревогу у Сталина. «А как быть?» – спросил он. «Не знаю, товарищ Сталин», – говорит Берия. Тогда Сталин предложил Берия взять на себя руководство этим делом.

«Товарищ Сталин, не знаю, справлюсь ли с этим делом, – ответил Берия. – Я неопытный в этих делах». – «Здесь не опыт нужен, – твердо сказал Сталин, – нужна решительная организаторская рука. Рабочую силу можно отобрать из арестованных, особенно из специалистов. Привлечь можно МВД, дисциплину навести на заводах. Но вы дайте план реальный, вызовите директоров заводов, наркомов, дайте этот реальный план им и проверяйте исполнение».

Берия, конечно, этого и хотел, для этого и диаграмму подготовил. Было решено Вознесенского отстранить от руководства, возложив это дело на Берия. К Берия в подчинение перешел нарком вооружения СССР Устинов, который прекрасно знал дело, – ему нужна была только помощь со стороны правительства в обеспечении рабочей силой и материалами, а Берия мог это сделать. Производством боеприпасов ведал Ванников.

Ванников был арестован еще Ежовым и находился в тюрьме, когда началась война. Ванников и Берия вместе учились в Бакинском техническом училище и были друзьями в юношестве. Я тоже знал Ванникова по Баку. Берия при моей поддержке уговорил Сталина освободить Ванникова из тюрьмы и назначить наркомом боеприпасов. Ванников, очень способный организатор, был когда-то директором тульских заводов вооружения, оттуда был выдвинут в наркомат и теперь вновь возвращен на свое место. Его тогда привели в кабинет Сталина, где все мы находились, прямо из тюремной камеры.

Опираясь на таких людей, Берия быстро поправил дело. Надо подчеркнуть, что Берия поднял вопрос в тот момент, когда эвакуированные заводы стали налаживать свое производство. Это было в феврале – марте 1942 г., когда производство на новых местах стало подниматься.

Из месяца в месяц было видно, что действительно производство растет, между планом и исполнением почти нет разницы. Планы, составленные Берия, выполняются и перевыполняются. Берия добился своего и до 1946 г. оставался зам. Председателя СНК СССР по экономическим вопросам. Поэтому после войны и атомные дела Сталин поручил ему».

Как видим, Микоян высоко оценивает деятельность Берии, а его ремарка, относительно того, что Берия – хитрый человек, умел так поставить вопрос, чтобы не выдать свои тайные цели, это лишь исполнение долга перед цензорами.

Невозможно объяснить, какова была цель Берии. О получении личной выгоды не могло быть и речи. Берия не смог бы ни расширить свою власть, ни получить прибыли. Новое дело было еще одной головной болью, переложенной с другой головы. Просто Берия не мог поступить иначе, видя, что может помочь делу, он брался за это дело.

Неопытность в данном вопросе не помешала ему справиться с заданием, успехов в котором он добился благодаря правильно проведенной кадровой политике.

Из мемуаров Микояна видно и то, что якобы Берия подсидел и Молотова, у которого отнял курирование танковой промышленностью, донеся на него Сталину. Никакого доноса не было нужно для того, чтобы понять, что Молотов не может справиться с этим делом.

В письме к Сталину, написанном в начале августа 1942 г., Л. Каганович возмущался; «Где же танковая промышленность и т. Молотов, который ведает ею, – не может обеспечить наш фронт и оставляет нас без танков…»

А вот что пишет директор «Уралмаша» Борис Музруков, который в 1943 году был ответственен за поставку танков:

«Первое время танковую промышленность курировал Молотов. Было худо. У авиационников есть и энергия, и топливо, и сырье, а у танкистов бедно-бедно. Мы попросили Малышева, чтобы он попросил Сталина сменить нам шефа, и он сменил. Назначил шефом танковой промышленности Берия. Стало, конечно, лучше с сырьем, энергией, топливом, продовольствием».

Трудно назвать интриганством и подсиживанием ситуацию, когда сами промышленники требуют сменить им шефа и поручить дело более компетентному лицу. Тот же Музруков заявляет, что не было времени, когда Берия спал или отсутствовал на месте.

Напомню, что Музруков об этом писал в 1965 году, когда поношение имени Берии считалось делом государственной важности. Можно представить себе, что бы мог рассказать Музруков, если бы Хрущев не затыкал ему рот.

Несмотря на то что Микоян действия Берия оценивает как доносительство, его воспоминания нам говорят совсем о другом:

«В 1942 г. все еще остро стоял вопрос об увеличении производства танков. Это было очень важной проблемой. Роль танков в войне стала решающей. Наркомом танковой промышленности был Малышев – молодой, способный и хороший нарком, но ему не удавалось увеличить производство танков до нужного количества. Он жаловался на недостаточную помощь его наркомату и был прав. Курировал работу наркомата Молотов.

Как-то у Сталина были Маленков, я и Берия. Обсуждался вопрос увеличения производства танков. Берия и говорит: «Танками занимается Молотов». – «А как он занимается?» – спрашивает Сталин. «Он не имеет связи с заводами, оперативно не руководит, не вникает в дела производства, а когда вопросы ставит Малышев или другие, Молотов созывает большие совещания, часами обсуждают вопрос и формулируют какое-либо решение. В этих решениях мало пользы, а на деле он отнимает время у тех, кто должен непосредственно заниматься оперативными вопросами, – говорит Берия. – Так что вместо пользы получается вред».

Решили освободить Молотова от руководства производством танков и возложить это дело на Берия. Это круто изменило положение дел. Берия, пользуясь властью, оказал Малышеву всю необходимую помощь за счет других наркоматов. И здесь его успеху способствовало то, что к тому времени заработали заводы, эвакуированные за Урал. Производство танков резко выросло и скоро превысило их производство в Германии и в оккупированных ею странах Европы».

Как видим, танковая промышленность многим обязана Берии. Кроме разведданных о предстоящей Курской битве, Берию можно благодарить и за то, что в этой битве промышленность смогла выставить главное оружие войны.

Кроме этого, на Берию было возложено курирование угольной промышленности и Народного комиссариата связи. В 1944-м Берия был назначен заместителем Председателя ГКО и председателем Оперативного бюро. В задачу данного Бюро входило курирование всей оборонной промышленности, железнодорожного и водного транспорта, черной и цветной металлургии, угольной, нефтяной, химической, резиновой, электромеханической промышленности.

Как видно, Берия курировал все виды промышленности, необходимые для фронта.

Когда говорить было нечего, Берию начали обвинять в том, что у него были методы, основывающиеся лишь на запугивании и угрозах ареста. Насколько это соответствует действительности, можем рассмотреть на примере заместителя народного комиссара по вооружениям Новикова, который привел данный пример как разоблачающий Берию, и эти его воспоминания даже имели честь попасть в сборник пасквилей «Берия. Конец карьеры»:

«Помнится, в конце июля 1941 года Берия проводил совещание. Мы с Д. Ф. Устиновым были приглашены по поводу резкого увеличения выпуска винтовок… Производил он впечатление человека решительного. Лицо широкое, бритое, холеное, с бледным оттенком, очки-пенсне…

Вопрос к нам:

– Товарищ Устинов, когда вы по Ижевску выйдете на выпуск пяти тысяч винтовок в сутки?

Дмитрий Федорович попросил, чтобы по этому вопросу доложил его заместитель – Новиков, который еще недавно был директором этого завода и меньше месяца как переведен в Москву.

Я встал и доложил, что для достижения такого уровня потребуется не менее семи-восьми месяцев, т. к. сейчас выпускают порядка двух тысяч винтовок в сутки.

Берия нахмурился:

– Что же это вы, товарищ Новиков! Знаете, что на фронте одних убивают или ранят, а другие ждут освободившиеся винтовки, а вы – семь месяцев. Это не годится, надо уложиться в три месяца. Вы завод знаете, кто еще может нам помочь?

Я ответил, что при любых условиях уложиться в названный срок невозможно.

Создали комиссию из двух заместителей председателя Госплана – В.В. Кузнецова, П.И. Кирпичникова – и меня. Срок – два дня. Дать предложения, как выйти на пять тысяч винтовок в сутки за три месяца.

Сидели мы двое суток, почти не уезжая домой. Говорили с заводом, главком и так далее, придумать ничего не могли. Кузнецов и Кирпичников склонялись согласиться с трехмесячным сроком. Я отказался подписать бумагу, ссылаясь на нереальность такого решения, документ ушел с пометкой «т. Новиков от подписи отказался».

Опять мы на докладе у Берии, опять полный кабинет народа, включая не только наркомов оборонных отраслей, но и других.

Дошла очередь и до нашего вопроса. Берия читает бумагу. Обращаясь к Кузнецову, спрашивает, почему нет подписи Новикова?

Василий Васильевич отвечает, что Новиков считает сроки нереальными.

Тогда Берия довольно сердито:

– Какой срок ставить, товарищ Новиков?

Я еще раз подтвердил, что минимальный срок – это с натяжкой семь месяцев.

Берия сплюнул в сторону, выругался и сказал:

– Принять предложение Новикова…»

Сюжет передан очень художественно, и он может нам сказать о многом. Например, о том, с чем мы уже не раз встречались: еще раз удостоверились, что Берия ничего не делал без предварительного обдумывания. Он не был волюнтаристом и знал, как добиться реальных результатов, а не тех, которые красовались бы лишь на бумаге. Показывает этот эпизод и то, кто реально руководил военной экономикой, мобилизовывал и объединял силы наркоматов разных отраслей и кто проводил объединенные совещания.

Это был еще один титанический труд, возложенный на Берию. Но ставится вопрос, что же двигало им.

Даже Новиков удивляется этому и дает своеобразное объяснение еще одному «неадекватному» поступку Берии:

«Я как-то у товарищей поинтересовался: «Почему же Берия принял мое предложение при другом мнении авторитетных членов комиссии?» Мне разъяснили, что он смертельно боялся обмануть Сталина, который многое прощает, но обмана – никогда».

Во время войны на Берию была возложена почти вся инфраструктура, и в таком положении не допустить ошибку было просто невозможно, поэтому такое объяснение, как минимум смешно. Не найдя другого мотива, Новиков остановился на более удобном, после которого не пришлось бы оправдываться перед партией за не очень удачное очернение агента империализма.

Чего должен был бояться Берия такого, чего не боялись Вознесенский, Молотов, Каганович, Маленков и другие члены правительства, сплошь и рядом совершающие ошибки? Неужели они не боялись Сталина? Сталин не наказал Молотова за провал во вверенной ему сфере, не наказал он и Хрущева, опозорившегося под Харьковом. Так почему должен был бояться Берия за выпуск винтовок?

Если бы он боялся ответственности, он просто-напросто не взял бы на себя такие обязательства и отсиделся бы во время войны в НКВД, ловя тыловых крыс.

Берия знал, что Сталин был деловым человеком и дело не только знал, но и любил. Этим Берия и Сталин были похожи, и они знали, что значит преданность делу, о чем не имели представления аппаратчики вроде Молотова и Маленкова или авантюрист вроде Хрущева.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.