ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ИЗ ЦАЙДАМА НА КУКУ-НОР И В СИНИН

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ИЗ ЦАЙДАМА НА КУКУ-НОР И В СИНИН

[455]

Третий период путешествия. — Стоянка у Дзун-засака. — Восточный Цайдам. — Наш путь по нему. — Болото Иргицык. — Южно-Кукунорский хребет. — Дабасун-гоби. — Еще о горах Южно-Кукунорских. — Река Бухайн-гол. — Недолгая остановка на Куку-норе. — Описание этого озера: его бассейн, климат, флора, фауна и население. — Идем по южному берегу Куку-нора. — Река Ара-гол. — Остановка возле пикета Шала-хото. — Поездка в г. Синин. — Население его окрестностей: китайцы, дунганы, киргизы, тангуты, далды и монголы. — О Синине. — Свидание с местным амбанем. — Курьезные рассказы китайцев. — Снаряжение на дальнейший путь.

Продолжая, по раз принятому хронологическому порядку, повествовать о ходе экспедиции, следует прежде всего сказать, что возвращением из Тибета закончился второй период нашего путешествия. Намечавшийся район будущих исследований должен был обнимать местности уж не столь дикие, хотя все-таки весьма малоизвестные и лежащие большей частью вне культурных районов китайского государства. Впрочем, теперь, в третий период путешествия, нам приходилось более, чем до сих пор, сталкиваться с местным населением — китайским и инородческим. Но, как и прежде, главным предметом наших занятий оставались исследования физико-географические и естественно-исторические, с уделением этнографическому отделу настолько, насколько возможно то было при исключительности нашего положения и при обширности других научных работ.

Стоянка у Дзун-засака. Двухдневная стоянка возле хырмы Дзун-засак посвящена была просушке и окончательной укладке собранных в Тибете звериных шкур, закупке баранов для продовольствия, найму вьючных верблюдов на дальнейший путь; наконец, получению серебра и вещей, оставленных прошлой осенью на хранение у Камбы-ламы и князей Барун-засака и Дзун-засака. Как серебро, так и вещи наши сохранились в целости, за что Камбы-лама и оба князя получили подарки. При этом Дзун-засак уверял нас, что нынешней зимой, как некогда в зиму 1872/73 г., разбойники-оронгыны не грабили в его хошуне из опасения украсть вещи, оставленные русскими. Относительно же проводника, прогнанного нами из гор Куку-шили и возвратившегося в Цайдам, князь говорил, что он никак не ожидал подобного поведения от этого монгола и тогда же велел его наказать. Конечно, такое объяснение было выдумкой, но для нас теперь это явилось безразличным(123). Гораздо неприятней была история с письмами, которые перед уходом в Тибет прошлой осенью я передал Дзун-засаку с просьбой отослать их на Куку-нор и далее, в Синин, для отправления в Пекин нашему посольству. В письмах этих излагалось о пройденном нами пути от оазиса Са-чжеу в южный Цайдам и о будущих моих предположениях. Для большей вероятности дальнейшей отправки своих писем я послал вместе с ними револьвер в подарок кукунорскому правителю (тосолакчи) и был вполне убежден, что месяца через два, или даже скорей, о нас будут знать в Пекине, а затем и в России. Но вышло совсем не так. Были или не были отправлены письма из Куку-нора в Синин и кто виноват в дальнейшей их задержке, — мы достоверно не узнали. Только теперь Дзун-засак передал обратно мои писания, с уверением, что они возвращены из Синина по приказанию тамошнего амбаня (губернатора), не пожелавшего направить эту корреспонденцию в Пекин. Там о нас долго не имели никаких сведений, и это обстоятельство породила ложные слухи о нашей погибели в пустынях Тибета(124).

Восточный Цайдам. Восточный край Цайдама, где должен был лежать наш дальнейший путь, представляет в южной своей половине все те же солончаковые болота, только с несколько лучшей травянистой растительностью; в северной части, равно как и под окрайними горами, местность становится возвышенней, волнистей и в то же время бесплодней. Почва здесь состоит из глины и гальки, поросших редкой бударганой, или, местами, из сыпучего песка, на котором для путешественника, идущего с юга, впервые является саксаул. Окрайние восточные горы служат связью между хребтом Бур хан-Будда, хребтами на верхней Хуан-хэ и горами Южно-Кукунорскими; в то же время они окаймляют с запада высокое плато, протянувшееся от равнин Цайдама до верхней Хуан-хэ. Однако горы эти нигде не достигают снеговой линии и не имеют, сколько видна издали, гигантских размеров тибетских хребтов; притом поднимаются далеко не столь рельефной стеной, как эти последние.

Путь наш по ним. Быстро справились мы у Дзун-засака. Теперь никакой помехи нам не делали; наоборот, все спешили доставить что было нужно, лишь бы поскорей от себя выпроводить. Восемь вьючных верблюдов, в подмогу к нашим, тотчас были пригнаны из стад самого князя. Верблюды эти за плату в 15 лан должны были итти под нашим вьюком до Дулан-кита — ставки кукунорского правителя. Кроме двух погонщиков, прислан был и проводник, оказавшийся чуть не полным идиотом. Дзун-засак, вероятно, боялся, чтобы у более толкового человека мы не выпытали каких-либо особенных секретов, и снабдил нас таким олухом, от которого трудно было добиться нескольких слов. Впрочем, вожак этот знал дорогу и безмолвно ехал впереди нашего каравана. Двинулись мы теперь тем самым путем, по которому следовали взад и вперед при первом (в ноябре 1872 и феврале 1873 года) здесь путешествии; только через р. Баян-гол перешли верстах в 7 или 8 ниже тогдашней переправы. Ширина реки по льду оказалась в 30 сажен; замерзших осенних разливов и зимних накипей льда не было.

От Баян-гола верст на 25 местность имела солончаковый и болотистый характер; там, где соли в почве было меньше, а ключей больше, росла хорошая кормовая трава и кочевали монголы. Затем появились сыпучие пески, сложенные ветрами, как обыкновенно, в более или менее высокие гряды или холмики и местами поросшие саксаулом.

Болото Иргицык. В северной окраине тех же песков лежит обширное ключевое болото Иргицык, через которое протекает р. Балган-тай-гол принимающая далее к западу название Булунгир-гола. Это тот самый Булунгир, который мы переходили в конце августа 1879 года и по которому в низовье залегают обширные площади голой лёссовой глины, совершенно гладкой и твердой, словно утрамбованной.

На Иргицыке множество ключей с прекрасной водой; возле них растет густой, тростник. Остальная же площадь болота покрыта травой, представляющей для Цайдама отличное пастбище; но монголы здесь не живут из-за опасения разбойников-оронгын.

Местность на Иргицыке повышается против Баян-гола на 500 футов; притом по пути к Куку-нору это уже последнее из цайдамских болот. Здесь встречаются и последние цайдамские фазаны (Phasianus vlangalii), за которыми мы специально охотились на дневке, проведенной на Иргицыке. Кроме того, били зимующих здесь кряковых уток, но прилетных птиц еще не было видно, хотя утром 4 февраля уже слышался голос турпана. В ключевых ручьях, свободных от льда, водилось много рыбы (Schizopygopsis stoliczkai), прошедшей осенью добытой нами и в Баян-голе. Маленьким сачком, имевшим не более фута в диаметре обруча, В. И. Роборовский с одним из солдат наловил теперь в какой-нибудь час 19 экземпляров этих рыб. Некоторые из них имели длину большую, нежели поперечник самого сачка, и держались в таких мелких и узких ключиках, что при ловле можно было стоять на обоих берегах, не слишком даже расставивши для того ноги.

Встречные горы. Постоянно пыльная атмосфера мешала ясно видеть как горы восточной окраины Цайдама, так и те, которые стояли впереди нас. До этих последних уже было недалеко. Еще два перехода — и Цайдам остался позади. Впереди же нас встал невысокий узкий хребет, составляющий отрог Южно-Кукунорских гор, или, верней, той их части, которая тянется по южной стороне Дабасун-гоби. Впрочем, с этими горами описываемый хребет связывается лишь седловиной невдалеке к востоку от ключевого ручья Гашун, где лежал наш путь. Перевал здесь почти незаметен; сами горы состоят из конгломератов; в верхних частях ущелий северного склона виднелись небольшие хвойные леса и кое-где лежал снег. К западу от ручья Гашун описываемый хребет продолжается верст на восемьдесят и довольно резко оканчивается в бесплодных песчано-глинистых равнинах, протянувшихся к озерам Тосо-нор и Курлык-нор. Длинным рукавом залегает восточное продолжение тех же равнин по северную сторону только описанных гор — между ними и хребтом Южно-Кукунорским. В восточной своей части эта довольно узкая равнина делается сильно солончаковой, и здесь находятся два порядочных соленых озера — Сырхэ-нор и Дулан-нор.

Дулан-кит. Между ними лежит путь к кумирне Дулан-кит, расположенной в Южно-Кукунорских горах. На этом пути, близ р. Дулан-гол, выстроена небольшая хырма; возле нее обрабатываются и засеваются ячменем несколько десятин земли. В Дулан-ките имел некогда свое пребывание кукунорский ван, а теперь жил тосолакчи, временно исполнявший обязанности умершего вана. Тосолакчи этот оказался старым знакомцем и вскоре приехал к нам; между прочим, он уверял, что дважды посылал мои письма в Синин, но их оба раза возвратили по приказанию амбаня.

На дневке, проведенной возле Дулан-кита, как и в пройденном Цай-даме, к удивлению, нас весьма мало беспокоили монголы; наоборот, они как будто старались избегать нас. Между тем, в первое мое здесь путешествие не было отбоя от посетителей, приходивших нередко с самыми нелепыми желаниями — то вылечиться от неизлечимой болезни, то помолиться на невиданных людей. Теперь ничего подобного не случалось; вероятно, вследствие запрещения местного начальства вступать с нами в близкие сношения, а также оттого, что при первом путешествии в этих краях мы являлись диковинкой, на которую интересно было хотя поглазеть. Теперь же интерес этот стушевался, тем более, что тогдашние молельщики, вероятно, на опыте познали, что особенных благ от моления на нас получить нельзя.

Но всего отраднее было нам встретить на горах возле Дулан-кита обширные леса, которых мы не видали от самого Тянь-шаня, т. е. в продолжение более девяти месяцев своего путешествия. Леса эти росли в полосе от 11 500 до 12 500 или, быть может, даже до 13 000 футов абсолютной высоты и состояли из древовидного можжевельника, называемого монголами арца (Juniperus pseudo Sabina), а также из тяньшанской ели (Abies Schrenkiana). То и другое дерево достигают здесь от 6 до 10 сажен высоты при толщине ели в 1 фут, а можжевелового дерева в 2 фута. Тотчас отправились мы в эти леса на охоту, но снег лежал здесь на 1 /2 фута и более глубины; в сугробах же на 2–3 фута. Птиц никаких не было видно; только высоко в облаках снежные грифы, у которых теперь наступил период спаривания, гонялись за своими самками. Зверей также мы не видали, хотя, по уверению монголов, здесь водятся маралы и кабарга.

Южно-Кукунорский хребет. Хребет Южно-Кукунорский, где мы теперь находились, возникает, как уже было говорено в восьмой главе, мелкими глинистыми холмами в северном Цайдаме, восточнее озера Бага-цайдамин-нор. Направляясь отсюда к востоку, новый хребет скоро крупнеет и на меридиане озера Курлык-нор поднимается, быть может, до 16000 футов над уровнем моря. Далее, с немного разве меньшей высотой (нигде не достигая пределов вечного снега), описываемые горы тянутся в прежнем восточном направлении к озеру Куку-нор, и сплошной стеной окаймляют весь южный берег этого озера; затем, мельчая в своих размерах, уклоняются на юго-восток и оканчиваются, упираясь в северный изгиб Желтой реки. В самой средине общего протяжения Южно-Кукунорских гор от них отходит с юга крупная ветвь, которая тянется параллельно главному хребту и окаймляет обширную промежуточную равнину, известную под названием Дабасун-гоби.

В западной своей половине Южно-Кукунорский хребет, склоны которого вообще везде круты, отделяется от Нань-шаня долиною Бухайн-гола и широкой полосой холмов, залегающих вверх по этой долине. Притом в той же западной части описываемые горы более дики, скалисты и бесплодней, нежели в своей части восточной. Здесь, на северном склоне главного хребта, все скаты луговые или поросшие кустарниками; скалы же, состоящие всего чаще из серого известняка и серого гнейса, обставляют обыкновенно лишь ущелья и только изредка появляются на вершинах и боках гор. Летом, в период дождей, много воды в виде ручьев и речек; наоборот, в западной части Южно-Кукунорского хребта и даже в восточной половине на южном склоне к Дабасун-гоби воды гораздо меньше.

Если следовать с запада, то первый лес на описываемых горах появляется на меридиане озера Курлык-нора. Лес этот состоит из древовидного можжевельника, или арцы — классического дерева для гор Центральной Азии. В средней части Южно-Кукунорского хребта можжевеловые леса густеют, и в них появляется тяньшанская ель (Abies Schrenkiana), сначала в небольшой примеси, а затем местами делается преобладающей породой, в особенности на северных склонах ущелий. Еще восточней те же леса пропадают и заменяются кустарниками (Garagana jubata, Potentilla fruticosa. Spiraea mongohca? Salix sp.)[456], свойственными альпийскому поясу восточного Нань-шаня. Эти кустарники растут всего более на северном: склоне восточной части Южно-Кукунорского хребта и густо укрывают-горные скаты в полосе от 11 1 /2 до 131 /2 тысяч футов. Здесь же расстилаются и превосходные луговые пастбища, по которым местами кочуют тангуты.

Из млекопитающих в описываемых горах водятся: маралы, кабарга, куку-яманы, волки, лисицы, зайцы, барсуки и хорьки; изредка попадаются: медведи и аркары. Птиц довольно много, и между ними встречаются представители орнитологической фауны восточного Нань-шаня, каковы: сифаньская [457] куропатка (Perdix sifanica), альпийская синица (Poecile superciliosa), завирушка (Accentor rubeculoides), снегиревидная стренатка (Urocynchramus pylzowi) и др.

В Дулан-ките, как и у Дзун-засака, нам не хотели продать ни верблюдов, ни лошадей, отговариваясь неимением таковых для продажи. В сущности, местные власти опасались, чтобы мы, закупив новых животных, не направились бы куда-нибудь еще помимо Синина. Но подобное опасение явилось понапрасну. Целью нашей, самой задушевной, было теперь исследование верховьев Желтой реки, и мы спешили сначала в г. Синин, чтобы повидаться с тамошним губернатором, которому, хотя номинально, подчинены местности на верхней Хуан-хэ, и купить мулов, необходимых для горных экскурсий. Если же теперь мы желали купить верблюдов, то для того только, чтобы не возиться с наймом их и иметь под рукой свежих вьючных животных. Но покупка не удалась, и мы попрежнему должны были нанять у кукунорского тосолакчи за 30 лан серебра десять вьючных верблюдов, к счастью, уже прямо до г. Донкыра, лежащего невдалеке от Синина. С этими верблюдами и со своими калеками потащились мы далее, передневав возле Дулан-кита. Тропинка отсюда ведет прямо на перевал, в разлог между главным кряжем Южно-Кукунорских гор и их отрогом, облегающим с юга Дабасун-гоби. Как подъем, так и спуск весьма пологи и удобны для движения; высшая точка перевала имеет 12 100 футов абсолютной высоты. По горам, в особенности справа при подъеме от Дулан-кита, виднеются густые леса, в которых преобладает ель. В этих лесах, равно как на всех северных склонах и на самом перевале, лежал снег, хотя и не глубокий; однако монголы говорили нам, что нынешняя зима у них была особенно снежна(125).

Дабасун-гоби. Тотчас за перевалом перед нами раскинулась Дабасун-гоби — обширная солончаковая и частью степная равнина, покатая от гор к своей средине, где лежит соленое озеро Дабасун-нор. Это озеро имеет около 40 верст в окружности. Разработка соли производится под, надзором китайского чиновника, а сама соль доставляется в города Дон-кыр [458] и Синин. С запада на восток Дабасун-гоби тянется более чем на 100 верст, а ширину, в западной своей половине, имеет более 25 верст. Почва здесь глинистая и солончаковая; воды мало; растительность бедная, совершенно степная. В лучших местах, лежащих ближе к окрайним северным горам и в самых этих горах, во время нашего прохода кочевали тангуты с многочисленными стадами яков; последние теперь были острижены и выглядывали совершенными уродами.

Еще о горах Южно-Кукунорских. Сделав два небольшие перехода по западной части Дабасун-гоби, мы круто повернули на север к перевалу через главный кряж Южно-Кукунорских гор. Эти последние на южном своем склоне несут степной характер, свойственный соседней равнине. По ущельям и долинам залегают незначительные толщи наносной глины с галькой. Вверх от 12 000 футов появляются кустарники: salix sp. и caragana jubata [459] — первые вестники растительности восточного Нань-шаня и вообще гор на верхней Хуан-хэ. Из птиц всего больше попадались нам теперь куропатки трех видов — caccabis magna, perdix barbata,perdix sifanica; их мы настреляли несколько десятков, частью для еды, частью для коллекции.

Подъем и спуск, вообще перевал через хребет Южно-Кукунорский, несколько выше и круче, нежели перевал через отрог тех же гор у Дулан-кита; однако мы поднялись и спустились совершенно удобно. Высшая точка пройденного перевала имела, по барометрическому измерению, 13 200 футов абсолютной высоты. Соседние вершины поднимались, судя на глаз, еще тысячи на полторы или на две футов, так что в этом месте хребет Южно-Кукунорский высится около 15 000 футов над уровнем моря, и тысячи на четыре футов над поверхностью озера Куку-нора.

Здесь кстати сказать, что нынешние наши барометрические измерения абсолютных высот ближе к истине, нежели определения тех же высот точкой кипения воды[460] в первое (1870–1873 годы) путешествие. Однако разницы результатов, тогда и теперь полученных, не слишком велики и не превосходят, со знаками плюс-минус пятисот футов для громадных высот Тибетского нагорья.

Тотчас за перевалом, т. е. на северном своем склоне, Южно-Кукунорский хребет делается несравненно плодородней и обильней водой. Причина этого заключается, конечно, в том, что здесь гораздо более падают летние дожди, нежели на южном склоне тех же гор, или в тех частях, которые лежат по южную сторону Дабасун-гоби и западнее кумирни Дулан-кит. Под влиянием щедрого летнего орошения склон Южно-Кукунорского хребта, обращенный к озеру Куку-нору, покрыт, как было уже сказано, превосходными пастбищами и густыми зарослями альпийских кустарников. Но лесов настоящих здесь нет; только изредка в ущельях попадаются на скалах одинокие или небольшими кучками стоящие можжевеловые деревья. По дну тех же ущелий местами растут различные кустарники, свойственные восточному Нань-шаню. Вообще, луговая и кустарная флора описываемых гор весьма сходствует с флорой соседнего Нань-шаня; сходна также и фауна, в особенности орнитологическая.

Переночевав верстах в десяти за перевалом Южно-Кукунорского хребта, мы пошли далее широкой степной долиной р. Цайза-гол [461]. Прекрасные пастбища этой долины, по которой везде виднелись кочевья тангутов, свидетельствовали уже о близости плодородных степей оз. Куку-нора. В тот же день с гор, ближайших к нашему бивуаку, мы увидели самое озеро, сплошь еще покрытое льдом. К сожалению, этот лед казался серым от пыли, нанесенной недавней бурей, так что Куку-нор явился мне теперь далеко не так нарядным, как весной 1873 года. Впрочем, здесь, как и на Лоб-норе, после всякой бури лед грязнеет от пыли; когда же эта пыль бывает вновь сдута или, что чаще случается, от нагревания солнцем протаивает внутрь самого льда, тогда его поверхность вновь становится стекловидно-блестящей.

Река Бухайн-гол. Пройдя широким поперечным ущельем небольшую горную гряду, замыкающую с севера долину р. Цайза-гол и составляющую рукав Южно-Кукунорского хребта, мы вошли в обширную долину р. Буйхан-гол, самого большого из притоков оз. Куку-нор. Судя по размерам этой реки, имеющей в низовье от 15 до 20 сажен ширины, и по рассказам местных монголов, определяющих длину ее течения на пятнадцать суток караванного пути, наконец, по положению западного Нань-шаня и гор Южно-Кукунорских, можно с достаточной вероятностью полагать, что Бухайн-гол вытекает из того снежного узла, где сходятся хребты Гумбольдта и Риттера. Направляясь отсюда к востоку-юго-востоку, описываемая река течет, вероятно, не по горной альпийской стране, но по широкой, возвышенной и испещренной холмами, или небольшими горами, местности, отделяющей западный Нань-шань от гор Южно-Кукунорских. Подобная местность виднеется от Куку-нора далеко вверх по Бухайн-голу[462], а также замечена была нами к северо-востоку по пути от озера Бага-цайдамин-нор в северном Цайдаме.

Недолгая остановка на Куку-норе. На Бухайн-голе мы поместились как раз в том месте, где провели неделю в марте 1873 года. От того времени еще до сих пор валялись здесь старые каблуки наших сапог; казак Иринчинов даже припомнил, чьи именно сапоги переделывал он здесь на сибирские ичиги, для которых каблуков не полагается.

Бухайн-гол в это время (20 февраля) разошелся лишь местами и только в самом низовье; все остальное было покрыто льдом; на озере Куку-нор полыней еще не было даже у берегов. Из прилетных лтиц, кроме турпанов, появились до сих пор только чайки (Larus ichthyaetus), гоголи (Bucephala clangula) и утки — Anas boschas, А. aquta, A. creccs [463] — все в самом скудном количестве, словно заблудившиеся.

Не лучше было на р. Цайза-гол [464], к устью которой мы перешли, передневав на Бухайн-голе. К сильному холоду, начавшемуся с поднятием нашим из Цайдама на более высокий Куку-нор, теперь присоединилась двухдневная буря, которая до того охладила атмосферу, что в ночь на 24 февраля грянул мороз [465] в –33°. Однако в тот же самый день, при тихой погоде, термометр в тени, в 1 час пополудни, показывал уже +3,5°, до того резки бывают, в особенности весной, крайности тепла и холода в здешних странах.

На Цайза-голе к нам явились неожиданные посетители, именно двое китайцев, присланных из Синина тамошним амбанем, получившим от цай-дамских властей донесение о нашем возвращении из Тибета. Вероятно, опасаясь, чтобы мы не направились куда-нибудь помимо Синина, амбань выслал двух своих доверенных, из которых один, повидавшись с нами, должен был ехать обратно, а другой безотлучно следовать при нас, под предлогом проводов; в сущности же, конечно, для более детальных наблюдений за тем, что мы делаем. На первых порах, не знаю для чего, этот китаец старался отклонить нас от следования по южному берегу Куку-нора, уверяя, вместе с подговоренными монголами, что этим путем мы сделаем большой круг, притом будем итти по местностям безводным и бескормным. Все это впоследствии оказалось выдумкой, и еще раз убедились мы, что невозможно полагаться на расспросы вообще, а на сведения, полученные от китайцев, в особенности. Для нас весьма важно было сделать съемку южного берега Куку-нора, так как западный берег того же озера и часть северного уже были сняты в 1873 году. Поэтому, несмотря на уверения о трудностях пути, я объявил, что пойду южным берегом и силой заставлю итти с собой погонщиков, нанятых с вьючными верблюдами в Дулан-ките. Как обыкновенно в Азии, подобное решение подействовало лучше всяких других убеждений.

Описание этого озера. Озеро Куку-нор, замкнутое со всех сторон горами и лежащее словно в чаше, на абсолютной высоте 10 800 футов [466], представляет форму груши, обращенной тупым концом к северо-западу, а суженным к юго-востоку. Длина озера в таком направлении занимает ровно 100 верст; наибольшая его ширина, от устья р. Гал-дын-хари до устья р. Улан-тхошун, равняется 59 верстам; окружность, если измерять, пересекая по хорде заливы и полуострова, простирается до 250 верст. Берега, за исключением северного, более глубокого, довольно извилисты и местами образуют обширные, но обыкновенно мелководные, заливы. На озере пять островов; из них два, скалистые, лежат в его западной части; три же другие, низкие и песчаные, находятся невдалеке от северовосточного берега.

Глубина всего Куку-нора, вероятно, не особенно велика. Промер, сделанный мной по льду с южного берега, в шести верстах восточней устья р. Галдын-хари, дал следующие результаты: в одной версте от берега 32 фута, в двух верстах 52 фута, а в трех — 59 футов. Западная, более широкая, половина описываемого озера в то же время, вероятно, и наиболее глубокая; восточная же часть гораздо мельче. Здесь недалеко от берега лежат три песчаных острова; да и самый берег изобилует сыпучим песком, принесенным, вероятно, западными ветрами, которые господствуют, большую часть года, в особенности зимой и весной. Эти-то ветры, надувая постоянно пыль и песок, обмеляют восточную часть Куку-нора. Лежащее здесь, невдалеке от большого озера, и отделенное от него песчаной грядой озеро Хара-нор несомненно было некогда частью самого Куку-нора. Подобной же песчаной грядой со временем, вероятно, отделятся два большие залива в юго-восточной части описываемого озера; острова, здесь образовавшиеся, ныне уже намечают границу будущих песков.

Вообще Куку-нор, судя по его берегам, где местами даже недавние наносы залегают на несколько десятков сажен от воды, уменьшается в своих размерах и вследствие того, вероятно, солонеет. В давнее время озеро это занимало, быть может, всю площадь своих низменных берегов, вплоть до передовых скатов окрайних гор. Причины такого обмеления заключаются, вероятно, в постоянном засыпании песком и пылью, затем в малом количестве приточной воды, не возмещающей вполне убыль, производимую летним испарением на обширной площади всего озера. Вода Куку-нора, по анализу дерптского профессора К. Г. Шмидта[467], в 1 000 частях содержит 11,1463 частей минеральных солей при удельном весе 1,00907; из этой суммы наибольшее количество, а именно 6,1683 частей, приходится на долю поваренной соли, которая, таким образом, является преобладающей.

В ясную, солнечную погоду кукунорская вода отливает великолепным темноголубым цветом. Поэтому монголы называют описываемое озеро "голубым"[468]; тангуты зовут его Цок-гумбум, а китайцы — Цин-хай. Летом, в конце июня, вода Куку-нора близ берегов нагревается[469] на 18–20°; средняя же ее летняя температура, конечно, меньше. Замерзает описываемое озеро в половине ноября, вскрывается в конце марта; лед достигает двух футов толщины и обыкновенно бывает гладкий, без торосов; в конце февраля мы наблюдали на этом льду узкие (1–2 фута в поперечнике), но длинные трещины, обнажавшие воду.

О происхождении Куку-кора у местных жителей сложена легенда, повествующая, что озеро это некогда было под землей в Тибете, там, где ныне стоит Лхаса, и лишь впоследствии перешло на свое нынешнее место [470]. Скалистые же острова принесены были сюда из Нань-шаня: большой остров — птицей, для того, чтобы замкнуть отверстие, через которое изливалась наружу вода, иначе бы затопившая весь мир; малый остров — злым духом, бросившим скалу в вышеупомянутую каменную замычку с целью вновь пустить воду, но, по счастью, не попавшим в цель. Этот последний остров состоит всего из нескольких белеющих издали небольших скал; он не обитаем людьми. На большом же острове, лежащем на самой середине Куку-нора и имеющем, как нам сообщали, от 8 до 10 верст в окружности, выстроена небольшая кумирня, возле которой живет в пещерах с десяток буддийских монахов. Они питаются молоком коз, пасущихся здесь же на острове, и приношениями богомольцев, посещающих этот остров зимой по льду. Летом отшельники совершенно отрезаны от остального мира, так как на всем Куку-норе нет ни одной лодки. Вот поистине подобающее место для монастыря и для подвижнической уединенной жизни.

Его бассейн. По своему положению, несмотря на величину, Куку-нор вполне может быть назван горным, альпийским озером. Как обыкновенно у таких озер, его бассейн весьма мал, сравнительно с площадью самого озера, принимающего лишь две более значительные речки — Бухайн-гол и Балема, или Харгын-гол. Остальные притоки Куку-нора, числом 23, в особенности текущие с южных гор, — все маленькие речки или даже такие, в которых вода бывает только летом в период дождей. По берегам большого озера местами раскидываются кочковатые болота в роде тибетских мото-шириков; но других второстепенных озер здесь нет, за исключением лишь оз. Хара-нор и трех небольших озерков на устье р. Ара-гол. Все остальное пространство берегов Куку-нора представляет собой степные равнины, более обширные на севере и западе; на востоке залегают сыпучие пески, которые главной своей массой доходят до окрайних гор.

Эти последние с трех сторон — юга, востока и севера — облегают описываемое озеро; на западной же его стороне высоких гор близко к берегу нет. Здесь, как уже было ранее говорено, тянется вверх по Бухайн-голу обширное холмистое плато. Южные горы, т. е. хребет Южно-Кукунорский, стоят высокой стеной невдалеке от берега, так что оставляют лишь неширокую, местами значительно покатую, степную полосу. Северные горы — та ветвь Нань-шаня, которая тянется по южной стороне р. Тэтунг-гола — расположены в значительной дали от берега; поэтому полоса степей здесь гораздо шире. Восточные же горы опять придвигаются к Куку-нору. Эти горы связывают Нань-шань с хребтом, расположенным между сининской рекой и левым берегом верхней Хуан-хэ; в то же время они ограждают высокое кукунорское плато к сторонам более низкой сининской равнины. Но ни один из трех вышеуказанных окрайних кукунорских хребтов не достигает снежной линии.

Климат. Климат Куку-нора, т. е. самого озера и окружающих его степей, значительно разнится от климата окрайних гор. Там — обилие летней влаги и поэтому сырость; здесь — хотя летом дожди падают нередко, но далеко в меньшем количестве, и самый период их не так продолжителен. В прочие же времена года на Куку-норе большая сухость атмосферы, западные бури, в особенности весной, и сильные холода во время почти бесснежной зимы.

Флора. Такие условия, помимо солончаковой почвы, конечно, невыгодны для лесной и даже кустарной растительности; поэтому в равнинах Куку-нора ни той, ни другой нет. Лишь на Бухайн-голе, да и то вдали от берега озера, растет балга-мото, а в песках восточной части встречаются ель и низкий тополь. Затем, помимо кочковатых болот, на которых, между прочим, попадается тибетская осока (robresia thibetica), равнины Куку-нора порастают степной травой, превосходной для корма скота[471].

Фауна. На этих равнинах появляется и степная фауна, в которой преобладают северные тибетские виды, хотя встречаются также и виды, свойственные Гоби. Так, из крупных зверей на Куку-норе много хуланов (asinus kiang) и дзеренов (antilope gutturosa); изобильны волки (canis lupus), лисицы (С. vulpes) и кярсы (вероятно, canis ekloni); пищухи (lagomys ladacensis?), живущие в норах, водятся здесь в бесчисленном множестве. В самом озере очень много рыбы, принадлежащей к одному только роду, именно schizopygopsis. В первое путешествие мной добыт был здесь только один вид этого рода, названный профессором Кесслером моим именем seh. przewalskii. Теперь нашлись еще один или два новых вида того же рода; кроме того, в береговых ключах и речках мы добыли еще два новых вида diplophysa [472]. Рыбной ловлей на Куку-норе, кажется, теперь никто не занимается; по крайней мере мы не видали здесь ни одного рыбака.

Обилье рыбы в описываемом озере привлекает сюда летом много орланов (Haliaёtus maeei), чаек (Larus ichthyaetus, L. brunneieephalus) и бакланов (Phalacrocorax carbo). Кроме того, в большом количестве здесь же гнездятся горные гуси (Anser indicus), турпаны (Casarca rutila) и кулики-красноножки (Totanus calidris). Из местных пернатых по степям Куку-нора изобильны: земляные вьюрки (Onychospiza taezanowskii, Pyrgilauda ruficollis), [473] Podoces humilis, пустынники (Syrrhaptes paradoxus, реже S. thibetanus), а по болотам тибетские жаворонки (Melanocorypha maxima). Весной, вероятно и осенью, пролетных птиц, даже водяных, на Куку-норе бывает весьма немного, за исключением лишь орлов (Aquila clanga?) и сарычей (Arehibuteo aquilinus? Buteo sp.), которым пищухи доставляют изобильный корм. Причинами такой бедности прилета, вероятно, служат: долгое замерзание Куку-нора весной, затем отсутствие лесных, кустарных или тростниковых зарослей по его берегам, наконец, самое положение озера как раз на меридиане наиболее широкого места Гобийской пустыни, через которую птицы летят по возможности сокращенными путями.

Население. В исторических судьбах многих кочевников Центральной Азии Куку-нор, по всему вероятию, играл важную роль. Помещенный на рубеже кочевой и культурной жизни, на границах народностей монгольской, китайской и тангутской, как раз на перепутье от Китая к Тибету, притом представляя собой превосходные пастбищные места, столь соблазнительные для номадов вообще, — бассейн этого озера с глубокой древности был театром набегов, завоеваний, грабежей, словом кровавых распрей за лакомый кусочек. Результатом всего этого являлось, с одной стороны, частая смена кочевых племен, а с другой — постояннее стремление китайцев подчинить их своей власти. Это последнее удалось вполне лишь в конце xvii и начале xviii столетия при императоре Кан-си, достойном современнике нашего Петра Великого. Тогда же Куку-нор получил свое устройство, сохранившееся и доныне. Хотя коренными обитателями этого края могли считаться тангуты, известные под именем фань[474] или си-фань, но господствующим населением признаны были монголы, пришедшие на Куку-нор в половине XVII века и покорившие его под предводительством Гуши-хана. Эти монголы принадлежали олютскому племени хошотов; к ним впоследствии прибавились их же соплеменники тургоуты, хойты, чоросы и в небольшом числе халхасцы. Все они были разделены после переписи на 29 хошунов, или знамен, а их князья утверждены наследственными в своих званиях; притом определены были места сеймов и торговли. Но спокойствие на Куку-норе продолжалось недолго. Сначала произошло восстание некоего Лобцзан Данцзиня, которое, однако, было усмирено китайцами; затем случилось нападение чжунгар и новые беспорядки; наконец начались, или, верней, усилились, грабежи тангутов, не перестававших считать Куку-нор своим достоянием. Шайка этих разбойников в сообществе с шайками различных бродяг и золотопромывателей, гнездившихся в соседнем Нань-шане, почти вконец разорили кукунорских монголов в первой четверти нынешнего столетия. Тогда китайское правительство вновь приняло меры к умиротворению края уничтожением бродячих шаек грабителей, запрещением золотого промысла, главное же выселением всех тангутов на южный берег верхней Ауан-хэ. Спокойствие на аремя водворилось на Куку-норе. Но последнее дунганское восстание, охватившее в начале шестидесятых годов весь Западный Китай, вновь обрушилось великим бедствием на кукунорских монголов. Их грабили и убивали то сининские дунганы, то тангуты, разбои которых не прекращаются и до сих пор. Притом тангуты вновь занимают Куку-нор, и число их теперь здесь, пожалуй, больше, нежели монголов. Тангутский элемент заметно увеличился в кукунорской стране даже в течение семи лет, прошедших со времени моего первого здесь путешествия.

Об этих тангутах, называемых монголами хара-тангуты, т. е. черные тангуты, будет рассказано в следующей главе. Теперь упомяну только, что они управляются собственными старшинами и почти не признают над собой китайской власти.

Все монголы Куку-нора и сопредельных ему местностей на верхнем Тэтунге и в Цайдаме разделяются на 24 хошуна, которые, под надзором сининского амбаня, управляются двумя ванами: цан-хай-ваном, владеющим западной половиной кукунорской страны, и мур-ваном, которому принадлежит восточная часть того же Куку-нора. Кроме того, на правом берегу верхней Хуан-хэ расположены остальные 5 хсшунов, прямо подчиненных сининскому амбаню. В этих хошунах, как говорят, население состоит почти исключительно из хара-тангутов или помеси их с монголами. Эти последние, вероятно, вследствие вековых притеснений, грабежей и вообще страдальческой жизни, выродились на Куку-норе в худших представителей монгольской породы[475].

Монгольские богомольцы, следующие из Халхи в Тибет или возвращающиеся обратно, обыкновенно проводят на Куку-норе лето для того, чтобы поправить своих верблюдов и самим отдохнуть на половине пути(126).

Идем по южному берегу Куку-нора. Проведя двсе суток на устье р. Цайза-гол, мы направились к г. Синину по южному берегу Куку-нора. Здесь проложена торная дорога между берегом озера и его окрайними, т. е. Южно-Кукунорскими, горами. Эти последние против середины Куку-нора несколько понижаются, но затем вновь крупнеют и с прежней высотой тянутся к востоку; немного же далее юго-восточного угла озера его южный хребет мельчает в своих размерах и поворачивает на юго-восток к Желтой реке. Многочисленные речки, текущие летом из каждого ущелья южных гор, теперь почти все были высохшими, за исключением лишь более значительных, каковы с этсй стороны Куку-нора: Хара-морите-гол[476] и Галдын-хари. По самым горам, не вытравленные зимой пастбища для лучшего роста новой травы сжигались теперь тангутами, так что мы нередко любовались по ночам даровой и прелестной иллюминацией.

Извилистый южный берег Куку-нора то близко подходит к окрайним горам[477], то значительно от них удаляется. Впрочем, ширина здесь степного, между озером и горами залегающего, пространства нигде не превосходит десяти верст; большей же частью гораздо менее. Притом степная равнина, между устьями двух вышеназванных рек и несколько далее к востоку, сильно поката от окрайних гор до самого берега Куку-нора.

На этом последнем, несмотря на конец февраля, еще не было растаявших заберегов или полыней, ради чего нам почти не встречались и пролетные водяные птицы[478]. Впрочем, в последние дни февраля погода наступила довольно теплая, настоящая весенняя. На солнечном пригреве появились пауки и мухи, а по утрам, если было тихо, слышалось громкое пенье тибетских жаворонков или пискливые голоса столь обильных на Куку-норе земляных вьюрков. Но только этими скудными проявлениями пробуждающейся животной жизни и отметила себя ранняя весна на Куку-норе.

Река Ара-гол. На седьмой день следования по южному берегу этого озера мы оставили его позади себя и направились вверх по долине р. Ара-гол, которая еще весьма недавно впадала в Куку-нор. Ныне же устье Ара-гола пересыпано песком, так что река эта не добегает до большого озера, но образует невдалеке от его берега три небольших озерка. Однако весьма возможно, что когда-нибудь при слишком большой воде Ара-гол восстановит свою прежнюю связь с Куку-нором.

Широкая долина описываемой реки, залегающая между хребтом Южно-Кукунорским и горами, ограждающими кукунорское плато с востока, тянется довольно далеко на продолжении юго-восточного берега озера, при одинаковой с ним абсолютной высоте. На этой долине в западной ее части мы встретили недалеко от своей дороги четыре небольших глиняных хырмы, в которых, по словам монголов, прежде жили китайские войска, числом до трех тысяч человек. Лет десять тому назад их побили хара-тангуты, и с тех пор эти хырмы опустели.

Остановка возле пикета Шала-хото. Небольшой и весьма пологий перевал отделяет по главному тибетскому пути бассейн Куку-нора от сопредельной ему части провинции Гань-су, принадлежащей уже собственно Китаю. Верстах в четырех за этим перевалом расположен китайский пикет Шала-хото, возле которого мы и остановились. Здесь вскоре явились к нам 15 китайских солдат при офицере. На другой день такой же отряд и также с офицером пришел из города Донкыра, лежащего в 26 верстах от Шала-хото. Как солдаты, так и офицеры должны были по приказанию сининского амбаня сопровождать меня в виде почетного конвоя при предстоящей поездке в г. Синин. Нужно сказать правду, что как теперь, так и прежде, благодаря, конечно, хлопотам нашего посольства в Пекине, китайские власти оказывали нам наружно полный почет, хотя в то же время исподтишка всячески старались затормозить наш путь и дискредитировать нас в глазах толпы. Так, например, такой же самый почетный конвой впоследствии провожал нашего переводчика и казака, отправленных мной с Желтой реки в Синин за покупками; проделывались и для этих посланных те же церемонии распускания знамен в попутных городах, высылались навстречу офицеры и т. п. Да и сами встречавшие и провожавшие нас чиновники, в особенности старшие, за исключением немногих, вели себя таким образом, что слишком ясно можно было заметить их презрение к ян-гуйзам и исполнение почетных церемоний только по необходимости, по приказу свыше.

Солдаты, которые теперь при нас находились, принадлежали к войскам территориальным. Одеты они были в форменные курмы, но уже не цветные, как у маньчжур, а в обыкновенные, из синей далембы. Народ был все мелкий, плюгавый. Вооружение состояло из фитильных ружей на сошках. Ружья эти, крайне грубой работы, имели короткие стволы, но большой калибр, линий в шесть или семь. Внутри пули для экономии свинца обыкновенно кладется небольшой камушек, да и самая пуля выливается меньшей против ствола калибра; порох сквернейший, собственного солдатского изготовления. Притом китайцы еще до сих пор не додумались прибивать заряд каким-нибудь пыжом, но прямо на насыпанный в ствол порох опускают сверху пулю. Огонь сообщается через полку, которая поджигается фитилем, вложенным в подобие нашего курка, но без пружины. Из подобного ружья мудрено убить человека даже на сотню шагов; притом в дождь или сильный ветер вовсе нельзя стрелять, так как в первом случае смачивается, а во втором сдувается порох на открытой полке; нельзя также стрелять и вниз, ибо при наклонном положении ствола выкатывается ничем не прибитая пуля, а за ней высыпается и порох.

Фитильные ружья, употребляемые монголами и в особенности тангутами, гораздо лучше вышеописанных войсковых, так как имеют длинный ствол и пулю одинакового с ним калибра, притом заряд прибивается кусочком войлока. Но все-таки дальность боя и этих всегда гладкоствольных ружей не превосходит двухсот шагов, да и то с весьма малой меткостью. Изготовление же к выстрелу, даже поспешному, занимает много времени, ибо необходимо сначала установить ружье на сошки, поместиться самому возле него на коленях, вложить тлеющий фитиль в курок, снять покрышку с полки, затем прицелиться и стрелять. Если же горящего фитиля нет наготове, то прежде всего необходимо добыть огонь, вырубая его из кремня. После выстрела заряжение также весьма сложно и начинается с того, что вынимают зажженный фитиль из курка, насыпают из пороховницы в мерку, а иногда и прямо на ладонь заряд пороху, который кладут затем в ствол, забивают или спускают туда пулю, насыпают на полку порох, и если нужно тотчас стрелять, то опять вкладывают в курок тлеющий фитиль. Последний приготовляется из пеньки в виде тонкой веревки и помещается в особом кожаном мешочке сбоку приклада. Этот приклад делается длинным и узким, так что напоминает отчасти ручку пистолета; цевье же продолжается на всю длину ствола и имеет близ своего конца утолщение, к которому приделываются сошки. При ношении ружья на ремне за спиной сошки эти отгибаются кверху и удерживаются в таком положении затычкой, вкладывающейся в дуло ствола.

Поездка в Синин. После дневки, проведенной на бивуаке близ пикета Шала-хото, я оставил свой караван под надзором прапорщика Эклона и налегке отправился в Синин. Со мной поехали прапорщик Роборовский, переводчик Абдул Юсупов и трое казаков. Китайские солдаты пешком провожали нас с двумя желтыми знаменами, ксторые были распущены при входе в г. Донкыр. Здесь подобное шествие мигом привлекло несметную толпу зрителей. Стар и мал, мужчины и женщины, выбегали на улицы и стояли шпалерами или бежали сзади нас, толкались и давили друг друга. Со всех сторон слышались крики, шум, брань, писк; словом, суматоха стояла невообразимая. Наконец мы вошли во двор своей квартиры и заперли ворота; но на улице все время продолжала стоять толпа, и лишь только показывался который либо из нас — повторялась прежняя история.

В Донкыре мы остались ночевать. Город этот по своему наружному виду ничем не отличается от прочих городов китайских и также обнесен глиняной зубчатой стеной. Число жителей, как нам передавали, простирается от 15 до 20 тысяч человек, помимо богомольцев и торговцев, временно здесь пребывающих. Вместе с Синином описываемый город представляет важное место для торговли Китая с Тибетом.

Утром следующего дня мы выехали далее к Синину в сопровождении новой смены китайских солдат и попрежнему со знаменами. Вскоре конвой этот увеличился многочисленными добровольцами, которыми делались все попутно с нами ехавшие. Наконец вокруг нас составилась такая свита, что пришлось на минуту остановиться и прогнать всех излишних глазельщиков. Взамен них во второй половине пути начали являться различные посланцы сининского амбаня, каждый также с небольшой свитой. Лишь в сумерки добрались мы до Синина и расположились здесь в отведенной нам квартире, той самой, где месяцев семь-восемь тому назад помещался со своими спутниками венгерский путешественник граф Сечени.

Всего от пикета Шала-хото до Синина около 70 верст. Большую половину этого пространства дорога идет по горам; меньшую — по равнине р. Синин-хэ, протекающей возле Синина и впадающей в р. Тэтунг-гол [479]. Окрайний к Куку-нору хребет, весьма невысокий к стороне этого озера, развивается к востоку, к Донкыру, в грандиозные альпийские формы. Такой же характер несут горы, лежащие северней Донкыра, а равно и хребет Ама-сургу, восточное продолжение которого наполняет все пространство между реками Синин-хэ и Хуан-хэ. Словом, здесь со стороны кукунорского плато к Синину являются те же, развивающиеся лишь в одну сторону, хребты окраины, какие вообще нередки в Центральной Азии.