ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ ЛЕТНЕЕ ПОСЕЩЕНИЕ ОЗ. КУКУ-НОР. ВТОРИЧНОЕ ОБСЛЕДОВАНИЕ ВОСТОЧНОГО НАНЬ-ШАНЯ

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ЛЕТНЕЕ ПОСЕЩЕНИЕ ОЗ. КУКУ-НОР. ВТОРИЧНОЕ ОБСЛЕДОВАНИЕ ВОСТОЧНОГО НАНЬ-ШАНЯ

[559]

Идем долиной р. Ара-гол. — Стоянка на берегу Куку-нора. — Следование по восточной его стороне. — Растительность береговой полосы. — Джума. — Бивуак на устье р. Валема. — Охота за горными гусями. — Выбор возвратного пути через Ала-шань. — Местность от Куку-нора до кумирни Чейб-сен. — Наше здесь следование. — Постоянные дожди. — Старые знакомцы в Чейбсене. — Водяная молельня. — Хребет Южно-Тэтунгский. — Растительность его альпийского пояса. — Флора лесной области. — Фауна тех же гор. — Местные тангуты. — Наше пребывание в описываемых горах. — Кумирня Чертынтон. — Хребет Северно-Тэтунгский. — Последние впечатления гор. — Переход до города Да-и-гу. — Спуск с Тибетского нагорьяк Ала-шаню.

Выбравшись 23 июня из глубоких ущелий Хуан-хэ на плато Куку-нора, мы продолжали свой путь к названному озеру степной, довольно широкой равниной, которая залегает по р. Ара-гол и продолжается в том же юго-восточном направлении до отрывистых спусков к самой Желтой реке. С юга эту высокую долину окаймляет, как было уже ранее говорено, хребет Южно-Кукунорский; с севера — хребет Ама-сургу, на продолжении которого в северо-западном направлении стоят новые горы, отделяющие плато Куку-нора от бассейна Сининской реки.

Дожди, немного было утихшие после гор Джахар, теперь начались попрежнему, сопровождались обыкновенно грозами и нередко падали ливнями. Эти ливни, смывая лёссовую глину, затопляли более низкие места и до крайности мутили воду в речках; невозможно было напиться или сварить чай, не дав почерпнутой воде хотя немного отстояться. Затем измокший аргал вовсе не горел, деревьев же или кустарников нигде не было; пришлось разрубить для топлива палки от верблюжьих седел и довольствоваться полусваренной бараниной. Те же самые ливни уничтожили бесчисленное множество пищух (Lagomys ladacensis?), столь обильных на Куку-норе. Теперь эти пищухи беспрестанно валялись мертвыми возле своих нор; многие были залиты в тех же норах. Везде по степи летали коршуны, вороны и орланы, собирая легкую добычу. Вероятно, подобные истории случаются нередко как здесь, так и во всем Северном Тибете, чем, до известной степени, приостанавливается необычайное размножение плодливого зверька.

Стоянка на берегу Куку-нора. Устье р. Ара-гол пересыпано, должно быть недавно, песком, так что ныне река эта не впадает в Куку-нор, но образует недалеко от его берега три небольших пресноводных озера. Возле северного из этих озер мы разбили свой бивуак. Место для стоянки здесь было хорошее, и мы пробыли на нем четверо суток, т. е. все последние дни июня, занимались рыбной ловлей, охотой и собираньем довольно скудной степной флоры. При ясной погоде купались в Куку-норе, берег которого отстоял от нашего бивуака лишь на одну версту. Купанье было превосходное: вода имела от 18 до 20° тепла; дно же, при небольшой глубине, состояло из мелкого песка, сбитого волнами в твердую массу, словно асфальт.

На озерах, образуемых р. Ара-гол, в большом количестве держались со своими молодыми турпаны и горные гуси (Anser indicus); кроме того, здесь встречалось много гагар (Podiceps cristatus), которые еще высиживали яйца на своих пловучих, из травы сделанных, гнездах. Найдена была также большая редкость, именно яйца черношейного журавля (Grus nigricollis), впервые открытого мной на том же Куку-норе в 1873 году. Нынешней весной мы добыли в свою коллекцию шесть экземпляров этих редких журавлей и нашли два их гнезда. Вообще на Куку-норе, сколько можно было теперь видеть, не только прилетные, но и местные птицы большей частью гнездятся поздно, вероятно вследствие продолжительных весенних холодов. Кроме того, несмотря на обилие воды и болот, многие пролетные голенастые и водяные вовсе не остаются здесь для вывода молодых[560].

Несмотря на высокое положение местности и на дождливую, весьма прохладную погоду, летом на болотах Куку-нора множество мошек и комаров[561], которые в тихие дни изрядно донимали как нас, так и наших животных. Жертвой этих кровопийц сделался знаменитый наш баран, по прозванию Ёграй, который куплен был еще в Тибете и с тех пор ходил при караване вожаком вновь приобретаемых баранов. Теперь этот Ёграй ослеп от укусов мошек и был оставлен на месте нашей стоянки — убить старого спутника рука не поднималась. Другой такой же баран из Цай-дама прошел с нами взад и вперед по Северному Тибету, выходил три месяца на верховьях Желтой реки и теперь еще здравствовал, исполняя должность вожака при новых своих собратиях. Впоследствии этот самый баран дошел от Куку-нора до средины Гоби и здесь на пятой тысяче верст своего пути был оставлен монголам, так как сильно подбил копыта на гальке пустыни.

Следование по восточной стороне Куку-нора. От р. Ара-гол мы прошли в три дня к устью р. Балема. Расстояние здесь 73 версты. Дорога идет то по самому берегу Куку-нора, то, гораздо чаще, отходит от него в сторону, пересекая по хорде полуострова или избегая песков. Последние весьма здесь обильны и, как обыкновенно, насыпаны холмами от 200 до 400 футов высотой. Южная гряда описываемых песков протягивается от Куку-нора до самых окрайних гор. Северная же песчаная группа вытянута больше по берегу описываемого озера, от которого отделяет гораздо меньшее, но более соленое оз. Хара-нор, по всему вероятию некогда бывшее частью Куку-нора. Те же самые пески, приносимые западными ветрами, сильно уже обмелили обширный залив, вдавшийся между северной и южной песчаными группами, как равно образовали три песчаных острова, лежащих невдалеке от восточного берега Куку-нора.

По пути здесь нам очень мало попадалось кочевников; все они ушли на лето в соседние горы, где стадам привольней без мучающих насекомых и притом корм лучше. Лишь не доходя немного до р. Балема, мы встретили походную кумирню, состоящую из десятка черных палаток и вдвое большего числа юрт; в тех и других жили сотни две лам тангутских и монгольских.

Растительность береговой полосы. Флора Куку-нора, как и следует ожидать, небогата разнообразием видов. В самом озере растет по дну, да и то не в обилии, один только вид водоросли (conferva sp.); затем ни тростника, ни каких-либо других водяных растений нет. По равнинным берегам, на почве глинистой (лёссовой) преобладает дырисун (lasiagrostis splendens); там же, где к глине подмешаны песок или гравий, обильно растут: ковыль (stipa orientalis), мелкий розовый лук (allium sp.), мышьяк (thermopsis lanceolata) и гулявник (sisymbrium n. sp.); реже — [562] — galimeris altaica, anaphalis lactea n. sp., [563] — hypecoum leptocarpum [564] — ephedra monosperma; последний, впрочем, чаще встречается на песке по берегу самого озера. На старых стойбищных местах густо растет мелкая лебеда (chenopodium botrys) и весьма изобильны шампиньоны (agaricus sp.). В сыпучих песках восточного берега произрастают: кустарный чернобыльник (artemisia campestris), розовый астрагал (astragalus sp.), ломонос (clematis orientalis var.), hymenolaena n. sp., белый василистник (thalictrum petaloideum), колючий низкий кустарник [565] — oxytropis aciphylla; нередки ель (abies schrenkiana) и тополь (populus przewalskii n. sp.), тот же, что на Желтой реке, но только здесь являющийся маленьким деревцом или чаще даже кустом. По Бухайн-голу обилен балга-мото (myricaria sp.), но его нет по другим притокам Куку-нора.

Большее разнообразие флоры встречается на местах болотистых, часто покрытых здесь маленькими кочками, как в Тибете. Но в этих болотах преобладают: обыкновенная осока (Carex sp.) и осока тибетская (Kobresia thibetican sp.), весьма нередки лютик (Rammculus sp.), подорожник (Plantago sp.) и [566] — Polygonum Laxmanni; красиво пестрят сплошной зеленый фон своими цветами: белый касатик (Iris ensata), розовый первоцвет (Primula sibirica), малиновая [567] — Orchis Salina, желтый и белый мытники (Pedicularis chinensis n. sp., Р. cheilantifolia); на более же топких местах по озеркам растут: водяная сосенка (Hippurus vulgaris), водяной лютик (Rammculus aquaticus) и пузырчатки (Utricularia vulgaris)

Джума. Кроме того, на Куку-норе, как и во всей тангутской стране, растет джума — potentilla anserina, [568], небольшое травянистое растение, принадлежащее к семейству розоцветных. Трава эта весьма обыкновенна также в Европе и известна у нас под названиями гусиной лапки, бедренца, столистника и др. В тангутской стране, т. е. в Северовосточном Тибете, джума встречается всего чаще на старых покинутых стойбищах и по лужайкам в горных лесах; не чуждается также открытых безлесных гор, растет там в долинах, где побольше влаги и почва перегнойная; в открытых сухих степях джумы нет.

Описываемое растение доставляет маленькие удлиненной формы съедобные клубни, которых при одном корне обыкновенно бывает несколько. Вкусом своим эти клубни в сыром виде отчасти напоминают свежие орехи; сваренные же весьма походят на фасоль или молодой картофель и, будучи приправлены маслом с солью, составляют весьма питательную, вкусную пищу. Копают джуму ранней весной и осенью, т. е. в то время, когда жизнедеятельность растения приостановлена. Этой копотливой работой занимаются тангутские женщины; добытые клубни моют и просушивают на солнце.

У всех тангутов джума составляет любимую еду и служит лакомством. Ею же питаются слепыши (Siphneus), весьма обильные в здешних местах(144) и ушастые фазаны. Первые добывают клубни описываемого растения под землей, последние выкапывают их своими сильными ногами. Мы сами всегда старались добыть джумы от тангутов и обыкновенно ели ее с большим удовольствием.

Бивуак на устье р. Балема. Река Балема, называемая монголами Харгын-гол, при устье которой расположился теперь наш бивуак, составляет, после Бухайн-гола, самый большой приток оз. Куку-нора. Она вытекает из ближайших частей восточного Нань-шаня, имеет в низовье от 15 до 20 сажен ширины и при малой воде везде проходима в брод. Летом же, в период дождей, вода в описываемой реке сильно прибывает и делается чрезвычайно мутной от размываемой лёссовой глины. Эта муть образует в Куку-норе при устье Балема большую (версты 4–5 в диаметре) круглую площадь, которая своим желтоватым цветом резко отличается от темноголубой воды самого озера.

В реке Балема при ее устье много рыбы Schizopygopsis przewalskii, ради чего здесь держится множество орланов (Haliaetus macei), чаек (Larus ichtyaetus) и бакланов (Phalacrocorax carbo). По окрестным болотам как и на других болотах Куку-нора, очень много гнездится куликов-красноножек (Totanus calidris) и горных гусей (Anser indicus). О последних поведем теперь речь.

Охота за горными гусями. Этот красивый гусь, впервые добытый в Индии и потому названный знаменитым Латамом "индийским (anser indicus)"[569], гораздо правильней мог бы получить название "гуся горного", так как водится исключительно в горах и на высоких плоскогорьях Центральной Азии. Здесь он распространяется от Индии до Сибири и заходит по Тянь-шаню в наш Туркестан; в собственно Китае не встречается.

Везде описываемый вид гнездится исключительно по горным болотам и речкам или по озерам на высоких плато, как, например, на Куку-норе. Сюда горные гуси прилетают ранней весной — в конце февраля или в начале марта. С прилета держатся небольшими (5-20 экземпляров) стайками; затем приступают к гнездению, вероятно, на болотах, за неимением вблизи скал, на которых в горах эти гуси обыкновенно делают свои гнезда. В период спаривания самец нередко гоняется на лету за самкой и при этом кувыркается в воздухе, подобно нашему ворону. Нрава горный гусь довольно смирного, притом весьма любопытен, в особенности если не в стаде: спугнутая пара нередко налетает на охотника, присевшего в траве или прилегшего на землю. Голос описываемого вида какой-то хныкающий, но довольно громкий.

Гусенята, которых в одном выводе бывает от 5 до 8, держатся вместе со своими родителями по речкам, болотам или озерам, возле которых вывелись. Старики в это время начинают линять, и к началу июля, когда молодые почти уже выросли, старые до того вылинивают, что летать вовсе не могут. В эту пору горные гуси, довольно беспечные в другое время года, делаются весьма осторожными. На больших озерах, как, например, на Куку-норе, где горных гусей очень много, десятки выводов соединяются вместе и общими силами охраняют свою безопасность. Обыкновенно стадо ходит по берегу озера или на ближайших к нему болотах, пощипывая траву; но, заметив охотника, хотя бы за версту, все гуси опрометью бросаются к озеру и отплывают вдаль; бегают очень быстро, пожалуй, быстрей человека.

Придя теперь на Куку-нор в конце июня, мы встретили там много выводов горных гусей, но, несмотря на усердное преследование, не могли сначала добыть ни одного молодого, — на открытых равнинных берегах подкрасться на выстрел к стаду было невозможно. Наконец, во время стоянки на устье р. Балема, мне посчастливилось отлично поохотиться на описываемых гусей.

По приходе на место бивуака на другое утро я отправился с препаратором Коломейцевым на озерки, лежавшие верстах в пяти от нашей стоянки и довольно далеко от берега самого Куку-нора. На одном из этих небольших, довольно мелких озер, расположенных среди болот, мы застали стадо горных гусей, молодых и линяющих старых, штук около семидесяти. Я пошел к птицам напрямик; по неглубокому, но довольно топкому озеру; Коломейцев же караулил с другого берега. Гусиное стадо, видя невозможность уйти куда-либо, оставалось на одном месте, то сплываясь в кучу, то расплывалось. Я приблизился к птицам шагов на 70 и, выбрав ту минуту, когда гуси сплылись в кучу, пустил в них два заряда. Полоса убитых и раненых обозначила дорогу, по которой летела дробь. Поспешно стал я вновь заряжать свое нескорострельное ружье, стоя по пояс в воде; между тем гуси, видя на противоположной стороне озера Коломейцева, преградившего им путь, не уходили, но, совершенно растерявшись, плавали взад и вперед на прежнем месте и даже подплывали ближе ко мне. Лишь только ружье было заряжено, я опять сделал два выстрела в ближайшую кучу. Опять крики, смятение в стаде, но уходить оно не думает… Снова зарядил я ружье и снова с того же места выпалил из обоих стволов — гуси все-таки не уходят… Опять заряжаю ружье и еще выстреливаю: затем еще и еще. Так стрелял я с одного места 12 раз; наконец гуси опомнились и в рассыпную бросились уходить на болота. Тогда я отправился собирать убитых и набрал их 21 экземпляр, хотя, конечно, можно было взять только застреленных наповал; раненые же все ушли. Между тем Коломейцев, которому не пришлось стрелять с противоположного довольно глубокого берега, обойдя озеро, пришел ко мне. Тогда мы вместе забрали убитых гусей и потащили их в ближайшее тангутское стойбище, где, весьма кстати, находились в это время двое наших казаков, приехавшие покупать баранов. Эти казаки забрали на лошадей тяжелую добычу и повезли ее на бивуак.

Выбор возвратного пути через Ала-шань. Прибытием нашим на устье р. Балема завершилась съемка оз. Куку-нора. Не снятой оставалась лишь часть береговой полосы на протяжении 25 верст от нынешней нашей стоянки до устья р. Улан-хошун, где заканчивалась съемка 1873 года. Но здесь берег Куку-нора тянулся почти в прямом северо-западном направлении, которое можно было нанести на карту одной засечкой от устья р. Балема, не предпринимая обхода вверх по этой реке для переправы на другую ее сторону.

Гораздо важней для нас было решить вопрос, каким путем возвращаться домой: тем ли, которым ныне мы сюда пришли, т. е. через Са-чжеу, Хами и по Чжунгарии в Зайсан; или выбрать направление через Ала-шань на Ургу, по которому мы возвращались с Куку-нора в 1873 году. Первый путь был сравнительно легче и притом представлял возможность сделать по местам повторные наблюдения, что вообще весьма важно при путешествии в диких, малоизвестных странах. Но и при направлении через Ала-шань, а затем срединой Гоби мы также дополняли свои прежние здесь исследования; тем более, что некоторые из них производились при первом путешествии грубыми инструментами[570]. Наконец, как для того, так и для другого из возвратных путей необходимы были верблюды, которых мы нигде не могли достать теперь на Куку-норе [571]. При следовании же на Са-чжеу и Хами верблюды нашлись бы только в цайдамском Сыртыне, но еще вопрос: продали ли бы нам их там, или нет? С своими же наличными мулами и тремя уцелевшими верблюдами мы, наверное, могли дойти до Ала-шаня и там, также наверное, достать вьючных верблюдов. Таким образом, шансы расчета сильно склонялись на сторону алашанского пути, и он был избран окончательно.

Местность от Куку-нора до кумирни Чейб-сен. 6 июля покинули мы свой бивуак на берегу Куку-нора, а на другой день совсем распрощались с этим озером. Его бассейн отделялся теперь по нашему пути от притоков Сининской реки лишь невысокой седловиной[572], которая в то же время служит связью между окрайним хребтом восточного берега Куку-нора и мощными горами на северной стороне того же озера. Эти последние горы принадлежат системе Нань-шаня, состоящего здесь, т. е. в восточной своей части, из трех главных хребтов: наружного к стороне Гоби, которому собственно и приурочивается китайское название Нань-шань, или Сюэ-шань[573], и двух внутренних, сопровождающих течение р. Тэтунг-гол. Последние горы лежат, по всему вероятию, на восточном продолжении хребта Гумбольдта и известны китайской географии, как свидетельствует барон Рихтгофен[574], под названием Тшетри-шань, хотя на месте мы не слыхали подобного названия. За неимением, кроме того, отдельных названий хребтам по обеим сторонам р. Тзтунга я обозначил их, еще при первом здесь путешествии, Северно-Тэтунгским и Южно-Тэтунгским хребтами[575]. Для устранения сбивчивости буду следовать и теперь той же номенклатуре.

Вслед за вышеуказанным невысоким перевалом от Куку-нора в бассейн Сининской реки вновь раскидывается довольно обширное луговое плато, ограниченное с юга горами, лежащими северней г. Донкыра, с запада окрайним к Куку-нору хребтом, а с севера и востока отрогами Южно-Тэтунгских гор. Это плато имеет абсолютную высоту, равную с Куку-нором.

Земледелия здесь нет; только кочуют тангуты, с небольшим числом монголов и киргизов. Флора степная, но уже отчасти напоминающая соседний Нань-шань. Из млекопитающих здесь еще живут хуланы и пищухи (Lagomys ladacensis), которых нет далее к востоку. Там, вслед за горами, окаймляющими описываемое плато, раскидывается обширная холмистая и частью гористая местность, прилежащая к Синину; она орошается речками, текущими с Южно-Тэтунгских гор и впадающими в Сининскую реку. Вся эта площадь занята густым оседлым населением из китайцев, дунган, тангутов и далдов(145). Кроме бесчисленных деревень, нередки и города, как Му-байшинта или Сэн-гуань, Шин-чен и Уям-бу. Опустошительная магометанская резня, продолжавшаяся здесь, то в больших, то в меньших размерах, с лишком десять лет, почти не оставила следов: все теперь вновь занято и заселено, частью прежними бежавшими жителями, частью, вероятно, новыми переселенцами из внутреннего Китая(146).

Наше здесь следование. Восемь суток, с двумя в том числе дневками, употребили мы на переход от устья р. Балема до кумирни Чейбсен, той самой, которая в 1872 и 1873 годах служила базисом, так сказать, наших исследований в этой части провинции Гань-су. От Чейб-сена же мы пошли тогда обходным (через верховья р. Тэтунга) путем на Куку-нор, так как прямая дорога лежала по местностям, занятым дунганами. Теперь мы двинулись этой прямой дорогой, хотя опять-таки уклонились от нее к югу, сами не знаем для чего, — так вел проводник, сининский китаец, сопутствовавший нам в качестве соглядатая и на Куку-норе. Вероятно, подозрительный сининский амбань не желал, чтобы мы шли через обильно населенный дунганами город Сэн-гуань или Му-байшинта, опасаясь каких-либо с нашей стороны тайных сношений с этими заклятыми врагами китайцев. Поэтому нас и обвели южней на большую деревню Бамба, также, впрочем, населенную магометанами. Эти последние сильно угнетаются китайцами и, при первом удобном случае, несомненно, станут поголовно на сторону всякого китайского неприятеля.

В горах, лежащих западнее деревни Бамба, мы дважды дневали, специально для сбора новых растений, которых нашлось здесь более 100 видов. Очень многие из них свойственны и хребтам по р. Тэтунгу; только в описываемых горах лесов нет; все они вырублены окрестными жителями для построек.

Миновав деревню Бамба, мы вступили в район оседлого населения. Насколько хватал глаз, вниз по холмам и долинам к Сининской реке все было сплошь обработано и заселено; клочка нигде не оставалось незанятого. Сверху, с гор, виднелся, как и везде в собственно Китае, чистый муравейник. На полях, превосходно обработанных, засеяны были ячмень, пшеница, горох, бобы; в меньшем количестве — лен, конопля и картофель. Все эти хлеба созревают здесь лишь в августе; поля же не орошаются арыками, так как летних дождей чересчур довольно.

Постоянные дожди. Эти самые дожди, то вперемежку, то иногда по целым дням и ночам сряду, нередко с грозами, сильно донимали нас как на Куку-норе, так и теперь. Сырость везде была ужасная; по временам становилось холодно, как осенью. Все мы ходили в мокром или сыром одеянии; собранные растения часто нельзя было просушить; ружья и револьверы ржавели до крайности. Словом, теперь повторилось то самое, что мы испытали в тех же местах летом и осенью 1872 года. По счастью, изредка проглядывавшее солнце пекло очень сильно, иначе наши коллекции погибли бы от сырости.

Старые знакомцы в Чейбсене. Перейдя по каменному мосту, близ небольшого города Шин-чен, реку Бугук-гол и сделав еще один переход, мы достигли кумирни Чейбсен [576], возле которой расположились бивуаком[577]. Все здесь живо помнилось, несмотря на то, что минуло более семи лет после нашего пребывания в этих местах. Нашлись старые знакомые: донир (настоятель), нираба (эконом) и еще один лама в кумирне, с которыми некогда мы шли сюда из Ала-шаня, а также монгол Джигджит, ходивший с нами в качестве проводника и переводчика по горам Северо— и Южно-Тэтунгским. Все эти люди с непритворным радушием, даже большой радостью, встречали теперь нас. Между тем в настоящее путешествие мы почти нигде не приобретали друзей. Причины тому разные; главная же — недоброжелательство китайцев, распускавших про нас нелепые слухи; притом мы теперь мало встречали монголов, несравненно более добродушных, чем тангуты, не говоря уже о китайцах.

Водяная молельня. Новостью в Чейбсене было теперь для нас несколько водяных молелен — хурдэ, как их называют монголы, устроенных на ближайшей речке. Эти молельни, весьма обыкновенные в Тибете[578], частью и в других странах буддийского мира, состоят из большого железного цилиндра, укрепленного на деревянном столбе фута три высотой. Такой столб утвержден вертикально в обыкновенном мельничном колесе небольших размеров, горизонтально положенном. Струя воды направленная на упомянутое колесо, приводит его в быстрее вращательное движение, которое, помощью столба, сообщается и железному цилиндру. Последний снаружи выкрашен почти всегда в красный цвет и испещрен какими-то надписями, вероятно священными. Внутрь цилиндра кладутся верующими написанные на листочках бумаги или на тряпках молитвы, которые, находясь без перерыва в движении, тем самым как бы постоянно взывают к богу. Подобная машина в верхней своей части помещается в деревянном ящике, поддерживаемом на углах четырьмя столбиками. Один из боков этого ящика делается решетчатым, три остальные сплошь забираются досками; сверху устраивается крыша, покатая на две стороны.

Конец съемки. С приходом в Чейбсен окончилась маршрутно-глазомерная съемка, которую я вел от самой р. Урунгу [579]; предстоявший теперь путь через Ала-шань до Урги был снят еще в 1873 году. Всего в течение нынешней экспедиции снято было мной 3 850 верст. Если приложить сюда 5 300 верст, снятых при первом путешествии по Монголии и Северному Тибету, да 2 320 верст моей же съемки на Лоб-норе и в Чжун-гарии, то в общем получится 11 470 верст, проложенных вновь на карту Центральной Азии. При этом следует сказать, что как ни проста сама по себе глазомерная съемка бусолью, но она достаточно утомляет дорогой, в особенности при жаре, так как для засечек часто приходится слезать с лошади; да и по приходе на место переноска снятого на чистый планшет всегда отнимает час или два времени. Притом сама съемка является лишь небольшой частью различных научных работ во время путешествия.

Хребет Южно-Тэтунгский. Передневав возле Чейбсена и завербовав снова к себе в вожаки и переводчики тангутского языка монгола Джигджита, мы отправились прежним путем в горы Южно-Тэтунгские, куда пришли в два перехода. Под горами везде встречалось, как и прежде, густое население: китайцы, в небольшом числе тангуты и далды.

Хребет Южно-Тэтунгский, равно как и другой, стоящий по северную сторону р. Тэтунг-гол, уже описаны в моей книге "Монголия и страна тангутов" под общим названием гор Гань-су[580]. Теперь придется сделать лишь кое-какие дополнения, в особенности относительно флоры и частью фауны этих хребтов. Оба они, как было говорено ранее, сопровождают течение р. Тэтунг-гол, или Да-тун-хэ[581], которая впадает в Хуан-хэ и в своем низовье принимает справа Сининскую реку. Истоки Тэтунга лежат на меридиане западной окраины Куку-нора и от этих истоков, вероятно, разделяются оба тэтунгские хребта, которые ранее того, т. е. западнее, быть может, составляют один главный хребет, протянувшийся сюда от снеговых гор Гумбольдта и Риттера. Этот хребет, вероятно, также пускает от себя второстепенные ветви, с одной стороны к Бухайн-голу, а с другой — более значительные, к окрайнему на стороне пустыни хребту того же Нань-шаня; быть может, здесь даже возникают и другие параллельные или поперечные гряды. Впрочем, все это лишь гадательные предположения, которые могут быть подтверждены или отвергнуты только исследованиями европейских путешественников.

Южно-Тэтунгский хребет, поднимающийся своими вершинами до 14 000 футов над уровнем моря, или немного более[582], нигде не достигает снеговой линии, но несет совершенно дикий, альпийский характер[583]; притом северный склон этих гор, в их восточной части, изобилует лесами и вообще богатой растительностью, начиная с альпийского пояса.

Этот пояс в описываемых горах лежит приблизительно вверх от 10 или 10 1 /2 тысяч футов абсолютного поднятия. Южный его район, от 101 /2 до 12 тысяч футов абсолютной высоты, принадлежит области альпийских кустарников; верхний от 12 до 13 или 131 /2 тысяч футов абсолютной высоты — области альпийских трав. Далее вверх следуют голые скалы и россыпи, между которыми, еще футов на 500 по вертикали, попадаются кое-где маленькие, невзрачные лужайки. Впрочем, такие границы можно обозначить лишь приблизительно, так как они изменяются, смотря по положению не только целого хребта, но и отдельных гор; притом нередко растительные области заходят одна в другую. Однако во всяком случае предельные линии лесной, кустарной и травянистой растительности в обоих тэтунгских хребтах лежат гораздо ниже, чем в горах на верхней Хуан-хэ и даже в хребте Южно-Кукунорском [584]. Впрочем, в последнем леса (исключительно хвойные) растут лишь на южном склоне. В горах же верхней Хуан-хэ все леса запрятаны в глубокие, более теплые ущелья, а сами горы расположены в близком соседстве высоких степных плато, ради чего, помимо более южного положения, снеговая линия поднимается здесь более вверх, чем в восточном Нань-шане.

{* Вот приблизительные границы растительности вышеназванных горных хребтов:}.

Растительность альпийского пояса. Области альпийских кустарников Южно-Тэтунгских гор принадлежит 12 кустарных видов[588], которые, за исключением лишь двух — Potentilla fruticosa, Caragana jubata [585], растут исключительно на северном склоне описываемого хребта, да и здесь занимают главным образом скаты, обращенные к северу. Из этих кустарников на первом месте должны быть поставлены рододендры [586] четырех видов (Rhododendron capitatum, Rh. anthopogonoides, Rh. thymifolium, Rh. Przewalskii), все новых, привезенных мной еще из первого здесь путешествия; затем следуют: альпийская карагана (Garagana jubata), желтый и белый курильский чай (Potentilla fruticosa, P. glabra), низкая доза (Salix sp.) и [587] — Sibiraca laevigata; на открытых площадках обыкновенна малина (Rubus Idaeus), весьма схожая с нашей, только ростом 1-1 /2 фута; по берегам же речек растет еще более низенькая альпийская облепиха (Hippoph?e sp.) с крупными (в горошину) ягодами.

Кроме этих кустарников, специально принадлежащих альпийской области, сюда заходят из лесов: белый шиповник (Rosa sericea), барбарис (Berberis dasystachya n. sp.), деревом растущая облепиха (Hippoph?e rhamnoides) и древовидный можжевельник (Juniperus pseudo Sabina), последний поднимается вверх до 12 000 футов абсолютной высоты. Почва кустарных зарослей, обыкновенно весьма густых, почти везде выстлана мхом.

Из трав между альпийскими кустарниками красуются в июле[593]: генцианы (Gentiana barbata, G. Olivieri var., G. straminea n. sp.), мытники (Pedicularis labellata, P. Przewalskii n. sp.), герань (Geranium Pylzowi n. sp.), крупная альпийская астра (Aster alpinus), крупный мыкер (Polygonum viviparum), колокольчик (Adenophora sp.), зверобой (Hypericum Przewalskii n. sp.), мелисса (Dracocephalum tanguticumn. sp.), бузульник (Senecio Sagittan sp.), живокость (Delphinium Pylzowi n. sp.), [589] — Saussurea pygmaea n. sp., Saussurea phaeantha n. sp., Saussurea nigrescens n. sp. Там же по небольшим лугам возле ключей и речек цветут: тмин (Garum sp.), горошки [590] — (Oxytropis sp., О. ochrocephala n. sp., О. kansuensis n. sp., О. strobilacea), лютик (Ranunculus affinis), маленькие генцианы (Gentiana aristata n. sp., G. aperta n. sp.), Anaphalis alata n. sp., [591] — Umbilicus sp., [592] — Bupleurum miltinerve, Swertia marginata, etc. Вообще луга альпийских кустарников роскошны своей травянистой флорой, в особенности в середине лета.

В области альпийских трав кустарные породы исчезают; растут одни лишь травы, обыкновенно мелкие, невзрачные. Преобладающих, хотя бы на небольших площадках, видов нет — все перемешано, пестрота. Характерными здесь растениями являются: лук синий и желтый (Allium cyaneum n. sp., А. chrysanthum n. sp.), гималайская буковица (Trollius pumilus) и гималайская скерда (Grepis glomerata), мыкер (Polygonum viviparum), камнеломка (Saxifraga n. sp., S. hirculus), три вида прикрыта (Aconitum gymnandrum n. sp., A. Anthora, A. rotundifolium), генциана (Gentiana Przewalskii n. sp.), ясколка (Gerastium melandrum n. sp.), голубой мак (Meconopsis racemosa n. sp.), уже отцветший, вероника (Veronica sp.), хохлатки (Gorydalis linarioides n. sp., G. trachycarpa n. sp., G. dasyptera n. sp.), астрагал (Astragalus scythropus n. sp.), Cremanthodium plantagineum n. sp., Cremantodium discoideum n. sp., [594] — Saussurea Stella n. sp., гималайская Saussurea hier acifolia, Hymaenolaena sp., Omphalodes biepharolepis n. sp. и два-три вида мелких злаков. По скалам, опять-таки всего чаще на их северных склонах, растут: очиток (Sedum n. sp.), сухоребрица (Draba sp.) и Isopyrum grandiflcrum. в половине июля уже отцветший.

В самом верхнем поясе альпийских лугов, там, где они перемешиваютия с россыпями, встречаются Saussureamedusa n. sp. [595], Cremanthodium humile n. sp., Arenaria kansuensis n. sp. [596], Corydalis melanochlora n. sp. [597] и невзрачный, стелющий по земле свои листья, ревень (Rheum spicifcrme) с длинным (3–4 фута) и ветвистым, но тонким нелекарственным корнем.

Флора лесной области. Лесная область в горах Южно-Тэтунгских занимает северный склон хребта от самой долины р. Тэтунга. т. е. от 8 000 футов абсолютного поднятия вверх до 10 или 10 1 /2 тысяч футов. Впрочем, густые леса оканчиваются футов на 500–700 ниже этого предела, и только можжевеловое дерево восходит до границы кустарной растительности. К западу от устья р. Рангхта, т. е. вверх по р. Тэтунгу, леса идут приблизительно верст на 70–80 или, быть может, на 100; далее заменяются кустарниками. К востоку же лесная область, вероятно, протягивается до самого окончания Южно-Тэтунгских гор близ впадения Сининской реки в Тэтунг. В меньшем обилии, спорадически, леса растут и в Северно-Тэтунгских горах, опять-таки всего больше на их северном склоне, хотя встречаются здесь и на склоне южном, в ущельях, обращенных к северу.

Нигде в Центральной Азии, не исключая даже Тянь-шаня и верхней Хуан-хэ, я не встречал таких прекрасных и разнообразных по своему составу лесов, как описываемые. Они покрывают крутые склоны гор и густыми зарослями одевают ущелья, по дну которых везде с шумом бегут быстрые, светлые потоки. Там и сям среди яркозеленой листвы выступают голые гнейсовые и гранитные [598] скалы разнообразных, иногда причудливых форм. Всюду тень, прохлада, благодать; притом неумолкаемое почти пенье птиц дополняет общую отрадную картину лесной жизни…

Древесные породы тэтунгских лесов следующие.

Береза — Betula Bhojpattra [599] с буровато-красной опадающей корой, которую тангуты употребляют для заверток вместо бумаги. Дерево это, достигающее от 40 до 60 футов высоты, при диаметре ствола от 1 /2 до 1 фута, преобладает до верхней границы лесов. Береза белая (Betula alba), наша обыкновенная, растет лишь в нижнем поясе гор и встречается реже, нежели предыдущий вид. Осина (Populus tremula) также только в нижнем лесном поясе, иногда сплошными площадями; достигает от 50 до 70 футов высоты и от 1 до 2 футов толщины; но гораздо чаще встречается меньших размеров. Ель (Abies Schrenkiana) растет лишь в самом нижнем поясе лесов, нередко сплошным насаждением; достигает 40–50 футов высоты, при толщине 1 /2 –1 фут; иногда же является могучим деревом от 80 до 100 футов высотой при 2–3 футах толщины. Сосна (Pinus leucosperma n. sp.), отличающаяся по исследованию академика К. И. Максимовича от обыкновенной сосны (Pinus silvestris) только более крупными и белыми семенами; растет там же, где и ель, нередко сплошными площадями; достигает от 60 до 70 футов высоты и от 1 до 1 1 /2 фута толщины. Можжевеловое дерево (Juniperus pseudo Sabina) от 30 до 40 футов высотой, при толщине от 1 до 2 футов; растет в изобилии, исключительно на южных скатах гор, в поясе от 9 до 12 тысяч футов абсолютной высоты. Тополь (Populus suaveolens), распространенный от Алтая до Камчатки и Японии, встречается изредка по дну ущелий в нижнем лесном поясе; ростом бывает от 50 до 60 футов при 2 футах толщины. Рябина красная (Sorbus aucuparia var.) представляет, как и на верхней Хуан-хэ, крупноцветную разновидность; достигает 15 футов высоты. Рябина гималайская (Sorbus microphylla) с белыми, алебастрового цвета ягодами; достигает таких же размеров, как и вид предыдущий. Оба они обыкновенны во всем лесном поясе. Облепиха (Hippoph?e rhamnoides), то деревцом, от 15 до 20 футов высотой, то кустарником, сплошь растет на островах речек, вниз от 9 000 футов абсолютной высоты. Наконец ива (Salix sp.) трех видов растет там же, где и облепиха; изредка встречается по горным склонам.

Кустарники описываемых лесов еще более разнообразны и всего роскошней развиваются в ущельях по берегам горных речек. Вот перечень этих кустарников.

Барбарис трех видов (Berberis chinensis, В. diaphana n. sp., В. dasystachya n. sp.), из которых два последние достигают двухсаженной высоты и усажены колючками в 11 /2 дюйма длиной; два вида смородины (Ribes pulchellum, R. Meyeri); крыжовник (Ribes stenocarpa n. sp.) в сажень высотой, с крупными, но кислыми желтоватыми ягодами, встречается только в нижнем лесном поясе; два вида шиповника, с белыми и красными цветами (Rosa sericea, R. Przewalskiana); двухсаженный жасмин (Philadelphus coronarius), дико растущий от Гималаев до Японии; семь видов жимолости (Lonicera coerulea var. tangutica, L. hispida. L. chrysantha var. longipes, L. microphylla var. Sieversiana, L. nervosa n. sp., L. tangutica n. sp., L. syringantha n. sp.), из которых первый доставляет съедобные, попарно сидящие, продолговатые синие ягоды; три вида бересклета (Evonymus sachalinensis, E. nana, E. Przewalskii n. sp.); два вида кизилника (Gotoneaster nigra? С. rotundifolia), боярка (Crataegus n. sp.), даурская калина (Viburnum dauricum), крушина (Rhamnus virgata), гималайская бузина (Sambucus adnata), малина (Rubus pungens?), таволга (Spiraea longigemmis n. sp.), отлично пахучая Daphne tangutica n. sр.; два вида караганы (Garagana frutescens, С. chamlagu), лоза (Salix sp.); Eleutherococcus senticosus, свойственный лесам Амура; Hydrangea pubescens, белолозник (Eurolia ceratoides), Potentilla fruticosa var. и Caryopteris tangutica n. sp. Таким образом на небольшом сравнительно пространстве растут 13 видов деревьев и 36 видов кустарников. Если же сюда приложить еще 12 кустарных видов, свойственных альпийской области, то мы получим всего 61 вид деревьев и кустарников, произрастающих в восточном Нань-шане.

Травянистая флора тех же лесов весьма богата и разнообразна. Наиболее характерными ее представителями в середине лета являются: земляника (Fragaria elatior), теперь поспевшая, но с водянистыми ягодами: недоспелка (Gacalia Roborowskii n. sp.), бузульники (Senecio tanguticus n. sp., S. Virgaurea n. sp., S. Przewalskii n. sp.), лекарственный ревень (Rheum palmatum), довольно редкий, водосбор (Aquilegia ecalcarata n. sp.), живокость (Delphinium grandiflorum), прикрыты (Aconitum Lycoo tonum, реже А. volubile), колокольчики (Adenophora) четырех видов. герань (Geranium pratense), грушевка (Pyrola rotundifolia), горошек (Vicia unijuga), майник (Majanthemum bifolium), кровохлебка (Sanguisorba officinalis), мытники (Pedicularis lasiophrys n. sp., P. rudis n. sp., P. muscicola n. sp.), из которых последний красиво выстилает мшистую почву, в особенности хвойных лесов, своими розовыми цветами; рядом с ним, в тех же хвойных лесах, местами прокидываются маленькие орхидеи (Gymnadenia cucullata, Peristylus viridis, Goodyera repens). Далее следуют — вонючка (Cimicifuga foetida), василистник (Thalictrum sp.), очиток (Sedum Aizoon), пижма (Tanacetum sp.), китайская ромашка (Pyrethrum sinense). Doronicum stenoglossum n. sp., Podophyllum Emodi, Aralia sp., Hymaenolaena n. sp., Anaphalis margaritacea, Triosteum pinnatifidum n. sp., Codonopsis viridiflora n. sp., синюха (Polemonium coeruleum), репейник (Agrimonia pilosa), кипрей или Иван-чай (Epilobium angustifolium), местами сплошь по луговым площадкам верхнего лесного пояса; лактук (Lactuca sp.), бальзамина (Impatiens nolitangere), тмин (Carum sp.), тот же, что и в альпийской области; гималайский зверобой (Halenia elliptica), джума (Potentilla anserina), крапива (Urtica dioica var.), белый касатик (Iris ensata) нередко сплошь по долинам нижнего лесного пояса; хвощ (Equisetum arvense), несколько видов злаков — Роа serotina, Avena sp., Bromus sp. [600], вьющиеся ломоносы (Clematis orientalis, С. aethusaefolia), живучка (Ajuga sp.), саранка (Lilium tenuifolium), змееголовник (Dracocephalum altaiense var.); три последние вида встречаются преимущественно по открытым горным склонам. Лесную почву часто выстилают мхи: в лиственных лесах — Hypnum sp., в хвойных — Mnium sp.; те и другие нередко лепятся по скалам. В тех же горных лесах мы нашли 11 видов папоротников. Из них Aspidium filix mas, Nephrodium sp., Cystopteris montana(?) принадлежат лиственным лесам; Aspidium aculeatum, Polypodium Dryopteris — лесам хвойным. Кроме того, в тех и других, под скалами и на самых скалах, растут папоротники: Cystopteris fragilis, Adiantum pedatum, Adiantum Roborowskii n. sp., Polypodium n. sp., Asplenium sp., Cheilanthes argentea. Наконец, в лесах восточного Нань-шаня обыкновенны грибы, притом те же самые, которые растут и у нас: боровики, березовики, подосиновики (эти три вида редки), сыроежки, рыжики, волнушки, масляники, шампиньоны и другие, несъедобные, которых назвать не умею. Местами тангуты, как и все их собратья, вовсе не употребляют грибов в пищу; изредка, и то неохотно, едят ягоды.

Фауна тех же гор. Несмотря на обилие лесов в восточном Нань-шане, здесь вообще мало млекопитающих как по числу видов, так я по количеству экземпляров. Тому причинами служат для крупных зверей довольно густое население описываемых гор, а для мелких, хотя бы грызунов, вероятно, слишком сырой климат во время лета. Малое же количество этих грызунов обусловливает, в свою очередь, и бедность мелких хищников, которые ими питаются. Правда, теперь мы пробыли в восточном Нань-шане слишком короткое, притом самое плохое, время для исследования млекопитающих; зато летом и осенью 1872 года и весной 1873 года достаточно обшарили эти самые горы. Но как тогда, так и теперь, нашли здесь всего лишь 18 диких видов млекопитающих[601], принадлежащих к трем отрядам: хищных, грызунов и жвачных. Из них альпийской области свойственны: куку-яман (Pseudoisnahoor), сурок (Arctomys sp.), два вида пищухи (Lagomys thiebetamis? Lagomys sp.) и полевка (Arvicola sp.).

В лесах живут: медведь (Ursus sp.), весьма редкий, марал (Gervus sp.), косуля (Gervus pygargus), кабарга (Moschus moschiferus), волк (Canis lupus) [602], лисица (Canis vulpes), барсук (Meles sp.) и хорек (Mustela sp.); изредка попадаются дикая кошка (Felis sp.) и летяга (Pteromys sp.); по открытым долинам и луговым горным скатам весьма обыкновенны слепыши (Siphneus sp.); здесь же встречаются в небольшом числе и зайцы (Lepus sp.).

Из домашних животных жителями тех же гор содержатся 11 видов: кочевниками (тангутами) — обыкновенная корова, як, хайнык (помесь яка с коровой), лошадь, баран и коза; оседлыми (китайцами и дунганами) — осел, мул, свинья и кошка; собака встречается у тех и других.

Несравненно богаче восточный Нань-шань птицами, которых в оба путешествия мы нашли здесь 150 видов[603], располагающихся следующим образом по отрядам(147):

В общем орнитологическая фауна описываемых гор резко отличается от соседней монгольской и северо-тибетской, но весьма сходствует с западно-китайской. Притом же здесь встречаются многие гималайские виды, обыкновенно достигающие северной границы своего географического распространения[604].

Вот наиболее характерные птицы восточного Нань-шаня: В альпийской области самого верхнего ее пояса (голых скал и россыпей): грифы (Vultur monachus, Gyps himalayensis), ягнятник (Gypaёtus barbatus), улар (Megaloperdix thibetanus), белоспинный голубь (Columba leuconota), альпийская клушица (Pynhocorax alpinus). голубой чеккан (Grandala coelicolor), вьюрки (Pyrrhospiza longirostris, Fringillauda nemoricola), непальская завирушка (Acoentor nipalensis), горный стриж (Cypselus pacificus), кашмирская ласточка (Chelidon kashmiriensis).

В области альпийских лугов и кустарников: сифаньская куропатка (Perdix sifanica), горная щеврица (Anthus rosaceus), красногорлый соловей (Calliope tschebaiewi) [605] — Carpodacus rubicilloides, [606] — Dumeticola affinis; по речкам — кашмирская оляпка (Cinclus kashmiriehsis) и водяная горихвостка (Chaemarrhornis leucocephala). Два последние вида проходят также через всю лесную область.

В лесном поясе: ушастый фазан (Crossoptilon auritum), фазан обыкновенный (Phasianus strauchi), рябчик (Tetrastes sewercowi), кундык (Tetraophasis obscurus), сермун (Ithaginis geoffroyi), дрозды (Merula kessleri. M. gouldii. Turdus auritus), горихвостки (Ruticilla hodgscni. R. frontalis, R. nigrcgularis), пеночки (Phyllopncuste plumbeitarsa, Ph. xanthodryas, Abrornis affinis), дятел (Picus mondarinus). кукушка (Cuculus canorinus), гималайский снегирь (Pyrrhula erythacus), [607] — Carpodacus davidianus [608] — Carpodacus dubius, Pterorhinus davidi [609] — Trochalopteron ellioti. В хвойных лесах прибавляются: поползень (Sitta villosa), пищуха-сверчок (Certhia familiaris), корольки (Troglodyte fumigatus, Regulus himalayensis), хохлатая синица (Lophophanes diobroides), сойка (Garrulus brandtii), дубонос (Mycerobas carnipes); в более широких долинах поет полевой жаворонок (Alauda arvensis) и громко кричит большая щеврица (Corydalla richardii). Из водяных птиц гнездится лишь один горный гусь (Anser indicus), да и то в местностях, ближайших к оз. Куку-нор; из голенастых — горный кулик (Ibidorhyncha struthecrsii) и, быть может, изредка серая цапля (Ardeа cinerea, var. brag.).

Из гадов в восточном Нань-шане водятся лишь 2 вида змей [610] — Elaphis dione, Trigonocephalus intermedius и наша обыкновенная лягушка Rana temporaria(148). Рыб нами найдено 6 видов: Schizopygopsis stoliezkai, Schizopygopsis pylznwii, Squaliobarbus curriculus, Diptychu? n. sp., Nemachilus robustus, Diplophysa sp.? Царство насекомых, хотя не обильно, но, сколько кажется, и не бедно, в особенности в самом нижнем горном поясе.

Местные тангуты. Население Северно— и Южно-Тэтунгских гор составляют тангуты, в меньшем количестве китайцы. Последние, с небольшим числом дунган, обитают лишь по р. Тэтунгу в городах Ю-нань-чен и Тэтунг[611] на верхнем течении названной реки, а затем в деревнях вниз от кумирни Чертынтон. Тангуты или кочуют по горам в своих черных палатках, или, изредка, ведут полуоседлую жизнь по горным долинам. помещаясь здесь в деревянных избах.

Об этих тангутах уже было рассказано в моей "Монголия и страна тангутов", т. I, стр. 256–267 [612]. Поэтому теперь ограничусь лишь кратким конспектом большей частью прежних сведений, так как при настоящем путешествии мы пробыли среди описываемого народа лишь короткое время.