Глава 9 Интерпол и США

Глава 9

Интерпол и США

(1947–1980 годы)

Несколько книг и статей, написанных к юбилею Интерпола, да и он сам безапелляционно утверждают, что Устав 1946 года, принятый Генеральной ассамблеей в Брюсселе, предусматривает, что организация не должна вмешиваться ни в какие политические, религиозные или расовые проблемы.

Мемуары сэра Рональда Хоува содержат типичный пример такого рода высказываний: «Ежедневной практикой Интерпола было заниматься лишь теми преступлениями, которые признаны таковыми в цивилизованных странах. Ко времени его восстановления характер преступления определялся скорее с позиций здравого смысла, чем исходя из формальных требований. После фактического подчинения Германией (Гейдрихом) Интерпола и горького опыта войны мы убедились, что наши принципы должны быть четко изложены. Как следствие, был разработан новый Устав, в статье 1 которого цели организации характеризовались следующим образом:

«Цель Международной комиссии криминальной полиции — обеспечить официальную поддержку всемирной взаимопомощи между всеми полицейскими органами в рамках законов, существующих в различных странах, (и) создания и развития всех институтов, способных сделать вклад в эффективное разоблачение преступлений против основных законов цивилизации, при этом решительно избегая вмешательства в проблемы, имеющие политический, религиозный или расовый характер[35]».

Хоуву, который был ведущим делегатом в Брюсселе, хочется пожелать получше помнить события. Ибо то, что он пишет, неверно. В Уставе 1946 года нет самых важных слов: «решительно избегая вмешательства в проблемы, имеющие политический, религиозный или расовый характер». Даже доктор Эгон Шланиц, глава Юридического отдела Интерпола, думал, что они были в тексте. «Вы считаете их там нет?» — спросил он меня при встрече в Лионе.

Я был непреклонен: официальный текст статьи 1 как на английском, так и на французском языках не содержал этих слов.

Он просмотрел свои материалы и установил истинное положение вещей. Слова были добавлены к статье 1 лишь два года спустя: в сентябре 1948 года на 17-й Генеральной ассамблее в Праге. И предложил сделать это не кто иной, как Луи Дюклу. Он зачитал делегатам отрывок из вступительной речи Флорана Луважа в Брюсселе:

«Нашей организации удалось завоевать уважение административных и юридических органов во многих странах благодаря гибким методам помощи в расследовании международных преступлений, а также в экстрадиции преступников, посягающих на общечеловеческие ценности. При этом мы тщательно избегаем вмешательства в дела политического, расового и религиозного характера».

Далее Дюклу продолжал: «Четкое ограничение наших действий в рамках общего права позволило нам беспрепятственно расширить сферу влияния МККП. Мы полагаем, что и наше будущее в значительной степени зависит от строгого соблюдения нейтралитета. В нынешнем Уставе имеются серьезные упущения в этом отношении, которые — я уверен, что все страны-члены с этим согласятся — должны быть исправлены как можно быстрее». И поэтому он внес предложение добавить в конце статьи 1 существенную фразу «решительно избегая…».

Его проект был принят единодушно, без каких-либо обсуждений. Почему? Фотография в журнале «Обзор Международной криминальной полиции» здания Пражского университета, где проходило совещание, подсказывает ответ. Длинные черные полосы траурного крепа свисают с фасада здания в память д-ра Эдварда Бенеша, экс-президента Чехословакии, скончавшегося несколькими днями раньше в возрасте 64 лет: его сердце не выдержало политического насилия над его страной со стороны коммунистов.

Вся Центральная и Юго-Восточная Европа уже испытывала тяжелую руку послевоенного господства Советов. В феврале 1948 года, несмотря на намеченные на май выборы, премьер-министр Чешского коалиционного правительства, коммунист Клемент Готвальд провел успешную реорганизацию своей администрации: по сути это был коммунистический переворот при поддержке полиции и рабочей милиции. В марте 1948 года при загадочных обстоятельствах погиб министр иностранных дел Ян Масарик. Он выпал из окна одного из кабинетов своего министерства. Довоенный президент страны Бенеш мужественно пытался проводить независимую политику, но в начале июня и он был вынужден уйти.

Я убежден, что якобы неожиданное осознание господином Дюклу необходимости устранить пробел в статье 1 имело политическую подоплеку. Почему это упущение не обнаружили годом раньше, если ошибка была допущена в Брюсселе действительно непроизвольно? Я уверен, этот момент не был отражен в брюссельском Уставе вполне сознательно: в этот ответственный послевоенный период делегаты стремились обеспечить себе наиболее удобную позицию. Неясность имеет свои преимущества во всех письменных документах, начиная с обычных деловых (и даже личных) писем и кончая международными договорами. Руководство организации не хотело в июне 1946 года связывать себя буквой закона.

К сентябрю 1948 года положение изменилось. Дюклу, перепоручив ежедневную рутинную работу молодому помощнику, посвятил себя административным делам возрождаемой организации. Его не радовала перспектива того, что скоро Чехословакия и другие европейские народно-демократические страны выйдут из Интерпола. Если и был какой-то способ не допустить это, то только акцентируя неполитический характер организации: возможно, это убедило бы их остаться. «В вашей теории есть рациональное зерно, — одобрил мои предположения Жан Непот. — Месье Дюклу никогда не говорил мне, почему он вел такую политику, но я помню четко, как будто это было вчера, его слова: «Я написал небольшой доклад для прочтения в Праге. Мы заявляем, что не будем вмешиваться в политику. Но сказать — это одно, а записать на бумаге еще лучше». Дюклу как один из авторов этой сакраментальной фразы был очень проницательный человек».

По иронии судьбы дополнение к статье 1 не удержало в Интерполе ни Чехословакию, ни другие страны за «железным занавесом». В течение четырех лет все они вышли из организации (Болгария — в 1951 году, Чехословакия, Венгрия и Польша — в 1952 году). Но еще до этого новая редакция статьи 1 повлияла на уход из организации самого мощного противника коммунистического режима — Соединенные Штаты Америки. Этого Дюклу хотел меньше всего.

Чтобы полностью осмыслить происходившее, рассмотрим историю взаимоотношений США с Интерполом после окончания Второй мировой войны.

Эдгар Гувер, страдавший манией величия директор ФБР, сумел прослужить при восьми Президентах США и 18-ти Генеральных прокурорах. Он скончался в возрасте 75 лет в 1972 году, не покидая службу. У него было два основополагающих принципа:

1) «его» ФБР всегда, в любой сфере деятельности должно быть первым;

2) бороться с коммунистами и их сторонниками, искоренять их везде, где возможно.

Закон 1938 года, позволивший США вступить в МККП, определял ФБР единственным федеральным правоохранительным органом США, которому разрешалось вести дела с Комиссией.[36] В действительности же ФБР менее всего подходило на эту роль. Удобно обосновавшись в стенах Министерства юстиции, оно занималось преимущественно преступлениями, совершенными в пределах США. В то же время наиболее серьезные правонарушения — контрабанда, транспортировка и продажа наркотиков, подделка денег — были вне юрисдикции Гувера, да и самого Министерства юстиции. Это была прерогатива Таможенной службы, Администрации по борьбе с наркотиками и Секретной службы.

Все три организации структурно входили в Министерство финансов. Гуверовская империя была не властна над ними, да и не хватало времени на них.

Но Интерпол действительно в них нуждался.

В американском участии в работе Комиссии наблюдался существенный дисбаланс. Все, что Гуверу требовалось от Комиссии — это преумножить собственную «славу» (ему нравилось быть вице-президентом, и он лелеял надежды на высший пост). Кроме того, его самолюбие тешила неоценимая возможность быть посредником в деловых контактах с международными органами охраны правопорядка. Комиссия, со своей стороны, нуждалась в советах и помощи США и хотела иметь в своем составе три важнейших учреждения Министерства финансов, а также более престижное, хотя и менее полезное гуверовское ФБР.

На практике же случилось так, что на Ассамблее в Праге даже не присутствовал американский делегат и не имел возможности услышать «аполитичную» поправку Дюклу к Уставу 1946 года. И все из-за патологической ненависти Гувера к коммунизму и ко всему, что «запятнано» контактом с ним.

Во внутреннем меморандуме ФБР дается такое объяснение: «Представитель США отсутствовал по причине влияния на эту страну (Чехословакию) Советского Союза. Накануне ФБР получило информацию о возможных преследованиях и (или) аресте некоторых участников, особенно из стран свободного мира». Ну и что за этим последовало? Эти хитроумные французы Дюклу и Непот решили, что настало время попытаться вытащить на сцену ярых соперников Гувера: Министерство финансов и его учреждения охраны правопорядка. Это был расчетливый шаг, но они не могли предвидеть, что он явится причиной борьбы между ФБР и Министерством юстиции, с одной стороны, и Секретной службой США и Министерством финансов — с другой, которая, как мы увидим, продолжается за кулисами с удивительным упорством и по сей день.[37]

Но при чем здесь Секретная служба США? С какой стати она оказалась замешана? Коснемся некоторых аспектов работы этого подразделения. Объясняет Ричард С. Стейнер, бывший сотрудник Секретной службы США, глава вашингтонского НЦБ в 1981–1990 годах: «Секретная служба США совсем не похожа на британскую, которая занимается вопросами шпионажа. В задачи нашей службы входит охрана президента, вице-президента и членов их семей как дома, так и за рубежом. Отсюда необходимость в установлении и поддержании тесных контактов с параллельными организациями по всему миру. Большая ответственность ложится на нее при защите экономических интересов и территориальной целостности страны. Сюда входит не только борьба с подделкой американской валюты. Секретная служба обязана отражать любые посягательства на финансовое благополучие Соединенных Штатов: подделку чеков или облигаций Федерального правительства, кредитных карточек, банковские махинации с деньгами типа «сбережения и заем», которыми не брезгуют строительные компании, то есть все, что способно негативно повлиять на финансовую репутацию правительства США и нанести ущерб надежности любого валютного инструмента США посредством незаконных действий».

Поэтому Дюклу и, возможно, Непот, обнаружив, что от США в Праге не оказалось ни одного представителя, решили, что настало время переиграть Гувера, и обратились напрямую в Министерство финансов и его подразделения с приглашением участвовать в работе Комиссии. Это предложение был тепло встречено. Внутренний меморандум ФБР сухо комментирует событие: «При принятии ФБР в члены МККП в качестве единственного представителя США было специально оговорено предоставление Бюро функций связи с Комиссией. Но МККП пришла к выводу, что целям более эффективного сотрудничества послужит установление прямых контактов с Министерством финансов… Комиссия также полагает, что участие в ней нескольких органов Министерства финансов позволит пропорционально увеличить членские взносы США.

Уже несколько лет руководители Комиссии вынашивали надежду для большей внушительности получить признание в качестве консультативного органа при ООН. Комиссар Федерального бюро по борьбе с наркотиками в то время был членом Объединенных Наций и мечтал стать контролирующей силой в Организации по контролю за наркотиками при ООН. МККП получила признание в качестве консультативного органа при ООН в 1949 году».

Досада Гувера выразилась не одними лишь словами. Возобладал и его параноидальный антикоммунизм. После Генеральной ассамблеи в Праге Гувер прервал «по причине нехватки оборудования и персонала» радиосвязь между ФБР и МККП, установленную год назад. «Это решение предопределено все еще сохраняющимся нестабильным положением в Европе, — разъясняется во внутреннем меморандуме ФБР, — и не исключена критика в адрес ФБР за продолжение радиосвязи с полицейскими структурами, в которые могли проникнуть или уже проникли коммунисты».

В октябре 1949 года в Берне (Швейцария) на Генеральной ассамблее встретились 66 Делегатов из 30 стран. Среди участников, собравшихся в Федеральном дворце, оказалось двое приглашенных из США: один — от ФБР, а другой — от Министерства финансов. Этого Гувер перенести не мог — и скоро у него появилась возможность (или повод) для того, чтобы покинуть организацию.

24 марта 1950 года три пассажирских самолета «Дакота», принадлежавшие компании «Чехословакия эрлайн», вынырнули из облаков и благополучно приземлились на американскую военно-воздушную базу в Эрдинге, в 20 милях от Мюнхена. Они были захвачены собственными экипажами во время перелета из Праги в чехословацкие города Братиславу, Остраву и Брно. На американскую оккупационную зону в Германии ступили 85 пассажиров и членов экипажей. (Впоследствии пятьдесят три из них добровольно вернулись в свою страну.) Через два дня на пресс-конференции двое пилотов рассказали следующее. Оба они во время войны служили в Королевских военно-воздушных силах Великобритании. Один из них получил DFC[38] за участие в потоплении германского корабля, а другой, бывший пилот «Спитфайра», отличился, сбив пять германских самолетов. За день до этого полета они вместе с пилотом третьего самолета, сидя в ресторане пражского аэропорта, договорились бежать на Запад. Один из них, холостяк, взял к себе в самолет жену и ребенка другого пилота вместе с восемью друзьями и их близкими, добровольно присоединившимися к ним. В воздухе летчик наставил пистолет на своего второго пилота и штурмана и связал их с помощью пассажиров.

Какова же была причина у двух заговорщиков для такого поступка? Они заявили, что опасались репрессий из-за своей службы в RAF[39] в годы войны, а также за то, что оба они католики. «Мы побывали за рубежом и знали, что такое свобода, и уже не могли жить без нее». Они все оставили дома, кроме чемодана с одеждой.

Чехословацкое правительство немедленно потребовало у американских властей выдачи двух пилотов и восьми остальных членов экипажей за «преступные действия» при захвате их соотечественников. США отказались выполнить требование, после чего пражское НЦБ обратилось в Генеральный секретариат Интерпола в Париже с предложением выдать «красные карточки» на их арест с последующей экстрадицией.

Было ли это преступление «политическим»? Дюклу с Непотом решили, что нет. Они не усмотрели в нем политических мотивов. Захват людей является преступлением против общего права: «это преступление, признанное таковым во всех цивилизованных странах», если пользоваться излюбленным выражением руководителей Интерпола. Если Чехословакии нужны эти люди, она может воспользоваться структурами Интерпола, чтобы попробовать их вернуть.

Гувер кипел от бешенства, несмотря на то, что эти десять «преступников» так и не были возвращены в свою страну, а красные извещения оказались бесполезными. Он был возмущен тем, что организация могла быть использована для поимки таких бесстрашных антикоммунистов. Он заявлял во весь голос, что их преступление имело «политический» характер и что рассылка красных извещений — прямое нарушение расширенной первой статьи Устава Интерпола.

И в декабре 1950 года ФБР вышло из организации. Внутренний меморандум Бюро содержит не менее девяти причин, оправдывающих этот шаг, включая и красные извещения. Большинство из них столь же житейские, сколь и смешные, но три из них стоит процитировать, целиком:

«6. МККП неоднократно игнорировала статус ФБР как официального представителя и взаимодействовало напрямую с другими федеральными учреждениями США. Генеральный секретарь заявил, что расчетная палата ФБР каким-то образом тормозит работу Комиссии. В протоколах заседаний Генеральной ассамблеи 1950 года в Гааге перечислены представители Секретной службы, Бюро по борьбе с наркотиками в качестве делегатов вместе с ФБР, хотя они должны быть просто наблюдателями.

7. МККП заявила неофициальный протест, считая, что США должны платить более высокие взносы — $ 6500 вместо $ 3000. ФБР считает, что МККП тратит слишком много денег на проведение заседаний Исполнительного комитета в различных курортных местах Европы.

8. Со времени реорганизации от многих стран — членов Комиссии поступают жалобы на французское засилье в МККП».

Неудивительно, что Луи Дюклу, объявив «с глубоким сожалением» об этом решении США на Генеральной ассамблее в Лиссабоне в июне 1951 года, тактично сообщил, что оно было заявлено «без предупреждения» и добавил небрежно: «Вы видели, джентльмены, каковы деликатные проблемы, с которыми нам приходится сталкиваться». Мастер интриги, он знал, что делает. «Однако, — добавил он, — мы по-прежнему поддерживаем регулярные контакты с Соединенными Штатами через два очень важных федеральных органа Министерства финансов и Администрации по борьбе с наркотиками».

Такая тактика принесла свои плоды. Неофициально и несмотря на то, что согласно закону 1938 года только ФБР разрешена деятельность по линии Интерпола, Министерство финансов одержало победу над ФБР. Представители министерства посещали Генеральные ассамблеи, его учреждения регулярно поддерживали контакт с Генеральным секретариатом, ежегодные взносы в МККП проходили через министерский бюджет под видом «платы за информацию». Все были довольны — кроме Эдгара Гувера.

Позже, на Генеральной ассамблее в Вене в июне 1956 года организация пересмотрела свою структуру в соответствии с новым Уставом, официально изменила свое название на «Интерпол», а также на более внушительное — «Международная организация криминальной полиции» вместо «Комиссия»[40] и предстала перед миром еще более независимой. И якобы для того, чтобы отметить эту свободу от французского господства, глава Секретной службы США Урбанус И. Бауман был избран вице-президентом (мера, надо сказать, косметическая). Отныне это старший исполнительский пост, а не почетный титул, как было во времена Гувера.

Осталось совсем немного времени до августа 1958 года, когда была внесена поправка в Закон 1938 года, разрешающая Генеральному прокурору США назначать любое министерство или орган официальным представителем в Интерполе. Вскоре эта роль досталась Министерству финансов, заменившему ФБР в качестве единственного участника от США в организации, а помощник министра финансов назначен официальным представителем страны в Интерполе.

Служебный отчет ФБР комментирует события весьма забавно, сопровождая его ремарками типа «зелен виноград». Критикуя это решение как «политизирующее функции, которые во всех странах предписываются правоохранительным органам», ФБР делает следующую слезливую приписку: «Многие специалисты считают, что эта практика традиционно избавляла правительство США от содержания чиновника в системе выборных органов Интерпола достаточно долго, чтобы позволить ему достичь поста вице-президента или президента, что способствовало бы интересам США и их престижу в этой международной организации».

Этот комментарий, разумеется, несерьезен, поскольку шеф Секретной службы США уже был в тот момент вице-президентом. Еще ярче проявилась эта бессмысленность (и мелочность) 26 лет спустя, в 1984 году, когда другой шеф американской Секретной службы — Джон Симпсон был избран президентом с еще большими полномочиями и влиянием, нежели его предшественники.

Победа Министерства финансов в этой ребяческой войне за наследство стала очевидной всему миру в октябре 1960 года, когда 117 делегатов из 64 стран-участниц собрались в Вашингтоне на Генеральную ассамблею, впервые проводившуюся на американском континенте. И они заслушали приветственное обращение президента США Эйзенхауэра и приветственный адрес министра финансов Роберта Б. Андерсона. «Истории известно много выдающихся и драматических случаев триумфа закона и порядка благодаря работе Интерпола, — сказал Андерсон. — Ваш реальный вклад в общее дело и неуклонный прогресс имеют своими корнями ваше постоянное внимание к задачам обеспечения справедливости в нашем обществе… Разрешите мне от имени делегации Соединенных Штатов выразить пожелания, чтобы это совещание оказалось плодотворным и стимулировало нашу дальнейшую работу».

Единственное, что мог в этих условиях сделать Гувер, это надуться от обиды. Его ФБР отклонило приглашение участвовать в Ассамблее под следующим предлогом: «Учитывая прошлую деятельность данной организации, когда у нее наблюдалось отсутствие объективности, а ее саму использовали в политических целях, мы пришли к выводу, что она далека по сути от настоящей международной полицейской организации, за которую себя выдает. Вызывает сожаление, что США поддерживают ее и добавляют престижа ее сомнительной деятельности». Но вскоре само Министерство юстиции начало менять — на какое-то время — свое отношение к Интерполу. В качестве «самого желанного наблюдателя» Генеральную ассамблею посетил и помощник Генерального прокурора, курирующий Управление по борьбе с преступностью.

Год спустя неожиданный поворот событий ускорил эти перемены. В ноябре 1961 года, после избрания Джона Кеннеди тридцать пятым президентом Соединенных Штатов Америки, Генеральным прокурором стал его брат Роберт Кеннеди — ярый сторонник Интерпола. Это был один из многочисленных пунктов, по которым он не сходился во мнении с Эдгаром Гувером. Директор ФБР, старше Р. Кеннеди почти в два раза (65 к 35), формально находился у него в подчинении. Они ненавидели друг друга: Гувер напичкал «жучками» все здание Министерства юстиции, включая и личный лифт Кеннеди, единственное место, где он мог позволить себе свободно беседовать. Кеннеди же отзывался о нем как об «опасном шизофренике».

Но в любом случае Кеннеди был главным, не говоря о том, что и братом президента. Почти сразу же после назначения на пост он создал специальную оперативную группу Министерства юстиции для борьбы с организованной преступностью. Биографы Гувера комментируют этот факт так: «Это решение могло привлечь внимание ко всей предыдущей бездеятельности ФБР». Гувер не мог этого допустить. Его лицемерное высказывание по этому поводу отражено во внутреннем меморандуме ФБР: «В 1961 году Генеральный прокурор и мистер Гувер начали широкую компанию по борьбе с организованной преступностью в США. В связи с этим Генеральный прокурор сделал вывод, что механизм Интерпола является эффективным инструментом для достижения этой цели».

Однако борьбу с Интерполом Гувер не прекращал. И не только из-за своей известной всем неприязни к этой организации еще со времен эпизода с чешскими угонщиками самолетов. Он видел в Интерполе угрозу одному из взлелеянных им проектов. Речь идет о программе ФБР по «юридическим атташе». В те времена они были просто агентами ФБР при посольствах 11 основных зарубежных столиц мира. Надо сказать, эта программа, широко осуществляемая и в наши дни, по-прежнему весьма популярна в ФБР и, несомненно, приносит неплохие результаты. Она до сих пор является одной из тех причин, по которым ФБР (вместе с Дарреллом В. Мидлсом, сегодняшним шефом НЦБ-Вашингтон и первым агентом ФБР, оказавшимся на этом посту) не проявляет особого энтузиазма в отношении более полного сотрудничества с Интерполом.

Ян Стромсен, в течение многих лет бывший заместителем шефа НЦБ (по линии Министерства финансов), пока этот пост в 1990 году не занял Миллс, говорит: «На самом деле тут хватит места для обоих: местного юридического атташе и представителя Интерпола и НЦБ. Мы не можем позволить себе пустое сидение за столом, переговоры, ухищрения, когда дело горит. Мы не созданы для этого, и нам не нужно перестраиваться ради этого. С другой стороны, юридические атташе тоже не могут каждые пять минут бегать к полицейским, чтобы проверить данные по досье или ознакомиться с материалами дела, с иной повседневной работой нашего НЦБ или любого другого НЦБ в мире.

Так что дело найдется для всех. Но как только вы заговорите о заграничных поездках и престиже — это другое дело! Тут каждый за себя!»

Итак, несмотря на стремление Генерального прокурора упрочить связь с Интерполом, ФБР оставалось непоколебимым. Правда, оно посылало делегатов на Генеральные ассамблеи но то же самое делали и Секретная служба США, Таможенная служба США, Служба внутренних доходов, Бюро по борьбе с наркотиками, Государственный департамент, Министерство армии и Министерство флота. Об Интерполе американское общество почти ничего не знало, но правительство несомненно было осведомлено.

В сентябре 1962 года на Генеральной ассамблее в Мадриде высокопоставленный чиновник из Министерства финансов США Арнольд Сагалин был избран вице-президентом, и во внутреннем меморандуме ФБР появилось пессимистичное заявление: «Многочисленный состав делегации США от различных учреждений вызывает озабоченность у некоторых стран-членов. У небольших государств, считают они, может сложиться впечатление, что США стремятся захватить в свои руки контроль над Интерполом».

Последняя фраза совершенно необоснованна. В том же году Министерство финансов организовало наконец НЦБ Интерпола в Вашингтоне, но оно существовало лишь на почтовой бумаге. Как свидетельствует Ричард С. Стейнер, «организация занималась в основном посещениями конференций и лишь изредка выдавала информацию на оперативные запросы. Фактически она не работала».

Роберт Кеннеди был вне себя. Он хотел более решительных действий от Министерства юстиции и, естественно, ФБР. Иметь дело с Гувером нелегко даже Генеральному прокурору — приходилось маневрировать. Кеннеди решил попытаться обойти упрямого старика. В августе 1963 года он послал на очередную Генеральную ассамблею в Хельсинки своего личного представителя с приветственным адресом.

Такой же моложавый, гладко выбритый, как и сам Кеннеди, прокурор Джозеф Тайдинг ни у кого не оставил сомнений в том, кому отдает предпочтение Генеральный прокурор. «Я должен вам сказать, — обратился он к делегатам, — что трудно переоценить важность сотрудничества между органами охраны правопорядка различных стран мира. В Соединенных Штатах эта концепция тесного сотрудничества и взаимопомощи между учреждениями юстиции и полицией в разных городах и штатах начинает приносить заметные результаты в борьбе с организованной преступностью.

Эффективный заслон на пути международной торговли наркотиками и других международных преступлений невозможен без координированных совместных усилий полицейских сил стран, причастных к этому. Генеральный прокурор поздравляет страны — члены организации и Генеральный секретариат с успехами, достигнутыми Интерполом в этой области за последние сорок лет. Подобных успехов не достигала ни одна другая международная организация».

Тайдинг отметил как «исключительную заслугу то, что фундамент организации покоится на высокопрофессиональных работниках органов охраны правопорядка» и «приветствовал их от имени Генерального прокурора и Министерства юстиции». Это был высший образец похвалы, которую всегда обожали слушать участники Генеральных ассамблей Интерпола. В Вашингтоне Тайдинг докладывал Роберту Кеннеди: «Думаю, важно, чтобы Министерство юстиции и впредь оказывало Интерполу моральную поддержку, а другие страны видели, что она искренна. Я думаю, мое обращение… помогло нам достичь взаимопонимания на данный период».

Но убийство президента Джона Кеннеди 23 ноября 1963 года изменило судьбу Роберта. Через год он ушел с поста Генерального прокурора, избрав политическую карьеру, что вскоре и его привело к гибели. А Гувер остался бесспорным руководителем ФБР. Но даже после его смерти девять лет спустя в Министерстве юстиции не предпринималось никаких реальных шагов для более тесного сотрудничества с Интерполом.

Итак, эта идея оставалась, главным образом, детищем Министерства финансов. В 1969 году прокурор Юджин Рос-сайдс был назначен помощником министра финансов по вопросам планирования и оперативной деятельности. «Благодаря ему, — отмечает Ричард С. Стейнер, — Соединенные Штаты действительно стали проявлять оперативный интерес к организации».

Россайдс заставил заработать «почтовое» НЦБ, назначив его главой Кеннета Джаннулса, опытного оперативного работника Секретной службы. Поначалу штат его состоял из трех человек и разбирались они с 300 делами в год. По словам Яна Стромсена, поступившего туда на работу в 1972 году, он «создал авторитет своему НЦБ практически из ничего». Затем НЦБ возглавил инициативный и талантливый Ларри Симс и, как говорит Стейнер, «к 1976 году Министерство финансов уже получало значительные дивиденды от сотрудничества с Интерполом. Оно стало оказывать НЦБ все более действенную поддержку».

«Между Министерством финансов и Министерством юстиции шла настоящая война, — вспоминает Стейнер. — При чтении отдельных бумаг, которыми они обменивались, у меня буквально отвисала челюсть. Эти люди писали друг другу невероятные вещи! Борьба действительно была жестокой».

Но к тому времени прошло уже четыре года со дня смерти Гувера, и старая враждебность стала понемногу ослабевать.

В конце концов в январе 1977 года был достигнут компромисс: НЦБ вошло в состав Министерства юстиции, но ответственность за него делилась поровну. При этом каждые два года и то и другое министерства альтернативно назначали шефа НЦБ, а его заместителем на этот же период становился представитель противоположной стороны. «Да, тяжелые наступили времена, — рассказывает Ян Стромсен. — По сути, это было учреждение Министерства финансов, расположенное в Министерстве юстиции, и нам приходилось буквально выпрашивать деньги на бумагу для ксерокса».

С такой же искренностью Стейнер повествует и о следующем: «Компромисс оказался неудачным и долго продолжаться не мог. Ларри Симс, шеф Секретной службы, оставался на посту еще два года «во имя сохранения преемственности», затем на следующие два года руководителем назначили сотрудника Министерства юстиции, и, наконец, Стейнер, бывший работник Секретной службы, командовал парадом в течение девяти лет (причем в нарушение соглашения его заместителем был представитель Министерства финансов Ян Стромсен). Сейчас там трудится Даррелл В. Миллс, первый шеф из ФБР, а его заместитель (снова вразрез с соглашением) — человек из Министерства юстиции».

Настоящая мешанина! НЦБ состоит сегодня из 16 федеральных агентств и агентств штатов самого широкого спектра. Контролируемое двумя министерствами, оно все еще пронизано соперничеством между ними, а также между агентствами, которое, похоже, не собирается затихать. Вспоминая НЦБ начала 70-х годов, Ян Стромсен говорит: «Прежде всего оцените калибр агента, которого вы туда посылаете. Там нет одаренных людей. Туда отправляют тех, без кого министерства и агентства могут обойтись. До сих пор продолжается такая практика, и некоторых приходится отправлять обратно — настолько они некомпетентны».

Оперативный бюджет НЦБ вырос со $ 125 000 в 1969 году до $ 6 миллионов в 1989 году, а его штат превышает ныне сто человек. «Каждый год ведется чертовски много дел», — рассказывал один из сотрудников НЦБ. Но когда приезжаешь в эту организацию, расположенную на Е-стрит Северо-Запада Вашингтона, то не создается впечатления, что работа в ней идет с энтузиазмом.

Да, организация была расстроена, и надо было что-то срочно предпринимать для поддержания престижа. Но, несмотря на это, считает Ричард С. Стейнер, «к началу 80-х годов росло понимание, что мы делаем большое дело, выполняя функции Интерпола за пределами Европы. Я не говорю, что мы в то время великолепно работали, но Франция уже не была безоговорочным лидером».

Но прежде чем мы расскажем о кульминации в американской связи, возвратимся назад и посмотрим, что произошло с Интерполом в Европе и в остальном мире с тех давних дней, когда Эдгар Гувер злобно нападал на Комиссию.