АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ
АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ
Картина пятая
Гостиная Калмыкова. Александр играет на гитаре и поет.
Ч и ж о в (наполняя бокалы). Н-да. Есть же песни, что за душу хватают. Давай еще по одной. (Выпивает.) Ты что, брат, кручинишься?
А л е к с а н д р. О Павле Петровиче думаю. Везет человеку! Вызвали в столицу, дадут Демидовскую премию и состояние. Меня бы в Петербург… Я бы там… Мы ведь с Павлом Петровичем учились вместе.
Ч и ж о в. Птица не велика, а взлет сделала в самую высь. Говорят, Персия протест объявила, дескать, секрет у нее позаимствовали. Видал ты? (Склоняется к Александру, шопотом.) Г-н Шмаус десять тысяч серебром обещает за тайну булата.
А л е к с а н д р. Серьезно?
Ч и ж о в. Деньги наличными. Десять тысяч. Если нам на двоих, — по пять…
Александр играет. Входит Женя.
Ж е н я. Александр, перестань, пожалуйста.
Ч и ж о в. Любезная Евгения Николаевна, не будьте так строги, взгрустнулось малость.
Ж е н я, Можно же тише. У меня голова болит.
А л е к с а н д р. Причина болезни твоей, сестрица, мне известна. В Петербурге она, причина эта.
Ж е н я. Не умно. (Уходит.)
Ч и ж о в. Ну, а как у сестры дело с Гансом Францевичем?
А л е к с а н д р. О Павле Петровиче мечтает. Дура! Деньги Шмаусовы сами в руки лезут, она не берет.
Ч и ж о в. Капризный народ — эти женщины. Я Маше уже чего не сулил. Не соглашается.
А л е к с а н д р. Купи ее у меня.
Ч и ж о в. Я с Елизаветой Федоровной уже говорил.
А л е к с а н д р. Тетя много сдерет, а я тебе ее дешево устрою.
Ч и ж о в. И что я ей не по душе? Никак не пойму.
А л е к с а н д р (внезапно). Если поможешь тайну булата добыть, я-тебе ее так уступлю. (Маша показалась из-за портьеры.)
Ч и ж о в. Сказывают, что при отъезде Павел Петрович саквояж с бумагами передал Евгении Николаевне.
А л е к с а н д р. Это точно. Сам видел. А вот с чем, не знаю.
Ч и ж о в. Тут нужна осторожность и тонкость во всем. Шмаус тоже человек опытный. А я юлой, юлой вокруг него.
А л е к с а н д р. Но ты, бестия, и меня надуешь?
Ч и ж о в. Все пополам. Записочки из саквояжа надо взять. Поглядим, может быть, мы выгодней дело повернем и обойдемся без господина Шмауса.
Входит Карась.
А л е к с а н д р. А, каторжник! Чего пожаловал?
К а р а с ь (мрачно). Мастер Швецов прислал: кладовая закрыта, тиглей нет, мы не робим.
А л е к с а н д р. Не робите? Бить вас некому! Я за вас выговор имею от горного начальника: половины того не даете, что давали у Аносова. (Дает ключ.) Возьми и пшел вон!
Яков уходит.
Ч и ж о в. Такому палец в рот не клади — полруки отхватит.
А л е к с а н д р. Я все же схожу туда сам. Ты жди меня. (Уходит.)
В это время Маша проходит в комнату к Жене.
Ч и ж о в. Н-да. Нет правильности в жизни. Людям счастье само лезет в руки, а пользоваться не умеют. Мне бы такое! Я бы все эти булаты на Новгородскую ярмарку и по сотне рубликов за штучку — легонько. А там, глядишь, собственная фабрика, — булатная, господина Чижова. Купцы со всех краев к тебе во двор на лихих рысаках. А у тебя все на выбор: шашки, шпаги, мечи, кинжалы — один другого лучше. Сиди знай и считай денежки; а они сыпятся тебе и сыпятся, и не медяки, а серебро и золото. Уж коли сам Шмаус дает за булатную тайну пятьдесят тысяч, то дело тут пахнет миллионами.
С букетом цветов входит Шмаус.
Ш м а у с. Нил Гаврилович, привет!
Ч и ж о в. Здравствуйте, Ганс Францевич, собирался к вам.
Ш м а у с. Как Александр?
Ч и ж о в (сжал кулак, показывает). У меня, и не выскочит. Но надо денег, расходуюсь и расходуюсь.
Ш м а у с (передает пачку ассигнаций). На это дело денег не жалко. Из кабинета господина Аносова нужно взять карты опытов, микроскоп и записи наблюдений.
Ч и ж о в. Сегодня ночью сделаю, считайте, что они у вас. А саквояж с записями Павла Петровича, точно, находится у Евгении Николаевны. Александр Николаевич обещает взять.
Ш м а у с. Хорошо. Я желаю быть один. (Чижов проходит за портьеры.) За деньги все можно купить, все, все: булат, всех людей, весь мир. (Стучит в дверь к Жене.)
Ж е н я (входит). Ганс Францевич, здравствуйте.
Ш м а у с (передает букет). Для вас.
Ж е н я (берет букет). Спасибо. Чудные цветы.
Ш м а у с. Вы напрасно не оценили моей дружбы. У нас с вами много общего.
Ж е н я. Может быть. Садитесь.
Ш м а у с. Я желаю лучше вас видеть.
Ж е н я. Что же общего между нами? (Садится.) Разве то, что я, разорившаяся помещица, приехала сюда за богатством, как и вы. Урал, говорят, золотое дно.
Ш м а у с. О, да. Но вам не удалось иметь деньги.
Ж е н я. Денег, это верно, нет.
Ш м а у с (берет руку Жени). Евгения Николаевна! Капитал вы можете иметь.
Ж е н я. Посоветуйте, как?
Ш м а у с (садится). Можно говорить прямо?
Ж е н я. Конечно.
Ш м а у с. Мне известно, что господин Аносов, уезжая, оставил вам саквояж с записями про булат. Так?
Ж е н я. Раз известно, значит, так.
Ш м а у с. Булат — безделушка, игрушка. Но его дорого ценят.
Ж е н я. Но ведь булата у меня нет.
Ш м а у с. Булат не нужен. Нужны записи господина Аносова. Ваше согласие, и вы имеете десять тысяч. Когда я буду иметь сделку с фирмой, на вашу долю будет пятьдесят тысяч.
Ж е н я (продолжает играть взятую на себя роль). А как же я предстану перед Павлом Петровичем?
Ш м а у с. Мы снимем копии. Он знать не будет. Вам нужны деньги, берите. (Вынимает пачку.)
Ж е н я. Что вы, Ганс Францевич, денег я не возьму!
Ш м а у с (становится на колени, берет руки у Жени, целует). Я обещаю устроить вам счастье. Увезу вас в Германию.
Входит Александр.
Ж е н я (откровенно смеется). Дешевая плата за тайну России! (Заметив Александра, резко поворачивается и уходит в свою комнату.)
А л е к с а н д р. Я, похоже, помешал. Извините, Ганс Францевич. Когда будем родичами, сочтемся. Может, выпьем по рюмке за ваше счастье?
Ш м а у с. О нет! У меня болезнь сердца и нервы.
А л е к с а н д р. Нервы — это пустяки.
Ш м а у с. Какие дела на фабрике?
А л е к с а н д р. Дела ни к чорту. Какой-то дьявол только что забрался в конторку Павла Петровича и опустошил всю, забрал даже микроскоп.
Ш м а у с (садится). Это есть большой конфуз. И карты опытов?
А л е к с а н д р. Решительно все.
Ш м а у с (нервничает). Мне нужно быть на фабрике. (Уходит.)
А л е к с а н д р. А где же Нил? Вот шельма, обещался ведь ждать. (Смотрит в окно).
В это время выходят Женя и Маша с саквояжем Аносова, покрытым шарфом. Маша быстро уходит черным ходом.
Ж е н я (наказывает Маше). Никому, только Швецову.
Маша скрывается.
А л е к с а н д р. А, сестрица! Очень кстати. У меня к тебе дело.
Ж е н я. Какое?
А л е к с а н д р. Мне нужен саквояж, который оставил у тебя Павел Петрович при отъезде. Мне бумаги посмотреть надо. С булатом не получается.
Ж е н я. У меня нет саквояжа.
А л е к с а н д р. А где он?
Ж е н я. Надежным людям отдала, братец.
А л е к с а н д р. Что?! Ах, ты!.. (Убегает в ее комнату.)
Женя уходит на второй этаж, слышен стук из комнаты Жени. Из комнаты Александра выходит Чижов, из комнаты Жени в ярости выбегает Александр.
А л е к с а н д р. Упрятала! Саквояж упрятала!
Ч и ж о в. Вон она пошла… Я ее догоню. (Убегает.)
А л е к с а н д р (в окно). Догонишь, твоя будет.
З а н а в е с.
Картина шестая
Кабинет министра. На стене — клинки, портреты Петра I, Суворова и Николая I. Канкрин, заложив руки назад, шагает по кабинету. Челноков стоит у стола.
К а н к р и н. Ты не юноша, князь, имеешь семью. Время бы входить в разум. Вольнодумство к добру не приведет. Заботы мои не ценишь, князь.
Ч е л н о к о в. Я признателен вам, Егор Францевич.
К а н к р и н. Вначале мы все радовались твоим успехам. Супруга твоя, Наталия Андреевна, была у государя, и он склонен был уже к милости. Я собирался хлопотать тебе отзыв в Петербург, и вдруг пошли жалобы: неповиновение горному начальнику, ссора с директором фабрики, скандал со Шмаусом. Как же можно так, из-за дружбы с господином Аносовым, устраивать скандал иностранцам. Они не сами к нам приехали — их привезли учить нас. Вспомни государя Петра Алексеевича — он звал иностранцев в Россию.
Ч е л н о к о в. Петр Алексеевич в России каждому иностранцу отводил свое место.
К а н к р и н. Но никого не притеснял.
Ч е л н о к о в. Зато каждого заставлял приносить какую-то пользу. А ведь они в Златоусте едят да спят. Только и всего. Мог ли я на них положиться? А господин Аносов со своими людьми, у которых и куска хлеба иной раз нет, сделал переворот в технике.
К а н к р и н. Тебе все еще нравится это слово — переворот.
Ч е л н о к о в. Я говорю об Аносове и технике.
К а н к р и н. Господин Аносов своими булатами ввел нас всех в заблуждение.
Ч е л н о к о в. Вчера он докладывал о своих булатах в горном корпусе и получил общее одобрение.
К а н к р и н (подает лист бумаги). А вот, пожалуйста, отзыв о его булатах директора горного корпуса Купфера. (Челноков читает.) Как видите, не за что присуждать Демидовской премии.
Ч е л н о к о в. Это нечистоплотно, господин министр! Ведь Купфер не присутствовал при обсуждении.
К а н к р и н. Успокойся, дружок, господин Купфер знаком с работами Аносова давно, не раз проверял их на заводах с представителями многих фирм — не получается булат. Оконфузились вы с господином Аносовым. А мне хотелось бы вот сюда повесить и русский булат. (Подходит к клинкам.) Вот их сколько у меня! И все это булаты. (Вынимает один.) Это вот фарадеевский булат — подарок господина Мориссона от Англии. Дорогая игрушка, с примесью платины.
Ч е л н о к о в. Вы не верите в господина Аносова, Егор Францевич?
К а н к р и н. Я его еще не видел, не беседовал с ним и не знаю, что он за человек. Знаю, что не популярен даже в нашей стране, не говоря уже об ученом мире Европы.
Ч е л н о к о в. Как не популярен!? Он исследовал хребет Уральских гор. Открыл столько ископаемых, создал много сортов высокостойкой стали, косы и серпы с Артинского завода, изготовленные по методу господина Аносова, по отзывам земледельцев, превосходят заграничные. Дело не в одном булате. В поисках тайны булата он сделал много открытий в металлургии. Его заслуги перед родиной достойны более чем Демидовской премии. Я прошу побеседовать с ним.
К а н к р и н. А он здесь?
Ч е л н о к о в. С профессором Медведевым в вашей приемной.
К а н к р и н. Ну что ж, посмотрим, что он из себя за молодец. (Звонит в колокольчик, входит адъютант.) Юрий, пригласи ко мне господ Зильберга и Мориссона — они в нижних покоях.
Ю р и й. Слушаюсь, ваше сиятельство. (Уходит.)
К а н к р и н. Большой интерес к булату проявляет господин Мориссон. Он собирался даже посетить Златоуст. Пусть побеседуют с господином Аносовым. (Входят Зильберг и Мориссон.) Прошу знакомиться: князь Челноков. Господин Зильберг. Господин Мориссон.
З и л ь б е р г (припоминая). Князь Челноков? Из Златоуста прибыли?
Ч е л н о к о в. Так точно.
К а н к р и н. Я, господа, пригласил вас по случаю приезда господина Аносова.
М о р и с с о н. Очень хорошо. Говорят, что вчера он знакомил всех со своими материалами в горном корпусе, но почему-то нас не известили.
К а н к р и н. Я сам ничего не знал. (Звонит в колокольчик. Входит адъютант.) Пригласи к нам господина Аносова и профессора Медведева.
Ю р и й. Слушаюсь, ваше сиятельство. (Уходит.)
Входят Аносов с клинками, Медведев с чертежами.
А н о с о в. Разрешите войти, господин министр.
К а н к р и н. Прошу вас.
А н о с о в. Здравствуйте.
М е д в е д е в. Здравствуйте, господа.
А н о с о в (показывает связку шпаг). Куда прикажете сложить?
М о р и с с о н. Разрешите нам поинтересоваться, я в булатном деле искушен.
К а н к р и н. Мои друзья изъявили желание послушать ваш доклад. Вы готовы?
А н о с о в. Готов, господин министр. Разрешите приступить?
К а н к р и н. Да, да.
Аносов взял чертежи, карты опытов, развешивает на стене.
М о р и с с о н (Зильбергу, показывая шпагу). А сходство с булатом есть.
М е д в е д е в. Это настоящий булат. Русский булат, господа!
А н о с о в. Наш путь, господа, был трудным. Прежде чем приступить к отливке стали, нам надлежало сконструировать печь, приготовить огнестойкие тигли, избрать способ приготовления стали. Сведения по этим вопросам были кратки и несообразны с действительностью. Нам пришлось в металлургии прокладывать новый путь. Вначале мы получили сталь в тиглях из чугуна, потом переплавом чугуна и обсечек и, наконец, непосредственно из руды; определили, что наиболее экономичным является переплав обсечек и чугуна. Тогда мы поставили перед собой цель — отливать сталь только из отечественного сырья. Я запретил примешивать к шихте обсечку из английской стали. Употребляли вначале тагильское, потом свое, златоустовское железо. Результаты получили прекрасные. Наша сталь превзошла английскую.
М о р и с с о н. Господин Аносов, вы уделяете много внимания истории… Не весьма интересно.
К а н к р и н. Да, господин Аносов, меньше истории. Моих друзей интересует булат.
Ч е л н о к о в. Господа, булат получен не сразу.
М е д в е д е в. Вот именно. И не плохо бы послушать, господа, как Павел Петрович проводил свои исследования. Он впервые в металлургии применил биологический микроскоп и изучил законы кристаллования металла, освоил в полной мере закалку стали в масле, в сжатом воздухе — чего не было ни в одной из стран мира. Булат — это только вершина большой и упорной работы.
Все в замешательстве молчат.
А н о с о в. Тогда разрешите быть кратким.
К а н к р и н. Да, короче.
А н о с о в. Прежде чем получить литой булат, мне пришлось повторить опыты всех металлургов мира, которые считали, что тайна булата раскрыта и булат получен. Шведский ученый господин Ринман и его последователи считали, что узоры, видимые на булате, происходят от сваривания двух пластин — железной и стальной. Я таким путем получил булат. Узорами он, действительно, походил на индийский булат вутц, но по качеству уступал английской стали.
М о р и с с о н. Так оно и должно быть. Наш профессор Фарадей изготовил булат, которым можно бриться.
А н о с о в. О нет, господа! Профессор Фарадей заблуждался так же, как и господин Ринман. Он химическим разложением в индийском булате вутц обнаружил алюминий и все благородные качества этой замечательной стали приписал алюминию. В этом его ошибка.
М о р и с с о н. Господин Аносов, вы не разобрались. Профессор Фарадей достиг совершенства булата примесью платины. (Берет из пирамиды булат Фарадея.) Вот он. Этот булат стоит не одну тысячу рублей.
А н о с о в. Я проверил и эти опыты господина Фарадея и установил, что от прибавления платины увеличивается только крепость стали. А ведь мой булат… разрешите, Михаил Никитич (Челноков передает булат Аносову. Аносов его сгибает)… имеет упругость (ударяет), особый звон, хорошую стойкость лезвия и безупречную прочность.
М о р и с с о н. Какая уверенность! Значит, он лучше фарадеевского булата?
А н о с о в. Неоспоримо.
Зильберг и Мориссон улыбаются.
К а н к р и н. Может быть, господин Аносов расскажет нам, как дорого стоят его булаты? Что в них, кроме платины?
А н о с о в. В моем булате, господин министр, благородных металлов нет. Наша булатная сталь — на десять рублей пуд — дешевле английской стали.
М о р и с с о н. Это уже, простите, хвастовство!
З и л ь б е р г. И в этом булате нет благородных металлов?
А н о с о в. Нет. Единственно «ценная» примесь — это графит. Но он стоит 50 копеек фунт. А мы его на пуд стали затрачиваем четыре фунта.
М о р и с с о н. Это уже, простите, курьез!
М е д в е д е в. Человек, оскорбляющий ученого, оскорбляет прежде всего себя.
З и л ь б е р г. Господин Мориссон, фарадеевская шпага здесь, можно испытать.
К а н к р и н. Это как же? Не понимаю?
З и л ь б е р г. На острие фарадеевского булата надо наложить острие аносовского. И тогда все будет ясно.
К а н к р и н. Ах вот что! (К Мориссону.) Как вы?
М о р и с с о н. Да, да, надо.
А н о с о в. Разрешите, господин министр! (Канкрин кивает головой. Аносов берет со стены, фарадеевский булат, взял свой.) Потрудитесь подержать, Михаил Никитич.
Челноков ставит фарадеевский клинок на стол. Аносов на лезвие фарадеевского накладывает лезвие своего и прижимает. Все смотрят.
З и л ь б е р г. Хи-хи-хи. Английский булат не выдержал русского.
М о р и с с о н (берет у Челнокова булат). Это нечестно! Вы положите, а я буду подрубать.
А н о с о в (кладет свой). Пожалуйста. (Мориссон бьет с силой и подрубает свой клинок.)
З и л ь б е р г. Хи-хи-хи… Хи-хи-хи… Ведь вы испортили свой подарок!
К а н к р и н. Как же это?
М о р и с с о н. Я не верю, что здесь примешан только графит. Господин Аносов скрывает.
З и л ь б е р г. Я виноват перед вами, господин Аносов, прошу прощения. Разрешите мне на память булат.
А н о с о в (подает тот клинок, который подвергал испытанию). Пожалуйста.
К а н к р и н. Нет, нет! Такой булат непременно нужно будет представить государю.
Ч е л н о к о в. И другие клинки, Егор Францевич, такие же. Возьмите, Павел Петрович. (Дает ему другой булат, а сам берет фарадеевский и держит.) Рубите.
Аносов разрубает его надвое. Челноков снимает со стены еще один клинок, его Аносов также рубит на две части, то же делает и с третьим.
К а н к р и н. Безумие какое-то, прекратите!
З и л ь б е р г. Он разрубил подарок Германии, булат господина Керстена.
А н о с о в. Мой булат рубит гвозди, кости. (Вынимает из кармана газовый шелковый платок, бросает его и на лету разрезает на две части.)
З и л ь б е р г. Бесподобно! Изумительная острота!
К а н к р и н. Я потрясен. Как вы, господа? (Мориссон молчит.) А вас, господин Аносов, я в Златоуст больше не отпущу, определю на завод в столице.
А н о с о в. Благодарю вас за доверие, господин министр.
К а н к р и н. И прошу вас обоих никуда не отлучаться. Я сейчас же доложу государю.
М е д в е д е в. Никогда еще я не испытывал такой радости. Я счастлив, господа. Русская наука торжествует!
З а н а в е с.
Картина седьмая
Кабинет Калмыкова. Два выхода: парадный и в квартиру. В кабинете — Калмыков и Швецов.
К а л м ы к о в. Напрасно запираешься, любезный, себе же делаешь хуже. Мне достоверно известно, что саквояж с бумагами Павла Петровича и наша горничная Маша находятся у тебя.
Ш в е ц о в. Не видел я Маши, господин полковник, и, к примеру, зачем мне бумаги Павла Петровича? Я без бумаг варил булатную.
К а л м ы к о в. А это самое важное. Павла Петровича сам государь оставил в столице, сюда он больше не вернется. Вот ты и станешь варить булатную — в обиде не будешь.
Ш в е ц о в. Не выйдет у меня, господин полковник.
К а л м ы к о в. Позволь, как не выйдет! Сейчас говорил, что варил, и не выйдет. (Улыбаясь, грозит пальцем.) Ты не виляй.
Ш в е ц о в. Мы уже пробовали с Александром Николаевичем — ничего не вышло.
К а л м ы к о в. Послушай, любезный, если желаешь жить со мною в дружбе, не ломайся. Я знаю, что ты любишь нашу горничную, — это неплохо; девушка она достойная; сваришь булатную — получишь Машу, дом на Большой Немецкой. Жалованья добавлю, лошадь выдам — барином жить будешь. Обещай!
Ш в е ц о в. Обещать и не сделать — не могу.
К а л м ы к о в. Перестань хитрить, сударь. Твое глупое упрямство к добру не приведет.
Ш в е ц о в. Воля ваша.
К а л м ы к о в. Что ты морочишь меня! Я знаю, что вы после отъезда Павла Петровича варили булатную, делали ножи, продавали башкирам и сами вооружались. За это знаешь что — острог и каторга!
Ш в е ц о в. Наговоры это, господин полковник.
К а л м ы к о в. А кто обворовал конторку Павла Петровича, изволь объяснить?
Ш в е ц о в. Немцы.
К а л м ы к о в. Ну и плут, городит всякую чертовщину. У тебя найти правду, как у змеи ноги. (Звонит в колокольчик, входит Чижов.) Где Александр?
Ч и ж о в. С полицией ушел в лес ловить Машу. Наш человек вчера вечером видел ее на горе Косотур. И бродяга Яков Карась при ней.
К а л м ы к о в. От моего имени распорядись, чтобы капитан Левкин выделил десяток солдат.
Ч и ж о в. Все исполню, Иван Иванович. А сейчас полюбуйтесь, что найдено при обыске у Швецова. (Развертывает тряпку, ставит на стол микроскоп и кладет связку булатных ножей.) Кинжалы все булатные.
К а л м ы к о в. Второго Пугачева ждете? Мерзавцы! (Бьет Швецова по щеке.) Сейчас же в подвал, а завтра на зеленую и сто шпицрутенов. (Входит Аносов.) Ба, Павел Петрович, как снег на голову! Что же это такое? А? А нам сообщили, что вас оставили в столице.
А н о с о в. В столице мне заниматься нечем.
К а л м ы к о в. Так вы садитесь, рассказывайте.
А н о с о в. Я с горным начальником. Карета его во дворе.
К а л м ы к о в. О, господи! Что ж это еще такое? Побегу к нему. (Выходит).
Аносов смотрит на Швецова, на Чижова, на микроскоп и ножи. Чижов пятится и проскальзывает в дверь.
А н о с о в. А ты зачем здесь?
Ш в е ц о в. Бить видно привели, Павел Петрович.
А н о с о в. За что?
Ш в е ц о в. Александр Николаевич хотел отдать Шмаусу микроскоп и все ваши бумаги. А Яков Карась забрался в окно, и мы все это прибрали.
А н о с о в. Неплохо придумали.
Ш в е ц о в. А хуже всего с Машей дело и с чемоданчиком вашим.
А н о с о в. Ничего не понимаю.
Ш в е ц о в. Нил с Александром Николаевичем хотели взять ваши бумаги и стали требовать их у Евгении Николаевны.
А н о с о в. Вот как?
Ш в е ц о в. Евгения Николаевна ваш чемоданчик переслала мне с Машей. А я Машу домой не отпустил. Все одно ее убьют!
А н о с о в. Мерзавцы! Чужую мысль красть легче, чем свои иметь. Иди и неси это все. (Швецов выходит.)
Входят Калмыков, Андрей Павлович и Чижов. Чижов снимает с горного начальника пальто. Аносов выходит.
К а л м ы к о в. Нил, извести Лизу. (Чижов уходит в гостиную.)
А н д р е й П а в л о в и ч. Такие-то дела, Иван Иванович.
К а л м ы к о в. Куда уж хуже.
А н д р е й П а в л о в и ч. Не зря говорится, что булат имеет волшебную силу.
К а л м ы к о в. А ведь есть что-то, Андрей Павлович. С появлением булата у нас на фабрике люди словно другие стали. В городе напряженность, тревога и растерянность. Все стали спать с закрытыми ставнями. Уж на что, казалось бы, крепкой натуры человек господин Шмаус — образец немецкой точности и аккуратности, и его будто подменили: стал опаздывать на службу, чего раньше не бывало, в моем кабинете не раз появлялся без галстука, нередко забывал у меня на столе шляпу и даже папку с бумагами, а третьего дня оступился с крыльца и вывихнул ногу — сейчас лежит в постели.
А н д р е й П а в л о в и ч. Ха-ха-ха… Даже упал с крыльца. Однако озадачил их всех господин Аносов.
Входят Елизавета Федоровна с Чижовым.
Е л и з а в е т а Ф е д о р о в н а. Ах, боже мой! С дороги — и сразу за дело. Да отдохните вы, Андрей Павлович. (Берет князя под руку.) И ты, Жан, дал бы человеку отдохнуть с дороги.
К а л м ы к о в. Не потребовал бы ревизии. У меня тут с мостом неувязка: денег нет и моста нет.
А н д р е й П а в л о в и ч. Уладим все, Иван Иванович.
К а л м ы к о в. Нил! Где Павел Петрович?
Ч и ж о в. В приемной, проверяет книги. (Уходит.)
К а л м ы к о в (к князю). Слышите, уже проверяет книги. (Приоткрыв дверь.) Павел Петрович! Ну что за церемонии! Мы ждем вас все.
Входит Аносов. Елизавета Федоровна в замешательстве подает ему руку для поцелуя.
А н о с о в. Я не хотел мешать вашему разговору, князь.
А н д р е й П а в л о в и ч. Зачем же? Сейчас и поговорим о деле.
Е л и з а в е т а Ф е д о р о в н а. О деле потом, Андрей Павлович. Обед уже на столе. Прошу и вас, Павел Петрович, отобедать вместе с нами.
А н о с о в. Благодарю, я сыт.
Елизавета Федоровна, Калмыков и князь уходят. Аносов берет колокольчик, звонит. Входит Чижов.
Ч и ж о в. Что вам угодно, Павел Петрович?
А н о с о в. Придут мастеровые, пропустите всех ко мне. (Чижов в недоумении.) Что? Вас не радует мой приезд?
Ч и ж о в. Что ж, я готов служить каждому.
Вбегает Женя, взволнованная.
Ж е н я. Павлуша, милый мой, вернулся?
А н о с о в. Радость моя!
Ж е н я. А говорили, ты не вернешься… Я уж плакала не раз.
А н о с о в. Зачем же расстраиваться?
Ж е н я. Ты совсем вернулся?
А н о с о в. Как видишь.
Ж е н я. А Михаил Никитич?
А н о с о в. Он помог мне создать булат. А я своим булатом помог ему вернуться к семье.
Ж е н я. У нас прошла молва, что и тебя оставили в столице. Я думала, что мы и не свидимся больше.
А н о с о в. Ты обижаешь меня, Женя. Да если бы я и остался в столице, то только вместе с тобой.
Ж е н я. Как я счастлива, будто крылья выросли!
А н о с о в. Надеюсь, что сейчас нашему счастью, Женя, ничто не помешает.
Входят Швецов, Жбанов и Петухов со свертками бумаг, Жбанов несет саквояж Аносова.
А н о с о в. Спасибо, братцы! (Берет саквояж, вынимает из кармана ключ, открывает.) Спасибо! Все на месте. Тут ценные бумаги.
Ш в е ц о в. Мы так и считали.
Ж б а н о в. Не зря, значит, трясли нас здесь, тянули в полицию.
П е т у х о в. Набоялись, натряслись, что и говорить. Особливо, когда с обыском пошли по хатам. (Показывает на саквояж.) Он у меня тогда хранился. Я его в конуру к собаке упрятал. Она у меня цепная и злющая: окромя домашних, никто не подходи. А тут, когда пришел околодочный при всей амуниции, она, окаянная, с перепугу и хвостом виляет, ластиться к нему стала. Ну, думаю, заглянет к ней в конуру и делу конец — не миновать зеленой. Ан, нет, ничего, пронесло.
Ж б а н о в. Страх-страхом, но и смеху было вдоволь. Немецкие мастера все всполошились: дружбу с нами завели, водчонкой потчевать стали, интересуются, что и как? Я говорю им, что Павел Петрович перед снятием булатной плавки какую-то молитву шептал и цветы от святой травы «Иван Купала» добавлял, и, чудно?, верят ведь. Мастер Неймаер стал просить меня достать ему этой святой травы и обещал за это мне бороду постричь бесплатно. Он, оказывается, у себя на родине работал парикмахером, копейки получал. А в Россию привезли, мастером сделали и тыщу серебром в год. Если бы деньги были живы, они бы заплакали.
Раскрывается дверь, и в комнату падает Маша. Швецов подхватывает ее. Вслед за Машей вталкивают Якова.
Ш в е ц о в. Нашли, окаянные!
А л е к с а н д р (входит и говорит за дверь). Караул не снимать. А ну-ка, паршивцы, объясните господину директору… (Видит Аносова, саквояж, микроскоп, кинжалы. Остолбенел.)
А н о с о в. Мастерски расправляетесь.
М а ш а (плачет). Они мне все косточки помяли, ногами топтали.
А н о с о в (Александру). Выйдите отсюда.
А л е к с а н д р. Я не к вам, я к директору фабрики.
А н о с о в. Директором фабрики назначен я.
З а н а в е с.
К о н е ц.