Заключение

Заключение

«Новые известия» вышли в ноябре 97-го и просуществовали до февраля 2003 года — деньги Березовского кончились, команда рассорилась и распалась. Позже выпуск газеты был возобновлен Яковым на деньги Зии Бажаева уже с другим руководящим составом. В момент ее первого старта в редакции насчитывалось около сорока бывших известинцев — меньше журналистов, больше технических работников, рекламщиков. Важную роль для их ухода в «Новые известия» сыграла значительно более высокая зарплата, чем у нас.

Возникшая на какой-то момент кадровая конкуренция с новым изданием способствовала некоторому повышению зарплат и в старой редакции. Все известинские знаменитости, абсолютное большинство опытных профессионалов и молодых талантов остались на Пушкинской площади. Этот список велик: Станислав Кондрашов, Александр Васинский, Эдвин Поляновский, Анатолий Друзенко, Альберт Плутник, Владимир Надеин, Владимир Верников, Владимир Скосарев, Александр Сычев, Алексей Портанский, Борис Резник, Леонид Капелюшный, Юрий Орлик, Валерий Коновалов, Татьяна Батенева, Дмитрий Докучаев, Борис Бронштейн, Валерий Выжутович, Алексей Тарасов, Борис Синявский, Ирина Петровская, Владимир Шмыгановский, Виктор Литовкин, Сергей Лесков, Константин Эггерт, Максим Юсин, Эльмар Гусейнов, Игорь Корольков, Гаяз Алимов, Геннадий Чародеев, Янина Соколовская, Виктор Ахломов, Алексей Белянчев, Юра Снегирев и многие, многие другие. Я вернул в штат двух старейших известинцев, Эллу Максимову и питерского собкора Анатолия Ежелева, дававших и после своих шестидесяти лет фору молодежи. Пришли новые крепкие профессионалы — Светлана Бабаева, Виталий Ярошевский, Валерий Кичин, Володя Умнов, вновь стал известинцем и возглавил отдел политики и права бывший парламентский корреспондент Сергей Чугаев. Несколько позже к нам перевелся из «Нового времени» один из лучших, на мой взгляд, политических журналистов-аналитиков Андрей Колесников, работающий последние годы в «Новой газете».

После шестилетней службы послом в Израиле в редакцию вернулся политический обозреватель Александр Бовин, чье имя многое значило для авторитета газеты в стране и за рубежом. Он имел немало предложений — от нескольких телеканалов и разных изданий, в том числе и от «Новых известий». Но выбрал Пушкинскую площадь, так объяснив впоследствии это решение в своей книге «ХХ век как жизнь»: «Мои симпатии были на сторонне старых “Известий”. Там оставалась моя память, и еще оставались мои друзья. Трудности в жизни газеты, возникшие в связи с расколом, подтолкнули меня вернуться в мой старый кабинет. Вроде бы товарищеская рука Васе да и вообще любимой газете». Двумя страницами раньше в этой же книге Саша написал лестную для меня фразу: «Появление Захарько в кресле главного сыграло, пожалуй, решающую роль в повороте (вернее, в “неповороте”) моей судьбы». Его товарищескую руку, его помощь я ощутил уже в том, что он каждый день был рядом, в редакции, а на страницах газеты вновь появились его умные, живые и ясные, содержательные статьи.

Процесс выхода сложного коллектива из тяжелейшей депрессии был долгим и нелегким. Постепенно нормализуя обстановку, удалось создать доброжелательную деловую атмосферу. Газета вернулась в свою давнюю нишу — серьезного информационно-аналитического издания. Редакция придерживалась принципа: печатаем не все, что хорошо продается, а только то, что достойно внимания общества и не вызывает брезгливости. Желтизна сразу же исчезла с наших страниц. Мы смогли удержать газету от превращения ее в один из олигархических рупоров грязной информационной войны, разразившейся между крупнейшими бизнес-структурами. Такая угроза была, поскольку главный наш акционер ОНЭКСИМ-банк являлся участником этой войны — дрался с другими за дорогие куски еще не приватизированной государственной собственности, за влияние на высшую власть. Но за тот короткий срок, что я возглавлял газету (год и два месяца) не удалось приостановить сокращение тиража «Известий». Инерция его падения была многолетней и сильной, при мне (июль-97 — сентябрь-98) тираж уменьшился с 517 тысяч до 429 тысяч, то есть на 88 000 экземпляров. Выше уже не поднялся никогда. Эта инерция продолжалась и в последующие годы. К началу 2014 года тираж уменьшился почти втрое, до 150 тысяч экземпляров (упорны слухи, что эта цифра сильно завышена).

Отношение новых хозяев к газете было разным. «Лукойл», имевший чуть меньше 50 процентов акций, фактически отстранился от участия в жизни «Известий», денег в развитие не вкладывал. Мои редкие контакты с его основным представителем в совете директоров А. Василенко заставляли думать, что если бы не бессмысленный конфликт с нефтяниками, редакция получила бы в лице Александра Борисовича очень толкового, порядочного, тактичного партнера. ОНЭКСИМ-банк, владея контрольным пакетом, средства «Известиям» выделял. На следующий, 1998 год предусматривались инвестиции в объеме около 15 миллионов долларов, из них 3,5 миллиона на модернизацию компьютерных сетей. Затрудняюсь сейчас сказать, сколько их вложено в реальности, помню только, что большая работа по компьютеризации выполнялась. Но все это шло по направлениям, которыми занимался президент АО Дмитрий Мурзин, а затем сменивший его Геннадий Молчанов.

Что касается содержания газеты, то поначалу ОНЭКСИМ-банк ничем себя не проявлял, с его стороны не было никакого вмешательства в работу редакции. А с некоторых пор председатель совета директоров М. Кожокин стал иногда посещать наши планерки, заседания редколлегии. Делал это корректно, всегда был вежлив, говорил мягко, с улыбкой:

— Можно, я поприсутствую? Мне очень интересно видеть, слышать, как делаются «Известия».

Ну как было не впустить в кабинет или на выпуск одного из хозяев газеты, которому любопытна ее кухня? Секретов у нас от него нет, все и обо всем говорится открыто, а сам он на наших сходках ведет себя просто идеально. Только прислушивается, ни словом в наши сообщения, обсуждения, споры не встревает. А уходя, всегда скажет:

— Спасибо. Интересно!..

Не помню, кто первый произнес: «Кожокин учится на главного редактора “Известий”».

По ходу времени начали появляться признаки того, что эта фраза может быть не лишенной оснований. Ни дня не проработав ни в одном издании, историк по образованию, пиарщик по занимаемой должности в ОНЭКСИМ-банке, председатель совета директоров «Известий» довольно быстро вживался в роль знатока газетного дела и стал давать сначала робкие, потом все более смелые оценки отдельным публикациям, а потом уже и целым полосам, целым номерам, всей линии газеты в той или иной области. Делалось это тоже в прежней корректной форме и не публично, чаще за чаем. Все бы ничего, любая оценка газеты со стороны заслуживает внимания, но с течением времени Михаил Михайлович решил для себя, что он уже хорошо понимает, как можно все в газете улучшать — и благодаря кому.

В начале 98-го он мне сказал, что у него есть на примете три журналиста, которые могут внести свежую кровь в управленческий организм «Известий», усилить ряд газетных линий. Одного из них, Рустама Арифджанова, я хорошо знал, он работал у нас несколько лет, с двумя другими — Валерием Фадеевым и Александром Приваловым — познакомился, все они были умелыми профессионалами. Так считал и Боднарук, он тоже был за свежую кровь. Но только мы начали собеседования, еще не продумали до нужных деталей эти самые линии, должности и их функции, как в один из вечеров меня пригласили на заседание совета директоров и тут же объявили, что эти три человека будут представлены завтра утром редакции, причем все — в качестве моих заместителей, а для одного из них, Фадеева, вводится должность первого зама. И совсем как обухом по голове: Николай Боднарук освобождается от должности зама — переводится в политобозреватели. На совете директоров и потом до часа ночи по телефону я убеждал Кожокина отменить это решение. Ночь не спал, ехал на работу с твердой мыслью послать все к черту, громко хлопнуть дверью. Не без участия Коли сдержался — меня ведь избирали для работы…

Двое из трех новых заместителей пришли из делового журнала, и я опасался, что со страниц «Известий» начнут торчать уши чьих-нибудь бизнес-интересов. Этого не произошло, но газета несколько накренилась в сторону от общегражданской, политической тематики — к финансово-экономической. Вскоре стало ясно: грядут еще большие изменения. Это будет уже настоящее кадровое цунами, которое основательно разрушит успокоившийся было коллектив и мало что оставит от традиционного облика и содержания газеты.

Добиваясь весной 1997 года контроля над «Известиями», ОНЭКСИМ-банк тем временем готовился выпускать свою деловую газету «Русский телеграф». Но не успела она утвердить себя на рынке, как грянул дефолт, и в сентябре 1998 года банк слил две газеты в одну под названием «Известия». Нас с Леонидом Злотиным, возглавлявшим «Русский телеграф», совет директоров переназначил первыми заместителями главного редактора объединенной редакции, а им пожелал стать не кто иной, как сам председатель совета директоров Михаил Кожокин. Подтвердилась догадка, на кого он старательно учился.

Сразу после слияния редакций обозначилась профессиональная несовместимость двух коллективов, имеющих довольно разные представления о журналистике и ее приоритетах. Известинцы считали нужным продолжать делать газету для широкой публики, освещать и анализировать события, тенденции во всех областях жизни по всей России, по давней традиции защищать интересы и права людей. «Телеграфисты» оперативно ограничивались Москвой, притом все больше бизнесом и финансами, ориентируясь на информационные запросы узкой, богатой части населения. Разумеется, я был сторонником сохранения курса «Известий». Но Кожокину больше нравились макет, стиль, тематика скончавшегося «Русского телеграфа», и ключевые позиции в редакции он отдал «телеграфистам». Вскоре оказались не нужными Фадеев, Привалов, Арифджанов — ушли все трое. Много говорилось правильных слов о необходимости сделать «Известия» более современной, более оперативной газетой, однако в подтексте и в практических шагах это прежде всего означало, что надо избавляться от известинцев старшего поколения, работающих в комментарийном, аналитическом жанрах и, к тому же, по давней привычке не любящих угождать редакционному начальству. Журналистов высочайшего класса с собственным, ярким стилем письма, способных исследовать сложнейшие коллизии и явления, старались вогнать в жанр бойких оперативных заметок. Сколько мог, я противился пагубным для «Известий» веяниям, доказывая, что нельзя требовать от публицистов и очеркистов, к примеру от Бовина, скоропалительных материалов в номер по незначительному поводу — их головы и перья нужны для обстоятельной аналитики, расследований, чем славилась газета многие десятилетия. Но мои возможности влиять на положение дел сознательно и целенаправленно ужимались, ветры перемен были сильнее моего сопротивления.

Объединение с «Русским телеграфом» и назначение Кожокина главным редактором было достаточным для меня поводом расстаться с «Известиями». Но он попросил помочь ему отладить совместную работу двух редакций. Я согласился, считая себя обязанным сделать все возможное как для самой газеты, так и в отстаивании интересов известинской части искусственно образованного коллектива. Кое-что удавалось, но далеко не все, в чем видел необходимость. Достигнув через девять месяцев 60-летия и освободившись к этому времени от всех иллюзий, летом 1999 года я подал заявление об уходе.

Все последовавшие годы нельзя было без грусти и печали наблюдать за газетой. Она пошла по рукам, от одного собственника к другому, третьему — от ОНЭКСИМа к Газпрому, от Газпрома к Национальной медиагруппе. И для каждого становилась никаким не бизнесом, о чем заявлялось, а всего лишь рычагом лоббирования своих интересов и своеобразной обузой, отсюда безразличное и бесцеремонное к ней отношение. Главных редакторов меняли как перчатки, после меня их побывало уже восемь. Давно покинули газету именитые известинцы, не очень надолго задерживались здесь и те хорошие журналисты, что были в команде «Русского телеграфа», кто в разные годы переводился сюда из других изданий. Весь творческий состав неоднократно обновлялся. В 2011 году из-за финансовых трудностей редакцию выдворили с прекрасной Пушкинской площади в одно из самых уродливых мест Москвы в зоне Савеловского вокзала. Здание ушло под аренду, а право на торговую марку и выпуск газеты передано компании, специализирующейся на изданиях желтой прессы, не знающей школы серьезной качественной журналистики. У газеты не осталось былого авторитета и влияния ни в читательской, ни в профессиональной среде, ни во власти, которую «Известия» не контролируют, а заботливо обслуживают.

Почему все это случилось? Причин множество, и все они кроются в характере нашего времени, нашего государства и нашей жизни, в новых отношениях общества и прессы. Но есть и одна отдельная, особенная причина, сыгравшая чрезвычайную роль в судьбе газеты. Это — неурядицы и потрясения в редакции, которые привели ее к утрате независимости, после чего сильнее покатился вал всевозможных проблем.

Я не претендую этими заметками на исчерпывающую полноту описанных событий и ситуаций. Но я старался быть точным в фактах и объективным в суждениях. Обращаясь к документальным материалам и собственной памяти, я не собирался рассказывать о газете «Известия» как таковой, о внутренней жизни редакции во всем ее многообразии — от больших журналистских замыслов до различных баек и случавшихся любовных историй. Моя тема — независимость «Известий». Как мы к ней шли, как ее завоевывали, защищали, утверждали, как пользовались ею и что с ней в конечном счете стало. Все последующее в газете происходило уже в другую эпоху, под внешним наблюдением и контролем, по правилам и убеждениям, интересам меняющихся владельцев издания.

Решение взяться за написание этой книги я принял в конце 2011 года. А пока снова ходил на Пушкинскую площадь как на работу, стал свидетелем того, как здесь заметались последние следы многолетнего пребывания редакции «Известий». Теперь под сдачу в аренду высвобождались уже и некоммерческие помещения отдела кадров, большой библиотеки. Я слышал заверения, что все ценное, включая «личные дела» журналистов нескольких поколений, уникальные книги, подшивки газеты, начиная с первых номеров 1917 года, будет надежно сохранено в государственном архиве и в других библиотеках. Хочется всему этому верить. Радует, что полная история газеты, буквально все ее номера и приложение «Неделя» в 2013 году переведены на цифру и со временем могут быть открыты для широкого интернетовского пользования. Очень многое делали для того, чтобы уберечь документальную память об «Известиях», старейшие работницы библиотеки Ольга Жбанова и две Натальи — Еремина и Бобровская.

О будущей судьбе давно требующего капитального ремонта редакционного корпуса мне не удалось получить ясной информации. Возможно, на этот счет еще нет окончательных конкретных планов. Одни говорят, что после реконструкции это будет бизнес-центр, другие называют торгово-ресторанный ряд, третьи считают, что в Москве нет лучшего места для зрелищ (театр, кинотеатры, художественные галереи), четвертым здесь видится самый звездный в столице отель. Но, похоже, что уже никому не приходит в голову, что сюда может вернуться обитавшая здесь девяносто три года великая, легендарная газета «Известия».

Что вообще с нею будет? Выживет ли она и в каких вариантах — бумажном, электронном? Или умрет, и ее имя навсегда исчезнет из отечественной журналистики? А если выживет, то какова будет ее миссия — только ли приносить прибыль собственнику, служить власти или иметь еще и высшие, социально значимые мотивы? Эти вопросы интересуют многих, особенно часто ими задаются бывшие известинцы, поднимавшие газету на вершину ее всенародной славы и пережившие драму ее падения.

Ответы звучат разные. Лично мой сдержанно оптимистичный: имя газеты сохранится, а сама она еще может быть достойной того качества, что десятилетиями отличало «Известия», — высокопрофессионального слияния с реальной жизнью и стремления изменить ее к лучшему. Наверное, я этого больше хочу, чем в это верю.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.