РОССИЯ

РОССИЯ

- Вы один из немногих современных писателей, которые создают для нашей страны мифологическую историю. Чем можно гордиться в реальной истории России?

- Меня смущает это определение: мифологическая история. Мифы об исторических событиях? Я такого не создаю, я не конспиролог и не богослов. Все факты, которые я излагаю, я извлекаю из работ профессиональных ученых и не дерзаю вторгаться в их епархию. Если же я создаю образы исторических событий, то это не мифология. А вообще-то мой метод – не исторический, а культурологический. Нахождение взаимосвязей между удаленными друг от друга вещами. Эти взаимосвязи выявляют разные культурные феномены России – уральский, сибирский, поморский, степной. Вот стойкость этих феноменов лично для меня и является главным объектом гордости.

- Вот у вас в «Сердце Пармы» есть вогулы. Страшные такие вогулы. А потом, в «Золоте бунта», мы читаем, что вогулов этих почти не осталось. И уничтожили их положительные герои «Сердца Пармы», те самые, за которых так переживаешь, - русские мужики, князья и их ратники. Пришли к вогулам с мечом и водкой и почти полностью их истребили. Зато теперь мы из их земель качаем нефть и газ. Этим тоже надо гордится?

- Вогулы, то есть, манси, все-таки сохранили себя, обрели нечто вроде государственной структуры. Могли погибнуть, но уцелели, отступая и отступая. Сейчас Россия качает из их земли нефть и газ, но хозяева той земли уже начинают перевоспитывать страну. В Югре сформировалось нечто вроде комплекса вины белого человека. Ханты и манси в Югре стали способом самоидентификации региона. Там даже подразделение «Шелл» имеет логотипом местный орнамент. Если бы земля была ничья, промысловики ее бы уничтожили. А сейчас комплекс вины заставляет заниматься экологией и вкладываться в малые народы севера. Конечно, не так все хорошо, как хочется, но развитие направлено в эту сторону. Промышленное освоение тех земель – сплошное преступление, но сбереженная идентичность переформатирует эти процессы. Идентичностью можно гордиться, преступлением – конечно, нет.

- А как вы считаете, России, русским вообще надо перед кем-то за что-то извиняться? Перед теми же вогулами, например?

- Это дела давно минувших дней. Признавать историческую вину – это и есть извинение, а расшибать лоб, каясь, и делать то же самое, – лицемерие. Я понимаю, например, что часть татар требует, чтобы Россия покаялась за взятие Казани Иваном Грозным. Но на самом деле татары требуют не сатисфакции за прошлое, а уважения к себе как второму народу России в настоящем.

- А «уральский менталитет» можно распространить на всю страну?

- Можно, но не нужно. На мой взгляд, уральская команда Ельцина как раз и распространяла уральский менталитет на всю страну. В понимании уральца демонтаж Советского Союза – это приватизация предприятий. Такое в истории Урала случалось трижды, а больше нигде в России подобного не было. И все три раза все происходило так же, как недавно при Ельцине. А потом государство частично отрабатывало назад, что и делают силовики при Путине. Знала команда Ельцина историю Урала или не знала – не важно. Для уральца свобода – в первую очередь возможность приватизировать промышленность благодаря близости к власти. А в то, что свобода – в первую очередь институт частной собственности, отделенный от государства, уралец советской эпохи поверить не мог. Нынешняя олигархия, перерастающая в госкорпорации и коррупцию, - наследие локального дискурса, который вытеснил глобальный. Идентичность – не идеология, она не может быть всеобщей.

- А как вы считаете, приватизация в России удалась или не удалась?

- Об успехе или неуспехе приватизации надо судить по экономическим показателям приватизированных предприятий, по динамике их позиций в мировой конъюктуре и так далее, а я ничего этого не знаю, да боюсь, и не поверю официальным отчетам. Но зато России все-таки удалось главное. Однажды я предъявлял Анатолию Борисовичу Чубайсу все обычные пенсионерские претензии к приватизации, и он ответил, что я прав, все так и есть, но я не замечаю главного: при всех недостатках в России все же появилась частная собственность и свобода передвижения, этого уже не отнять, и значит реформа в историческом смысле оправдана. А значит, не все плохо и в вопросе приватизации. В общем, стратегически – у нас получилось, а вот тактически провал за провалом, причем такие провалы, что могут уничтожить и стратегическую победу.

- Это говорит человек, который не ездил за границу...

- Ну и что, я же могу съездить. То, что я не езжу, – это мой выбор. Но возможность есть – и это мое право. И я буду отстаивать и свой выбор, и свое право.

- Хорошо, с уральским менталитетом понятно. А сепаратизм уральский есть?

- Да, помните, был проект Уральской республики? Это бред. Тем не менее, он абсолютно в уральской традиции. Всю дорогу Урал пытался отсоединиться или обособиться. Потому что так выгоднее уральским владыкам. Быть королем небольшого королевства выгоднее, чем графом в большой империи.

- Независимый Урал может существовать?

- Может. И Татарстан может. Многие регионы могут существовать самостоятельно, но зачем? Общая матрица все равно русская, даже в национальных регионах. Например, татары, насколько бы они ни были мусульманами, – люди европейского менталитета.

- А Россия – Европа?

- По большому счету - да.

- Вплоть до Владивостока?

- Географическое местонахождение не имеет значения. Европейская цивилизация – это цивилизация, где сверхценность – свобода. В азиатской цивилизации свобода вообще не ценность. А для русской цивилизации свобода ценность, но не главная. Поэтому мы не межеумки между Европой и Азией, а маргиналы Европы.

В России вообще нет общей сверхценности. Я имею в виду не людей, а социумы, из которых состоит Россия – северный, уральский, южный, среднерусский, сибирский. На рабочем Урале сверхценность – труд и работа. На казачьем юге сверхценность – справедливость и равенство. В крестьянской центральной России – собственность и власть. В промысловых Поморье и Сибири – предприимчивость. Свобода везде ценность под номером два. Но всё-таки ценность. Поэтому на Россию нельзя натягивать один-единственный способ существования. Ни уральский, как при Ельцине. Ни московский, как сейчас.

Константин Мильчин

Журнал «Русский Репортёр», 6 октября 2010 г.

http://arkada-ivanov.ru