Глава XXVIII

Глава XXVIII

День догорал. Ещё далеко было до комендантского часа. В разных концах палаточного города, периодически, от проезжающей техники вздымались клубы пыли, где-то гудел локомотив, тени от палаток удлинялись, однако, первые признаки прощания с жарой уже проявлялись. Воздух не душил, а ласково, тепло обволакивал, различались запахи, пьянила соляра. Чуть заметный дымок полевой кухни вызвал приступ слюны.

Быстрые шаги застучали по другую сторону палатки и, перед сидящими на привходной скамейке, появился Бескудников. Его правая рука, туго замотанная бинтом от локтя до запястья, покоилась в кармане камуфлированных штанов.

— Сука! — с ходу разродился Бес, — отморозок, бл..!

Хмуро куривший Рябинин и также хмуро наблюдавшие за таянием сигареты Катаев с Долговым невольно заулыбались.

— Представление готовь… — усмехнулся Костя — на орден Мужества… Укушенная рана… таких за всю войну раз-два и обчёлся…

— Смешного мало… — сбросил обороты Бес — кровищи хлестануло… Я, главное, его ладошкой по лбу… успокоить хотел… Сань, скажи… А это чмо как вцепится! Ну, думаю…

— Доктор чего говорит? — прервал его излияния Рябинин, — столбняк или бытовой сифилис не подхватишь?

— Хрен его знает… — неуверенно оглянулся Бес, — промыли перекисью, воткнули пол тюбика, ещё в задницу чего-то… типа, понаблюдать надо…

— Он за тобой понаблюдает… — Рябинин затушил окурок о край вкопанного ведра, — сразу в дурку отправит…

— Ладно… — здоровой рукой отмахнулся Бескудников, — чего порешаем-то?

— Домой едем… — за всех ответил Костя.

— Как… домой?.. А эти?.. — не понял Бес.

— А эти не едут… — Рябинин достал вторую сигарету и протянул Бескудникову пачку, — угощайся.

— Ага… — машинально выудил тот одну и прикурил, — молчат, короче?..

— Типа того… — через ноздри выгнал дым Серёга.

— В расход? — первым назвал вещи своими именами Бескуд ников.

— Ты против? — не глядя в его сторону, спросил Рябинин, — или Кочур? Где он, кстати?

— У фельдшера остался, спину свою показывает — механически ответил на последний вопрос Бескудников и тут же включился, — нет, ну давайте «прессанём»… Или на «машину времени»… — он попеременно посмотрел на Катаева и Долгова, — информашки хоть вымутим…

— А она нужна? — отвечая на свои же вопросы, спросил его Костя, — станешь отрабатывать?

— А что лишняя будет? — ощетинился Бес, — или её у нас до хрена?

— Мне достаточно того, что эти ублюдки наших завалили, — далеко не елейным тоном ответил Костя, — а отрабатывать я больше ничего не буду и не хочу. Наотрабатывался, нах…

— Я тоже… — поддержал Долгов, — завтра же «на сохранение» залягу…

Бескудникову, по привычке, захотелось вразумить молодых товарищей, не потому что они были не правы, а по причине вечной оппозиции, но его скакнувший взгляд затормозился на Рябинине.

— Всё правильно, Саня… — прикрыв глаза, откинулся тот на шершавый брезент за спиной, — не надо нам от них ничего… Сработать не сможем, подставимся только… Если уже обеими ногами в жир не въехали… Короче, закрыли тему…

— Погодите… — всё никак не мог угомониться Бес, — мы же толком не поработали!.. Может хоть…

— Хватит того, что есть! — резко оборвал его Рябинин, встав со скамейки, — собирайтесь… Вам успевать надо, скоро комендантский час… и где Кочур?!

Видя, что «надутость» Беса грозит перейти в нервный выпад, Серёга спокойнее добавил:

— Всему своё время. Вам сейчас срочно надо на базе засветиться и меня прикрыть… так что, жопы в горсть и двигайте… И без обид, — хлопнул он Беса по плечу.

Тот недовольно буркнув, нырнул в палатку, Долгов за ним.

— Серый, мы точно не нужны? — задержался Костя.

— Точно, — ответил Рябинин, — там и я не нужен… для контроля просто. Завтра расскажу.

Сборы были не долгими. Костя аккуратно сложил взятую на прокат «горку» и облачился в своё. Долгову и Бесу требовалось лишь набросить бронники и разгрузки. На прибежавшего из санчасти Кочура все дружно зашипели, реализуя сумятицу, царившую в головах. Рябинин всё это время просидел снаружи, изредка сплёвывая тяжёлой никотиновой слюной.

— Кто за руль? — встал он со скамьи, когда опера, вооружившись и облачившись, вышли из палатки.

— Я, наверное… — Костя протянул руку за ключами, — Бес укушенный, Саня с пулемётом, Кочур ещё за отделовский УАЗик не рассчитался…

— Ты, кстати, забинтоваться не забудь… — напомнил ему Серёга, вкладывая связку в раскрытую ладонь, — или скажешь, что с Бесом махнулся?..

— Не забуду… — Костя подкинул связку вверх, — как приедем, забинтуюсь и спать завалюсь…

— Пожрать надо, — заметил Кочур.

— Поехали уже, кишкоблуд… — Бес пританцовывал на месте, — цигель, цигель…

— Сашка-то где?… — сделав шаг по направлению к машине, спросил Костя, — попрощаться надо…

— Примета дурная… — подтолкнул его в спину Долгов, — успеем ещё.

— Давайте… — Рябинин пожал всем руки — аккуратнее, если что я на связи, через «боевой»…

* * *

Вечерний Грозный сильно отличался от дневного. Машин практически не было и Костя пулей долетел до площади «Минутка». Первый блокпост на въезде в город он успел проскочить, пристроившись в хвост к двум БМП и «Уралу», на втором и третьем также не задержались. А вот после «Минутки», вынырнув из-под «романовского» моста на Проспект Победы, он увидел замерший посреди проезжей части БТР. Трое солдат и молоденький лейтенант суматошно метались вокруг пятнистой туши, ещё двое, один впереди, второй сзади, занимали оборону. Не доехав метров тридцать, Костя остановил машину.

— Саня, — бросил Катаев сидевшему рядом Кочуру, — рассредоточьтесь, я спрошу, в чём дело.

Бескудников и Долгов встревожено выглядывали из «собачника». Когда Костя, прихватив автомат, пошёл к бронетранспортёру, опера, быстро уяснив причину остановки, выбрались вслед за ним наружу.

Как оказалось, у мотострелков внезапно заглох двигатель. Чем это чревато в вечерние часы в «миролюбивой» столице Чеченской республики догадаться несложно. Особенно, с учётом территориального положения застрявшего экипажа. Разбитые, нежилые многоэтажно-подъездные дома с обеих сторон оптимизма не прибавляли. Опера, из-за вынужденной остановки, тоже не чувствовали себя уютно, но принцип, «сам погибай, а товарища выручай», всё ещё работал. Пока Бес, Долгов и Кочур тревожно изучали стволами параллельные дома, Костя пообщался с летёхой.

Тот, нервно дёргаясь в разные стороны, матерясь и срываясь на подчинённых, спросил рацию с «боевым» каналом. По ЗАСу[67], установленному на борту, они связаться не могут. Единственная оперская рация осталась у Рябинина и Костя, в свою очередь, предложил лишь добросить командира до ближайшего расположения частей Министерства обороны. Лейтенант Володя, ни на секунду не задумываясь, отказался и, выискав взглядом самого молодого и щуплого солдата, приказал грузиться в УАЗ к оперативникам.

— Спасибо, дружище… — пожал он руку Катаеву и вдруг вытащил из разгрузки осветительную ракету, — вот, подгон босяцкий, с парашютом, осветиловка…

— Да, ладно… — попытался отказаться опер.

— Бере, бери… у нас этого добра навалом… — щербато улыбнулся Володя, на секунду утратив боевую сосредоточенность, — пригодится… Я, если честно, впервые таких ментов встречаю… застенчивых…

— Точно не заведёте? — уточнил Костя, — а то мы бы ещё постраховали…

— Вряд ли… — покачал каской лейтенант, — восемьдесят шестого года «коробочка»… не впервой уже встаёт… Давай, спасибо ещё раз…

И побежал к бронемашине, на ходу что-то покрикивая, звонким, почто мальчишеским, фальцетом. Костя поёжился под мёртвыми глазницами «девятины» и махнул своим к машине.

Солдатика Веню, нахохлившимся воробьём, усадили на заднее пассажирское сиденье. Его подразделение временно располагалось на позициях какого-то ОМОНа, около драмтеатра, в шаговой доступности от Фрунзенского Центра Содействия. Домчали попутного пассажира до пункта назначения минут за десять. По дороге боец рассказал, что БТР и его отделение сопровождали троих старших офицеров на пьянку в Заводскую комендатуру и, возвращаясь во временный приют, встали. Что-то с электрооборудованием. Целиком их батальонно-тактическая группа располагается в Ханкале. Сегодня же, они были приданы для усиления мероприятий по общевойсковой «зачистке». Костя, напоследок вспомнив, что под пассажирским сиденьем лежит початая бутылка осетинской водки (после прибытия «гуманитарки» из Череповца и Вологды, надобность в употреблении «палёнки» отпала) великодушно презентовал её солдату срочной службы. Тот благодарно закивал и, обнаглев, стрельнул сигарет у Кочура. В итоге «угроза НАТО» довольная и светящаяся, десантировавшись около КПП, засеменила к железным воротам поднимать подмогу к сломавшейся технике.

Маленькое доброе дело, в боевых условиях неоценимое, смягчило привкус принятого в Ханкале решения. Глядя в прыгающую на спине бегущего солдатика амуницию, в Косте словно надорвался, продолжая лопаться по волокнам, канат воспоминаний, удерживающий его в тёмной палатке «Визирей». В той самой, где на деревянном настиле, под автоматами троих бойцов, остался сидеть, наверное, на что-то надеясь, бывший солдат Российской Армии рядовой Мешков Родион Маратович.

Преодолев последнюю преграду — блокпост на «Трёх дураках», машина с операми подрулила к родным воротам. Апатия к возможным репрессиям за самовольную отлучку, очередной обман руководства, несанкционированные действия (а возможно такое санкционировать?) была настолько велика, что Костя долго и нагло гудел сигналом, пока ворота не открылись.

Видимо, небо сегодня точно было на их стороне — незамеченный ни одним из высоких руководителей оперской УАЗ приткнулся на своё парковочное место. Немногочисленные сотрудники на насиженных местах заядлых курильщиков заинтересованно поглазели на забинтованного Беса, но ничего не сказали. Оперквар-тет, устало закинув оружие на плечи, поковылял в свой кубрик. Даже Бес, вечно хохмящий и всех подкалывающий, шагал угрюмый и молчаливый.

— Привезли кого? — вопросом встретил вошедших в кубрик оперов восседающий по-турецки на своей койке Липатов.

Кто-то ещё находился на кухне — там негромко играла музыка и доносились голоса.

— Нет… — ответил Бескудников, проходя мимо Липатова к своему спальному месту.

Тот, проводив его взглядом, выпрастал из-под себя ноги и встал с кровати.

— Что случилось-то? Костян? — Серёга повернулся к сбрасывающему с себя хитиновый слой (бронник-разгрузку) Катаеву, — вроде взяли кого-то?

Из кухни, на голоса, вышли Поливанов и Гапасько. Молча, в ожидании новостей, встали около косяков.

— Спирт остался? — Бес разоблачился первым.

— Мы же не алкоголики… — посторонился, пропуская того на кухню, Гапасько, — у вас-то как?

— У нас всё хорошо… — Кочур вторым номером протопал между Поливановым и Гапасько.

Чтобы не обижать парней ненужной загадочностью и втупую не интриговать, Костя, переобув «выходные» кроссовки на тренировочные, встал с кровати:

— Всё нормально… сейчас расскажем… У вас как?

— У нас… — усмехнулся Поливанов, — тоже нормально.

Дождавшись Долгова, аккуратиста, дольше всех развешивающего оружие, бронник, разгрузку, Костя и ожидающие объяснений оперативники прошли на кухню.

Пока на плитке «шкворчали» банки с кашами из сухпайка, Костя, в очень отформатированном виде, пересказал события на блокпосту и в Ханкале. Подробности, во избежание «ушей» Саши Лаврикова, он оставил для уличного обсуждения. Поэтому повествование выглядело примерно так: задержали-ошиблись-оставили в Ханкале до выяснения — Рябина на контроле — завтра с «Визирями» приедет — сообщит результат. При этом оба Ивана и Сергей всё поняли. Не говоря ни слова, Гапасько перехватил «полтарашку» со спиртом у Бескудникова и, выражая молчаливое одобрение принятого друзьями решения, разлил по первой.

Наконец, прорвало. Приехавшие, опрокинув в желудок алкогольные угольки, принялись жадно, не прожёвывая, давясь, жрать. Сметалось всё. Гречневая, перловая, рисовая каши. Подвялившиеся огурцы, просроченные «гуманитарные» шпроты, подплесневевший лаваш. Утолив первый, на нервной почве, голод, мужчины подняли вторую. Потом, сразу же, без перехода, стоя, третью.

— Ну, как у вас? Жалуйтесь… — сыто отвалившись от стола, поинтересовался Бес.

«Влупив», он снова возвращался в привычное для себя амплуа эсквайра от уголовного розыска, — как успехи? Как наши руководители с большими звёздами?

— Про тебя, Костян, не спрашивали… — обратился к Катаеву Гапасько — забыли, по ходу… Мы с Серёгой как с «уличной» приехали, в основном, между прокуратурой и комендатурой болтались…

— Светились… — вставил Липатов, цепляя ложкой в масляных недрах консервной банки одинокую шпротину.

— Магомед всё оформил, завтра-послезавтра Сейфуллу увезут в Чернокозово — продолжил Ваня — Яков Иваныч в поряде… сказал, что с Бекханом выводку тоже придётся делать… на рынке и на Садовой… — Гапасько замолчал, оглядывая прекративших жрать оперов.

Бес вернулся в обратное положение, навалившись на столешницу.

— М-да… — Саша Долгов среагировал первым на прокурорское пожелание, — во второй раз нас точно взорвут…

— Да ещё и на рынке… — Бес почесал в области затылка, — ему, что кассеты мало?

— Мы с ним на эту тему особо не тёрли — пожав плечами, хлебнул остывший чай Ваня Гапасько, — сказал и сказал… Он ведь не в курсе наших геммороев…

— Ладно, до Рябины отложим, — соскрёб остатки гречи со стенок банки Костя, — а боссы-то где?

— Боссы-то? — инициатива рассказчика перешла к Поливанову — отдыхают, скорей всего… мы же приехали час-полтора назад…

— А, ты ведь дежурил… — вспомнил Кочур, — ну-ну?..

— Долго оформляли калужских, — Поливанов встал из-за стола и выглянул в дверной проём, — показалось, будто зашёл кто-то… Так вот… Описали всё… куча всяких звезд понаехало… ФСБ, РУБОП, местные… Потом понеслась «зачистка» Олимпийской, Садовой, микрорайонов… Я, под шумок, к нашим «комендачам» на броню залез, к разведчикам. Тоже по пятиэтажкам поползал, не шестерить же на прокурорских…

— Поквартирный обход, — утвердительно воздел указательный палец Бескудников.

— Ага… — Поливанов опять сел за стол, — в общем, ничего интересного, только разведчики в одном подвале жмура обнаружили прикопанного… без башки…

— А куда она делась? — удивился Кочур.

— То ли отрубили, то ли отрезали… так и не нашли — вздохнул Ваня — короче, опять прокуратура, осмотр, сбегай-подай-принеси…

— От судьбы не уйдёшь… — Липатов развёл руками.

— Типа, судьба такая, шестерить? — на грани съязвил Поливанов, — да?..

— Я про голову… — поправил Липатов — чего сразу бычить-то?

— Давайте ещё по одной, — плеснув спирта по кружкам, загасил конфликт Гапасько.

— А чей трупешник? Мужик? Баба? — перед тем, как закинуть поинтересовался Костя.

— Мужик… голый полностью, — Поливанов, сморщившись, проглотил спиртягу, — бр-р… вроде чурка, волосатый… Больше я не смотрел, где-то двухнедельный… запашина, ёб..

Секунд тридцать бряцали ложки, скрёбся нож о консервную жесть, слышалось чавканье — опера тушили вспыхнувший в желудках пожар.

— Ну вот… — Поливанов смахнул выступившую от выпитой порции слезу, — анархия, короче, полная… Кто-то «зачищает», кто-то осматривает, кругом омоновцы, «собрики», вояки. Наши участковые и «пэпсы» какую-то машину дербанят, типа, бесхозную… потом подожгли её зачем-то…

— Тычок? — уточнил Костя.

— Вроде он был… — неуверенно ответил Ваня, — по крайней мере, больше всех руками махал… Много их там, короче, болталось. Ладно, это не самое главное…

Поливанов выдержал паузу, дождавшись, когда все, в первую очередь, терзавший засохший лаваш, Катаев, поднимут на него глаза.

— Я возвращался уже не на броне, а на прокурорской «буханке»… — глаза Вани маслянились от выпитого. Да и остальных развезло, лишь желание удержать нить Ванькиного рассказа не позволяло сползти в сонливое состояние, — … постовой на воротах говорит, вон, мол, дед какой-то Рябинина спрашивает или из оперов кого-нибудь… Я выхожу, смотрю, рожа знакомая, говорю, Сулейман? Он, да… а ты опер? Я, ну, типа того… Он спрашивает про Серёгу, говорю, на выезде… Может передать чего? Он, мол, ехал просто мимо, заскочил проведать… Ну, раз нет его, поеду… Короче, я вспомнил, что ещё утром с Липатычем разговаривали за малолетку этого, ну, дебила…

— A-а… подрывника… — вспомнил Костя — и чего?

— У него же срок ареста через три дня заканчивается… Вот я Сулейману и говорю, есть один пассажир, прямо на делюге взяли, террорист, хотим спецназу отдать… Он заинтересовался, мол, давай данные, поузнаю, может родня при деньгах есть… Может выкупят солдата, да поменяем, мол, повремените…

— Данные дал?

— Угу… сгонял в дежурку на бумажку списал… передал…

— А когда приедет? — разгоняя алкогольную паутину, потряс головой Бескудников, — сам говоришь, три дня осталось…

— Обещал завтра-послезавтра… — Поливанов, перекинув ноги через скамью, вышел из-за стола — вроде всё… Я же дежурю сегодня, пойду до комендатуры схожу… Пошукаю…

— Пошукай, хлопче… — улыбнулся ему Гапасько, — что ещё по одной?

— Я в минус… — сразу объявил Костя, понимая, что завтра может и не встать.

— И я, и я того же мнения… — мультяшно пропел Долгов, поднимаясь.

— Вано, а я дерябну… — Бес потянул кружку.

— Я и не сомневался… — Гапасько обнёс его, себя, Липатова и меланхолично жующего стебель черемши Кочура.

— Саня… — Костя, следом за Долговым, почти вышел из кухни, но, вспомнив про свою больничную легенду, обратился к Кочуру, — у тебя где-то бинты, пакеты, вата были…

— Костян, возьми в тумбочке… — пьяненько помахал рукой тот, — вроде в нижнем ящике.

— До Луковца или Малдера дойдите кто-нибудь, маякните, что у нас всё ровно, — Костя, держась за косяк, наполовину был в спальном помещении, — а то мне даже бивни в падлу почистить… спать вырубает…

— Эх, молодёжь… — услышал он, уходя, голос Бескудникова, — никак не могут научиться бухать…

Тяжёлый, будто свинцовый, груз свалил Костю на кровать. Запахнув ноги одеялом и, не снимая штанов с майкой, он, словно провалился в илистую донную впадину. На соседней койке, по-уставному, дважды скрипнув, засопел Саня Долгов. Так рано спать опера ещё не ложились.

* * *

Утро следующего дня выдалось не напряжённым. Поверку-планёрку провёл Кутузов, методам личного посещения кубрика подчинённых. Поэтому ему легко соврали, что Рябинин, очевидно, ушёл в рабочий кабинет, где дожидается начала утреннего сходняка, коротая время за написанием справок. Миша, на расслабоне, поверил и, в свою очередь, сообщил, что Жоганюк вместе с Слюняевым сразу же после утренней «инженерки» уезжают в Ханкалу на совещание по итогам вчерашних мероприятий. Дежурно поинтересовавшись у Катаева «как рука?», Кутузов объявил сегодняшний и завтрашний дни выходными и откланялся.

Невыспавшиеся после вчерашних возлияний Ко-чур, Гапасько и Липатов расползлись по кроватям докемаривать, а Долгов, числившийся дежурным пошёл в рабочий кабинет. Катаев и Поливанов, в ожидании Рябинина, вышли на улицу, решив отдаться утреннему солнцу на входных скамейках.

Вскоре выяснилась причина мишиного расслабона и скоротечности планёрки. Тему сдал Саша Лавриков.

Навьюченный двумя сумками, он прошествовал мимо Катаева и Поливанова. На вопрос о непонятных сборах, Саша, абсолютно искренне, ответил, что они с Анатольевичем «падают на хвост» автоколонне «мобильников» и едут до Ханкалы. Дальше Саша не удержался и поведал, что с ними едет Магомед, который в «пыльном городе» воссоединяется со своими прокурорскими корешами и продолжает путешествие на малую родину, в Дербент. Самое интересное, вместе с ними двигаются и Миша с Сашей.

— Там у Анатольича, в Ханкале, с Магомедом общие друзья, — Саша прикурил от поливановской сигареты, — ну и нас пригласили на Каспий, на рыбалку…

А что тут-то делать? Два дня выходных, плюс суббота-воскресенье…

— А Жога едет? — с надеждой спросил Костя.

— На хрен он нам нужен? — затянулся Саша, на всякий случай обернувшись на комендатуру — он в Ханкале, вроде к фэйсам собрался… Завтра вернётся…

Докурив сигарету до половины Саша, поняв, что своими жизнерадостными перспективами слегка раздражает насупившихся оперов, выкинул её в ведро и, нацепив дежурную маску озабоченности, ушёл в сторону автопарка.

— Во, бляха-муха, у людей командировка! — первым не выдержал Костя, — как сыр в масле!

— Может их в Дербенте пленят… — задумчиво сказал Ваня — менять поедем…

— Ага… — согласился Катаев — на дебила, одного к двум, по курсу…

— С другой стороны эта шобла сейчас уедет, Рябина приедет спокойно, — сощурился, от вынырнувшего из-за облака солнца, Поливанов, — без палева, вечером в баню, потом торжественный ужин…

— Нестерова надо позвать… — соблазнился Костя нарисованной картиной, — на гитаре поиграет, песни поорём…

Торжественного ужина не получилось. После обеда, мрачно-пьяный, на «броне» «Визирей» в Центр приехал Рябинин. На территорию ПВД вместе с ним прошли спецназовцы Саша и Андрей. Явно выпивший Саша, слегка покачивался, словно Останкинская башня, а Андрей на запыленном лице демонстрировал свою белозубую улыбку. Правда, одними губами. Чересчур спокойные глаза выдавали ее неискренность.

Опера, практически в полном составе (за исключением Долгова, выехавшем на подрыв смертника около КПП чеченского ОМОНа), расположились на кухне. Для пьянки время еще было ранее, а заниматься чем-нибудь общественно-полезным никак не хотелось.

— О, Шура пришла! — дурашливо пародируя Юрского из фильма про голубей, воскликнул Бескудников, когда Рябинин с офицерами зашагнул на кухню.

Сергей, ни на кого не глядя пьяными глазами, тяжело опустился на край скамьи. Спецы, более приветливые, потянули руки оперативникам для рукопожатий.

— Как дела? — навязчиво — дежурно прозвучало катаевское приветствие.

— Нормально, — буркнул Рябинин. Он выложил на стол свои крабистые кисти и поднял голову на Беса, — выпить осталось чего?

Бескудников нырнул под полки с консервами и загремел посудой на нижних ярусах. Оперативники молчали. Расспрашивать коллегу о том, о чем все уже все поняли, никому не хотелось. Но и сидеть негостеприимными жлобами тоже неправильно.

— Саша, дружище, садись, — Катаев потянул на свое место, подпиравшего косяк, главного «Визиря». Андрей же оседлал стул еще по приходу.

Саша Щепеткин, мазнув мутным взглядом Костю, вдруг счастливо, по-пацанячьи, улыбнулся:

— Сесть я всегда успею!

Эта улыбка, не очень органично сочетающаяся с монументом Командора, чуть-чуть разбавила глухой негатив, пришедший в оперской кубрик вместе с пропыленными офицерами. Бес, жестом Амаяка Акопяна, заполнил все стоящие на столе кружки. При этом, не особо разбираясь, кому в чай, кому в недопитый кофе. Кочур, в последний момент успел отдернуть чашку с химическим бульоном и подсунуть раскладной стакан. Липатов же, пока Бескудников фокусничал, взрезав банки с тушенкой и сосисочным фаршем, выставил их перед прибывшими.

— Парни, вы бы хоть кожуру скинули, — сказал Ваня Поливанов, — а то как в буфете.

— Мы на пять минут, — Андрей подтянул к себе кружку с водкой, — вот мужчину вам доставили и обратно…

— Да мы еще и не спали, — пробасил Саша, — всю ночь котов душили, душили…

И, не дожидаясь тостов, закинул в себя содержимое посудины. Костя, про себя подивившись спецназовскому знанию классика, посмотрел на Рябинина. Тот уже выпил вологодского «антидепрессанта» и поставил круж-icy на стол. Неопрятная струйка пробежала по пыльному подбородку. Серега по-прежнему молчал, только глаза, малость ожившие, прошлись по лицам товарищей.

— На вторую ногу и мы погнали, — тусанул кружку на край стола, к «банкующему» Бесу, Щепеткин, — нам еще в Мобильник заскочить надо, верноподданнические чувства засвидетельствовать…

Костя вновь удивился резко изменившемуся формату сашиной речи. Или может алкогольное опьянение сняло дурацкую солдафонскую маску, которую тот с таким усердием натягивал. Андрей, ковыряя ножом в банке, также не остался в стороне:

— Да уж…!

— Бл…, Саша, наливай нормально! — наконец разморозился Рябинин, — как детям, ей-Богу!

В свою очередь Бес насупился:

— Пажалста!

До краев наполненный стакан оказался перед Сергеем. Катаев хотел было что-то возразить — в Рябинные, судя по состоянию, было не меньше литра — но был одернут Сашей. Да и, в упор глянувший на него, Андрей, показал, что так будет лучше.

Пока опера смотрели аттракцион «Сережа Рябинин пьет без закуски», Андрей перегнулся через стол и шепнул Косте:

— Поспать ему надо… У нас просто водка кончилась…

Сидящие рядом Гапасько и Поливанов, понимающе переглянулись. Саша, поставив пустую кружку на стол, поднялся:

— Поехали, короче, мы… В коммуне остановка.

Андрей встал следом:

— Серый, давай как договорились… Еще пол ложечки и отбой…

Рябинин поднял на офицеров глаза:

— Сына моего, как договаривались… К себе пристроите… Когда в армию пойдет… Ик..

И протянул для прощания руку.

— Наше слово кремень, — то ли пожал, то ли удержался за рябининскую ладонь Щепеткин, — до генерала дослужится…

Серега кивнул и вновь пихнул Бескудникову кружку:

— Еще!

Андрей, попрощавшись со всеми за руку, кивнул Катаеву на выход:

— Проводи нас…

Остальные опера тоже изъявили желание сопроводить гостей до ворот, но были остановлены Андреем, жестом указавшим на излишнее внимание к своим персонам. К тому же Рябинин, уже агрессивней воздел кружку:

— Что тормозим-то?! Выпьем за пацанов! Чтоб добрались без геморроя!

Костя и «Визири» молча прошествовали до КПП. Уже за территорией Андрей и Саша остановились. Катаев молча смотрел на БТР с «визиревской» эмблемой, ждал что скажут спецы. Саша повернулся в сторону, рассредоточившихся бойцов, отдавая команды к отходу. Андрей хлопнул опера по плечу:

— Вы главное сейчас Рябину спать уложите, а то он крестей налупить может… Разошелся малость…

— Чем вчера закончилось-то? Хотя, в принципе, понятно…

Катаеву очень сильно не хотелось выглядеть в глазах спецназовцев полу пугливым первоходом, поэтому он постарался придать своему голосу максимум равнодушия.

— Тебя способ интересует?

— Да нет… — Костя слегка запнулся, — скорее хотел услышать, что все кончилось… можно ли на сохранение залегать?

— Залегайте…

Развернувшийся обратно Саша перебил Андрея:

— На хер залегать-то? Давай еще что-нибудь замутим!

Костя постарался улыбнуться посуровей:

— Есть еще мысли на крайнюю тему одну… Даст Бог, изладим…

— Вот! Слова не мальчика, но мужа!

Саша продолжал сыпать цитатами.

— Ну тогда, до встречи… — первым протянул руку Андрей.

— Счастливо доехать… — ответил на рукопожатия Костя.

— Там, кстати, у Рябины для тебя подарочек… — отходя вслед за Сашей, добавил Андрей.

— Что за подарочек?

— Уши!!! — захохотал на всю площадь Щепеткин и махнул рукой, — на золотой цепочке!

Костя проводил взглядом зеленую тушу бронемашины, отмахнув в ответ, сидящим на борту офицерам. Почему-то не хотелось идти к друзьям в кубрик, узнавать у Сереги чем же все-таки закончилось, тяжело напиваться и не обсуждать случившееся.

Когда он зашел в помещение столовой, то гвалта, присущего каждому милицейскому сабантую он не услышал. Парни молча смотрели на Серегу, скупо роняющего короткие фразы.

— В общем… Нормально как и хотели… Собакам. Собачья смерть…

Казалось, что каждое слово весит невыносимо много. Серегина голова клонилась к груди все ниже и ниже. При виде Катаева он малость воспрянул духом:

— О-о, Костян!.. А у меня для тебя посылка… Попросили передать…

Он встал, качнулся и сделал шаг навстречу. Глаза, правда, оставались неподвижными.

— Серый, давай, может покемаришь… — неуверенно предложил Костя.

— Этта… само собой…

Рябинин отодвинул Катаева в сторону и перешагнул порог спального помещения. Костя, оставшись на кухне, вопросительно посмотрел на оперов. Почти все синхронно пожали плечами. Лишь Бескудников хмыкнул и опрокинул в горло содержимое своей кружки.

В спальне что-то загрохотало. Костя выглянул. Это бронежилет, разгрузка и автомат полетели с серегиных плеч на пол. Сам он, держась за спинку кровати, манил Катаева пальцем к себе. Понимая, что ничего вразумительного он сейчас не услышит, Костя подошел к грузно осевшему на одеяло Рябинину.

— Здесь… — Рябинин вяло ткнул носком грязного ботинка в комок разгрузки, — от Тимурчика… Тебе… подгон…

И повалился на подушку.

Катаев поднял тяжелую амуницию. Бронежилет приставил к спинке, автомат, отстегнув магазин и проверив патронник, повесил с краю. Сжав пыльную ткань разгрузочного жилета, он уже понял, что находится в заднем, самом объемном, кармане.

Автоматический пистолет Стечкина. Снаряженная масса 1,22 кг, калибр 9 мм, скорострельность 650 выстрелов в минуту. Должок с того света.

Катаев, отойдя к своей кровати, выволок пистолет из камуфляжного плена. Видевший это оружие даже во сне, мучимый своим правильно-неправильным поступком, Костя сразу узнал его. Завороженный магией машинки для убийства, оперативник еще несколько секунд ощупывал ствол глазами. Проведя ладонью по пыльной поверхности затвора и поймав взглядом воронение, Костя обернулся на спящего Рябинина и сунул пистолет под матрас своей кровати.

* * *

— Слышь, парни, — заглянувший в оперской кубрик постовой с КПП, столкнулся в дверях с Долговым и Катаевым, — там дед какой-то облезлый Серегу Рябинина спрашивает…

Долгов, шедший вторым, обернулся на кровать майора. Окутанный сивушным выхлопом, Рябинин спал. Вчера, ближе к ночи, он проснулся, переоделся, умылся, а затем молча нажрался с Бескудниковым водки и снова заснул. Желание не вставать к утреннему построению было очевидным. Да и руководство, слава Богу, занималось примерно тем же в окрестностях Дербента.

— Занят Серега, — подвытолкнул в коридор бойца Катаев, — скажи, сейчас мы выйдем…

— Скорее всего, Сулейман, — дождался Костя, когда постовой ушел, — по малолетке, наверное…

— Пойдем, сходим… Все равно Рябина не подъемный, — направился Долгов, а за ним и Катаев, к выходу.

Сулейман, как всегда радушно-приветливый, отпочковавшись от своей «шестерки», поплыл операм навстречу. Сегодня он был один.

— Здыраствуете, дарагие, — ухватился за протянутые ладони чеченец, — а гыде Сэргей?

— На выезде он, — соврал Костя, — сдернули на мероприятие…

— A-а, понятыно…

Сулейман неспеша пошел в сторону машины, как бы приглашая офицеров, отойти подальше от КПП. Те молча за ним последовали. Пройдя несколько шагов и не услышав от них ни слова, посредник, очевидно, почувствовав исходящее напряжение, сразу перешел к делу.

— Пасматрэли парнишку вашэго… — он зачем-то, словно сверяясь, достал из нагрудного кармана рубашки листок бумаги, исписанный поливановским почерком, — радни у нэго намного, но тут другие люди заынтэресовались… Типа, знакомые…

В этом месте, Костя, последние несколько суток живший на обостренном чувстве опасности, заметно напрягся.

— Сказали радня дальняя, — заметив нервяк оперативников, поправился Сулейман, — мол, жалка его… маладой савсэм…

— Нам — то от их жалости… — зло хмыкнул Долгов.

— Кароч, есть тры варианта, — окончательно поняв, что разводить китайские церемонии не стоит, продолжил чеченец, — вот…

Он передал Катаеву все тот же лист бумаги, только перевернув обратной стороной. Костя и Саша молча уткнулись в чернильные судьбы.

Рядовой Лягушкин Иван Борисович, разведчик. Рядовой Майоров Андрей Юрьевич, разведчик. Старший лейтенант Чалый Николай Васильевич, внутренние войска. Больше на куске измятой бумаги ничего не было.

— Всех? — не веря, внезапно охрипшим голосом, спросил Катаев.

— Нэт, нэт… — поспешно зачастил Сулейман, воздев к груди ладони, — любого из траих…

Катаеву вдруг стало невыносимо плохо. Захотелось схватить «чеха» за горло и душить пока не захрустит старческий кадык под пальцами. По всей видимости, что-то похожее испытывал и Долгов. По крайней мере, его светло-серые глаза разом потемнели.

Сулейман, обжигаемый биоволнами ненависти, прижав руки к груди, горестно вздохнул:

— Э-э, была бы мая воля я бы сэбя на них памэнял… Паймите, эта нэ мои решэния… И гдэ и кто дэржит ребят я нэ знаю… Я каждый раз, кагда на встрэчу еду, с жэной и дэтьми прощаюсь…

Произнесенные слова слегка охладили мартены в головах оперативников, уступая место профессиональным навыкам.

— Еще по ним какая-нибудь информация есть? — Катаев пытливо заглянул в глаза посреднику.

— Гаварят, лейтенант плахой савсэм, балеет или ра-нэн… — покачал сединами Сулейман, — а солдаты, как я понял, гыдэ-то в другом мэсте, атдэльно…

Долгов и Катаев быстро переглянулись. Решение необходимо было принимать резко, к тому же дрейфовало оно на поверхности.

— Скорее всего офицера, — сказал Катаев, — но нам время нужно, на согласование… Схема та же?

— Тоже нэ знаю пака, — Сулейман пожал плечами, — им точно нада сказать, каго и кагда…

— После обеда сможешь подъехать, Сулейман? — Долгов убрал в карман штанов бумагу, — нам ведь тоже пробить пленных надо… Вдруг чего не так…

— Давайте я завтра к этому же врэмени падъеду… И вы узнаете высе, и Сэргей может будэт…

— Вариант… — Костя посмотрел на Сашу, — Серега, наверное, точно будет.

— Тагда, рэбята до завтра… — Сулейман пожал руки оперативникам и с достоинством погрузился в машину, — удачи вам…

Уже в открытое стекло кивнул он, отъезжая.

* * *

Решение вопроса об обмене осложнялось отсутствием руководства, похмельно-пьяным состоянием Рябинина и незнанием точных планов прокуратуры по судьбе малолетнего подрывника. Если две последние проблемы были решаемы (Рябинин потихоньку приходил в себя, а прокурорский следак Яков Бовыкин всегда был вменяем), то с разрешением первой возникали осложнения. Кутузов, через которого запускалась нужная концепция, уехал балдеть в Дербент, а Жоганюк, ни с кем более не контактировавший, вообще завис в Ханкале. Поэтому на первоначальном этапе Катаев сгонял в прокуратуру и уточнил виды в отношении малолетки. Они остались неизменны — пинком под зад через два дня. Рябинин же к обеду восставший из хмельного пепла отпивался «Оболонью».

Опера, по обыкновению обсуждения острых тем, собрались на заднем дворе разбитого складского корпуса. Рябинин и Бескудников, как страдающие, постелив куски картонных коробок, расселись с пивом на пандусе, остальные скучились вокруг импровизированного президиума.

— Хрен с ним, с Жоганюком, — глотнув пенного напитка, начал Бес, — щегла этого в «буханку» омоновскую загрузим и свезем…

— В выходные никто не хватиться, — поддержал идею Гапасько.

— Омоновцы могут меньжануться, «сохранение» у них по ходу началось, — Рябинин, щурясь сквозь бутылочное стекло, посмотрел на выскочившее из-за облака солнце.

— Ну и ладно, сами свезем, — махнул рукой Бес.

— Ты особо-то не разгоняйся, — тормознул его Катаев, — схемы-то нет пока… Или она всегда одна и та же, а Серег?

— По-разному… — Рябинин, отставил в сторону пустую тару, — могут и прям с трассы перекинуть…

Решение пока не приходило. Магическое, как заклинание, слово «сохранение» подействовало даже на вечно духарившегося Бескудникова. Никому, под занавес командировки, с выданным убийцам расчетом, за две недели до возвращения домой, не хотелось рисковать. Однако, в данном случае иная ситуация. Еще одна жизнь.

— Давайте пацаненка часа за три-четыре до окончания ареста под себя заберем… — Катаев решился первым озвучить предложение, — если что, скажем, что отпустили… Домой ушел…

— А куда его денем? — этот вопрос мог задать только всегда скептически настроенный Липатов.

— Мало что ли мест, — Костя искренне удивился, — в спортзал, к комендачам, к омоновцам…

— В местный отдел, — гоготнул Бескудников.

— Костян, идея здравая… — Рябинин увесисто подытожил, — завтра Сулейман приедет, схему обмена озвучит и дебилоида этого сразу под себя забираем… А там решим, что и как…

Отлагательное условие в данном случае всех устраивало, поэтому опера разбрелись с места сходки, как обычно, по своим делам. Кто в спортзал, кто за пивом, кто работать.

Однако, к вечеру ситуация осложнилась. Из Ханкалы вернулся Жоганюк. Как обычно бодрый, знающий и желчный. Наорав на дежурного по Центру Содействия, прикемарившего за столом, он проскочил в рабочий кабинет и вызвал к себе, выезжавшего на подрыв смертника, Долгова.

Саша, вернувшийся через полчаса, сообщил, что Николай Иванович владеет информацией по личности взорвавшегося боевика. С его слов, это несовершеннолетний (уже не первый), завербованный ваххабитской романтикой. Велел плотно подключить агентуру (на 90 % «левую»), подготовить мероприятия в рамках предстоящих «зачисток» района и поработать с, содержащимся в ЦС, малолетним подрывником.

— Так, говорю, у него же срок завтра истекает, — Долгов обвел взглядом, собравшихся за вечерним чаем, коллег, — да и не знает он ни хрена…

— Это может и к лучшему, — постепенно приходящий в себя, Рябинин хрустко потянулся, — заберем его к себе и махнем…

— Жоганюк, если узнает, вой поднимет, — заметил Липатов.

— Да и черт с ним! — Бескудников беззаботно рубанул рукой, — бойца вытащим от «чехов», он себе еще одно представление сбацает!

— В нашу схему так-то красиво вписывается, — Ваня Поливанов переглянулся с, сидящими рядом с ним, Кочуром и Гапасько, — можно и рыбку съесть, и на хер не сесть…

Опера, разом повеселев, продолжили бытовые разговоры. Лишь Катаев, почему-то не чувствовал себя спокойным. Как таковых «гонок» не было, но неприятное ощущение «чего-то не так», не отпускало. Какая-то недосказанность после приезда Рябинина от «Визирей» (а нужна ли она, досказанность?), в масть выписавшийся обмен, удачно складывающиеся планы руководства и интересы оперсостава. Все это накладывало отпечаток ненужной гладкости, правильности. Не бывает так. А может обычная мнительность, страх, имплантированный войной, что все не будет хорошо. В конце концов, Катаев мысленно махнул на все это рукой, вспомнив, что завтра он еще и дежурный оперативник.

* * *

— Значит так, Катаев, — полковник Жоганюк был сух и конкретен, — сейчас, пока идет «инженерка», работаешь с Тужаевым (оказывается такой была фамилия у подростка), долбишь его на все… Явки, вербовки, адреса, точки! Чтоб до жопы он раскололся! Чтоб сдал все, что ему известно о планируемых терактах и подготавливаемых смертниках!

Костя, будучи дежурным опером, придя утром на развод, был сразу же затребован в кабинет руководителя, где получил первые ЦУ. Руководитель Центра, усадив подчиненного за стол и прохаживаясь по периметру кабинета, похлопывал в ладонь свернутыми бумагами.

— Так вы же, Николай Иванович, вроде все из него выдоили, — стараясь скрыть гадливую улыбку, напомнил Костя, — да и срок у него сегодня ночью истекает…

— Я знаю, когда у него срок истекает! — оборвал старлея Жоганюк, — вот наша задача и состоит в том, чтобы он не ушел без первички по вчерашнему смертнику!

— Так откуда он знать-то может, — попытался возразить Костя, — он же месяц у нас сидит…

— А может их в одном лагере готовили? — не унимался полковник, — может, в одном месте вербовали?

— Все может быть, — решил не спорить Катаев, — разрешите выполнять?!

— Работать будешь в моем кабинете, — Жоганюк бросил на стол бумаги, — здесь сводки по всем подрывам со смертниками… Их данные… Если дернут на выезд, вызовешь второго… Кто, кстати?

— Бескудников…

— Этого идиота не надо, — скривился Николай Иванович, — вызовешь Липатова или Гапасько… Ясно?

— Так точно! — Костя вскочил со стула.

— Работай.

Дверь за полковником закрылась.

Пока Катаев, ощущая себя инспектором детской комнаты милиции, нянчился с начинающим боевиком, Ря-бинин и Долгов прогуливались перед КПП в ожидании Сулеймана. Сухое летнее утро обещало знойный день, поэтому опера нервно вглядывались в каждую машину, проезжающую мимо ПВД. Томиться на начинающемся солнцепеке никому не хотелось.

«Шестерка» Сулеймана появилась почти через час. Уже готовый психануть и уйти, Рябинин с ходу, игнорируя «как дэла» и «давно нэ видэлись», потянул посредника на рельсы конкретики. С его слов, получалось, что боевики готовы к обмену малолетнего подрывника на раненого офицера по следующей схеме. Сулейман забирает себе на борт интересующую чеченскую сторону персону и выдвигается на блокпост в районе села Курчалой. Где дожидается некоего человека (кароч, падайдет ат них кто-та…), который сообщит о местонахождении пленного федерала. Как пояснил Сулейман, это связано с тем, что состояние офицера плохое и, очевидно, трясти по дорогам его не хотят (па ходу вытащат куда-ныбудь на край лэса, там, в сарай какой или еще куда…). Как только выскочившая группа удостоверится в наличии пленника, Сулейман отпускает в село боевика-малолетку. По словам чеченца, авторство этого пункта плана принадлежало ему (чтоб нэ кинули и нэ подставили, как в прошлый раз…).

— Когда надо быть на блоке? — коротко и сухо спросил Рябинин.

— Я нэ знаю… Чэм быстрей тэм лучше, — Сулейман пожал плечами, — думаю часов с двэнадцати, как инжэнэрка прайд ет можна…

Рябинин, на секунду задумавшись, бросил взгляд в сторону КПП. Долгов озабоченно почесал бритый затылок.

— Давай так, Сулейман, — Сергей, очевидно, принял решение, — жди нас перед Гудермесом к часу дня, заодно все движения наведешь, узнаешь, что по чем… Мы с нашим подскочим и на блок сразу. Если что, там и заночуем, мало ли по времени какие проблемы будут…

— Харашо, — Сулейман ощутил нерв майора и, по всей видимости, решил воздержаться о лишних вопросов, — я паехал тагда, буду вас ждать… Али скажу чтобы сразу в Курчалой ехал…

— Добро, — Рябинин тряхнул Сулеймана за руку и быстрым шагом направился к КПП.

Долгов последовал его примеру. Чеченец полминуты постояв, посмотрел им в спины и, по-стариковски загребая пыль сандалиями, пошел к машине.

Через десять минут после встречи с посредником, Катаев, скинувший подрывника в камеру, слушал в курилке не очень стройный план Рябинина по процедуре обмена.

— Короче, Костян мы сейчас этого пассажира забираем, — ломая спички, пытался прикурить Сергей, — и везем к Гудермесу. Нам, кровь из носу, надо к двенадцати дня уже на блоке курчалоевском быть…

— А что я Жоге скажу, — неуверенно оглянулся на административное здание Катаев, — он взбелениться, если узнает, что я его раньше срока отпустил…

— Тебе не по хрен! — Рябинин искренне удивился, — что он тебе сделает-то?!

— На родину с волчьим билетом отправит…

Катаеву, в силу возраста и вдолбленной в военном училище субординационной подчиненности, такие пассажи принимать было тяжело. Не то чтобы он действительно боялся полковничьего гнева, но некоторую неправильность майорских слов его мозг не принимал. Он как сильный, но молодой пес заметался взглядом от курилки до штаба.

— Скажи, что я его на беседу взял, — ухмыльнулся Рябинин, видя нерешительность молодого коллеги, — типа, он со мной только пооткровенничать решил…

— На самом деле, — поддержал майора Долгов, — с нас и взятки гладки. А когда пленного привезем, он от радости, что еще одну железяку выпишет, про эти моменты вообще забудет…

— Ну ладно… — Костю царапнули элементы собственной нерешительности, — когда заберете?

— Минут через сорок, — последней затяжкой добил окурок Рябинин, — соберемся, с народом определимся и погнали…

— Как раз «инженерка» закончится, — добавил Долгов.

Катаев первым спрыгнул с пандуса и торопливо направился в административный корпус. Рябинин и Долгов, чуть помедлив, не спеша пошагали в кубрик.

* * *

— Собирайся, «душок», — как можно суровей исполнил роль выводного на казнь Костя, когда постовой ИВС завел в кабинет малолетнего подрывника.

Тот, вжав голову в плечи, заморгал угольками глаз. Катаев ухмыльнулся и, захлопнув ежедневник, встал из-за стола.

— За тобой мама приехала, — подтолкнул он к выходу подростка.

Выглянув в коридор и убедившись в тишине, Костя пропустил пленника первым.

— А этта… — попытался что-то спросить он.

— Все потом… — старлей уже ощутимей толкнул в спину, — не ссы, солдат ребенка не обидит…

Катаев, решил реабилитироваться за свою нерешительность перед друзьями и, не дожидаясь, этапировать объект обмена в кубрик. Помимо всего коробило сознание собственного неучастия в предстоящей операции и этот маленький акт хоть чуть-чуть, но делал его причастным.

Опера в спальном помещении понемногу собирались на выезд. Долгов добивал патроны из пачек в дополнительные магазины, Гапасько с Липатовым шнуровали «берцы», Кочур что-то искал в разложенной на койке «разгрузке». С кухни доносился гогот Бескудникова.

Костя провел пацаненка через кубрик и заглянул внутрь кухонного пространства:

— Серый, куда его?

Рябинин, Поливанов и Бескудников обернулись, отвлекшись от бурной беседы.

— Давай сюда пока… — Рябинин похлопал по лавке рядом с собой, — сейчас Луковец с Малдером подтянуться, к ним перекинем… Еще времени вагон, пусть у них гасится, чтоб здесь не отсвечивать.

Подросток все также молча и покорно опустился на скамью. Бескудников положил перед ним изломанную гуманитарную плитку шоколада. При этом он сильно походил на немецкого оккупанта.

Катаев, улыбнувшись про себя этому дурацкому сравнению, вышел из кухни. Его роль в мероприятии на этот раз обозначалась шестнадцатым номером. За клиентом смотреть. То бишь за Жоганюком.

Возвращаясь в здание комендатуры, Костя как-то неуловимо ощутил сгустившуюся атмосферу. Вроде тот же двор, начинающаяся дневная жара, гомонок стихийного мини-рынка за забором, те же постовые… Хотя, стоп. Постовые другие…

Катаев по инерции продолжал движение к штабу, однако сознание автоматически зафиксировало явно нементовскую «будку» бойца у КПП. Светло-зеленая «горка», коротыш АКСУ… В полутьме коридора, после солнечного двора идти пришлось на ощупь. Тем не менее, оперативник остановился точно напротив двери рабочего кабинета. Толкнув ее, Катаев обнаружил нети-личную картину. За одним из столов, по-хозяйски расположившись, восседал «чахоточный» капитан-куратор из Мобильного отряда. Рядом, подперев костистым задом обломанный подоконник, с видом халдея из дорогого кабака, возвышался Жоганюк. Оба они радушие явно не излучали.

— Присаживайтесь, Катаев… — с ленцой снайпера в расстрельной команде, процедил капитан.

— Я постою… — неуверенно ответил опер.

— Ну, постой… — хмыкнул Жоганюк, отвернувшись от Катаева и преданно уставившись на «мобильного».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.