Цыгане

Цыгане

Если, катаясь по Москве, заехать в Грузины и Садовую, то в маленьких, неопрятных домах можно видеть расположенные таборы цыган. Они среди шумного, образованного города ведут ту же дикую, буйную жизнь степей; обманы лошадьми, гаданья, музыка и песни – вот их занятия.

Любопытно видеть, когда ночью молодежь, преимущественно из купцов, подъехавши в нескольких экипажах к маленькому домику, начинала стучать в калитку. В то же мгновение огоньки метеорами начинали блестеть в окнах, и смуглая, курчавая голова цыгана выглядывала из калитки. На слова кучеров: встречай, господа приехали! – цыган с хитрою, довольною улыбкою отворял ворота и, величая всех поименно, произносил иногда имена наудачу, желая тем показать свое внимание к посетителям. В комнатах уже слышите аккорды гитары; с живостью цыганки набрасывают на себя капоты, блузы и пестрые платки; под печкою цыган ищет свои сапоги; в одном углу разбуженный цыганенок, вскочив, спешит поднять своих собратов, а в другом – старая цыганка, прикрыв люльку, собирает изломанные стулья для хора, и в пять минут весь табор поет, стройный, веселый, живой, как будто никогда не предавался скромному отдохновению тихой ночи.

Разгульные песни цыган можно назвать смешением стихий; это дождь, ветер, пыль и огонь – все вместе! Сверкающие глаза смуглых цыганок, их полуоткрытые, часто роскошные формы, энергичные движения всех членов удалого цыгана, который поет, пляшет, управляет хором, улыбается посетителям, прихлебывает вино, бренчит на гитаре и, беснуясь, кричит во все горло: сага баба, ай люли! – усиливали впечатление. Ничто так не располагало москвича того времени к оргии, как их буйные напевы, если горе лежит камнем на сердце, но это сердце еще не совсем охладело к впечатлениям жизни, то свободная песнь цыган рассеет хоть на минуту тоску.

По средам и воскресеньям на Конной площади цыган являлся совершенно другим, чем в таборе. Мысль, как бы сбыть хромоногую лошадь, или, по-цыгански: лангалу, занимала весь организм его; он как угорелый кидался к каждому и нагло предлагал свою лживую услугу. При словах покупщика: ты мне не нужен, у меня есть знакомый, – он, не зная о ком говорят, с досадою отвечал: «барын, вы по все-конна не найдете токого мошенника, а вот бросьте хафку, дам лошадку съезду не будет!» – и если покупатель с ним связывался, то нельзя было позавидовать ему: он непременно попадал впросак. Цыган нисколько не смутится, если после несчастной покупки покупатель тотчас увидит, что приобрел себе старую лангалу; он последнему прехладнокровно отвечает: «а серий ее знает; это рыба настоящая, кто в нее влезет, не хотите ли другую лошадку, уже за эту ответствую». Таково истинно цыганское утешение в неудаче!

Цыган в лесу с гитарою и со своим табором вежлив и искателен; летом главное их пребывание находилось в Марьиной роще; там с утра до вечера бродили они с постоянными просьбами: цыганки требуют, чтоб им купили апельсинчиков, а цыганы предлагают угостить чайком; часто какого-нибудь купца они насильно тащили слушать их песни, а в это время старая цыганка, обхватя его руками и ругая всю свою свиту, говорила купцу, будто принимая в нем участие: «да брось ты что-нибудь им, собакам, отвяжись от них».

Горе волоките, бросившему свои замыслы на приобретение расположения цыганки; при всем своем разгуле они сохраняют какое-то странное отчуждение от тех, кто не принадлежит к их племени, и цыганка, развратная среди своего табора, целомудренна и неприступна для чужого. Бывали примеры, что прихотливые люди, большею частью купеческие детки, тратили огромные деньги, чтобы приобрести цыганскую любовь; но табор, пожирая их деньги, готов был пожрать и ту, которая осмелилась бы склониться на требования неопытного юноши; дело обыкновенно кончалось тем, что волокиту порядочно «смазывали»; он оставался без цыганской любви и без русских денег.