Двойная внешняя политика

Двойная внешняя политика

По заявлению Раушнинга, Гитлер однажды сказал ему, что фашистская партия считает необходимым вести двойную внешнюю политику: официальную и нелегальную. Эти слова Гитлера фашистские вожаки старались проводить в жизнь.

Официальную политику проводил до известного периода фон Нейрат, затем его сменил Риббентроп. Что касается неофициальной внешней политики, от существования которой Гитлер отрекался так часто в своих выступлениях, то ее осуществлял Розенберг.

Розенберг, не желая мириться со своим «подпольным» положением, стремился занять возможно более видное место. Казалось, что такая возможность представилась ему в 1936 году, когда умер германский посол в Лондоне фон Геш. Розенберг поехал в Лондон и все полагали, что он там останется в качестве посла.

Однако вскоре он на могилу «неизвестного солдата» возложил венок со свастикой и тем едва не вызвал скандал. Лондон дал понять, что Розенберг как дипломат — фигура нежелательная. Незадачливому дипломату пришлось покинуть столицу Великобритании.

Назначенный его преемником Риббентроп был значительно более ловок. Он старался действовать тактично, по крайней мере, на первых порах, и вскоре стал популярной личностью в лондонском обществе. Впрочем, он обязан был достичь этого, так как в противном случае он провалил бы свою миссию. Его обязанностью было очаровать английское общество. Этот метод преследовал две цели: во-первых, давал возможность через «клайвденскую клику» в известной степени влиять на ход британской внешней политики; во-вторых, облегчал ведение шпионажа.

Идея подобного использования светского общества принадлежала не Риббентропу. Ее открыл эксцентричный эстет Путци Ханфштенгель, который был одним из первых помощников Гитлера. Он вошел в избранное мюнхенское общество в надежде на то, что высокопоставленные лица иной раз позволят себе свободно обсуждать дела секретного характера в салонах или гостиных и притом с людьми, которых они часто встречают в высшем свете.

Германскому послу в Лондоне, конечно, не поручали добывать секретные военные сведения. У него были задания более тонкие, которые удавалось осуществить именно при помощи и поддержании связи с высшим светом; что касается Риббентропа, то ему помогла завязать связи одна из самых опытных политических интриганок в Европе — княгиня фон Гогенлоэ, речь о которой будет впереди.

Наиболее интересным было, однако, то обстоятельство, что Риббентроп, которого английское общество приняло с распростертыми объятиями, являлся заклятым врагом Англии и считал, что в этой стране все обстоит из рук вон плохо.

Когда предшественник Риббентропа Розенберг вернулся из Лондона в Германию, многим казалось, что песня его уже спета. Многие полагали, что Гитлер отказался от услуг Розенберга по той причине, что последний весьма сильно скомпрометировал себя в борьбе с католической церковью. Однако Розенберг был вполне удовлетворен своим незаметным положением.

Порученные ему дела секретного свойства удобнее всего было выполнять, находясь «в тени». Местом, где помещалась его канцелярия, был небольшой дом № 70-а на Вильгельмштрассе. В этом доме расположилось своего рода министерство иностранных дел гитлеровской партии. Эта организация имела множество отделов, причем каждый из них занимался какой-либо одной страной или одной проблемой. Множество сотрудников и агентов непрерывным потоком входило и выходило из здания. Среди них были жившие за границей немцы, венгерцы, литовцы, эстонцы, латвийцы, русские белогвардейцы, международные искатели приключений и пройдохи. Атмосфера этого здания чем-то напоминала атмосферу огромного кафе: внутри всегда царила какая-то хаотическая активность, много курили и громко разговаривали, повсюду валялись окурки.

Здесь, на Вильгельмштрассе, 70-а, сходились многие разрозненные нити. Здесь поддерживались связи с десятками антибольшевистских и контрреволюционных организаций. Здесь находился центр, средоточие, основное гнездо гигантского заговора против многих государств во всем мире.

В то время как обычное министерство иностранных дел поддерживало связи и вело переговоры с правительствами и правящими кругами тех или иных государств, в это же самое время Розенберг поддерживал тесную связь с теми элементами, которые находятся в оппозиции к этим правительствам и стремятся их свергнуть.

Розенберг рассылал своих агентов повсюду, и они в свою очередь вербовали новых. Он использовал всевозможные клубы и ассоциации, созданные в Германии и связанные с той или иной страной.

Вот несколько примеров: Северное общество, орудовавшее среди датских, шведских, норвежских и финских артистов, литераторов и промышленников; Балтийский легион, который поддерживал контакт с литовцами, латвийцами и эстонцами; Германское колониальное общество; Арийско-христианский союз, объединяющий всех влиятельных антисемитов, в особенности на Балканах, в Центральной Европе и Южной Америке. Розенберг взял также под свой контроль находившийся под сильным влиянием Гаусгофера Иберо-германский институт, в основном концентрировавший свое внимание на Центральной и Южной Америке. Следует упомянуть также и о Восточноевропейском институте, помещавшемся в Кенигсберге, главной задачей которого было ведение шпионажа против СССР.

Наконец, Розенбергу подчинялся и пресловутый Фихтебунд. Во время первой мировой войны Фихтебунд был основан пангерманцами в качестве пропагандистского бюро. В послевоенный период он все еще продолжал существовать. Розенберг особенно оживил его, подкармливал крупными субсидиями. Центральное бюро Фихтебунда помещалось в Гамбурге. Состав его исполнительного комитета после 1933 года стал держаться в строгом секрете. Тем не менее, известно, что в него входит ряд учеников Гаусгофера и несколько армейских офицеров. Разумеется, возглавлял Фихтебунд сам Розенберг. Задачей Фихтебунда являлось наводнение иностранных государств всеми видами пропагандистской литературы с целью вербовки друзей Германии, особенно среди студентов, и получение доступа в культурные слои общества. Эта организация имела свои тайные отделения во всех важнейших странах мира.

Фихтебунд работал в тесном контакте со всеми германскими фирмами, имеющими связи с заграницей. Эти фирмы снабжались пропагандистским материалом, который они обязаны были вкладывать во все свои деловые письма.

Все члены гитлеровской партии, отправляясь за границу, особенно студенты — члены Союза гитлеровской молодежи и женских организаций, обязаны были брать с собой листовки Фихтебунда для распространения. Либо им указывали определенный адрес, либо поручали попросту оставлять эти материалы в поездах, кораблях, самолетах, ресторанах и отелях. Розенберг лично составлял общие указания.

В своем годовом отчете за 1935 год Фихтебунд объявил, что им распространено 5 млн. листовок и 10 тыс. фунтов книг и брошюр на 64 языках. В дальнейшем такого рода официальные данные опубликованы не были; однако примерный подсчет позволяет увеличить эту цифру для 1938 года в 10 раз.

В подчинении у Розенберга и его ведомства находилось также антисемитское телеграфное агентство «Вельтдинст», наводнявшее своей пропагандой Францию, Швейцарию и Юго-Восточную Европу и также посылавшее агентов за границу.

Все эти общества и центры возглавлялись своего рода штабом, именовавшимся Антикоминтерн. Он был образован в Швейцарии в 1939 году с мнимой целью борьбы против коммунизма во всем мире и с подлинной целью установления господства гитлеровской Германии над всем миром. Инициатива создания Антикоминтерна, бесспорно, принадлежит все тому же Гессу. Он работал с Розенбергом, и Розенберг всегда был ему подчинен. Гесс заложил основу и принципы ряда организаций, действовавших под руководством Розенберга. В Испании республиканцы, например, обнаружили письменные распоряжения шпионским группам, подписанные инициалами Гесса. Таков был круг деятельности Розенберга.

* * *

Хотя Риббентроп как будто занимался лишь официальной внешней политикой «Третьей империи», но в действительности он не раз прибегал к тайным интригам, преступлениям и убийствам. Об этом ясно свидетельствует хотя бы то, каких помощников он себе выбирал.

Так, в 1938 году он послал некоего Нольде консулом в Гавр. В прошлом Нольде — морской офицер, и было вполне понятно, почему профессионал-моряк назначается в Гавр, важнейший французский порт. Прибыв в Гавр, Нольде, разумеется, немедленно приступил к созданию шпионской организации, особенно проявившей себя после начала нынешней войны.

Вскоре после приезда Нольде в Гавр произошел пожар на французском океанском пароходе «Пари». Французские власти сразу же установили, что причиной пожара является диверсия; вскоре стало ясно, что в этом деле замешан Нольде. На другой день после пожара на «Пари» снова произошел пожар на экспрессе «Париж — Лилль», в котором как раз находился в качестве пассажира все тот же Нольде. И то обстоятельство, что этот субъект оставался в Гавре до начала войны, является одной из многих тайн французской разведки, которых мы коснемся ниже.

Одним из основных помощников Риббентропа по линии шпионажа является Эберхарт фон Шторер, бывший германский посланник в Египте. Летом 1937 года Шторер был назначен послом в Испанию, когда бывший посол генерал Фаупель подал в отставку «по болезни». Шторер еще во время первой мировой войны был секретарем германского посольства в Мадриде. Досье всех европейских разведок содержат в себе длинные доклады о его деятельности в качестве организатора германского шпионажа в Испании в 1914–1918 гг.

Цели его шпионской деятельности в Испании во время первой мировой войны были весьма разнообразны. Германия была заинтересована в сохранении испанского нейтралитета любой ценой и не брезговала в этом случае ни шантажом, ни интригами. Испания была для Германии удобнейшим плацдармом, откуда можно было засылать шпионов во Францию, поскольку охрана пиренейской границы была сильно затруднена. Из Испании можно было легко наблюдать за всей западной частью Средиземноморья, Азорскими островами и побережьем Французской Северной Африки. Именно к этому времени относится написанная Шторером работа, в которой он указывал на огромное стратегическое значение и ценность Дакара и настаивал на его оккупации в будущей войне.

Для засылки своих агентов Шторер в основном использовал подводные лодки. Таким путем в 1917 году он перебросил в Картахену Гарри Вуда, мнимого американского матроса, подлинное имя которого было Карл Фрике. Фрике должен был поехать в Аргентину и заняться там диверсиями в торговом флоте союзников. Однако на его след напали агенты британской разведки; он был выслежен, арестован и заключен в тюрьму, а Шторер выслан из Испании.

Фрике пробыл два года в тюрьме, затем остался в Картахене и после войны женился на дочери богатого испанского мукомола. В 1924 году он был назначен германским консулом в Картахену. Накануне фашистского мятежа в Испании он весьма активно вербовал германских солдат и офицеров для Франко. Коммерческая фирма, во главе которой он стоял, была одним из крупнейших фашистских арсеналов, поставлявших оружие мятежникам. В настоящее время Фрике является одним из ближайших советников Франко.

* * *

Вскоре после своего прибытия в Мадрид в 1937 году Шторер доказал, что он не потерял своих прежних способностей; он был, как всегда, полон наглых идей и планов. Им была создана первая зарубежная ячейка германского шпионажа, усиленно подготовлявшая мировую войну: Португальский шпионский центр.

Разумеется, он не забывал и Испанию. Вначале он сконцентрировал все внимание на испанском порту Виго, расположенном примерно в 250 милях от Лиссабона и в 125 милях от Опорто вблизи испано-португальской границы. Виго был важным портом, особенно для испанских кораблей, совершающих рейсы в Южную Америку. Более того, из Виго шел кабель в Англию, Германию и Южную Америку.

Для начала Шторер послал в Виго нескольких техников. Когда мятежники начали действовать, германская колония в Виго состояла из нескольких сот немцев; в начале 1938 года их стало уже несколько тысяч. Они были заняты постройкой крупного современного аэропорта. В окрестностях Виго появились мастерские, снабжавшие немецкие самолеты запасными частями.

Агенты Шторера не ограничивали своей деятельности одним только Виго. Они исследовали побережье не только Виго, но и Коруньи и нашли ряд пунктов, удобных для устройства заправочных станций, используемых подводными лодками. Неподалеку от мыса Финистер была построена настоящая база для подводных лодок.

Однако вся эта деятельность была ничтожной по сравнению с деятельностью организации, которую Шторер создавал в Португалии. Еще в 1937 году он считал, что в будущей войне наиболее выгодным центром шпионажа будет не Берн, Цюрих или Амстердам, а Лиссабон. Вероятно, с одобрения Риббентропа и Гесса Лиссабон был избран штаб-квартирой шпионажа во вторую мировую войну.

К концу 1937 года Шторер послал в Лиссабон некоего Бифурна. В течение ряда последующих месяцев Бифурн усиленно разъезжал из Португалии в Испанию. Однако большую часть времени он проводил в Лиссабоне. В течение этих месяцев он установил контакт с клубом «Аркадия» и заручился контрактами для ряда германских артистов, выступавших в каждой программе, шедшей в течение месяца. Актрисы, выступавшие в «Аркадии», имели румынские, венгерские, югославские паспорта, хотя и были чистокровными немками и шпионили весьма исправно. Приемная отеля «Метрополь» стала местом свиданий агентом Бифурна.

Другим характерным явлением в жизни Лиссабона была международная полиция. Точно не установлено, использовал ли Шторер Бифурна для установления связи с этой полицией.

Как бы то ни было, но к тому времени, когда началась война, полиция эта работала рука об руку с немцами. О том, что означал на деле такой «альянс», можно судить по такой детали: именно эта полиция ведала регистрацией всех иностранцев, в том числе и дипломатов, приезжающих в Португалию и остающихся там более 48 часов.

Вдобавок, жена начальника полиции Кумано была немка.

* * *

Еще более важную роль, чем Шторер, играл в окружении Риббентропа капитан-лейтенант Вильгельм Канарис, военный атташе в Испании.

Этот хитрый, коварный, изворотливый и наглый авантюрист в течение первой мировой войны работал в Испании с Мата Хари и выдал ее — случайно или намеренно — французам (подробности этого дела до сих пор в точности не установлены).

После заключения мира Канарис немедленно присоединился к реакционным германским офицерским кругам и принял активное участие в капповском путче; после его подавления Канарис остался одним из видных сотрудников военного министерства и возглавлял отдел военно-морского транспорта. Под этой вывеской он реорганизовал морскую разведку и осуществлял связь с тяжелой промышленностью, финансировавшей «Черный рейхсвер». В его распоряжении были огромные секретные фонды; однако, поскольку и их не хватало, он увеличивал их путем игры на бирже.

В конце концов, эти махинации привели к грандиозному скандалу. Когда в двадцатых годах в Берлине произошел крах киностудии «Фебус», обнаружилось, что Канарис имел в этой фирме миллионные капиталы. Стало также известно, что Канарис вложил много миллионов в ряд весьма сомнительных иностранных предприятий. Общественное мнение и печать потребовали указания источников, из которых Канарис получал такие огромные суммы. Однако на суде он заявил, что верховное военное командование запретило ему сообщать какие-либо данные по этому поводу.

Естественно, что военное командование вынуждено было всячески дезавуировать Канариса. Он был официально уволен в отставку, но продолжал свою работу со своим помощником капитан-лейтенантом Стефаном, тоже сотрудником Шторера, и Николаи. Находясь в отставке, Канарис занялся составлением планов будущей деятельности военной разведки.

Сразу после захвата власти Гитлером Канарис получил видный пост в министерстве иностранных дел и стал работать с Риббентропом еще до того, как последний официально появился в министерстве.

В системе существовавшего тогда специального бюро Риббентропа Канарис организовал свой «Отдел кадров — Б», находившийся под его личным руководством и связанный с министерством юстиции. Для консультации по специальным вопросам в отдел вызывались Отто Абец (по Франции), Конрад Генлейн и его адъютант Франк (по Чехословакии) и генерал Типпельскирх (по балканским проблемам). Окончательные решения утверждались комиссией в составе трех человек — Канариса, Риббентропа и Гесса.

Задачей «Отдела Б» было подыскание влиятельных людей за рубежом, которых можно было бы заставить работать в пользу Германии. Иначе говоря, этот отдел занимался подбором кандидатов в квислинги.

Возникновение «Отдела Б» нужно частично отнести за счет института Гаусгофера и частично за счет геббельсовских досье. О роли института Гаусгофера мы уже говорили. Что касается досье Геббельса, то они носили значительно более специфический характер. Геббельс — сначала как руководитель отдела пропаганды гитлеровской партии, а после 1933 года как министр пропаганды — непрерывно собирал самые различные данные обо всех сколько-нибудь выдающихся иностранных политических деятелях. Его объемистые досье заключали в себе ответы на многие вопросы: падок ли на деньги такой-то государственный деятель? Тщеславен ли данный промышленник? Любит ли женщин такой-то министр? Можно ли подкупить такого-то сенатора? Есть ли у того или другого политика «темное пятно» в прошлом? И так далее…

Если Розенберг пытался создавать целое подрывное движение за границей, то «Отдел Б» искал персональных предателей.

«Отдел Б» был бы гитлеровцам не нужен, если бы методы Розенберга сулили немедленный успех. Но Риббентроп и Канарис быстро сообразили, что подкуп отдельных влиятельных лиц или их устрашение является куда более верным средством.

Хороший пример представляет собой Австрия. Гитлеровцы заставили канцлера Шушнига отдать портфель министра внутренних дел их ставленнику Зейсс-Инкварту; однако для обеспечения успеха потребовалось подкупить еще также и министра иностранных дел Шмидта, который, в конце концов, предал Шушнига.

Чехословакия не могла бы быть завоевана одним Генлейном и его кликой; но «Отдел Б» вел переговоры с отдельными членами реакционной аграрной партии, а также подкупил генерала Сыровы, который долгое время призывал к сопротивлению, а в последний момент внезапно заявил о необходимости капитуляции, чем полностью деморализовал армию.

История оказания помощи германскому вторжению в Норвегию группой офицеров под руководством майора Квислинга и майора Спендера, сдавших немцам норвежские береговые укрепления, слишком хорошо известна и не нуждается в комментариях.

В Польше немцы имели не только сенатора Веснера, руководившего германским нацменьшинством, но также и министра иностранных дел полковника Бека, который был вовлечен в фарватер прогерманской политики лично Канарисом.

В Бельгии Розенберг работал неудовлетворительно. Финансировавшееся им, начиная с 1937 года, движение Дегрелля, стало терпеть поражение за поражением. Но «Отдел Б» заручился услугами бывшего социалиста Анри де Мана, который имел очень большое влияние на короля Леопольда и всю королевскую семью. Лейтенант Домбре (сотрудник бельгийского генерального штаба) продал немцам все секретные планы обороны задолго до начала войны. Генерал ван Оверстратен хотя и не получал денег от немцев, но находился под их полным влиянием.

Канарис считал, что на Румынию ему не нужно тратить ни труда, ни времени; он полагал, что в данном случае можно сделать ставку на поддерживаемую Розенбергом «Железную гвардию» Кодреану. События показали, что и эта ставка оказалась битой. В Болгарии бывший премьер Цанков был также куплен, причем, как утверждают, за неприлично низкую цену. После 1938 года Цанков стал личным советником короля Бориса, и полученные им деньги оказались прекрасным капиталовложением.

Наконец, в Югославии Канарис имел своего человека в лице генерала Косича. В 1940 году Косич стал начальником югославского генерального штаба. Косичу было поручено удалить всех высших офицеров, настроенных антигермански.

«Отдел Б» не имел штата постоянных агентов. Он пользовался услугами немецких послов и консулов, а время от времени услугами сотрудников других министерств и организаций. 15 редких случаях поручения «Отдела Б» выполняли лица, не связанные ни с какой другой организацией в Германии.

Одной из таких личностей был Отто Абец, деятельность которого во Франции будет рассмотрена ниже. Капитан Видеман, позднее консул Видеман, также работал для «Отдела Б». Постоянным сотрудником был также и фон Папен, орудовавший в Австрии, а до последнего времени в Турции, Нельзя говорить о Видемане, не упомянув о женщине, которая была с ним тесно связана: княгине фон Гогенлоэ.

Княгиня Стефани Гогенлоэ-Вальденбург-Шиллингфюрст не была урожденной княгиней. Когда в 1915 году князь Фридрих-Франц-Августин Гогенлоэ влюбился в рыжеволосую красавицу и женился на ней, его сиятельная семья была возмущена этим скандальным событием. Спустя шесть лет супруги разошлись, и с тех пор княгиню можно было часто видеть в аристократических салонах Вены, Берлина, Будапешта, Лондона и Парижа. В двадцатых годах она стала близким другом лорда Ротермира, которым она вертела, как ей вздумается; в это время Ротермир увлекался сумасбродными планами реставрации венгерской монархии. Когда в Германии власть захватил Гитлер, княгиня действовала в Лондоне и Париже в качестве фашистского агента. Впоследствии лорд Ротермир сознался в том, что в течение известного времени он во всем сочувствовал гитлеровцам, — и не приходится сомневаться, что здесь сыграла свою роль княгиня Гогенлоэ. Именно она представила Гитлеру Уорда Прайса, корреспондента газеты «Дейли Мейл». Во время традиционного фестиваля в Зальцбурге, впервые состоявшегося после оккупации Австрии, она жила во дворце, реквизированном у знаменитого режиссера Макса Рейнгарта. и тщетно пыталась привлечь представителей высшего международного общества. Она способствовала деятельности Отто Абеца во Франции и Польше, а Риббентропу — в его лондонских махинациях. Позднее, представ перед английским судом, она признала и свою долю участия в подготовке и заключении Мюнхенского соглашения.

* * *

Незадолго до захвата власти Гитлер заявил своим сообщникам: «Когда в один прекрасный день я начну войну, то мои войска внезапно появятся на улицах Парижа; средь белого дня они пройдут по улицам… займут министерства, парламент… в несколько часов Франция, Польша, Чехословакия будут лишены своих политических вождей; произойдет невероятное замешательство… Наибольшая внезапность — вернейший залог успеха».

«Наибольшая внезапность — залог успеха», — таков, пожалуй, наилучший из всех возможных девизов для всей деятельности «Отдела Б».

Однако девиз этот туго воплощался в жизнь. В Англии, несмотря на присутствие Риббентропа, работа отдела провалилась. Попытка укрепить влияние сэра Освальда Мосли и его фашистской партии не увенчалась успехом. Деятельность директора Английского банка сэра Монтэгю Нормана в итоге оказалась столь же бесплодной, как происки личного советника Чемберлена, Гораса Вильсона, или интриги Джофри Доусона, главного редактора «Таймс», который не публиковал ни одной статьи о Германии, не заручившись предварительно визой Риббентропа. (Все эти англичане, разумеется, не были подкуплены в прямом смысле этого слова, и, строго говоря, они не являлись германскими агентами; однако фактически вся их деятельность была непосредственно направлена на пользу Германии.)

Во Франции идея создания «пятой колонны» начала осуществляться в 1936 году. Подходящие люди были налицо, и Отто Абецу и его агентам оставалось только объединить эти антидемократические группы под своим руководством и соответственно направить энергию в нужное русло.

Немцы не были особенно заинтересованы в подыскании одиночных агентов прежнего типа среди офицерского состава французской армии. Они хотели разложить всю армию целиком, заразить ее пораженчеством, а для этого им необходимо было иметь громадное количество агентов в армейской среде. Достигнуто это было несколькими путями. Например, организация кагуляров была, бесспорно, создана по германскому плану и на германские деньги. Организатор кагуляров, богатый промышленник Делонкль давно уже был стопроцентным германским агентом. Владельцы заводов Мишлен и Клермон-Ферранс также давно работали рука об руку с Германией и немало денег дали для финансирования движения кагуляров. Эта семья имела большие связи во французской армии; особенно следует напомнить о генерале Мишлене, командующем пятой оборонительной зоной и близком друге генерала Гуро, начальника парижского гарнизона, а также о маршале Петэне… Все это было общеизвестно еще задолго до войны. Когда впервые обнаружилось дело кагуляров, то газета «Полюлер», близкая к министру внутренних дел Марксу Дормуа, писала: «Истинное руководство всей тайной организацией Делонкля может быть обнаружено в Германии». В то время Петэн и компания считали неуместным предъявить газете обвинение в клевете. Они смолчали, но в июле 1941 года Маркс Дормуа был убит.

С самого начала Берлин пытался непосредственно или через Абеца влиять на руководящие круги французского командования. Естественно, что таких людей, как Вейган и Петэн, нельзя было просто подкупить. Однако оказалось возможным установить с ними связь и попытаться склонить в сторону благоприятного отношения к «Третьей империи». Проблема значительно облегчалась тем обстоятельством, что и Петэн, и Вейган были настроены весьма реакционно.

Близкие к Вейгану политические круги, включая Морраса и Лаваля, давно уже вынашивали идею, что проигрыш войны или установление союза с Германией скажется плодотворно в смысле «ликвидации» демократии. Немцам оставалось только настойчиво убеждать в этом двух высших офицеров Франции. 22 декабря 1939 года Анри де Кериллис писал в крайне правой газете «Эпок»: «Дело заключалось в убеждении маршала Петэна в том, что он должен принять на себя руководство кабинетом национального единения, который объединил бы самых видных пораженцев и Зейсс-Инквартов». Заговорщики хотели, чтобы престарелый маршал, сам того не подозревая, сыграл роль, аналогичную роли Гинденбурга, открывшего дверь перед Гитлером в момент всеобщей растерянности. Ясно, что подобная мысль не могла родиться во французских умах.

Да, она принадлежала не французским умам! Когда в мае 1940 года Рейно назначил Вейгана главнокомандующим, а Петэна вице-премьером, он создал то самое положение, которого так ждали немцы; ибо Вейган и Петэн являлись орудием в руках клики политиканов, выполнявших приказы Берлина.

Существовала также группа приверженцев Лаваля, который, временно оставаясь в тени, уже к 1936 году из сторонника Муссолини превратился в ярого приверженца Гитлера. Группа предателей существовала и в партии радикалов — она концентрировалась вокруг газеты «Репюблик» и получала деньги от немцев. В начале 1938 года к этому лагерю, более или менее объединившемуся еще в 1936 году, присоединились Фланден и Бонне, а после Мюнхена почти все правые партии переметнулись на его сторону.

Было бы неверно изображать всех этих политиков и политиканов как подкупленных или купленных Германией. Этих людей толкнули на путь сотрудничества с Германией разные мотивы: близорукое стремление к миру и спокойствию во что бы то ни стало; страх перед потерей собственности и т. д.; все эти мотивы использовались немцами для сколачивания сильного прогитлеровского фронта во Франции.

Число французских государственных деятелей, которые прямо и непосредственно оплачивались немцами, было невелико. Значительно больше было число неоплачиваемых и невольных агентов, работавших не менее усердно, чем агенты, сполна оплачиваемые.

Все это подготовило крушение Франции. Более того. Создалось положение, при котором у Франции от Германии больше не было секретов; немцы знали все, что происходило во французском государстве. Слишком уж много было людей на важных постах, которые сознательно или бессознательно, за деньги или бесплатно, прямо или косвенно шпионили в пользу Германии.

Ясно, что во Франции «Отделу Б» работать было легко, и делал он это с большим успехом.

* * *

К французским квислингам, которых либо покупали, либо сманивали на свою сторону, немцы относились с презрением. Об этом свидетельствует хотя бы следующая история, обошедшая все 2-е бюро в январе 1940 года.

В то время один испанский офицер, работавший по заданиям 2-го бюро, пришел однажды к Гоше. Он был рассержен и недоумевал:

— Мадрид, — заявил он, — не чувствует, что Франция действительно воюет с Германией.

— Почему же? — спросил Гоше.

— В этом виноват ваш посол. Он, оказывается, находится в наилучших отношениях с германским послом. И даже демонстрирует это публично. Если, например, ему доводится встретиться с фон Шторером в приемной Франко, то он с ним подолгу беседует… Однажды я спросил германского атташе, почему Шторер так дружен с вашим послом. Немец расхохотался. «Мы делаем это умышленно, чтобы скомпрометировать старого дурака», — ответил он.

Французским послом в Мадриде тогда был Анри-Филипп Петэн.