Опасный возраст 2-го бюро

Опасный возраст 2-го бюро

Начиная с 1914 года и вплоть до начала второй мировой войны во многих киосках Франции продавались небольшие книжонки в бумажном переплете, стоимость которых не превышала нескольких сантимов. Авторы их носили весьма замысловатые имена, но качество этих книг оставляло желать много лучшего.

Во второй половине двадцатых годов Франция была наводнена кинокартинами, посвященными шпионажу. Они продолжали появляться почти вплоть до самого начала нынешней войны. Эти картины, как и дешевые книжки, имели одну общую черту. В каждом из этих «произведений искусства» была, по крайней мере, одна сцена, в которой герой — агент французской контрразведки — просвещал какого-нибудь симпатичного парня, не имеющего обычно никакого представления о шпионаже, в следующих выражениях: «Если вы увидите что-нибудь подозрительное, немедленно напишите об этом в Париж начальнику 2-го бюро».

Реальная польза, приносимая подобного рода книгами и кинокартинами, никогда и никем не учитывалась. Быть может, офицеры 2-го бюро ничего даже и не знали об отношении к ним общественности. Они были уверены лишь в том, что все эти старания совершенно бесплодны. И это должно было их весьма раздражать, так как выпуск книг и фильмов финансировался именно 2-м бюро.

Естественно, что 2-е бюро делало это, исходя из того, что крупная разведывательная организация обязана устанавливать контакт с общественностью. Публике никогда не внушалось представление о якобы захватывающей и полной приключений жизни людей, работающих в контрразведке. Этого не делали попросту по той причине, что жизнь этих людей вовсе не была захватывающей. Офицеры 2-го бюро не метались в поисках потайных дверей, обнаруживая злодеев и заговорщиков, и не брали короткого отпуска только для того, чтобы влюбиться в очаровательную американскую девушку и притом — богатую наследницу.

* * *

Ежедневно в 8 часов 30 минут утра они входили в большое здание на углу бульвара Сен-Жермен и Университетской улицы. Несмотря на то, что оно находится всего в нескольких минутах ходьбы от площади Согласия и, следовательно, расположено в центре Парижа, очень немногие парижане знали, что в этом здании размещались отделы 2-го бюро. В этой части бульвара не было большого движения, и по вечерам она была в сущности безлюдна.

Это было большое солидное здание, внушающее сразу доверие и вызывающее чувство таинственности. Все здесь казалось совершенно обычным лишь до того момента, как вы входили внутрь и останавливались рядом с человеком, сидящим за маленьким столиком. Он предлагал вам заполнить бланк с указанием вашего имени и цели визита. Потом появлялся другой человек, который уносил заполненный фланк. Если бы вы могли проследить за ним, то увидели бы, как он вошел в одну из комнат на первом этаже и передал вашу анкету новому лицу; после просмотра ряда дел или списков, а также сверки вашей фамилии и других данных, вплоть до вашего почерка, с данными, имеющимися здесь, вы получали разрешение на вход. Обстановка ничем особенным не выделялась. Было только одно обстоятельство, отличающее это здание от любого другого. Здесь было, пожалуй, слишком тихо. В коридорах вы никогда не могли бы увидеть праздношатающихся или мирно беседующих сотрудников. В 9 часов офицеры, к этому времени уже просмотревшие свою корреспонденцию, собирались в большой комнате с высокими потолками и широкими окнами. Стены этой комнаты были отделаны красным деревом. В центре ее стоял большой овальный стол, а вокруг него 15 кресел. Все офицеры были в гражданском платье. Последним появлялся пожилой человек, который занимал председательское место. Он был среднего роста, с жесткими, коротко остриженными, седеющими волосами, с моложавым лицом, в пенсне.

Собравшиеся начинали обсуждать содержание полученной за день почты, и сразу становилось очевидно, что она поступала не только из всей Франции, но также из всех стран мира без исключения. Можно было также уловить, что каждый из присутствующих ведал либо группой стран, либо одной какой-либо страной.

Однако догадки ваши на этом, пожалуй, и заканчивались; ибо даже здесь, в самом сердце 2-го бюро, язык, которым пользовались все собравшиеся, был до предела лаконичен и осторожен. Никакие имена никогда не упоминались. Когда говорилось о «ценной информации», то никто не разъяснял, что это за информация и в чем ее суть.

Председатель — полковник Гоше — являлся начальником 2-го бюро уже в течение многих лет. У него были два помощника. Это были майор Перье и комендант Новар, оба небольшого роста и невнушительной внешности. Далее шли 8 начальников отделений в чине майоров и капитанов. Каждый из них отвечал за определенный район или страну. Все они работали под чужими именами; что касается их подлинных имен, то они были известны только начальнику 2-го бюро.

Каждым сотрудником 2-го бюро давалось клятвенное обязательство хранить все известное ему в величайшей и полной тайне.

2-е бюро было организовано по территориальному признаку. Каждый район был закреплен за определенным сотрудником. Это был офицер, носивший гражданское платье, который подбирал агентов для своего района и руководил их деятельностью. Его управление было расположено вблизи соответствующего пограничного района. Он собирал всю доставляемую его агентами информацию, обрабатывал ее и направлял в Париж. Существовали также офицеры, находившиеся в зарубежных государствах. Они также собирали сведения через свою агентуру, но очень редко обращались непосредственно в Париж. Обычно их доклады проходили через сотрудника, ведавшего ближайшим пограничным районом. Он его сокращал, обрабатывал и сравнивал с другими данными, находившимися в его распоряжении. После всех этих операций на докладе ставилась одна из трех букв: «Д», «В» или «С». Буквы эти обозначали: достоверно, возможно или сомнительно.

Система эта была весьма надежной и безопасной. Но она была также чрезвычайно медлительной.

* * *

Так выглядело на деле 2-е бюро: почтенное деловое учреждение, работающее, быть может, чересчур размеренно. Однако 2-е бюро работало и несколько иначе: каждый вторник и четверг в определенные часы дня какие-то молодые люди входили в большой жилой дом № 44 по Лиссабонской улице. Они поднимались на третий этаж и звонили у дверей с надписью «Экспорт и импорт» (в Париже торговые конторы нередко помещаются в жилых домах). Пожилая женщина — секретарша — вводила их в кабинет с мебелью, обитой красной кожей, и уставленный книжными полками, в беспорядке, заваленными различными газетами, книгами и журналами. В кабинете стояло также огромное бюро, занимавшее все пространство между окнами. За бюро сидел мсье Лемуан.

Мсье Лемуан имел привычку давать этим молодым людям деньги. За это молодые люди должны были знакомиться с секретаршами иностранных посольств, консульств, проводить с ними вечера, развлекать их, доставлять им разнообразные удовольствия, добиваться максимальной интимности для того, чтобы, наконец, попытаться выкрасть с их помощью иностранные паспорта. Этот трюк в течение многих лет весьма удавался. Даже в тех случаях, когда девушка догадывалась о том, кто является похитителем, она очень редко заявляла об этом в полицию. Если же она иной раз и решалась на это, то молодой человек немедленно подвергался аресту, и посольство оповещалось, что арестованный строго наказан. В действительности же молодой человек никогда не проводил более одного — двух дней под арестом.

Мсье Лемуан был примечательной личностью: высокого роста, плотного сложения, лысый, исключительно энергичный, образованный и изобретательный. Он был светским человеком, и вы никогда не дали бы ему его 70 лет. Жизнь его напоминала какой-то фантастический роман. Звали его вовсе не Лемуан, а барон Кениг. Впрочем, и не барон Кениг, а герр Корф. А вернее даже и не герр Корф, а совсем иначе: Штальман. Во всяком случае, он был урожденным немцем, хорошо известным не только в довоенном Берлине, но и во всей Европе как лучший игрок в бридж на континенте и как человек, который проигрывал только тогда, когда хотел проиграть. Одна из его афер кончилась сенсационным процессом, в который были вовлечены некоторые видные представители высшего берлинского общества. Штальман-Корф-Кениг сумел избежать ареста и бежал в Париж, где он превратился в Лемуана. Во время первой мировой войны он начал работать во 2-м бюро, руководя деятельностью его агентуры в Испании. Утверждали даже, что им, в конце концов, было раскрыто дело пресловутой Мата Хари. Однако он сам — Лемуан — упорно это отрицал. Его контора «Экспорт и импорт» была только ширмой для транспортировки оружия. Мсье Лемуан был всегда известен в международных кругах также как преуспевающий торговец контрабандным оружием.

Контора в доме № 44 на Лиссабонской улице отнюдь не была единственной в своем роде. В одном только Париже их было не менее девяти. Большинство находилось вблизи биржи и выдавало себя за комиссионные фирмы. Во всей Франции их насчитывалось 68.

Большая часть их использовалась в основном только для приема лиц, появление которых на бульваре Сен-Жермен было по каким-либо причинам неудобно. Некоторые из этих контор специализировались исключительно на приеме сотрудников иностранных посольств и консульств в Париже и других больших городах. Каждая такая контора имела в своем распоряжении, по крайней мере, одну француженку, обычно телефонистку. В сейфах этих контор находился, как правило, большой набор резиновых печатей различных иностранных учреждений и министерств, украденных или подделанных. Запас их никогда не иссякал: агентов нужно было постоянно снабжать соответствующими документами. Агенты — сотрудники французской разведки — были размещены повсюду. Они работали на военных заводах, содержали лавки вблизи арсеналов, мыли полы на авиазаводах, сорили деньгами в ночных клубах, дружили с продавцами наркотиков и проститутками, занимали почетные места в ассоциациях офицеров-резервистов, снабжали деньгами ростовщиков, влюблялись в директоров экспортных фирм, поступали на службу в частные сыскные агентства, были клиентами переводческих бюро, которые время от времени получали работу от консульств и посольств. Они были друзьями проводников международных спальных вагонов, рейсы которых охватывали всю Европу, и выпивали в маленьких тавернах с водителями автобусов, курсирующих между пограничными деревнями. Они были везде.

Они были в Швейцарии, в Бельгии, в Голландии. В этих странах 2-е бюро создало коммерческие фирмы, которые были заинтересованы в поддержании торговли с Германией. Многочисленные коммивояжеры этих фирм (одна из таких фирм в Швейцарии насчитывала их свыше 90) годами путешествовали по всей Германии.

Все это не было новшеством и частично создавалось еще до первой мировой войны. После поражения Германии 2-е бюро не сделало ни малейшей попытки сократить свою огромную сеть зарубежной агентуры.

Генерал Дюпон, возглавлявший 2-е бюро в течение последних лет первой мировой войны, добился больших результатов. Тот же Николаи писал в своих мемуарах, что 2-е бюро имело за этот период достижения, которыми оно вправе гордиться.

Так, например, французам удалось заслать агента по кличке Анри в германский генеральный штаб и продержать его там целых два года. Другой агент, работавший в одном из важных отделов немецкой контрразведки, некий полицейский комиссар Вейгель сумел почти непрерывно до конца войны доставлять сведения для 2-го бюро. Впоследствии он организовал еще более мощную и действенную шпионскую сеть по всей Европе.

Генерал Дюпон, действительно, создал отличную организацию, наиболее передовую для своего времени разведку, существовавшую до начала тридцатых годов.

Но именно в тот момент, когда Гитлер начал свою лихорадочную подготовку к захватнической войне и когда 2-е бюро должно было действовать максимально быстро и эффективно, оно очень сильно просчиталось, ибо слишком было уверено в себе и в своих возможностях.

Многолетние традиции 2-го бюро убедили его руководство в том, что французская разведка непобедима. По злой иронии судьбы руководители 2-го бюро впали в ту же ошибку, что и немцы после одержанной ими победы в 1871 году, когда они не обратили должного внимания на модернизацию своей разведки и всецело полагались на превосходство своей армии. Что касается французов, то они в данном случае слишком много надежд возлагали на традиционное превосходство своей разведки и не приняли мер к перестройке ее в духе требований времени. Любая система шпионажа по самой сути своей должна быть агрессивной, поскольку стремление разведать чужую тайну уже само по себе агрессивно. Французы же утеряли эту свою агрессивность, причем даже их природное любопытство стало вялым, было поражено пассивностью.

В известном смысле в области разведки они повторяли ту же самую ошибку, что и в области военной. Их тактика стала чисто оборонительной. Они надеялись, что смогут удержать за собой все то, что ими было завоевано. И прежде, чем они осознали свою неудачу, вся система их разведки, несколько лет назад работавшая с максимальной изобретательностью и дерзостью, стала застывать, костенеть, мертветь. Она превратилась в «линию Мажино от шпионажа».

Согласно классическим принципам разведки, шпион может работать только там, где налицо есть секрет, который необходимо добыть. В соответствии с этими принципами во Франции логически имелось три центра для приложения шпионских усилий: Париж, Эльзас-Лотарингия (со Страсбургом, Кольмаром и Мецом) и Северная Франция. Французская контрразведка вела наблюдение за этими центрами, но этого оказалось далеко не достаточным.

* * *

Недостаточность этих наблюдений можно было ощутить даже на бульваре Сен-Жермен. Ее можно было почувствовать во многих мелочах, каждая из которых, оставаясь ничтожной сама по себе, вместе с тем свидетельствовала об упрямом цеплянии за отживающие традиции.

Приведем для примера старинный прием использования маленькой комнаты для ожидания, где принимались посетители, в которых 2-е бюро не было вполне уверено. В этой комнате был потайной стенной шкаф, где находился аппарат вроде перископа, позволявший ясно видеть всю комнату. Молодые офицеры относились к этому аппарату без должного уважения. Им казалось, что любой человек, сумевший пробраться во 2-е бюро под каким-либо важным предлогом для совершения какого-либо преступного акта, вряд ли выдаст себя и свои намерения одним лишь выражением своего лица, даже если он убежден, что за ним никто не наблюдает. Что касается традиций 2-го бюро, то они упорно требовали, чтобы такой человек был тщательно осмотрен до того, как с ним начнут говорить. Эта явно устаревшая традиция изжила себя.

Или вот более серьезный пример с радиоотделом, находившимся в подвале. Потребовались годы напряженнейшей борьбы со стороны молодых офицеров, чтобы вообще добиться организации этого радиоотдела. Когда же он был, наконец, организован, то масштабы его оказались далеко не достаточными. Для слушания кодированных коротковолновых передач из Берлина, обращенных ко всем немецким агентам во всем мире, было привлечено явно недостаточное количество людей.

Старые офицеры, работники разведки, настаивали на своих взглядах, многие из которых стали попросту абсурдными.

Так, один майор, руководивший определенной сферой деятельности в Париже, все еще воображал, что шпионаж можно вести теми же самыми методами, какие использовались тридцать лет назад. Каждые несколько недель какая-нибудь очаровательная молодая девушка, встреченная им в ночном кафе или клубе, появлялась в одной из «комиссионных контор». Непоколебимый майор был уверен, что любая из этих девиц является действительной кандидаткой в Мата Хари. Он не жалел денег на содержание элегантной квартиры и на покупку нарядов. Результаты, однако, были обычно равны нулю, поскольку ни один немецкий шпион не удосуживался влюбиться в новоявленную дежурную «Мата Хари».

Охваченные откровенным презрением ко всяким новшествам, офицеры разведки применяли весьма странные методы. Так, всем агентам неизменно твердили следующее: «Нам нужны факты, а вовсе не ваши мнения. Делать выводы мы будем сами». Или: «Оставьте, пожалуйста, психологию». Или: «Пользуйтесь только глазами». Наконец, все, что делалось, делалось страшно медленно. Когда генерал Дюпон строил свою шпионскую сеть, быстрота не была столь необходимым и непременным условием успеха. Сейчас, когда Гитлер начал свою кровавую игру в стиле «блиц», максимальная скорость стала обязательным залогом успеха.

Весьма сомнительно, чтобы 2-е бюро могло состязаться с Гитлером в этом смысле, если бы даже оно и сделало такую попытку. Но оно никогда и не пыталось состязаться в этом отношении с Германией. Увенчанная сединами система посылки всех материалов лишь через руководителя района, система проверки и перепроверки каждого доклада торжествовала вовсю.

Убыстрить весь ход деятельности разведки можно было бы, пожалуй, при наличии большего количества финансовых ассигнований. Но Франция переживала экономический кризис. Бюджеты всех министерств были урезаны. Что касается бюджета 2-го бюро, то он был попросту зарезан. Стоило агенту обратиться за суммой, которая казалась слишком высокой, и он сразу получал резкий ответ: «Мы полагали, что вы патриот». Никаких твердых ставок оплаты не существовало. 5 тысяч франков считалось большой суммой.

20–30 тысяч франков было максимальной суммой, расходуемой только в самых важных случаях. В декабре 1936 года во 2-е бюро (от имени мсье Лемуана) явился некий химик — венгерец. Он заявил о своей готовности отправиться в Германию и добыть формулу нового отравляющего газа, который в то время еще только испытывался в лабораториях Мюнхена. Получив согласие, он поехал в Германию через Швейцарию, пробыл там две недели и вернулся назад с новой секретной формулой. Она была неизвестна французским химикам и превосходила все, до сих пор имевшееся в области ОВ. 2-е бюро пришло в восхищение и заплатило агенту… пять тысяч франков!

Спустя две недели он уехал с новым заданием, но уже больше не возвращался назад. Желая вознаградить себя, он сообщил немцам о том, что секретная формула газа стала известна 2-му бюро, и получил за это от них 30 тыс. франков.

Что касается мсье Лемуана, то ему вообще ничего не заплатили. Впрочем, любому министерству было бы трудно удовлетворить аппетиты Лемуана, так как ему нужно было слишком много денег. Поэтому 2-е бюро вошло с ним в далеко не обычное соглашение. Мсье Лемуану было разрешено использовать свои дружеские связи для обеспечения собственного заработка.

Основным источником его доходов было получение французских виз для богатых иностранцев, которые не могли получить их законными путями. Но это еще было не все. Мсье Лемуану было также разрешено торговать французскими паспортами, на которые существовал большой спрос среди иностранцев, находившихся в стране нелегально.

Не было ничего удивительного в том, что мсье Лемуан, который никогда не отличался излишней щепетильностью, избрал подобный путь для обеспечения своего дохода. Но невероятным казалось то, что французские власти мирились со всем этим. А они не только мирились, но и сами следовали по пути предприимчивого Лемуана. Все 2-е бюро стало пользоваться тем же источником дохода, — правда, не в целях личного обогащения, а для получения необходимых сумм на оплату агентуры, поскольку другими путями добыть деньги не представлялось возможным. Многие иностранцы получали визы или паспорта при условии их согласия работать в разведке.

2-е бюро опустилось до уровня мсье Лемуана. Быть может, такого рода действия нельзя было в полном смысле слова назвать взяточничеством, ибо 2-е бюро делало это в интересах нации. Но в некотором смысле это было даже хуже откровенного взяточничества, ибо превращало основные принципы законности и порядка в фарс.

Однако у 2-го бюро и помимо этого должно было быть немало забот, ибо в рядах французской армии было обнаружено предательство.

* * *

11 сентября 1937 года рядом с площадью Этуаль в Париже были разрушены бомбами два здания. Начали расследование, в результате которого власти объявили о раскрытии заговора против правительства. Сюртэ Женераль (контрразведка) обнаружила, что заговорщики связаны с двумя тайными фашистскими организациями. Члены этих организаций называли себя «кагулярами» (людьми в капюшонах), ибо некоторые из их вожаков, беседуя с рядовыми членами организации, надевали на голову капюшоны.

Контрразведка обнаружила, что кагуляры имели тайные склады оружия, разбросанные по всей Франции и находившиеся в подвалах, гаражах, бетонных убежищах и т. д. Установлено было также, что все это оружие немецкого и итальянского происхождения. Заговорщики боролись с полицией не на жизнь, а на смерть. Они не брезговали ничем. Они убили нескольких агентов контрразведки, которые напали на их след.

2-е бюро арестовало также полицейского инспектора Жана Раковского. Вначале казалось, что этот арест не имел ничего общего с делом кагуляров. 2-е бюро с помощью своих агентов в Италии установило, что Раковский сделал предложение итальянской разведке «Овра» о регулярной продаже французских военных секретов. Лишь после того как Раковский был выслежен и задержан, а вслед за ним был арестован итальянский агент Адриан Гроссо, связь между делом Раковского и процессом кагуляров обнаружилась полностью. Гроссо признался в том, что был одним из связующих звеньев между кагулярами и их итальянскими хозяевами. Что касается Раковского, то он должен был своевременно оповещать кагуляров обо всем происходящем в полицейском управлении, заранее предупреждая тех, кто должен был подвергнуться аресту, а также уничтожать имевшиеся против них улики.

Жан Раковский был судим; однако ему не предъявили обвинения в принадлежности к организации кагуляров, поскольку это могло бы скомпрометировать многих влиятельных в ту пору лиц во Франции. Это был один из первых ударов, нанесенных министром внутренних дел Альбером Сарро в начале 1938 года по 2-му бюро. Арест 2-м бюро полицейского инспектора привел министра в ярость, ибо, в конце концов, это был один из его людей. Он посоветовал 2-му бюро прекратить это дело, ибо в противном случае французская армия была бы весьма скомпрометирована. Он указал 2-му бюро на то, что в деле кагуляров замешано более 500 армейских офицеров, и что если дать делу ход, то их придется арестовать.

2-е бюро оказалось в явно затруднительном положении. В связи с усиливающейся угрозой новой войны руководители 2-го бюро считали невозможным раздувать этот скандал, столь чувствительно ударяющий по престижу армии. Таким образом, разведка, действуя в интересах безопасности нации, взяла под свою защиту агентов «пятой колонны» в своих рядах! Такова была ирония судьбы!

Одним из замешанных в деле кагуляров был генерал Гуро, начальник парижского гарнизона. Худшее, однако, было еще впереди. Также скомпрометированным оказался полковник Лакан, начальник одной из секций 2-го бюро. Офицеры 2-го бюро были весьма удовлетворены тем, что, благодаря вмешательству Петэна, скандал был предотвращен, и Лакана только отстранили от должности.

По-видимому, они не знали, что Лакан является близким другом Петэна. Помимо этого, им предстояло еще узнать, то и сам Петэн замешан в деле кагуляров.