Глава вторая

Глава вторая

Многие говорят, чтобы говорить,

немногие, чтобы о чём-то сказать

После выхода из печати первой книги рассказов «Мои больные» (Саратов, 2012) прошло полгода. Книга практически полностью разошлась. Она не продавалась, а дарилась моим ученикам. Кроме того, все это время читатели могли знакомиться с ней в «Прозе Ру». Рассказы о больных подкупают образностью и достоверностью.

А память воссоздает из своих кладовых все новые и новые случаи из практики. В этой книге я попытался рассказать о них, сделав акцент на ранних профессиональных наблюдениях, наблюдениях еще неопытного врача. Я сделал заключение, что врач начинается с больного . Неопытность необязательно связана с молодостью врача. Со многими фактами мы впервые сталкиваемся на протяжении всей нашей жизни. Век живи, век учись.

Конечно, память пожилого врача выносит из глубины 30-50-ти– летней давности не только яркие примеры интуиции и наблюдательности, очевидно и отсутствие в этих примерах привычных для современного врача сведений о новейших методах диагностики и лечения. Но, вместе с тем, каков клиницизм старых, советских, врачей, наших учителей, каково их мышление, знание пропедевтики и, особенно, их духовность и бессребренность! Известный отечественный патолог И.В.Давыдовский писал: «Современная медицина заплатила за свои успехи атрофией собственно клинического мышления».

Вспомнились мне два случая, связанные с клиникой проф. Мирона Семеновича Вовси, в течение всей войны бывшего главным терапевтом Красной Армии (с 1941 по 1948 год). Его клиника располагалась в Москве, в больнице им. С.П.Боткина. Мне довелось быть в ней на стажировке в 1959 г. В это время я был младшим врачом парашютно-десантного полка в Рязани.

В одной из палат клиники я вел больную сорока лет. У нее в последние годы наблюдались повторные тромбофлебитические эпизоды различной локализации. В самое последнее время наблюдались признаки тромбофлебита сосудов сетчатки обоих глаз. Ни терапевтам, ни окулистам природа этих рецидивов ясна не была. Никто на кафедре не владел и литературой вопроса.

На обходе, который проводил М.С.Вовси, были представлены все шестеро больных палаты, в том числе и моя больная. У профессора была такая манера: он, осмотрев больных, в палате заключения не делал, а разбор проводил у себя в кабинете после обхода. Я был стажер, но он внимательно и строго выслушал и меня. Он был немного удивлен, что я не докладываю, как это принято, а рассказываю, причем не только о болезни (факты, сроки), но и о самой больной (где лечилась, что она думает о своем заболевании и т. д.). Я рассказал также о том, что мне удалось прочесть по поводу этого непонятного заболевания. Особенно непонятна была миграция процесса.

После обхода все врачи собрались в кабинете профессора, и он в той же последовательности, что и в палате, проанализировал услышанное ранее. Он уточнял, позволял спорить и, наконец, утверждал свое мнение. Видимо, у них в клинике так было принято. Дошло и до моей больной, по порядку она была последней. Видно, что профессор затруднялся в диагнозе, и никто из присутствующих ничего добавить к сказанному мной не смог. Он попросил меня еще раз поделиться прочитанным в журнале. Статья была из Одессы и была опубликована в 1941 году в журнале «Врачебное дело». Я наткнулся на нее, несколько дней поработав в Центральной медицинской библиотеке на пл. Восстания. Тот случай был аналогичен, и речь в нем шла о редкой разновидности хронического тромбоваскулита. Видимо, мой рассказ позволил что-то лучше понять и в отношении моей больной. Вовси похвалил меня за полезные литературные поиски и пожелал успеха в службе.

Второй случай связан был с моим дежурством по этой клинике (скорее всего, я был помощником дежурного). Я добросовестно осматривал поступивших и тяжелых больных. Поздно вечером я долго беседовал со старым седым стариком, которого моя заинтересованность в его состоянии так ободрила, что он рассказал мне многое из своей жизни. У него была гипертоническая болезнь. Оказалось, что он – внук академика Столетова, в начале 20-го века впервые в мире открывшего, что свет имеет вес. Мы проговорили целый час, и старик был растроган моим вниманием. По-видимому, он был очень одинок. А утром он умер во сне. Возник инсульт.

Таким образом, я, наверное, был последним, с кем он говорил при жизни. Я узнал об этом перед самой утренней конференцией. Это так огорчило меня, что я вместо трафаретного доклада о дежурстве рассказал присутствовавшим об этом интересном человеке. Это вызвало у студентов даже смех. Конечно, мой рассказ был никому не нужен. Просто я горевал. Проводивший конференцию проф. Б.З.Чернов (известный терапевт в годы войны) сделал мне замечание за ненужные и неуместные на конференции подробности в ущерб необходимым сведениям. Оказалось, что рассказывать о больных следует не везде и не всем. И все-таки в этом что-то было. Говорят же, что иногда перед самой смертью у умирающего возникает какое-то озарение, его оставляют боли и тоска, и он успокаивается.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.