Глава вторая

Глава вторая

1

В понедельник 23 июня 1941 года большинство рабочих, сотрудников технических отделов и заводоуправления явились на завод задолго до начала работы. Люди собирались группами, обменивались, как обычно, приветствиями, но нигде не было слышно ни шуток, ни смеха. Зловещее слово война будто клещами сдавило душу каждого.

С утра в цехах и отделах прошли короткие митинги-собрания: был зачитан приказ по заводу о введении военного режима работы, перед коллективом завода поставлена главная задача — выпускать как можно больше самолетов. Рабочие на призыв партии и руководства предприятия ответили самоотверженным ударным трудом. Группа мастера Г. Петрова в цехе шасси, группа мастера С. Гребенникова в цехе главной сборки, бригада бортмеханика М. Никулина на летно-испытательной станции взяли обязательства вдвое увеличить выпуск продукции на своих участках. Буквально на второй день во всех цехах десятки участков и групп последовали примеру передовиков. Застрельщиками, как всегда, были коммунисты и комсомольцы. Так коллектив завода стал на долгую фронтовую вахту.

Началась новая, тяжелая, напряженная жизнь. Кроме значительного увеличения производственной нагрузки война с первых же часов принесла людям ощущение непрерывной тревоги: наши войска под давлением численно превосходящего противника, героически сражаясь, отступали на восток.

С первых же дней войны завод начал наращивать темпы выпуска самолетов Ил-2. Напряженно и продуктивно работали заводы-смежники, участвовавшие в строительстве ильюшинских штурмовиков. Резко увеличенные Наркоматом плановые задания все предприятия, как правило, перевыполняли.

Июнь 1941-го ознаменовался невиданным итогом: выпущено сто пятьдесят девять самолетов-штурмовиков Ил-2, в два с лишним раза больше, чем в мае. Все машины были облетаны и сданы в запасную авиабригаду для формирования штурмовых авиаполков.

Ранним утром 1 июля над страной раздался голос Левитана: «Говорит Москва. От Советского информбюро… Вчера соединение нашей штурмовой авиации нанесло сокрушительный удар по авиационной базе фашистских захватчиков на аэродроме города Бобруйска. Уничтожено и сильно повреждено несколько десятков бомбардировщиков и истребителей противника…»

Радостью осветились лица заводчан, слушавших сводку Совинформбюро. Кое-где в толпе раздались аплодисменты. Расходясь по рабочим местам, люди на ходу живо обсуждали услышанное:

— Эх, маловато еще на фронте наших машин, а то бы такие сообщения мы слушали почаще.

— Вчера на оперативке директор сказал, что в июне завод выпустил штурмовиков в два раза больше, чем в мае. Вот здорово!

— Конечно, неплохо, но надо-то куда больше…

— А раз надо, дадим.

— Видишь, какой прыткий — «дадим, раз надо», словно мы одни эти «илы» строим… А знаешь ли ты, что у нас на складе дюраль кончается? Из чего машины делать будем?

— Ну и что? Раз кончается, значит, привезут и дюраля, и всего, что требуется!

— Привезут, конечно, если немцы те заводы не разбомбят. Война ведь идет, парень. Понимать надо…

На двенадцатый день войны, 3 июля, по радио выступил Председатель Государственного Комитета Обороны И. В. Сталин. В своей речи он изложил основные положения директивы Совнаркома и Центрального Комитета ВКП(б) от 29 июня 1941 года.

Вслед за этим последовал приказ народного комиссара авиапромышленности, предусматривавший большой объем работ по укреплению и защите авиационных предприятий. В частности, главные механики авиазаводов назначались начальниками аварийно-восстановительных служб своих заводов.

На заводе № 18 усилилась работа по организации объектовых команд самообороны. Гордостью коллектива была команда зенитчиков, для которой на крышах заводских корпусов и на самой территории предприятия оборудовали несколько десятков огневых позиций и установили на них авиационные пулеметы и пушки.

Основной объем работ по обеспечению противовоздушной обороны завода выпал на долю службы главного механика. Под руководством Л. Н. Ефремова и его помощников Б. М. Данилова, М. И. Агальцева и других в цехах построили различные защитные устройства; для персонала, обслуживающего электроподстанцию, компрессорную, насосную станции были оборудованы специальные защитные бронеколпаки. Теперь во время воздушных тревог работники этих энергетических центров завода могли оставаться на своих рабочих местах.

На завод поступили сообщения о том, что противник забрасывает в советский тыл диверсантов. Немедленно была создана общественная команда по охране объекта. Члены этой команды вечерами и по ночам дежурили в «секретах», а затем шли на работу.

Кроме объектовых команд работники завода и члены их семей входили в одну из дружин местной противовоздушной обороны, организованных в жилом поселке. Эти дружины следили за соблюдением светомаскировки в квартирах и подъездах, несли вахту на крышах своих домов после объявления воздушной тревоги, имея железные щипцы для сбрасывания на землю зажигательных бомб.

С первых же дней войны многие работники завода стали осаждать военный стол завода и военкомат с просьбами отправить их на фронт. Ситуация при этом сложилась сложная. Заводу нельзя было терять кадры, которые решали важную государственную задачу — строили боевые самолеты. Но и нельзя было гасить естественный патриотический порыв людей.

Характерен в этом отношении следующий пример.

На открытом собрании партийной организации серийного конструкторского отдела (СКО) обсудили вопрос о вступлении в народное ополчение. С огромным подъемом коммунисты и многие беспартийные приняли решение стать в ряды защитников Родины.

Оформив решение собрания и получив от каждого добровольца заявление о вступлении в ополчение, секретарь партбюро СКО А. Н. Соболев пришел в партийный комитет завода. Парторг ЦК Н. И. Мосалов внимательно выслушал своего бывшего сокурсника по Московскому авиационному институту и задал ему всего один вопрос:

— Значит так, секретарь: все уйдем на фронт, а завод закроем?

Дело, с которым Соболев пришел в партком, накануне так горячо обсуждалось на собрании, что вопрос Мосалова показался ему даже обидным и он стал возражать парторгу. Пока он говорил, Николай Иванович вынул из сейфа толстую папку, развязал тесемки и, показывая на солидную стопку лежащих в папке бумаг, проговорил:

— Гляди, это все заявления коммунистов и решения партийных собраний, вроде вашего. На фронт все рвутся…

Обычно спокойный, Мосалов нервно ходил по кабинету, «распекая» Соболева: — Как мы все не можем понять простой истины, что мы уже давно на фронте! Никак не усвоим, что противника с его мощнейшей техникой можно разбить только еще более мощным оружием, как раз тем, которое мы делаем. Что оружия этого пока еще очень мало и нужны невероятные усилия для резкого, невиданно быстрого увеличения поставок фронту штурмовиков. В это дело требуется сейчас вложить все наши знания и умение. А вот те, кто это должен делать, в частности, ты со своими товарищами, говорят нам: «Ну, вы тут сами разбирайтесь, а мы уходим на фронт…» Великолепная картина, как ты скажешь?

Парторг все более распалялся, а Соболев сидел, придавленный к стулу его неотразимыми аргументами, и мысленно ругал себя за собственную недальновидность.

— Я тебе скажу по-товарищески и как большевику, — Мосалов присел на стул напротив. — Надо полагать, что нас ожидают трудности не меньшие, чем у фронтовиков. И говорить об уходе со своих рабочих мест, с нашего завода, — подчеркнул он, — не равнозначно ли уходу от трудной жизни?

Как ни подготовили Соболева предыдущие слова и соображения парторга к самоосуждению, но подобное обвинение взорвало его. Он вскочил со стула и готов был наговорить Мосалову всяких дерзостей. Но тот вовремя его остановил, сказав, чтобы он не кипятился, а пошел и подумал, как им, заводским конструкторам, наиболее эффективно помочь фронту.

— Вот так, дорогой, — обнял он за плечи Соболева, — иди и воюй на своем очень нужном фронте, крепче работай сам, да и товарищам по СКО посоветуй делать то же…

Вскоре по цехам и службам объявили, что все специалисты бронируются и должны работать на своих местах без права ухода с завода.

И все же около шестисот пятидесяти человек, которых смогли высвободить на заводе, вступили добровольцами в 4-й Воронежский Коммунистический рабочий полк, вошедший в состав 100-й стрелковой дивизии. За доблесть и мужество личного состава, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, дивизия одной из первых среди стрелковых соединений была преобразована в гвардейскую. Во главе заводских добровольцев были первый заместитель секретаря парткома завода А. В. Чудинов, редактор заводской газеты Н. С. Скребов и заместитель начальника механического цеха С. Т. Коротких.

Они, как и многие заводчане-добровольцы, погибли в неравных боях с гитлеровцами. Среди работников завода, погибших на фронтах Великой Отечественной войны, — Герои Советского Союза А. И. Кольцов, С. Т. Новиков, Н. С. Шендриков, И. И. Квасов, И. А. Савельев, И. Д. Меркулов, В. Т. Сидоров, Н. Е. Касимов.

Несмотря на чувствительную потерю в кадрах, коллектив завода продолжал наращивать выпуск штурмовиков Ил-2. Однако при этом возникали новые проблемы. Когда уже можно было твердо сказать, что этап освоения строительства Ил-2 пройден, пришлось осваивать серийный выпуск деревянной хвостовой части фюзеляжа.

Дефицит на листы и профили из алюминиевых сплавов стремительно нарастал, так как южные металлургические заводы, эвакуированные на восток, не успели еще развернуть там свое производство. Поэтому быстрейшее освоение изготовления деревянных хвостов «илов» могло стать определяющим для всей программы завода. Следует отметить, что эта задача усложнялась тем, что завод до этого никогда не строил деревянные самолеты. Не было ни соответствующего оборудования, ни специалистов. По решению городских властей заводу передали местную мебельную фабрику. На ее базе был создан специальный цех деревянных хвостовых частей фюзеляжа.

Успешному освоению заводом изготовления деревянного хвоста штурмовика Ил-2 способствовало то обстоятельство, что конструкция его была заранее проработана в ОКБ Ильюшина. Бригада В. А. Борога разработала ее параллельно с металлическим вариантом, и соответствующие чертежи были изготовлены в кратчайший срок. Вскоре деревянные хвосты стали поступать на сборку фюзеляжей штурмовиков.

2

Через неделю после начала войны в Воронеж прилетела группа летчиков-испытателей из НИИ ВВС. Они предъявили заместителю командира запасной авиабригады полковому комиссару А. И. Подольскому предписание о формировании 430-го штурмового авиаполка, командиром которого назначался подполковник Н. И. Малышев, а его заместителем — майор А. К. Долгов. Командирами эскадрилий назначались также институтские летчики-испытатели.

Закончив официальную часть — выделив москвичам два десятка «илов», а также недостающих для комплектования полка летчиков и авиатехников, Подольский отвел в сторону Долгова и «навалился» на него:

— Товарищ майор, вы тот самый ведущий летчик-испытатель Долгов, чью подпись я видел в акте по результатам государственных испытаний ильюшинского штурмовика?

— Так точно, товарищ полковой комиссар, я и есть тот самый.

— Это очень хорошо, что кто-то догадался послать вас самого повоевать на этой машине. Теперь вы поймете, что такое одноместный штурмовик, хотя и бронированный. — В голосе Подольского слышалась нескрываемая неприязнь, и это заметил Долгов.

— А что вы, собственно, имеете против меня, товарищ полковой комиссар? — насторожился летчик.

— Так ведь одноместный вариант «ила» — это дело ваших рук! Ваш уважаемый научный институт, — Подольский с сарказмом подчеркнул слово научный, — добился, чтобы со штурмовика сняли воздушного стрелка, испортили боевую машину!..

— Вы ошибаетесь, товарищ полковой комиссар, наш институт, насколько мне известно, никогда такого предложения не делал. Я сам был удивлен, когда к нам на испытания поступил одноместный Ил-2…

— Ах вот оно в чем дело — вы были удивлены! Как это интересно, — продолжал наступать Подольский. — Так чего же вы не восстали против такого решения, если видели, что оно неверное.

— Это решение вышестоящих инстанций. Ни я, ни кто-либо из людей, проводивших испытания Ил-2, к нему не причастны, — твердо проговорил Долгов. — Разрешите идти, товарищ полковой комиссар?

— Идите, разрешаю… Хотя постойте. Забыл сказать вам, что облет летчиков вашего полка вы уж проведите сами. Все вы опытные летчики и с Ил-2 знакомы, а в запасном полку Александрова инструкторы с ног валятся — сразу несколько полков обучают.

— Хорошо, товарищ полковой комиссар, мы своих новичков обучим сами, да их у нас не так уж и много.

Недолгими были тренировки личного состава 430-го штурмового авиаполка. Уже 3 июля этот полк в сокращенном составе — 21 самолет Ил-2 — перелетел из Воронежа на аэродром Зубово под Оршей. Полк вошел в состав смешанной авиадивизии, которой командовал полковник В. Е. Нестерцев.

Следующий день ушел на привязку к местности и проработку первого боевого задания. А 5 июля утренняя заря уже застала десятку «илов» на пути к аэродрому занятых врагом Бешенковичей. Эскадрилью в девять самолетов вел майор Долгов. Десятым с ними летел командир полка Малышев.

Данные разведки полностью подтвердились. Большое летное поле в Бешенковичах было заставлено вражескими танками, бронемашинами, бензозаправщиками и другой техникой. Очевидно, здесь размещалась какая-то база гитлеровских моторизованных войск.

Несшихся на бреющем полете штурмовиков зенитчики свободно пропустили к аэродрому — «илы» еще не были известны врагу и их не опознали. Стрельба поднялась только тогда, когда разрывы четырех десятков «соток», сброшенных штурмовиками, начали кромсать фашистскую технику.

Развернув свою девятку, Долгов большим кругом, вне видимости с аэродрома, обогнул Бешенковичи и для повторной атаки вражеской базы зашел со стороны восходящего солнца. С высоты метров четырехсот самолеты начали пикировать на цель, штурмуя ее эрэсами и расстреливая из пушек и пулеметов. Малышев, не принимавший участия во второй атаке, летел в стороне и наблюдал за результатами. Он отметил многочисленные пожары и взрывы на земле.

Враг обрушил на «илы» шквал огня. Прямым попаданием крупнокалиберного снаряда был сбит самолет летчика Шевелева. Он врезался в гущу вражеской техники…

Только на аэродроме, осматривая свой самолет, Долгов понял, что так стучало по его машине во время повторной штурмовки. Десятки отметин на бронекорпусе «ила», еще больше пробоин в крыле, фюзеляже и оперении привез он с первого в своей жизни боевого вылета. Некоторые из этих вмятин и царапин, особенно на броне кабины, могли быть роковыми для него. А он, живой и невредимый, прилетел домой, привел товарищей… Вот только Шевелев… Да, конечно, Ильюшин прав — броня спасает не от всех видов огня…

— Внимание, воздух! — тревожно разнеслось над аэродромом. И тут же «юнкерсы» начали бомбить… Как ни рассредоточены и ни замаскированы были штурмовики, но все же вражеские бомбы сильно повредили две машины. В полку осталось восемнадцать «илов». Понимая, что одним налетом на Зубово противник не удовлетворится, Малышев отдал команду на перебазирование полка на полевой аэродром близ деревни Яковлевичи.

Этого не мог знать летчик транспортного самолета Ли-2, вылетевший из Воронежа на два дня позже 430-го авиаполка. Он вез в полк бригаду заводских рабочих-ремонтников во главе с инженером Руденко и запасные части для «илов».

Все это заводчанам стало известно от авиатехников поврежденных штурмовиков, оставшихся караулить свои машины. Что делать?

Осмотр подбитых машин показал, что повреждения у них исправимые, и Руденко принял решение — ремонтировать. Из Ли-2 выгрузили инструмент, некоторые запасные детали, материалы, и транспортник улетел разыскивать полк. А заводчане с авиатехниками принялись за первый в своей жизни полевой ремонт штурмовиков.

На следующий день около импровизированной рембазы опустился У-2 — прилетел инженер 430-го шап В. С. Холопов. Горячо одобрив действия заводской бригады, Холопов рассказал, что полк продолжает успешно штурмовать соединения врага, но и сам несет потери. Так что восстановление поврежденных в боях самолетов сейчас чрезвычайно важно.

Холопов улетел, а вечером того же дня на аэродром Зубово прибыла полуторка: приехали два летчика — хозяева ремонтируемых машин. Они привезли бачок-термос с горячим борщом для бригады. Ремонтникам после окончания работ следовало догонять полк на этой полуторке.

Поздно ночью закончили ремонт двух «илов», заправили их бензином, предусмотрительно привезенном в бочке на полуторке. А утром, едва начало рассветать, две первые восстановленные на фронте боевые машины улетели в свой полк. Ремонтные бригады завода № 18 открыли счет возвращенным в строй «илам», начинавшим свою вторую жизнь.

Месяц сражался 430-й штурмовой авиаполк с врагом, рвавшимся к столице. Много техники, еще больше солдат и офицеров противника навсегда остановили «илы» полка Малышева. Но и сам полк нес невозвратимые потери. Сдав другой авиачасти оставшиеся самолеты, Малышев и Долгов с товарищами вновь направились в Воронеж формировать свежий авиаполк.

Едва Долгов появился в расположении запасной авиабригады, как его вызвали к комбригу Папивину, а тот вручил ему телеграмму. Майору Долгову приказывалось срочно возвратиться в Москву и приступить к своим обязанностям летчика-испытателя в НИИ ВВС. Вместе с Долговым в институт отзывался и Холопов. Так вдвоем они и прибыли в Москву в начале августа 1941 года.

Поезд пришел рано утром, и они решили прежде чем явиться к себе на службу, заехать в ОКБ С. В. Ильюшина. Сергей Владимирович, как обычно, с раннего утра был у себя и сразу же принял фронтовиков.

Доложив главному конструктору о первом опыте боевого применения Ил-2, о его замечательной живучести, об эффективности вооружения, в частности — эрэсов, Долгов и Холопов иллюстрировали свой рассказ многочисленными фотографиями повреждений, с которыми штурмовики благополучно возвращались на свой аэродром. Здесь проявились профессиональные привычки работников НИИ — в любых условиях фиксировать инженерную сторону дела.

В заключение этой памятной беседы Долгов передал Ильюшину многочисленные просьбы фронтовиков и свою лично — о модификации одноместного штурмовика в двухместный. Он привел примеры из своей боевой практики, а также рассказал случаи, свидетелем которых был сам, в которых отсутствие бортового стрелка на штурмовике заканчивалось трагедией. Зная историю создания этого самолета, Долгов и Холопов заверили главного конструктора, что они будут всячески способствовать возрождению двухместного штурмовика Ил-2.

Ильюшин напомнил фронтовикам известные обстоятельства появления ошибочного решения о строительстве Ил-2 в одноместном варианте, сказал им, что продолжает доказывать руководству необходимость возвращения к двухместной машине, и горячо поблагодарил их за ценнейшую информацию.

Теперь — о ракетном вооружении Ил-2. Оно имеет свою предысторию. В июне 1933 года были успешно проведены наземные стрельбы снарядами РС-82 с самолета И-4. А с 1935 года начались летные исследования со стрельбой снарядами РС-82 с самолетов И-15, И-16 и СБ. В 1937 году ракетные снаряды РС-82 принимаются на вооружение истребителей И-15, И-16, И-153. Они располагаются под крыльями по два снаряда с каждой стороны. В 1938 году под крыльями самолета СБ также начали устанавливать снаряды РС-82 — по четыре с каждой стороны.

Первое в истории авиации звено истребителей-ракетоносцев, состоящее из пяти самолетов И-16, под командованием летчика-испытателя Н. Звонарева приняло участие в военных действиях в районе Халхин-Гола. 20 августа 1939 года, выполняя боевое задание, звено встретило группу японских истребителей, дало по ним залп эрэсами и сбило два вражеских самолета. Всего в 14 воздушных боях звено Звонарева сбило 13 японских самолетов, не потеряв ни одного своего. Реактивные снаряды оказались также эффективными и при стрельбе по наземным целям.

С момента зарождения проекта самолета-штурмовика Ил-2 С. В. Ильюшин и его помощники заложили РС как оружие атаки этого самолета. Восемь реактивных снарядов РС-82, а позднее четыре РС-132 нес Ил-2 под своими крыльями. И уже в первые же дни войны сотни вероломно напавших на нашу страну гитлеровцев, десятки автомашин были уничтожены реактивными снарядами, пущенными со штурмующих «илов».

Конечно, «черной смертью» фашисты назвали Ил-2 не только за одни реактивные снаряды. Ведь штурмовик Ильюшина, кроме эрэсов, атаковал еще и бомбами, и пушками, и пулеметами. Установленные на «иле» две авиационные пушки ВЯ — Волкова и Ярцева — калибра 23 мм (по одной в каждом крыле), не имели равных себе в иностранных ВВС. К пушкам были разработаны бронебойно-зажигательные снаряды. С расстояния в 400 метров снаряд пушки ВЯ пробивал броню толщиной до 25 мм. Вот таким комплексным воздействием всего арсенала своего мощного вооружения «илы» не только крушили врагов и их технику, но и подавляли морально, сеяли панику…

3

Закончился июль 41-го. Сухая цифра в справке планового отдела зафиксировала небывалый месячный итог: выпущено 310 штурмовиков, почти вдвое больше, чем в июне!

Цифра свидетельствовала о великолепной работе коллектива завода. Но она же напоминала и о том, что где-то на своих местах так же хорошо работают другие заводы, участники строительства ильюшинских самолетов. Не задерживают выпуск «илов» мотористы. Несмотря на резко усложненные войной условия, своевременно приходят эшелоны с бронекорпусами. Вся продукция смежников нескончаемым потоком вливается в заводские цехи, чтобы, пройдя в них производственный цикл, воплотиться в грозные штурмовики, которые так необходимы фронту.

Непрерывно возрастающая программа поставок продукции заводу № 18 требовала от коллективов заводов-смежников не только максимального напряжения сил, но и творчества. Так было на заводе имени Орджоникидзе.

Благодаря энергичным действиям заместителя главного инженера завода Б. А. Дубовикова там был принят прогрессивный узловой метод изготовления бронекорпуса. Успешному внедрению этого метода во многом способствовал весьма грамотно разработанный технологами под руководством Я. И. Жухинского технологический процесс изготовления и сборки бронекорпуса. Группа Жухинского создала также простые узловые стапели для сборки пяти основных узлов бронекорпуса и оригинальный поворотный сборочный стапель.

Развернув широким фронтом изготовление бронекорпусов, получив значительное пополнение рабочих кадров, завод имени Орджоникидзе уже в марте 1941 года отправил в Воронеж несколько десятков бронефюзеляжей — так в Подольске называли бронекорпуса, а дальше полностью обеспечил ими строительство «илов».

4

В один из поздних вечеров начала августа 1941 года в кабинете директора завода № 18 зазвонил красный телефон правительственной связи.

Н. И. Мосалов, находившийся в кабинете, поднял трубку телефона, доложил:

— Аппарат восемнадцатого завода, у телефона Мосалов.

— Пригласите к телефону директора завода, с ним будет говорить товарищ Сталин, — сказал голос в телефоне.

— Шенкмана сейчас нет, он в цехе, но скоро будет, — проговорил Мосалов, одновременно нажимая кнопку вызова секретаря. В дверях появился дежурный по заводу, и Мосалов, прикрыв рукой трубку телефона, громко зашептал: — Шенкмана сюда, срочно. — Дежурный поспешно скрылся, а парторг говорит в телефон:

— Здравствуйте, товарищ Сталин, у телефона парторг ЦК Мосалов, а за Шенкманом пошли, он скоро будет.

— Здравствуйте, товарищ Мосалов, — зазвучал в телефоне характерный глуховатый голос Сталина. — Вот передо мною отчетные данные вашего завода, из которых следует, что завод в июле выпустил штурмовиков Ил-2 вдвое больше, чем в июне, это так?

— Да, товарищ Сталин, почти вдвое больше.

— Хорошо, — говорит Сталин, — но итог июня у вас был вдвое больше итога мая, а это правильно?

— Да, товарищ Сталин, так оно и было.

— Скажите, товарищ Мосалов, значит, в августе можно ожидать дальнейшего роста выпуска штурмовиков вашим заводом? — задал вопрос Сталин.

— К сожалению, нет, товарищ Сталин. В августе нам вряд ли удастся выдать машин больше, чем в июле. Усиливаются перебои в снабжении завода материалами и в поставках от смежников, растет дефицит по цветным металлам…

— Обком вам достаточно помогает? — задал новый вопрос Сталин.

— Да, товарищ Сталин, обком партии, товарищ Никитин оказывают большую помощь. Недавно передали нам городскую мебельную фабрику, на ее базе мы теперь организовали изготовление деревянных хвостовых частей фюзеляжа штурмовика.

— А как дела с кадрами на заводе? — поинтересовался Сталин. — В ополчение от вас много ушло людей?

— В ополчение с завода ушло более шестисот человек, товарищ Сталин, в основном коммунисты и комсомольцы. На завод срочно набираем пополнение, главным образом женщин, в первую очередь жен фронтовиков, обучаем их.

— Хорошо, товарищ Мосалов, надеюсь, что ваш завод и в этом месяце постарается дать побольше штурмовиков. Очень они нужны на фронтах. Передайте мой привет вашему коллективу. Мы здесь посоветовались и решили представить ваш завод к правительственной награде. Так что завтра вам следует передать в ЦК предложения завода о награждении ваших лучших людей. Вам все понятно, товарищ Мосалов?

— Все понятно, товарищ Сталин, будет сделано, большое вам спасибо за вашу заботу. До свиданья, товарищ Сталин.

Мосалов еще некоторое время держит около уха замолчавшую трубку телефона, а затем аккуратно кладет ее на аппарат.

В кабинет вбегает запыхавшийся Шенкман, громко спрашивает:

— Что случилось?!

— Только что звонил товарищ Сталин, уточнял — правильно ли он понял из наших докладных, что два месяца подряд — июнь и июль — мы удваивали выпуск штурмовиков. Я подтвердил этот факт. Он поинтересовался, как будет с выпуском машин в августе. Я сказал, что в августе роста выпуска не будет, и назвал причины, основные конечно.

— Вот это ты правильно сделал, — присел на стул Шенкман.

— Еще Сталин спрашивал, сколько у нас ушло добровольцев на фронт и как у нас дела с пополнением кадров. А в заключение он дал нам с вами срочное задание: завтра же представить в ЦК материалы для награждения нашего завода.

— Для награждения? — удивился Шенкман. — А ты не шутишь, парторг?

— Какие здесь шутки! — обиделся Мосалов.

— Ну, ладно, ладно, не обижайся, пожалуйста. Уж очень неожиданное задание ты передал. Однако давай действовать — вызывай кого нам нужно, будем писать представление…

5

Неимоверно тяжело было Красной Армии и всему советскому народу в те дни. Нужно было отражать натиск фашистских полчищ на фронте от Черного до Баренцева морей, вывозить из угрожаемых районов ценности, промышленное оборудование, людей, налаживать в огромных масштабах строительство в необжитых районах, крепить армию, обеспечивая ее необходимым оружием, лучшим, чем у врага.

На заводе в ряде мест висели карты Советского Союза, на которых флажками и цветными шнурками отмечалась линия фронта на каждый день. Разумеется, эти карты пользовались всеобщим вниманием. Думается, что многие люди никогда не изучали географию своей страны так прилежно, как в то время. По сводкам Совинформбюро находили на картах такие населенные пункты, о существовании которых прежде и не подозревали.

Ежедневно, иногда по нескольку раз в смену, на заводе звучали сирены воздушной тревоги. Подчиняясь введенному распорядку, все оставляли свои рабочие места и занимали посты самообороны. Не занятые на постах рабочие цехов и сотрудники отделов уходили в укрытия и там находились до отбоя тревоги.

23 августа 1941 года для завода стало знаменательным днем. В середине дня — во время обеденных перерывов большинства подразделений — на заводском дворе сошлись люди на митинг. На трибуне, сооруженной из нескольких передвижных площадок-стремянок, собралось руководство завода. К микрофону подошел секретарь обкома ВКП(б) В. Д. Никитин и громко, заметно волнуясь, произнес:

— Дорогие товарищи! Мне поручено сообщить вам, что Президиум Верховного Совета СССР постановил наградить ваш завод высшей наградой Родины — орденом Ленина!

Участники митинга бурными аплодисментами и криками «ура!» встречают сообщение. Никитин ждет, пока пройдет первый порыв, поднимает руку и, когда шум стихает, продолжает:

— Сто человек лучших представителей вашего коллектива награждены правительством орденами и медалями. Из них более половины — это рабочие и мастера цехов.

Снова раздаются бурные аплодисменты, крики «ура!» прерывают речь Никитина, и ему снова приходится ждать. Но вот он получает возможность говорить:

— В это тяжелое, очень трудное для нашей страны время коллектив вашего завода показал образцы самоотверженного труда во имя победы над гитлеровскими захватчиками. Ваши боевые машины очень нужны на фронтах. Отмечая успехи вашего завода высокой наградой, Центральный Комитет, наше правительство твердо надеются, что вы еще более повысите темпы производства грозных «илов»!

Снова дружные аплодисменты. Никитин и все стоящие на трибуне аплодируют, затем он кричит в микрофон:

— Смерть немецким оккупантам! Победа будет за нами! Над головами собравшихся на митинг с оглушительным ревом проносится штурмовик. Ему машут руками, аплодируют…

К микрофону подходит директор завода, поднимает руку, призывая к спокойствию, говорит:

— Товарищи! Разрешите мне от вашего имени поблагодарить Центральный Комитет, наше правительство и лично товарища Сталина за столь высокую оценку нашего труда и заверить их в том, что мы приложим все силы для дальнейшего увеличения выпуска боевых машин, так необходимых фронту!.. Товарищи, долго митинговать нам с вами некогда, сейчас закончим. Нам прислал поздравление командующий военно-воздушными силами Балтийского флота. Сейчас товарищ Мосалов зачитает письмо.

Мосалов читает:

«Ваша продукция, которую мы используем сегодня, дала прекрасные результаты. Не одна сотня фашистских танков и солдат сметена с лица земли.

Ваши прекрасные «илы» заслужили честь и славу. Давайте больше машин крепких, быстроходных.

Победа за нами!

Честь и слава работникам завода имени Ворошилова и коллективам, создавшим машину Отечественной войны!»

С глубоким волнением слушали участники митинга это письмо. Простыми, искренними словами, пришедшими оттуда, с фронта, давалась оценка напряженному труду заводчан. С митинга все разошлись по рабочим местам.

— А вы обратили внимание, как этот командующий, моряк, назвал наш штурмовик: «Машина Отечественной войны», — шутка ли?! — С этими словами Анатолий Соболев появился в кабинете начальника СКО, куда после митинга зашли конструкторы, чтобы поздравить Назаренко, Золотухина, Леонова и Соболева с награждением их медалями «За трудовое отличие».

— Обратить-то обратили, здорово сказано, но он написал нам и другое — давайте больше машин, — ответил Соболеву Назаренко. — Вот я и приглашаю всех вас поговорить на эту тему, посоветоваться. От нас ждут непрерывного увеличения выпуска «илов», они нужны на всех фронтах. При существующей мощности цехов и производительности труда в них дальнейший рост выпуска машин может происходить только за счет снижения трудоемкости и уменьшения трудозатрат. Это ясно всем, но нужны конкретные предложения. Технологи над этим работают постоянно и кое-чего добились.

— Николай Петрович прав, — поддержал начальника Соболев. — Я думаю, что следует всем бригадам доходчиво рассказать об этой задаче — и результаты будут.

— Вот я и прошу всех заняться этим немедленно, — продолжал Назаренко. — Должен вам сказать, что уже в этом месяце мы не дотянем до июльского выпуска штурмовиков — сказываются перебои в снабжении материалами, да и из-за воздушных тревог потери рабочего времени стали весьма ощутимы…

Этот памятный разговор принес свои плоды, правда, не так скоро, как того хотелось.

Уместно будет сказать, что высокой оценки и правительственных наград был также удостоен труд создателей «летающего танка» Ил-2. В октябре 1941 года ОКБ Ильюшина награждено орденом Ленина. В декабре 1941 года С. В. Ильюшин был удостоен звания Героя Социалистического Труда, а группа сотрудников его ОКБ награждена орденами и медалями Советского Союза.

6

В начале сентября 1941 года главного механика завода Л. Н. Ефремова вызвали в спецотдел завода. Ему, как начальнику аварийно-восстановительной службы, был адресован секретный приказ наркома А. И. Шахурина, где говорилось, что необходимо срочно провести дополнительные работы по защите заводских корпусов и строительству укрытий для людей. В приказе также содержалось предупреждение о том, что гитлеровцы при бомбежках промышленных объектов часто применяют бомбы со взрывателями замедленного действия. При этом замедление может быть различным, иногда длительным. Приказывалось — в случаях, когда сброшенные на объект бомбы сразу не разорвутся, немедленно их удалять с территории объекта для уничтожения, принимая максимум предосторожностей.

— Несмотря на то что война шла уже почти три месяца и мы многое слышали о зверствах противника, предупреждение о бомбах не было мною воспринято как что-то конкретное, — вспоминал позднее Ефремов. — А то обстоятельство, что приказ был секретный и с ним, кроме директора и меня ознакомлены были еще два-три человека, не способствовало распространению этого предупреждения даже среди руководства завода…

17 сентября из Наркомата сообщили, что директора, парторга и председателя завкома вызывают в Москву. М. И. Калинин будет вручать заводу орден Ленина. Шенкман, Мосалов и Федоренко уехали. На заводе старшим начальником остался Белянский.

День 19 сентября 1941 года поначалу ничем не отличался от предыдущих дней. Было довольно тепло. Осенью в Воронеже, как правило, долго держится хорошая погода.

В обеденный перерыв многие вышли на заводской двор погулять. Кто-то шел в столовую, кто-то из близживущих спешил домой обедать. Словом, на улице в этот час было довольно порядочно людей, внимание которых неожиданно привлек треск пулеметных очередей и гулкие пушечные выстрелы, внезапно раздавшиеся с нескольких стрелковых точек охраны завода. Инстинктивно каждый обернулся на звуки выстрелов, и многие увидели, как из облаков, почти над главным корпусом заводоуправления, вынырнул немецкий двухмоторный бомбардировщик «Хейнкель-111» и низко, на высоте не более полутораста метров, полетел вдоль основных производственных корпусов в сторону аэродрома.

Некоторые увидели, как из открытого бомболюка самолета полетели бомбы и стали падать на заводские постройки. Кто-то крикнул: «Бомбит!» Через несколько секунд по заводскому двору в разных направлениях уже мчались люди, сталкиваясь в дверях, врывались не только в укрытия, но и в различные помещения. Все ожидали — вот-вот начнут взрываться бомбы…

— Точно, как в приказе наркома сказано! — с этими словами Ефремов вбежал в бункер заводского КП, где за центральным пультом уже находился Белянский и отдавал указания по телефону. В дальнем углу бункера у телефона спецсвязи находился начальник главного управления Наркомавиапрома Б. Н. Тарасевич и с кем-то громко разговаривал. Он требовал, чтобы на завод прислали саперов для вывозки неразорвавшихся авиабомб.

— Нету саперов, черт бы их побрал, — выругался Тарасевич, бросая трубку телефона. — Обходиться своими силами — порекомендовали в ПВО города, — бушевал он. — А если ваши бомбы — слышите, он так мне и сказал: «ваши бомбы» — не разорвались при падении, значит, немец второпях не включил взрыватели бомб, сбросил на «пассив», они и не разорвутся уже. — Тарасевич перевел дыхание и сразу же официально обратился к Ефремову:

— Товарищ начальник аварийно-восстановительной службы, вам известен секретный приказ наркома о бомбежках?

— Известен, товарищ начальник главного управления, — в тон Тарасевичу ответил Ефремов.

— Так вот, нужно немедленно организовать вывозку неразорвавшихся авиабомб с территории завода, немедленно, слышите?

— Операцию по вывозке бомб мы уже начали, сейчас сюда будут поступать сведения, в каких цехах находятся эти бомбы.

— Это мы все сейчас организуем, Борис Николаевич, — вмешался в разговор Белянский, — а вас я прошу дозвониться в обком и сообщить товарищу Никитину о наших событиях. Может быть, он посодействует нам с саперами.

В помещение КП быстро вошел заместитель Ефремова Б. М. Данилов и еще с порога начал возбужденно докладывать:

— Ну, кажется, все бомбы разыскали! Первая — самая крупная — торчит на улице между котельной и главным трансформаторным вводом. Вторая угодила в кабельную траншею. Третья влетела в техотдел цеха Лукашевского и там осталась. Следующая попала в цех гидропрессов. Еще по одной попали в цех Петренко, в гальванический и в кузницу, следующая…

— Ясно, не теряй времени, — перебил Данилова Белянский, — если бы все они взорвались, то завод остановился бы надолго. А теперь эти «гостинцы» надо немедленно с завода удалить! Никаких саперов скоро мы не дождемся, надо действовать самим.

— Александр Александрович, — обратился к Белянскому Ефремов, — мы с Даниловым пойдем организовывать работу на местах. Бомбы будем выносить к проходным, благо большая часть, кажется, не тяжелее пятидесяти килограммов. Сюда же нужно подать и автотранспорт, распорядитесь, пожалуйста.

— Добре, действуйте, ставьте меня в известность, что и как, где потребуется помощь.

Ефремов с Даниловым ушли, а по внутризаводской радиосети раздался голос Белянского:

— Всем начальникам цехов и отделов — немедленно вывести своих работников в укрытия и за территорию завода. В цехах оставить только аварийно-восстановительные группы, которым действовать по приказам товарищей Ефремова и Данилова. Повторяю: всем…

Затем по диспетчерскому телефону Белянский командует гаражу:

— Срочно вышлите две грузовые автомашины к главной проходной. По пути они пусть заедут в общежитие и возьмут по десятку тюфяков-матрацев — скажете, я приказал. Ясно? Действуйте, быстро!

В дверях КП появился военный представитель на заводе майор А. С. Менчиковский. Он попросил разрешения войти и обратился к Белянскому:

— Товарищ Белянский, мой сотрудник воентехник Медведев разбирается в авиабомбах. Разрешите, мы с ним попробуем обезвредить неразорвавшиеся…

— Товарищ майор, неразорвавшиеся бомбы мы обязаны немедленно удалить с территории завода. Любое промедление здесь недопустимо. А вас я попрошу найти Ефремова или Данилова, и, если сможете, окажите им помощь в обращении с бомбами. Только никаких разряжаний бомб на территории завода…

Вот когда аварийно-восстановительным группам цехов пригодились некоторые навыки, полученные ими во время тренировок и учебных тревог. Едва Ефремов появился в цехе Лукашевского, как к нему подошел начальник аварийно-восстановительной группы цеха механик Лосяков и доложил, что в их цехе одна неразорвавшаяся бомба находится в помещении техотдела. Вошли в техотдел и увидели «гостью», уткнувшуюся носом в заднюю стену комнаты.

— Носилки сюда! — скомандовал Ефремов.

После того как санитарные носилки поставили на пол, он, взявшись за стабилизатор бомбы и потянув его на себя, попросил Лосякова помочь. Вдвоем они подняли бомбу и аккуратно положили ее на носилки. Затем Ефремов, встав на колени, склонился над бомбой, пытаясь различить какие-либо шумы в зоне ее взрывателя. Бомба «молчала». По команде Ефремова двое взяли носилки и унесли бомбу к заводским проходным.

Примерно так же, как из цеха Лукашевского, удалили фашистскую бомбу из гальванического цеха. Там руководил Данилов, а выполняла команды аварийно-восстановительная группа во главе с механиком цеха Гусевым…

«В чем же здесь дело? Если взрыватели с замедлением, то с каким? — этого никто не знает, — неотступно преследовали Ефремова тревожные мысли. И переходя из цеха в цех, он все более напрягал слух, ежеминутно ожидая взрыва бомб. — Хорошо, хоть люди не знают… А что не знают? Да ты и сам-то ничего не знаешь…»

В слесарно-сварочном цехе, куда пришел Ефремов, члены аварийно-восстановительной группы и две девушки-санитарки стояли около двух парней, распластавшихся на полу в лужах крови. Это были два друга — слесари Б. Рожков и С. Мысков. Они работали рядом, за одним верстаком. Бомба, пробив перекрытие цеха, упала на этих ребят и наповал убила обоих. Сама же лежала неподалеку, и — странное дело — люди, подавленные смертью товарищей, не обращали на нее никакого внимания…

— В цехе Петренко бомба… пропала, — так Данилов и доложил Ефремову, заглянувшему сюда по пути в цех гидропрессов.

— Что значит, пропала, найти немедленно! — Напряжение у Ефремова прорвалось в непривычную для него резкость. Данилов принялся ему объяснять:

— Вот видишь — здесь она пробила крышу, вот здесь она ударилась об пол, видишь, выбила асфальт, а куда дальше девалась — не знаю. Весь цех обшарили — нету.

— Плохо шарили, найти без разговоров! — вконец разозлился Ефремов. — Дорога каждая секунда… А вон там стекло в боковом фонаре почему разбито, — указал он на застекленную часть крыши. — Осмотреть фонарь!

Кто-то из парней быстро забрался на крышу и спустя несколько минут уже кричал в цех через разбитый фонарь:

— Здесь она, вот лежит себе целехонькая…

Наконец и эту бомбу на веревке опустили в цех, а потом также на носилках быстро унесли к проходной.

Не простой оказалась и бомба, попавшая в кабельную траншею. Она застряла между двумя толстыми кабелями и торчала вверх стабилизатором. Когда Данилов подошел к этому месту, то увидел, что двое электриков и Андреев — самый тихий и незаметный сотрудник отдела главного энергетика — пытаются вытащить эту бомбу. При этом Андреев орудует куском железной трубы, как рычагом.

— Нельзя железом, что вы делаете? — закричал Данилов, подбегая к траншее. И в это время из бомбы вырвался клуб черного дыма и накрыл всю группу…

«Ну, конец», — подумал Данилов, но боли он никакой не почувствовал, а несколько мгновений спустя стал различать ребят и курящийся хвост бомбы. Оказалось, что сработала дымовая сигнальная шашка, установленная в стабилизаторе авиабомбы, так напугавшая и закоптившая группу спасателей.

Вытащили и этот «гостинец», а так как носилок здесь не оказалось, то ребята втроем — и среди них тот же тихоня Андреев — на руках унесли бомбу к проходной.

Опережая эту группу с бомбой, к воротам проходной быстро подошел Данилов. Здесь уже стояли две полуторки, и в кузов одной из них, застланный полосатыми матрацами, четверо рабочих аккуратно укладывали принесенные бомбы. Каждую из них отделяли от другой тюфяками.

— Сколько уже погрузили? — поинтересовался Данилов.

— Здесь восемь штук лежат, но место еще есть.

— Хватит, закрывай борт, — распорядился Данилов. Рабочие быстро выполнили его команду.

— Куда везти, знаешь? — обратился Данилов к пожилому шоферу, стоявшему около кабины.

— Сказали, что за элеватор, в степь, товарищ начальник, но я прошу вас меня в этот рейс не посылать… Боюсь я, — с трудом выдавил он признание, — боюсь, что трахнут они дорогой, а у меня семья пять человек…

— Разрешите я, товарищ Данилов, поведу эту машину, а мою пускай пока загружают, — выступила вперед женщина-водитель со второй полуторки, которую все звали Пашей.

— Действуйте, Паша, спасибо вам, — Данилов крепко пожал руку отважной женщине. — Поедете через переезд до элеватора. Там увидите солдат-зенитчиков, они вам покажут, где в степи сгрузить эти «игрушки». С вами поедут четверо ребят. Не спешите, но как разгрузитесь — сразу же сюда. Счастливого пути вам.

Машина ушла, а бомбы продолжали подносить и укладывать в кузов второго грузовика.

Данилов обратил внимание, что на боковой стенке очередной бомбы зияет круглое отверстие, спросил, в чем дело.

— А из этой бомбы Ефремов с военпредом вывернули взрыватель, — бодро ответил один из принесших бомбу рабочих.

Тут же из соседнего цеха показалась процессия. Двое рабочих несли на носилках бомбу, а позади них шли Ефремов, Менчиковский и Медведев, оживленно что-то обсуждая. Подошли к грузовику, и Ефремов обратился к Данилову:

— Доложите, что сделано на вашем участке.

— На моем участке осталась одна тяжелая бомба, что за рылась в землю на улице. Все остальные из цехов изъяты и погружены. Один грузовик с бомбами уехал в степь за элеватор.

— Добре, на моем участке тоже все чисто, — сообщил Ефремов. — Заканчивайте быстрее погрузку и отправляйте вторую машину.

— Отправлять-то не с кем — нет шофера, — развел руками Данилов. — Этот водитель, — указал он на стоявшего в стороне мужчину, — ехать отказался, говорит: «Боюсь, и семья у меня большая».

Шофер, услышав слова Данилова, подбежал к грузовику, вскочил в кабину и, громко крикнув: «Ладно, еду я, не срамите уж», — запустил мотор.

— Хорошо, поезжайте, — напутствовал Ефремов, — только осторожнее, пожалуйста, не спешите.

«Товарищ Ефремов, срочно зайдите на КП», — раздалось из радиорепродуктора.

— Ладно, Леонид, ты иди, видно, понадобился начальству, а мы посмотрим, как будем выковыривать тяжелую, — забыв субординацию, обратился Данилов к Ефремову…

Не менее чем в 250 килограммов авиабомба, упав на мягкий газон возле шоссе, наполовину ушла в землю. Для того чтобы добраться до ее взрывателя, пришлось руками раскапывать землю вокруг бомбы, и Медведев сильно порезал себе руку о какую-то стекляшку. Но вот показались крышки взрывателей — их было два. Стало ясно, что самодельный ключ-рогатулька, которым Ефремов с Медведевым вывернули взрыватели с двух 50-килограммовых бомб, не подходит. Быстро сняли размеры для нового ключа, и Менчиковский с Медведевым пошли в соседний цех, чтобы там сделать новый инструмент.

Обратились за помощью к дежурному слесарю — им оказался Плужников, известный на заводе слесарь-виртуоз, специалист по хитроумным замкам и сейфам. Плужников быстро, пользуясь наждачным камнем, изготовил нужный ключ и вместе с военными направился к бомбе. Видя, что Медведев пытается перевязать носовым платком окровавленную руку, а Менчиковский неумело пробует действовать ключом, Плужников выступил вперед со словами: