В небе над Ладогой

В небе над Ладогой

Гвардии полковник запаса П. Л. РОЙТБЕРГ

В период блокады Ленинграда Петр Львович Ройтберг был начальником штаба 13-го истребительного (4-го гвардейского) авиационного полка, который прикрывал с воздуха ледовую и водную трассы „Дороги жизни".

От Ладожского озера до Померании лежит длинный военный путь 1-й гвардейской истребительной авиационной дивизии ВВС КБФ. И везде летчики нашей дивизии проявляли героизм, мужество и доблесть, прославляя советское боевое оружие.

Имена таких асов, как А. К. Антоненко, П. А. Бринько, Г. Д. Костылев, А. Ю. Байсултанов, В. Ф. Голубев, М.А. Ефимов, Е. Т. Цыганов, П. П. Кожанов, И. С. Кравцов, А. Г. Батурин, В. Ф. Абрамов, Л. Г. Белоусов, Г. Д. Цоколаев, И. А. Каберов, С. И. Львов, и других героев балтийского неба были известны на всех флотах. Дивизия участвовала во многих операциях. Боевые подвиги наших частей отмечены высокими правительственными наградами и присвоением им гвардейского звания.

Во многих местах воевали части нашей дивизии, но лично я убежден, что Ладоге среди них принадлежит особая роль. Об этом и хочется рассказать в первую очередь, ибо трудно переоценить значение Ладожской трассы для осажденного Ленинграда.

С целью взаимодействия с боевыми кораблями Ладожской военной флотилии и прикрытия трассы Новая Ладога — Ленинград по решению Военного совета Краснознаменного Балтийского флота осенью 1941 года была создана Ладожская авиационная оперативная группа, которую возглавлял заместитель командующего ВВС КБФ полковник Г. Семенов. Сначала в группу входил 5-й (впоследствии 3-й гвардейский) истребительный авиационный полк нашей авиабригады. К концу 1941 года оперативная группа была усилена еще 13-м (впоследствии 4-м гвардейским) истребительным авиационным полком.

Именно в период боевых действий на Ладоге достигла своей вершины духовная связь всего летного состава нашей авиабригады с Ленинградом. Мы защищали Ленинград и на дальних подступах к нему (Таллин, Эзель, Ханко) и на ближних (Лавенсари, Сескар, Кронштадт), но никогда и нигде мы не чувствовали так близко дыхание города, как осенью и зимой 1941/42 года.

На наших аэродромах штабелями лежали мешки с мукой, говяжьи туши и другие продукты, предназначенные для Ленинграда. То, что перебрасывалось по воздуху, это было каплей в море для такого огромного города, но мы ясно понимали, что каждый килограмм муки, каждый кусочек мяса, доставленный в Ленинград, спасет чью-то жизнь. На наших аэродромах высаживались из самолетов эвакуируемые люди, и мы видели своими глазами изможденных и беспредельно усталых ленинградцев, оказывали им первую помощь. Это заражало наши сердца огромным чувством долга и привязанности к ленинградцам, глубокой ненавистью к врагу.

Ленинград был рядом. Ленинград мы ощущали каждой своей клеточкой, и это было источником мужества всего личного состава и подвигов наших летчиков.

Комсомолец Семен Горгуль, летчик-истребитель, был смертельно ранен в бою. Он нашел в себе силы посадить самолет на лед Ладожского озера. Прощаясь с Ленинградом, герой кровью написал в свой блокнот: «Ленинградцы, победа за нами!»

Читающие эти строки, вдумайтесь и поймите, о чем думал умирающий человек в последние минуты своей жизни!

В наших частях служило много ленинградцев. Летчик Владимир Дмитриев — коренной ленинградец — дрался бесстрашно и самоотверженно с врагом, а его родители бессменно работали на одном из заводов, сутками не выходя из цеха, спали прямо у станков. Так же работали и родители нашего командира полка Бориса Ивановича Михайлова. Многие имели родственников и знакомых в городе. У кого осталась там жена, у кого невеста, родители. И все же не это было самое главное, хотя, конечно, и это цементировало наши части. Главное заключалось в том, что судьба всех ленинградцев нас волновала, и каждый считал себя в долгу перед ними. С мыслями о Ленинграде мы вставали и ложились.

Имея, как уже было сказано, главной задачей прикрытие трассы через Ладожское озеро, наши части одновременно взаимодействовали с частями 54-й армии, которой командовал генерал-майор И. И. Федюнинский. Иногда нам приходилось выполнять не совсем свойственные истребителям задачи, как-то: корректировка артогня, разведка позиций противника (вплоть до зарисовки окопов), штурмовка отдельных узлов сопротивления, имевших важное значение. Все это хотя и отвлекало значительные силы нашей авиации, но действия на направлениях Тихвин, Мга мы также считали своими, так как они влияли на судьбу Ладоги и Ленинграда. И здесь летчики проявляли массовый героизм.

Чтобы уяснить обстановку, в которой нам приходилось действовать, нужно хотя бы в общих чертах представить себе состояние наших аэродромов.

Аэродромы были грунтовые, в ненастье размокали и покрывались липкой грязью. Только один аэродром обеспечивал взлеты и посадку с любого направления. Другие имели лишь два направления посадки, что крайне затрудняло действия наших самолетов и требовало большого напряжения сил и внимания от летчиков. Однако летный состав, хорошо обученный в мирное время, успешно преодолевал эти трудности. Особенно дорожили мы аэродромом, расположенным ближе других к ладожской трассе. Это, конечно, был не настоящий аэродром, а длинная, узкая полоса, ограниченная с одной стороны лесом, в котором укрывались самолеты, личный состав и вспомогательная техника, а с другой стороны — грунтовой дорогой. Ранее этот аэродром занимала армейская авиация, но затем забросила его.

И вот в конце ноября 1941 года я был вызван в штаб авиационной оперативной группы, где получил задание определить пригодность аэродрома и при возможности принять самолеты, обеспечить их безопасную посадку. На легковой автомашине, именуемой «козлом», я выехал на место, а за мной двинулась и вся техника, необходимая для приведения аэродрома в порядок. В дороге из-за снежных заносов тяжелые машины застряли, в том числе и трактор с катками и автобус с аэродромной командой. Удалось прорваться мне на своем «козле» и автоцистерне с бензином. В деревню, близ которой находился аэродром, я прибыл во второй половине дня. На мой вопрос «Где аэродром?» первый попавшийся житель ответил: «Да вот тут рядом, за домами. Его сейчас будут взрывать».

К аэродрому не мог пробиться даже мой «вездеход». Бросив машину, я побежал в указанном направлении. Задыхаясь от бега, выскакиваю на поле и слышу тревожные удары в рельс. На другой стороне аэродрома появился человек в полушубке и что-то кричит. Слов не разобрать, но, очевидно, меня «приглашают» удалиться с поля. От бега я так запыхался, что просто не способен был двинуться с места и стоял, как столб.

Человек подбежал ко мне, и, конечно, я не услышал в свой адрес ничего лестного. После отнюдь не деликатного разговора стало ясно, что задачи у нас с этим товарищем разные: его цель взорвать аэродром, а моя этого не допустить, причем он был явно ближе к своей цели. Его фугасы осталось только привести в действие, а моя техника застряла неизвестно где.

Проверив мои документы, старший лейтенант Серебряный правильно оценил обстановку и из противника превратился в союзника. Он обезвредил мины и согласился силами своей группы помочь мне в восстановлении аэродрома и подготовить его к приему самолетов.

Пока я мотался на своем «козле» в поисках трактора в соседних частях (благодаря своему бензину и отзывчивости командира части мне удалось заполучить на время 2 трактора), Серебряный не только подготовил волокушу из нескольких связанных между собой бревен, но и привел в порядок заброшенный каток. Мы сразу же приступили к укатке аэродрома, используя оба трактора.

Ночь была темная, как чернила. Крепкий мороз с сильным ветром затруднял работу. Несмотря на это, трактористы всю ночь не слезали с тракторов, таская тяжелую волокушу и каток из конца в конец аэродрома. Результата укатки в темноте не было видно, иногда казалось, что все наши усилия тщетны, и только сознание, что это нужно для дела, заставляло продолжать работу. К утру стало тише, ветер прекратился, и когда наступил рассвет, нашей радости не было границ. Мы увидели плотно укатанную полосу. Наш труд не пропал. Аэродром мог принять самолеты.

Через гражданскую связь мне удалось соединиться с опергруппой и доложить полковнику Семенову о выполнении задания. Он немедленно вылетел к нам. Увидев хорошо укатанное поле и узнав, кто отличился в этой работе, полковник очень тепло поблагодарил трактористов и людей из группы старшего лейтенанта Серебряного.

Вскоре произвели посадку наши самолеты, и началась боевая жизнь на этом аэродроме. Длина полосы здесь полностью обеспечивала взлет и посадку самолетов с двух направлений. На самолетах И-16 с более мощными двигателями (М-62) некоторые летчики освоили взлет и поперек полосы. Такой взлет требовал поистине виртуозного мастерства и допускался только при крайней нужде.

Вспоминаю, как однажды из Москвы к нам нагрянула большая инспекторская группа, приехавшая на машинах. Возглавлял инспекцию заместитель командующего авиацией Военно-Морских Сил генерал-майор авиации Коробков. Дежурные 8 самолетов И-16 с моторами М-62 в это время находились в лесу, на стоянках, летный состав был в самолетах, обслуживающий персонал рядом с ними. Самолеты, спереди прикрытые ветками, а сверху — маскировочными сетями, совсем не просматривались с дороги.

— А где же аэродром? — спросил один из инспектирующих.

— Вы на нем, — ответил командир полка.

— Где самолеты?

— Замаскированы, вот в этом лесу.

— От кого? — не без ехидства спросил другой член комиссии.

— Наверное, от начальства, — сказал третий. — Ведь такая маскировка в ущерб боевой готовности.

В это время группа подходила к землянке штаба полка, расположенной недалеко от дороги. Я как раз вышел навстречу прибывшим, конечно имея с собой ракетницу, с которой никогда не расставался. Увидев меня, командир полка приказал дать красную ракету — сигнал для взлета. Взметнулась ракета — и вдруг, как в сказке, лес раздвинулся и обнажились 8 самолетов. Ракета еще не успела вернуться на землю, а самолеты, запустив двигатели, прямо с места стоянок начали взлет поперек полосы и, пройдя так низко над дорогой, что нам всем пришлось присесть, взяли направление на Кобону. Получив задание по радио, ведущие покачали с крыла на крыло (обратной связи с аэродромом самолеты не имели).

— Молодцы! — почти в один голос сказали инспектирующие.

Благодаря нашим усилиям по тщательной маскировке противник очень долго не знал о существовании этого аэродрома. А аэродром приобретал все большее и большее значение, так как близкое его расположение к трассе обеспечивало действия по принципу «из засады».

Отличная маскировка самолетов, техники, людей, правильное использование радиосредств для боевого управления, организация выносного пункта управления самолетами — все это было высоко оценено инспекцией Военно-Морских Сил, и нарком наградил все командование полка именными золотыми часами.

Аэродромы истребителей противника были расположены южнее наших аэродромов, это давало ему значительное преимущество. Фашистские самолеты появлялись на трассе со стороны солнца, а если учесть слабое развитие в то время радиолокации, то это преимущество было немалое. Противник прекрасно изучил тактико-технические данные наших самолетов, обычно знал, в каком районе они патрулируют. Поскольку мы в целях экономного использования самолетов патрулировали на высоте 2–3 тысяч метров, то противник приходил к трассе с преимуществом в высоте, со стороны солнца и, обнаружив наши самолеты, производил на большой скорости атаку, а затем уходил с набором высоты. Заняв вновь позицию для атаки, повторял ее.

Когда наши истребители патрулировали над Кобоной, немецкие самолеты там боев не вели. Наша главная задача заключалась в том, чтобы не допустить к порту бомбардировщики врага, а за его истребителями гоняться мы и права не имели, да и не догнать было, так как «мессеры» имели преимущество в скорости перед «ишачками».

Отсутствие двусторонней радиосвязи весьма затрудняло управление самолетами. Летчики нас слышали, мы их нет, и они были бессильны сообщить обстановку, попросить поддержки. Частично этот пробел был ликвидирован с организацией выносных постов управления (ВПУ). Места для них выбирались непосредственно в районе охраняемого объекта, а при взаимодействии с кораблями — на одном из боевых кораблей Ладожской флотилии. Это позволяло наблюдать за действиями наших самолетов, видеть обстановку в воздухе и своевременно вызывать дежурные самолеты с аэродрома на помощь патрулирующим. На ВПУ всегда находилось ответственное лицо, чаще всего командир или начальник штаба полка. Для связи с аэродромом использовалась, как правило, мощная радиостанция поста в Кобоне. Поскольку этот пост действовал постоянно, у него была также прямая телефонная связь с командными пунктами аэродромов.

Командовал нашей авиационной бригадой, входившей в состав оперативной группы, Герой Советского Союза полковник И. Г. Романенко (ныне генерал-лейтенант авиации). Звание Героя Советского Союза ему было присвоено еще в 1940 году. Летчик высшего класса, в совершенстве владеющий техникой и всеми видами боевого применения истребителей, он во всем служил примером для личного состава. Несмотря на свою загруженность, он нередко сам водил своих питомцев в бой и после каждого вылета, а в особенности после каждого боя тщательно разбирал и оценивал поведение каждого летчика во время воздушного боя, вносил существенные коррективы в схему патрулирования.

Летчики считали за честь идти с И. Г. Романенко в одной группе на боевое задание. Даже в самой напряженной боевой обстановке он заставлял летчиков заниматься боевой подготовкой применительно к задачам, которые приходилось решать в воздухе.

Комиссаром бригады был Иван Иванович Сербин — также отличный летчик и прекрасный воздушный боец. Однажды в воздушном поединке у деревни Шалдиха он сбил немецкого аса, награжденного всеми орденами рейха. Комиссар пользовался огромным авторитетом среди личного состава.

Храбрым летчиком был командир 3-го гвардейского полка Герой Советского Союза полковник П. В. Кондратьев. Личный пример командиров частей и комиссаров-летчиков И. П. Лукьянова, Героя Советского Союза М. А. Ефимова заражал летчиков боевым энтузиазмом и поднимал их боевой дух.

Особую цементирующую роль для боевого сплочения коллектива сыграла группа летчиков, вернувшихся с Ханко во главе с Героем Советского Союза Василием Федоровичем Голубевым. Каждый из этой группы имел на своем счету десятки побед в воздушных боях.

Кроме того, в бригаде были опытные кадровые командиры Виктор Рождественский, Александр Мясников, Василий Жарников, Георгий Лагуткин, Теплинский, Шварев, Чепелкин и другие.

При наличии такого крепкого ядра молодое пополнение, прибывающее из училищ, быстро входило в боевой строй. Молодым летчикам рассказывали о героических традициях части, о боевых заслугах их командиров и лучших летчиков, вселяли уверенность в свои силы и поддержку опытных товарищей в тяжелую минуту. И скоро молодежь в этом убедилась на практике. «Один за всех, все за одного» — этот непреложный закон летчиков-истребителей был сознательно принят каждым летчиком.

В связи с этим вспоминается эпизод, происшедший в 1942 году. Вслед за командиром звена младшим лейтенантом Шишацким стал взлетать с аэродрома его ведомый сержант Горгуль. В тот момент, когда он еще не успел убрать шасси, на него навалились два «мессера». Благодаря высокой бдительности Шишацкий вовремя заметил атаку противника и прямо с первого разворота устремился навстречу атакующим. Это спасло Горгуля от верной гибели. В течение 15 минут над аэродромом шел воздушный бой. Неожиданно у Шишацкого заклинило пулеметы. Летчик не растерялся, он продолжал маневрировать, отвлекая на себя внимание гитлеровцев. Видя безуспешность своих атак против ведущего, «мессеры» снова стали наседать на Горгуля с двух сторон одновременно — снизу и сверху. Шишацкий резко снизился, его примеру последовал и Горгуль. Этим маневром наши летчики лишили противника возможности атаковать их снизу. Бой прекратили взлетевшие с аэродрома и прибывшие с трассы самолеты. Противнику ничего не оставалось делать, как ретироваться, не добившись цели. Фашистские асы были посрамлены.

Этот случай послужил хорошим уроком для Горгуля, который впоследствии стал храбрым летчиком, успешно участвовал во многих боях и, как уже было сказано, погиб как герой.

Мужество таких летчиков, как Шишацкий, Александр Агуреев и многие другие, помогало молодежи подавлять робость и быстро приобретать необходимые боевые качества. Из молодого летного состава, который отличился в небе над Ладогой, наиболее запомнились летчики-сержанты: Плахуто, Зизо, Голубев, Бугов, Бабаев, Байдраков, Кириллов, Герасименко, Юров, Гурьянов, Щеголев, Игнатов, Литвиненко и Дмитриев.

Боевая нагрузка была непомерно тяжелой. Каждому летчику приходилось делать по 4–5 вылетов в день. Ведь кроме прикрытия кораблей, Кобоны, охраны трассы мы помогали 54-й армии. А такой помощи требовалось все больше и больше. Как нам ни тяжело было, мы армии в помощи никогда не отказывали. Причем летчики-моряки дрались самоотверженно, неоднократно получая похвалу от командования 54-й армии.

Летчик Алексей Лазукин при штурмовке войск противника был смертельно ранен. Весь в крови, теряя сознание, он все-таки привел самолет на аэродром. «Пусть на моем самолете сражается мой друг Толя Кузнецов», — попросил умирающий Лазукин. После ремонта самолета воля Алексея Лазукина была выполнена.

Ненамного пережил друга и Герой Советского Союза Анатолий Кузнецов. Во время корректировки артогня его самолет подожгли в районе цели. На пылающем самолете А. Кузнецов не прекращал выполнять задачи до последней минуты жизни.

В ладожский период боевых действий балтийских летчиков особое место занимала операция по уничтожению десанта, пытавшегося захватить остров Сухо. Кроме кораблей флотилии в этой операции участвовали штурмовики и бомбардировщики ВВС КБФ.

Мы поддерживали их действия, а также прикрывали боевые корабли флотилии. Несмотря на тяжелую метеорологическую обстановку (низкая облачность и плохая видимость), наши летчики вели в течение всего светлого времени 22 октября 1942 года бои с самолетами противника, поддерживавшими, а затем спасавшими десант от полного разгрома. В этой операции нами было сбито 15 самолетов противника. Со своей стороны потерь мы не имели.

В деревне Выстав на бугре, что на восточной околице, есть братская могила. Там похоронены Алексей Лазукин, Семен Горгуль и другие боевые друзья. Я и сейчас вижу их молодыми, здоровыми, задорными и вместе с тем не по возрасту серьезными. Многие крылатые богатыри нашли себе могилы под волнами Ладоги и в Волховских болотах. Жить бы им да жить! Но мать-Родина приказала им не пропустить, врага в Ленинград, и они, не задумываясь, до конца выполнили свой долг.

И в этом их бессмертие.