АРЕСТ

АРЕСТ

Бойко-Федорович еще несколько раз приходил в катакомбы. Но свободно расхаживать ему в расположении лагеря Бадаев не разрешил. Встречаться с партизанами, тем более разговаривать с ними, запрещал тоже. Будто чуял! И не потому, может быть, что не доверял, просто так, из конспирации.

Как-то раз Бойко снова вернулся к разговору о пропуске.

— Возьми, Павел Владимирович, пригодится, — сказал он и протянул румынский пропуск. — А не используешь, пусть лежит — хлеба не просит. Даром я, что ли, старался. С ним днем и ночью можно ходить по городу.

Бадаев отшутился и перевел разговор на другое. Вскоре к ним подошел Яша Гордиенко — в кубанке, в легоньком бушлате, и оба они направились к выходу. На прощанье Бадаев сказал:

— Так не забудь, Петр Иванович, про Дальник. Узнай поподробнее…

Молодцов рассчитывал проникнуть в Дальницкие катакомбы подземными ходами. Для этого он несколько раз требовал раздобыть планы катакомб и, когда Бойко принес, наконец, пачку истрепанных самодельных карт, внимательно изучил их, пытаясь разобраться в запутанном подземном лабиринте. Но выяснилось, что дальницкие шахты изолированы от других, дороги туда под землей нет. Об этом еще раньше Молодцову сказал Иван Гаврилович Гаркуша, старый, насмешливый и острый на язык шахтер, лучше других знавший Одесские катакомбы.

— Ищите, не ищите, — сказал он чекисту, — а под землей ход в Дальник не найдете. Шахты там, как говорят у нас, тупиковые. Жить люди там могут, но как в ловушке. Выхода из них нет. Другое дело на поверхности — знающий человек всегда вылезет. Иные хода по двадцать лет стоят замурованные, еще с революции. Вот если их раскопать, другое дело… Да опять же, румыны в городе, разве они дадут копать-то…

Бадаев сидел за дощатым столом, по привычке подперев рукой подбородок.

— Ну, а через верх пройти к ним можно? — спросил он Гаркушу.

— Почему нельзя?! Только сперва надо фашистов прогнать, чтобы не мешали.

Разговор с Гаркушей расстроил и огорчил Молодцова. Предприняв еще несколько бесплодных попыток проникнуть в Дальник, он отказался от поисков в катакомбах, но каждый раз, посылая связных в город, наказывал обязательно разузнать о судьбе Гласова.

Когда искали ход в Дальник, встретили в катакомбах еще одну партизанскую группу. Это были члены подпольного комитета партии Пригородного района Одессы. Молодцов еще раньше знал о существовании группы, он несказанно обрадовался этой встрече и долго разговаривал о чем-то с Азаровым, секретарем подпольного райкома партии. После этого он несколько раз посылал Ивана Гаркушу и Якова Васина к райкомовцам, отправлял с ними какие-то письма Азарову, передавал им оружие, боеприпасы. Васин занимался в отряде снабжением партизан, в его распоряжении находился склад оружия и продовольствия. Своих помощников он строго-настрого предупредил никому не говорить, куда и зачем они ходят так далеко в катакомбы.

В те дни Кир получил из Центра еще одну шифрованную радиограмму, подписанную Григорием. В ней было сказано:

«Связь с группой Самсона отсутствует. Нарушаются планы дальнейшего развертывания работы в глубоком стратегическом тылу противника. Еще раз попытайтесь установить судьбу Самсона и его людей. Проявите максимум осторожности».

Молодцов ходил сам не свой, раздумывая, как бы узнать хоть что-нибудь о людях Гласова. В это время до него дошли слухи, будто кто-то видел в городе самого Гласова, что он будто бы вышел из катакомб и легализировался в Одессе.

Вот тогда и решил Молодцов сам выйти в город, чтобы установить, где же находится Самсон, не подававший о себе никаких вестей. И еще были у него неотложные дела: встретиться с подпольщиками порта, с Олегом, который работал в городе под видом хозяина оптического магазина.

7 февраля 1942 года Кир передал свою последнюю радиограмму в Москву. На запрос Центра он сообщил некоторые сведения о группе Самсона.

«Случайный источник, — передавал Кир, — сообщил, что Самсона видели в Одессе. Перепроверить эти данные не удалось. Тот же источник, ссылаясь на строгую конспиративность Самсона, отказался связать с ним нашего человека. Он уверяет, что слухи о гибели группы необоснованны. Это вселяет надежду, что Самсон невредим. Я намерен лично встретиться с указанным источником, расшифровать себя и потребовать объяснений или встречи с Самсоном. Жду указаний».

Сведения, о которых Молодцов информировал Центр, доставил ему Иван Афанасьевич Кужель — разведчик-доброволец, живший в селе Нерубайском.

Шахты он знал отлично. И все же просто непостижимо было, как старый горняк проникал в катакомбы, обманывая румынских жандармов. Появлялся он в самое разное время суток. Подсаживался к столу с таким видом, будто и не уходил из катакомб, доставал кисет с табаком, пускал его по кругу «на общую», скручивал козью ножку. Приход его всегда ознаменовывался густыми клубами табачного дыма — за компанию курили все, кто находился в столовой. Поболтав с ребятами, Кужель, посмеиваясь, брал пустой кисет и отправлялся к Бадаеву.

О Гласове Кужель узнал через третьи руки, подробностей сообщить не мог, но слышал, что человек, связанный с группой Гласова, уклоняется от разговора на эту тему, вероятно, не доверяет. Есть какой-то сапожник, который будто бы что-то знает, но связаться с ним Кужель не мог. У шахтера-разведчика нет ни пароля, ни адреса, да и проникнуть в город Кужелю не так-то просто, не то что в катакомбы, где знаком каждый закоулок.

Бадаев с большим доверием относился к Ивану Афанасьевичу Кужелю. Рассказу его он придавал большое значение, но, с другой стороны, связная Тамара Межгурская приносила из города иные вести — ходили разговоры, будто сигуранца ликвидировала какой-то отряд партизан в дальницких катакомбах. Так ли это — никто не знал.

Да, надо было самому выходить в город…

Было это вьюжным февральским днем сорок второго года. Бадаев вместе с Тамарой Межгурской покинул катакомбы. Провожать их пошли двое — Яков Васин и Белозеров. Недавний пограничник научился отлично ориентироваться в запутанных подземных лабиринтах. Удивительно было, как быстро освоился он в катакомбах.

Шли долго, и фонари тускло освещали низкие своды. Совсем недавно Белозеров обнаружил еще один выход, которым и решил вывести наверх командира отряда. Выход был под скалой в глубокой балке недалеко от Усатовской церкви. Церковь служила отличным ориентиром, ее всегда разглядишь даже кромешной ночью. Ход никому не был известен, и через него только один раз выпускали Петра Бойко с Яшей Гордиенко. Всю дорогу Бадаев шутил, посмеивался, настроение у него было хорошее, потом вдруг замолчал, задумался.

— Анатолий, — подозвал он Белозерова, — совсем забыл… В случае чего передай в совет отряда, чтобы налаживали связь с Олегом из комиссионного магазина. Он все знает…

— На какой же это случай, Павел Владимирович? — спросил Белозеров.

Бадаев усмехнулся.

— Мало ли что в нашем деле бывает! Не знаешь, где упадешь, где встанешь… О том, что сказал, доложите только в совете отряда и больше никому. Поняли?..

Потом снова пошли, разговаривая уже совсем о другом.

Миновали последний пост. Молодцов попрощался с ребятами, стоявшими в карауле, пообещал им принести из города табачку и, приветливо махнув фонарем, пошел дальше. Прошли еще с полкилометра, обошли провал, запорошенный снегом. Ночь была мутная и не особенно холодная. Белозеров выскользнул в балку и вскоре вернулся — все спокойно. Наскоро пожали друг другу руки, и Бадаев исчез в тесном провале. За ним ушла и Межгурская. Это было под утро 8 февраля 1942 года. Уговор был твердый — Бадаев возвратится не позже десятого числа. Пусть его ждут в назначенное время. Он постарается быть в Усатове до начала комендантского часа. В комендантский час требовался специальный пропуск.

Вечером десятого встречать Бадаева пошли Васин с Белозеровым и кто-то еще из бойцов. Как условились, ждали его рядом с провалом. Фонари прикрутили, поставили в стороне. Долго стояли не шелохнувшись. Белозерову вдруг почудился какой-то шум со стороны входа — будто скрипнул снег под ногами. Думал — свои. Подождали еще, все стихло. Тогда Белозеров решил осмотреть балку. Но только он высунул голову из-под скалы, как тотчас нырнул обратно. Около выхода, притаившись, стояли вражеские солдаты с автоматами. Надо быть пограничником, чтобы различить в этих неподвижных тенях живых людей! Новый ход в катакомбы блокирован!..

Вернулись только под утро, сильно встревоженные. А дня через два на связь послали Шестакову Тамару. Назад она не вернулась…

Когда и Тамара Шестакова не пришла в назначенный срок, парторг Зелинский собрал коммунистов — всех, кто был в наличии. Сидели угрюмые в штабной пещере вокруг каменного стола.

— Все собрались? — спросил он, вглядываясь в лица людей.

— Все, кроме дежурных, — ответил кто-то из темноты. — С постов не снимешь…

— Что будем делать, товарищи? — снова спросил Зелинский. — Положение вы знаете. Давайте обсудим. С товарищем Бадаевым что-то случилось. Шестакова тоже не вернулась с задания…

Сначала дали слово Анатолию Белозерову. Он рассказал, как ходил провожать Бадаева, как вышли встречать его и наткнулись на вражескую засаду. Белозеров недоумевал, почему новый, тайный лаз стал известен румынским жандармам.

После Анатолия слово взял Иван Клименко, заместитель командира по строевой части. Пожилой худощавый шахтер говорил простуженным голосом, говорил скупыми, короткими фразами. Он докладывал, в каком состоянии находится отряд — сколько людей, как обстоят дела с продовольствием, оружием, боеприпасами. Бывший шахтер-бригадир говорил так, будто давал задание своей бригаде и раздумывал вслух, как расставить людей в забое. А кончил Клименко тем, что не нужно терять надежду на возвращение Бадаева. Павел Владимирович может еще вернуться. Бывает всякое. На тот случай, если товарища Бадаева захватили, нужно подумать, как его вырвать из рук фашистов. Дело это не простое, но возможное. Можно по дороге отбить у конвоя или же сделать налет на тюрьму.

Но перво-наперво надо еще раз послать в город своего человека. Пусть выяснит, что случилось.

На совете решили, что на связь с Олегом Николаевичем пойдет Белозеров, а связную Галину Марцишек пошлют выяснить причину и обстоятельства ареста Бадаева.

Только значительно позже стало известно, как развивались события в городе после того, как Межгурская и Бадаев покинули катакомбы.

…В первый же день Бадаев и Межгурская остановились на конспиративной квартире Екатерины Васиной, находившейся рядом с площадью Красной Армии. Тамара Межгурская в тот день с утра заходила к сапожнику Евграфу Никитенко, жившему на Военном спуске, предупредила, что одному человеку надо незамедлительно встретиться с подпольщиком Крымовым. Встречу надо организовать на Новом базаре в толкучке — так безопаснее. Время встречи — полдень, когда на рынке больше всего народа.

Межгурская еще спрашивала, знает ли Никитенко что-нибудь про того человека, который видел в городе Гласова. Нет, хозяин сапожной мастерской не знал о существовании такого человека, но ему говорил об этом Крымов. Тамара Межгурская еще раз сказала, что встречу с Крымовым надо организовать непременно и в назначенное время.

Разговор Тамары Межгурской с Евграфом Никитенко происходил в сапожной мастерской утром восьмого февраля, а в полдень должна была состояться встреча с Крымовым. Никитенко не знал, состоялась ли встреча, про которую говорила Тамара, но свое дело он сделал: немедленно пошел в порт, условными сигналами вызвал Крымова и передал ему содержание разговора с Межгурской. Крымов ответил коротко: «Буду».

Ближе к вечеру, когда уже начинало смеркаться, на улице Фрунзе видели высокую женщину в платке, в длинном пальто и в кирзовых сапогах. Она остановилась против дома № 88 у колодца, закрытого деревянным щитом, трижды постучала ногой, прислушалась и, получив ответный сигнал, бросила что-то в отверстие, просверленное в деревянном щите. Это была Тамара Межгурская.

Вечером на квартиру Васиных заходил незнакомый усатый старик. Сначала он разговаривал с Екатериной Васильевной, а потом остался ждать Бадаева. Бадаев пришел поздно вместе с Тамарой, поздоровался с усатым стариком, назвав его Иваном Афанасьевичем. По всему было видно, что они хорошо знали друг друга. Васина накормила всех ужином, Бадаев посмотрел на часы и сказал, что теперь пора. Тамара легла спать, а Бадаев с Иваном Афанасьевичем куда-то ушли среди ночи. Тамара тоже просилась, но Бадаев сказал, что ей нельзя.

Вернулись они под утро, когда было еще совсем темно. Теперь их было четверо. Они сразу же легли спать, но спали недолго. Раньше всех поднялся Бадаев и сказал, что пора уходить. Екатерина Васильевич уговаривала остаться, но Бадаев сказал, что сегодня много работы. Наскоро перекусив, они ушли вместе с Тамарой. Двое других жили еще дня три и неожиданно куда-то исчезли.

На Нежинской, в квартире Петра Бойко, Бадаев появился после полудня вместе с Тамарой Межгурской. Из конспиративной квартиры Бадаев больше никуда в тот день не выходил, но Межгурская отлучалась довольно надолго и вернулась только вечером. Бадаев куда-то посылал Якова Гордиенко. Он привел с собой прилично одетого человека выше среднего роста, которого Бадаев называл Олегом. Этот человек с полчаса разговаривал с Бадаевым на кухне и ушел перед самым приходом Межгурской.

С появлением Бадаева на конспиративной квартире Антон Брониславович засуетился, наказал жене готовить ужин, а сам побежал в магазин что-то купить. По пути он зашел в телефонную будку…

Ужинать сели поздно, за столом долго не засиживались и часов в десять уже легли спать. В тот же вечер Бойко пригласил к себе Продышко с пивоваренного завода, но тот не пришел.

Еще днем Молодцов осмотрел квартиру, проверил схему, которую Бойко переправил ему в катакомбы. Ничто не вызывало сомнений. Бадаев не мог и подозревать о предательстве, он не знал, что в тот вечер весь район Нежинской улицы был оцеплен вооруженными агентами гестапо и сигуранцы.

Бойко не спал, чутко прислушиваясь к тишине. Несколько раз ему казалось, что он слышит крадущиеся шаги на лестнице.

Но стук в дверь раздался неожиданно и для него самого. Он поднялся и босиком вышел в прихожую.

— Кто здесь?

— Откройте.

Бадаев мгновенно проснулся от сдержанных голосов на лестнице и в прихожей, от топота ног входивших людей. Кто-то спросил:

— Яков Гордиенко здесь живет?

— Да, здесь.

— А вы кто такой?

— Хозяин квартиры…

— Здесь есть посторонние?

— Нет, только двое знакомых. Задержались, пропусков нет, остались заночевать.

Федорович говорил нарочито громко, чтобы разбудить, предупредить спящих. Во всяком случае, так понял Бадаев. Он осторожно поднялся с пола.

Мысль работала отчетливо и напряженно. Разведчик еще не мог собрать воедино разрозненные впечатления, сделать вывод, разобрать, что произошло. В голове стремительно возникали вопросы, на которые Бадаев не мог сразу ответить. Что это может быть? Кто ворвался в квартиру? Зачем? Что делать? Как вести себя через мгновенье, через секунду?..

Первое, что пришло в голову, — воспользоваться запасным выходом на чердак и уйти. Но выход отрезан — в прихожей толпятся ночные пришельцы, а в кухню ход только через прихожую.

Все эти мысли промелькнули стремительно, в какие-то доли секунды. Единственно, что успел сделать Бадаев, — натянуть валенки и переложить из кармана в голенище запасной браунинг, с которым он никогда не расставался. В это время открылась дверь, вспыхнул свет.

— Кто здесь Гордиенко Яков? — спросил чернявый маленький человек в форме румынского офицера. Это был Харитон.

Яков поднялся с койки, сонный, щуря глаза и не понимая, что происходит. Был он в тельняшке, в трусах, зябко поежился и вдруг сразу очнулся, заметив погоны на плечах вошедших людей. Он шагнул к распахнутой двери, еще надеясь прорваться к вешалке, к своему бушлату, но в прихожей было полно людей — военных и штатских. Кто-то из румын остановил его, приказал вернуться обратно.

— Оденься, — приказал Харитон. Что-то по-румынски сказал Друмешу. Тот обшарил кровать, поднял матрац, подушку. Харитон обернулся к Бадаеву.

— Вы кто будете?

Бадаев не успел ответить.

— Это мой гость, господин офицер, — торопливо сказал Бойко. Он стоял в одном нижнем белье у двери. — О нем я уже говорил вам. А в той комнате еще одна женщина, сестра жены.

— А это? — Харитон указал на Гордиенко-старшего и Сашу Чикова.

Они тоже проснулись и сидели на койках.

— Это из моей мастерской, господин офицер. Мои рабочие.

— Хорошо… В соседней комнате кто?

— Там женщины.

— Пусть оденутся… Ваши документы, — Харитон снова повернулся к Бадаеву.

Владимир Александрович неторопливо — сейчас он все делал не торопясь, чтобы выиграть время, — вынул из бокового кармана паспорт и протянул его румынскому офицеру. Паспорт был выписан на имя Сергея Ивановича Носова, уроженца Воронежской области. Под этой фамилией Молодцов намеревался легализоваться в городе, как рекомендовали из Центра. Паспорт был в порядке, и офицер, бегло взглянув на него, вернул обратно.

В комнату вошел Жоржеску, тоже в румынской военной форме. В руках он держал бушлат Якова Гордиенко.

— Чей пиджак? — спросил Жоржеску, глядя на полураздетых ребят.

— Мой, — Яков рванулся к бушлату, но Жоржеску отстранил его и показал Харитону маленький браунинг, такой же, какой был в валенке Молодцова.

— Найден в кармане этого пиджака, — сказал Жоржеску.

— Я должен тебя арестовать, — сказал Харитон. — А вы, господа, тоже оденьтесь и пройдите в полицию, чтобы подписать протокол. Это не надолго, прошу извинить.

Харитон будто бы просто так, для порядка, ощупал карманы задержанных — оружия не было.

«Не слишком ли много людей для ареста одного мальчишки?» — подумал Молодцов, разглядывая толпившихся агентов полиции. Он насчитал двенадцать человек. Неторопливо оделся в прихожей, мучительно думая, что же предпринять. Действовать активно нельзя — может быть, все это случайные совпадения. К тому же что здесь делать с одним пистолетом? Другое дело — граната. Если бы он был один! Если бы рядом не было женщин, подростков… Если бы знать наверняка, что это ловушка… А может быть, действительно случайный налет? Надо держаться, держаться, не выдать себя опрометчивым поступком. Слишком многое поставлено на карту.

Якову надели наручники и повели вперед. Бойко-Федорович шел последним, захлопнул дверь, проверил, заперта ли она. Спросил:

— Надеюсь, не надолго, господин офицер?

— Нет, нет, вернетесь через полчаса, — Харитон вместе с Жоржеску замыкал шествие.

Но вот что странно: Бадаев отметил про себя — лучи электрических фонариков скрещивались на его фигуре чаще, чем на Яше Гордиенко. Кого арестовали: его или Гордиенко, кого не хотят выпускать из поля зрения?

И еще одно. Когда спустились по лестнице и вышли на тесный дворик, какие-то люди свертывали широкий брезент, расстеленный около стены под окнами квартиры Бойко. «Эге, — чуть не присвистнул от удивления Бадаев. — Ждали, что кто-то выпрыгнет из окна! Да, здесь дело не в Гордиенко…»

И вдруг Бадаева осенила мысль — нелепая, чудовищная: а если это предательство? Если вся эта ловушка подготовлена для него, Молодцова? Догадка показалась ему такой невероятной и нелепой, что разведчик от неожиданности остановился. Теперь эта мысль уже не покидала его.

Вышли на улицу. У соседнего дома стояла машина. Здесь арестованных встретил капитан Аргир. Харитон доложил ему по-румынски, они о чем-то заспорили, затем Харитон сказал, обращаясь ко всем задержанным:

— Господа, капитан приказал освободить вас. Всех, кроме Якова Гордиенко, которого я должен доставить в полицию. Можете быть свободными. Извините за недоразумение.

Бадаев успел шепнуть Тамаре Межгурской:

— Обратно не заходи… Сразу поворачивай за угол.

Но до угла дойти не удалось. Едва они сделали несколько шагов, как снова раздался голос Харитона:

— Господа, прошу вернуться обратно. Придется все же пройти в полицию. Это не надолго, господа.

Каким-то подсознательным чувством Молодцов совершенно отчетливо понял, что жандармы затеяли с ним сложную и запутанную игру. Уж слишком слащаво-вежливый тон у этого маленького чернявого человечка! Кажется, он разгадал их ход — хотят создать видимость, что арест его и Межгурской — простая случайность. Противнику нужно вывести кого-то из игры, но кого? Предателя, который организовал западню?

Логика пришла позже, сейчас было только осознанное решение: действовать. До угла оставалось несколько шагов, Бадаев продолжал идти, будто и не слышал голоса Харитона. Еще шаг — и он за углом. Вот здесь не выдержали нервы румынского контрразведчика:

— Держите его, держите Бадаева! — неистово закричал Аргир, бросаясь следом за ним.

Кто-то выскочил из-за угла и преградил дорогу. Бадаев выхватил из-за голенища браунинг и выстрелил в упор. Человек осел на снег… Бадаев рванулся вперед, но в это время кто-то бросился ему под ноги. Разведчик споткнулся, успев еще раз выстрелить. Тяжелый удар вышиб из рук браунинг, несколько человек навалились со всех сторон, подмяли его под себя, скрутили руки, защелкнули наручники.

Теперь уже всех арестованных заковали, втолкнули в машину и повезли.

Двоих убитых, а может быть, тяжело раненых, лежавших без движения на углу Нежинской улицы, погрузили в другую машину и отправили в госпиталь.

Это произошло в полночь на 10 февраля 1942 года.