IV. Подготовка австрийского ультиматума

Убийство Франца-Фердинанда и его жены сразу вывело Берхтольда из состояния нерешительности, в котором он пребывал. Он пожелал воспользоваться этим преступлением как хорошим предлогом, для того чтобы внести ясность в неудовлетворительные отношения с Сербией, а также раз и навсегда положить конец той опасности, которая угрожала двуединой монархии вследствие великосербской пропаганды и русских интриг против австрийского влияния на Балканах.

Уже давно в некоторых кругах в Вене все более крепло убеждение, что политическое положение на Балканах становится для Австрии опасным и нетерпимым. Благодаря Балканским войнам Сербия сильно расширила свою территорию и увеличила свое население; вместе с тем выросли и ее притязания. Великосербское движение при поддержке растущего национального движения южных славян монархии Габсбургов становилось все более мощным. Весной 1914 года ходили слухи о предстоящем слиянии Сербии и Черногории. Это дало бы Сербии выход к Адриатическому морю и угрожало бы существованию еще непрочного, находившегося в младенческом состоянии албанского государства; тем самым ставились под угрозу мероприятия, при помощи которых Австрия пыталась защитить себя от славянской опасности на южной границе.

На Румынию уже нельзя было полагаться как на надежного союзника; ирредентистская румынская агитация в Венгрии нисколько не ослабевала. Существовало подозрение, что Балканская лига в составе Сербии, Румынии и Греции пользуется тайной поддержкой России и только выжидает удобного момента – смерти престарелого Франца-Иосифа или европейской войны, чтобы расчленить Австрию, освободив ее угнетенные национальности. Сама же Россия овладела бы тогда проливами и получила бы свободный выход в Средиземное море.

Россия быстро вооружалась, строила стратегические железные дороги и производила пробные мобилизации. Франция предоставляла России на это дело многомиллионные займы и одновременно усиливала свои собственные вооружения. Албания, созданная Австрией специально в противовес Сербии, пребывала в состоянии хаоса и бунта, поднятого против слабого правителя, которого посадили на ее престол после долгих поисков. Бегство принца Вильгельма Вида породило насмешливый каламбур: «Les caisses sont vides, le throne est vide, tout est vide»[64].

Постоянное скрытое раздражение, существовавшее между Италией и Австрией и вызывавшееся претензиями итальянских ирредентистов на Триест и Триеит, а также соперничество между Австрией и Италией на Балканах снова обострились вследствие издания Австрией закона, по которому лицам, родившимся в Италии, запрещалось занимать муниципальные должности в Триесте. Даже Германия, по мнению австрийцев, проявляла раздражающее невнимание к интересам своего союзника на Балканах и к тем опасностям, с которыми там сталкивалась Австрия. Для того чтобы заставить Германию уважать Австрию как ценного союзника, рекомендовалось усвоить более энергичную политику и показать, что Австрия способна действовать решительно и что она действительно является положительной, а не отрицательной величиной в Тройственном союзе.

Таким образом, еще до Сараева многие государственные деятели в Вене считали, что надо что-то предпринять для того, чтобы монархия Габсбургов не разлетелась вдребезги от внутренней слабости и нерешительности или от жестоких ударов, которые ей могли нанести в недалеком будущем ее враги. Известие об убийстве эрцгерцога чрезвычайно усилило это настроение. Считали, что если Австрия не будет активно реагировать на удар, нанесенный ее династии, и не примет решительных мер для того, чтобы положить конец великосербской опасности, ее престиж на Балканах и в Европе будет утрачен навсегда, ибо тогда может укрепиться мнение, усиленно распространяемое сербами, что Австрия подтачивается изнутри и что она скоро подвергнется разделу подобно Турции и для нее окажется место только в «историческом музее».

В Вене считали, что ее противники будут теперь еще более склонны игнорировать ее интересы и даже напасть на нее и что поэтому нужно показать, что у нее достаточно жизненных сил для восстановления своего престижа и для того, чтобы укрепить свои позиции. Лучше всего рекомендовалось сделать это немедленно: в дальнейшем положение может только ухудшиться, так как Россия закончит свои вооружения, а националистические вожделения еще больше усилятся. Указывали, что существование Австрии как великой державы поставлено на карту.

Начальник австрийского Генерального штаба и глава военной партии в Вене Конрад фон Хетцендорф впоследствии писал:

«Две возможности резко противостояли друг другу: либо сохранение Австро-Венгрии в виде конгломерата различных национальностей, которые сплотятся в одно целое по отношению к внешнему миру и будут сообща строить свое благополучие под управлением общего монарха, либо образование отдельных и независимых государств, которые захватят австро-венгерские территории, заселенные представителями их наций, и таким образом разрушат монархию.

Конфликт этих двух взаимно исключающих возможностей давно уже предвиделся раньше и теперь благодаря действиям Сербия обострился. Нельзя было дальше откладывать решение.

Вследствие этого, а не из мести за убийство Австро-Венгрия должна была обнажить меч против Сербии…

Австро-Венгрия не могла больше сохранять холодное безразличие, спокойно выносить эти провокации и проявлять христианское смирение, которое велит, если вас ударили по одной щеке, подставить другую. Дело не в рыцарской дуэли с «бедной маленькой» Сербией, как она любила себя называть, и не в наказании за убийство. Здесь прежде всего стоял практически чрезвычайно важный вопрос о престиже великой державы, и притом великой державы, которая своим постоянным терпением и уступчивостью (в этом была ее ошибка) создавала впечатление бессилия и делала своих внутренних и внешних врагов все более агрессивными, вследствие чего они все стали настойчивее добиваться разрушения старой империи.

Новая уступка, особенно теперь, после насильственного акта, совершенного Сербией, дала бы волю всем стремлениям, которые уже подтачивали здание империи, – южнославянской, чешской, русофильской и румынской пропаганде и итальянскому ирредентизму…

Сараевское убийство разрушило карточный домик, сооруженный дипломатией, в котором Австро-Венгрия считала себя в безопасности. Монархию схватили за горло, и ей приходилось выбирать между возможностью быть задушенной или попыткой сделать последние усилия, для того чтобы предотвратить свою гибель».

Поэтому Конрад, убежденный, что Австрия в интересах самосохранения должна воевать с Сербией, добивался у Берхтольда согласия на немедленную мобилизацию против Сербии. Но Берхтольд сказал, что это встречает затруднения: нужно подготовить общественное мнение, необходимо сначала найти основания для войны, почерпнув их из следствия, производимого в Сараеве; Франц-Иосиф не соглашается на немедленное выступление, а венгерский министр-президент граф Стефан Тисса вообще против всякой войны с Сербией, так как опасается, что Россия нападет на Австрию и что Германия и Румыния не окажут ей помощи. Конрад был вынужден признать, что действительно рискованно начинать войну с Сербией, пока нет уверенности, что Германия будет защищать австрийский тыл от нападения со стороны России.

Однако Берхтольд подобно Конраду пришел к убеждению в необходимости локализованной воины с Сербией. В течение следующих дней он старался набросать план помощи, которую должна была оказать Германия, сконструировать обвинение против Сербии и преодолеть два основных внутренних препятствия, мешавших немедленной локализованной войне с Сербией, – нерешительность Франца-Иосифа и оппозицию со стороны графа Тиссы.