IV. Доказательства виновности подсудимых

Советский закон требует, чтобы в процессе уголовного судопроизводства каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказанию и в то же время ни один невиновный не оказался бы осужден, чтобы по каждому судебному делу была установлена материальная истина, а обвинительный приговор основывался на убедительных и бесспорных доказательствах.

В ходе судебного следствия суд уделил большое внимание доказательственной стороне дела, он выслушал объяснения подсудимых, заключения экспертов, показания свидетелей, исследовал вещественные доказательства, огласил ряд документов, протоколов следственных экспериментов. Я уже касался в своей речи многих из этих доказательств, теперь же позволю себе оценить их в совокупности.

Мы имеем в этом деле признание Пеньковского в совершенных им преступлениях. Я имел уже повод высказать свое отношение к достоверности его показаний. Он пойман с поличным, и у него не оставалось иного пути, как признание. Из материалов дела вы видите, что он пришел к этому признанию не сразу, а через неправду и полуправду, и это понятно, ибо слишком тяжелой была вся правда, чтобы открыть ее без колебаний и внутренней борьбы.

Признался также и Винн, ибо и он был уличен и понимал, что неразумно отрицать очевидные факты. Но, признавая свою вину, Винн делает все, чтобы уменьшить ее объем. Пользуясь английской судебной терминологией, отмечу, что Винн сказал правду, но далеко не всю правду.

Показания Пеньковского и Винна по основным, существенным моментам совпадают. Правда, имеются между ними отдельные противоречия. Речь идет о количестве переданных Винну пакетов, о том, сколько раз Винн провожал Пеньковского на конспиративные квартиры в Лондоне, о судьбе 3 тысяч рублей, присланных Пеньковскому разведкой, которые в суде Пеньковский и Винн никак не могли поделить. Но эти детали не столь уж важны, они не влияют на существо обвинения.

Признания обвиняемых являются важным доказательством, однако в силу ст. 77 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР они могут быть положены в основу обвинения лишь при подтверждении их совокупностью других доказательств. Это требование закона полностью соблюдено в настоящем деле.

При обыске на квартире у Пеньковского 22 октября 1962 года в письменном столе был обнаружен тайник и в нем целая коллекция шпионских документов и снаряжения: 3 малогабаритных узкопленочных фотоаппарата «Минокс» с 19 кассетами к ним, 5 экспонированных и 14 неэкспонированных фотопленок, 6 шифровальных блокнотов, 2 листа копировальной бумаги для тайнописи, 6 почтовых сигнальных открыток с инструкцией к ним, инструкции по процедуре радиовещания, по использованию шифровальных блокнотов, о подборе и пользовании тайниками.

В этом же тайнике находились: не отправленное донесение Пеньковского в разведцентр, отпечатанное на машинке, рукописный проект другого донесения, две записки с памятными пометками Пеньковского шпионского характера, в том числе номера телефонов для вызова к тайникам, номера телефонов для связи в Вашингтоне, лондонский адрес «Лабориджи» для письменных сообщений, имя и фамилия английской разведчицы Помеллы Кауэлл, частоты, на которых велись шифрованные радиопередачи — 4770, 5440, 6315, 6920, 7980 и 10135 кгц, а также фиктивный паспорт на имя гражданина Б. с фотографией Пеньковского.

Кроме того, на квартире у Пеньковского были обнаружены два полупроводниковых транзисторных радиоприемника: один — японского производства марки «Сония» с ушным телефоном к нему, второй — американского, марки «Зенит» — и пишущая машинка марки «Континенталь».

Все это лежит теперь перед вами, товарищи судьи.

Радиотехническая экспертиза дала заключение о том, что обнаруженные у Пеньковского радиоприемники «Сония» и «Зенит» годны для приема радиограмм на частотах, указанных Пеньковским, что инструкции по шифрованию соответствуют назначению шифровальных блокнотов, изъятых у Пеньковского, и что инструкция по обучению агента приему шифрованных радиограмм дает возможность обучиться на слух приему сигналов азбуки Морзе.

Напомню, что в ночь с 15 на 16 ноября 1962 года был произведен следственный эксперимент, во время которого Пеньковский принимал шифрованную радиограмму на частоте 5440 кгц (том 2, л. д. 26–28).

В деле имеются справки соответствующих советских учреждений, в которых говорится, что в течение 1961 и 1962 годов американский агентурный центр во Франкфурте-на-Майне вел односторонние передачи шифрованных радиотелеграмм азбукой Морзе на двух частотах коротковолнового диапазона — 5440 и 6315 в зимнее время и на частотах 7980 и 10135 в летнее время. К делу приложены материалы радиоперехвата этих передач (том 9, л. д. 1–4).

Таким образом, показания подсудимого Пеньковского о поддержании с ним шпионской связи по радио объективно подтверждаются. Эта радиосвязь осуществлялась американской и английской разведками с территории Западной Германии, где давно уже свили свои гнезда шпионские центры, где разместились десятки радиостанций, занимающихся оболваниванием людей и передачей шпионских «болванов».

Техническая экспертиза, исследовавшая фотоаппараты «Минокс» и пленки к ним, указала, что эти фотоаппараты изготовлены в ФРГ с удаленными из них светофильтрами пригодны для производства репродукционных работ, что 5 экспонированных пленок, обнаруженных у Пеньковского, экспонировались именно на этих фотоаппаратах и что на них был сфотографирован ряд совершенно секретных материалов.

Криминалистическая экспертиза по документам, обнаруженным у Пеньковского, установила, что рукописные тексты двух записок со шпионскими заметками исполнены рукой Пеньковского, а письмо, адресованное в разведцентр, начинающееся словами: «Мои дорогие друзья», целый ряд других машинописных документов, изъятых у Пеньковского, отпечатаны на его портативной пишущей машинке «Континенталь» № 213956.

Криминалистическая экспертиза, проведенная по паспорту на имя гражданина Б. с фотографией Пеньковского, дала заключение, что бланк этого паспорта является фиктивным, и привела ряд признаков, характеризующих его отличие от подлинных советских внутренних паспортов.

Химическая экспертиза установила, что два чистых листа бумаги, изъятых у Пеньковского, являются тайнописной копировальной бумагой, в состав которой входит поверхностно нанесенное соединение одного химического вещества.

Показания Пеньковского о секретных документах, которые он фотографировал и передавал затем иностранным разведкам, объективно подтверждаются имеющимися в деле данными о полученных в этот период Пеньковским в специальных библиотеках ряда закрытых изданий, в которых содержались статьи и другие материалы, представляющие интерес для иностранных разведок.

Эксперты Министерства обороны СССР, изучившие материалы дела, в том числе показания Пеньковского о содержании выданных им сведений военного характера, а также рассмотревшие подготовленные им данные, которые он не успел передать, дали заключение, что некоторые из этих сведений составляют государственную и военную тайну СССР, а другие хотя и не отнесены к ней, но являются секретными и представляют интерес для иностранных разведок.

Экспертиза по определению степени секретности сведений о деятельности Государственного комитета по координации научно-исследовательских работ СССР, переданных Пеньковским иностранным разведкам, также пришла к выводу, что эти сведения являются секретными.

В ходе судебного следствия подсудимый Пеньковский предпринял попытку с целью уменьшения объема и степени своей вины оспорить выводы этой экспертизы ссылкой на то, что на отчетах ГК по КНИР отсутствовали грифы «секретно».

Однако экспертиза убедительно аргументировала свои выводы и указала, что в совокупности большое количество документов, сфотографированных Пеньковским и переданных иностранным разведкам, содержит важные сводные данные экономического характера. Да и сам Пеньковский показал, что разведчики проявили повышенный интерес к этим материалам.

Аксиомой является то, что разведки интересуются тем, что можно использовать с выгодой для себя и в ущерб государству, против которого ведется шпионаж.

При аресте Винна у него были обнаружены два дневника за 1961 и 1962 годы и записная книжка. Некоторые из имеющихся там записей изобличают Винна в конспиративных связях с Пеньковским. Так, за 20 сентября 1961 года имеется запись: «Янг прибыл», а также расписание прибытия в Париж советских самолетов с 8 по 24 сентября. За 5 июля 1962 года запись гласит: «4 часа дня. Янг. Гостиница», что соответствует показаниям подсудимых о встрече в гостинице «Украина».

Свидетельские показания в данном деле хотя и не играют решающей роли, но они подтвердили показания Пеньковского в части возможностей, которыми он располагал для сбора сведений, полезных иностранным разведкам, а также дополнили характеристику Пеньковского.

Таким образом, есть все основания сделать вывод, что имеющиеся в деле многочисленные и неопровержимые доказательства составляют прочное кольцо улик, изобличающих подсудимых Пеньковского и Винна, и не только их, а и тех, кто стоял за их спиной, кто руководил ими и направлял их преступную деятельность.