Глава 16 Внук

Стоя в кафетерии бывшего здания Facebook среди людей, которые совсем недавно стали его коллегами, Тайлер Шульц слушал эмоциональную речь Элизабет. Она рассказывала о том, что ее дядя скоропостижно скончался от рака и что технология раннего обнаружения заболеваний по анализу крови, которую разрабатывали в «Теранос», могла спасти его, будь она доступна раньше. Именно для того, чтобы сделать такие анализы общедоступными как можно скорее, она и работала не покладая рук последние десять лет, продолжала Элизабет срывающимся голосом со слезами на глазах. Общее дело «Теранос» — приблизить мир, где никто не будет неожиданно терять любимых. Тайлера чрезвычайно тронула эта речь. Весной он окончил Стэнфорд, провел лето, путешествуя по Европе, и пришел работать в компанию буквально несколько дней назад. За такой короткий срок на него свалилось огромное количество новой информации и впечатляющих новостей, не последней из которых был коммерческий запуск проекта в аптеках Walgreens, по поводу которого Элизабет и объявила нынешнее собрание.

Впервые Тайлер встретил Элизабет осенью 2011 года, когда навещал деда, жившего неподалеку от стэнфордского кампуса. Сам Тайлер на тот момент учился на первом курсе и планировал выбрать в качестве специализации машиностроение. Идея Элизабет создать систему для быстрого и безболезненного проведения анализов крови по нескольким каплям, взятым из пальца, сразу же ему очень понравилась. Пройдя следующим летом стажировку в «Теранос», Тайлер поменял специализацию на биологию и подал заявку на штатную должность в компании.

Его первый день на работе оказался весьма богат на события, в том числе весьма драматические. Женщина, которую все называли Анджали, как-то очень бурно увольнялась, и сотрудники собрались на парковке, чтобы попрощаться. Все вокруг перешептывались, что Анджали и Элизабет крупно разругались. А через три дня выяснилось, что группу белковой инженерии, куда Тайлера и взяли на работу, расформировывают, а все ее бывшие сотрудники будут помогать команде иммуноферментного анализа, в которой сейчас катастрофически не хватало рук. Все это выглядело несколько бестолково и приводило в замешательство, но вдохновенная речь Элизабет рассеяла сомнения Тайлера: он почувствовал, как собрание наполнило его новой энергией и желанием работать с полной отдачей.

Примерно через месяц Тайлер познакомился с новой коллегой Эрикой Чонг. Она тоже только что окончила университет и была биологом, но больше ничего общего между ними не было. Тайлер — светловолосый внук знаменитого деда, плоть от плоти высших кругов американского истеблишмента — и Эрика, родившаяся в американокитайской семье классического среднего класса. Ее отец приехал в Штаты из Гонконга и прошел все ступеньки карьерной лестницы от курьера до руководителя инженерного отдела в службе доставки UPS. Образование Эрика получила в основном дома.

Несмотря на разницу в воспитании, Эрика и Тайлер очень быстро подружились. Они вместе работали в группе иммуноферментного анализа и помогали в проведении экспериментов по определению точности результатов и стабильности работы «Эдисонов», прежде чем их можно было поставлять в реальные клиники. То, что они делали, называлось «валидацией процесса анализов». Образцы крови для валидации брались у сотрудников, а иногда у их друзей или родственников. Чтобы стимулировать сотрудников сдавать кровь, компания выплачивала по десять долларов за пробирку. На практике это позволяло легко заработать пятьдесят долларов за один раз. Эрика и Тайлер устроили соревнование: кто первый сдаст крови на шестьсот долларов — лимит, после которого компания должна была информировать о выплатах налоговую службу. Однажды, когда добровольцы были особенно нужны, Тайлер уговорил сдать кровь своих друзей, с которыми он снимал полуразвалившийся дом неподалеку от офиса. В итоге они получили двести пятьдесят долларов, которые тут же потратили на пиво и бургеры, устроив вечеринку.

Первое разочарование, которое начало подтачивать энтузиазм, ждало Тайлера, когда он впервые увидел нутро «Эдисона». Во время прошлогодней стажировки он видел прибор лишь издали, поэтому можно представить его возбуждение, когда Ран Ху, одна из китайских ученых, работавших в компании, позвала молодого биолога заглянуть внутрь прибора, с которого только что сняли красивый черно-белый корпус. В лаборатории кроме Тайлера в этот момент присутствовала еще Аруна Айер, его непосредственный руководитель, и она тоже была очень заинтересована, поскольку, как и Тайлер, никогда не видела, что у прибора внутри, хотя и руководила раньше группой белковой инженерии. Ран провела небольшую демонстрацию, на которую Аруна и Тайлер смотрели с некоторым замешательством. Все, что они увидели, — стандартный дозатор, прикрепленный к роботизированному манипулятору, перемещавшемуся по нескольким направляющим. В то время как они ожидали увидеть что-то очень сложное, с микрогидравлическими компьютерными чипами и сложной электроникой, им показали какую-то поделку старшеклассника для научной ярмарки.

Пытаясь не показать разочарования, Аруна сказала: «Выглядит круто, правда, Ран?» На что китаянка саркастически ответила: «Сама видишь, круче некуда».

Корпус закрыли, и вместо неприглядного содержимого стал виден только красивый ЖК-экран с интерфейсом управления. Но и тут не обошлось без разочарований: чтобы заставить прибор работать, на иконки нужно было тыкать пальцем со всей силы. Тайлер и его коллеги по группе шутили, что Стив Джобс в гробу бы перевернулся, если бы увидел, что творят те, кто называет себя его последователями. Чувствуя отчетливое охлаждение энтузиазма, Тайлер поначалу пытался убедить себя, что, должно быть, «4S» — обещанный прибор нового поколения — будет значительно более продвинутым и сложным.

Но дальше начали происходить вещи, которые только добавляли беспокойства. Один из тестов «Эдисона» подразумевал проведение повторного анализа крови одного и того же пациента, чтобы узнать, насколько стабильный результат выдает прибор. Полученные данные использовались для расчета коэффициента вариации результатов для каждого «Эдисона». Допускалось расхождение не более десяти процентов, при больших значениях прибор нужно было перекалибровывать. К своему ужасу, вскоре Тайлер понял, что, если приборы показывали коэффициент вариации больше десяти процентов, эти данные просто не учитывались, а тесты продолжались до тех пор, пока цифры не укладывались в приемлемые значения. Это было все равно что подкидывать монету снова и снова, пока десять раз подряд не выпадет решка, а потом объявить, что эта монета падает только решкой. Но и это было не все. Даже в «приемлемых» тестовых результатах некоторые значения объявлялись «неправильными» и банально удалялись. На вопрос Эрики, как они определяют «неправильное» значение, никто из вышестоящего руководства лаборатории прямого ответа не дал. У Эрики и Тайлера, может, и не было обширного практического опыта, но оба прекрасно понимали — так со статистическими данными обходиться нельзя. И не они одни. Аруна, которую Тайлер очень уважал как ученого, относилась к подобным вольностям чрезвычайно неодобрительно, равно как и Михаель Гумберт, жизнерадостный немецкий ученый, с которым у молодого биолога сложились дружеские отношения.

Однажды Тайлеру довелось помогать в проведении валидационных тестов для анализов на сифилис. Некоторые анализы, например уровня холестерина, определяют относительную концентрацию определенного вещества в крови, другие — тот же тест на сифилис — выдают результат вида да/нет, который говорит о наличии или отсутствии заболевания. Для определения эффективности таких анализов измеряется их так называемая чувствительность — для этого проверяется набор образцов, в котором заранее известно, сколько из них заражены. Образцы проверяются на тестовом приборе, и по количеству верно определенных рассчитывается итоговая эффективность. За несколько дней Тайлер и его коллеги проверили двести сорок семь образцов, из которых шестьдесят шесть были заражены. На первом тестовом прогоне приборы определили только шестьдесят пять процентов из зараженных образцов, а на втором — восемьдесят. Однако в валидационном отчете было указано, что анализ на сифилис показывает эффективность в девяносто пять процентов.

Эрика и Тайлер подозревали, что компания также приводила неверные данные относительно точности других результатов от «Эдисона», например результатов анализа на витамин D. Когда тестовый образец проверяли на коммерческом анализаторе итальянской компании DiaSorin, содержание витамина D определялось в двадцать нанограмм на миллилитр, что составляло норму для здорового человека. Однако в том же образце «Эдисон» определил концентрацию витамина D в десять-двенадцать нанограмм на миллилитр, что означало острую недостаточность этого вещества в организме. И тем не менее анализ на витамин D был включен в список предлагаемых настоящим пациентам вместе с анализами на гормоны щитовидной железы и рак простаты.

В ноябре 2013 года Эрику перевели из группы иммуно-ферментного анализа в ту часть клинической лаборатории, которая была расположена на первом этаже и называлась «Нормандией», именно там стояли «Эдисоны». Во время выходных на День благодарения поступил образец от пациента из аптеки Walgreens в Пало-Альто с заказом на анализ витамина D. Как и было положено по инструкции, перед самим анализом Эрика запустила на «Эдисоне» тест контроля качества.

Тест контроля качества — это основное средство защиты от неточностей в результатах и основа основ лабораторной работы. Он заключается в проверке прибора на образце плазмы, для которого известно значение концентрации определяемого вещества. Если прибор выдает именно то значение, которое указано, значит, все хорошо. Если же результат на две стандартные единицы или больше отличается от контрольного, значит, тест провален.

Первый тест выдал ошибку, повторный — тоже. Эрика не знала, что делать в таких случаях. Никого из начальства не было на месте, поэтому она написала электронное письмо с просьбой о срочной помощи на адрес, который специально завели для решения неожиданно возникающих непредвиденных ситуаций. Она получила ответы с предложениями по дальнейшим действиям от Сэма Анекала, Сурайя Саскены и Дэниела Янга, но ничто из предложенного не сработало. Через некоторое время в лабораторию спустилась Юен До из исследовательского отдела, чтобы посмотреть, что показывают тесты.

Технологический процесс, который Санни и Дэниел разработали для получения результатов на «Эдисоне», был, мягко говоря, нетрадиционным. На первом этапе образец крови с помощью системы Tecan разводился физраствором и разделялся на три части. Потом три получившихся образца анализировались на трех разных «Эдисонах». В каждом «Эдисоне» было по две насадки, каждая из которых опускалась в разведенный образец, а потом с них снимались данные. В результате три «Эдисона» генерировали шесть значений. За конечный результат принималась их медиана.

Работая четко по инструкциям, Эрика получила двенадцать значений для двух тестовых образцов. Не объясняя ничего коллеге, До просто удалила два из этих двенадцати значений, объявив их «неправильными», а затем запустила анализ реального образца и отправила результаты клиенту.

Это было вопиющее нарушение протокола работы при последовательных сбоях во время тестов контроля качества. По правилам, в случае двух отказов подряд нужно было останавливать эксплуатацию прибора и проводить калибровку. Более того, До даже не должна была находиться в клинической лаборатории: у нее не было лицензии и права на работу с образцами человеческой крови. Этот случай глубоко потряс Эрику.

Меньше чем через неделю после эпизода на День благодарения Алан Бим разговаривал в «Парке юрского периода» — верхней лаборатории — с женщиной-инспектором отделения Контроля лабораторных услуг Департамента здравоохранения Калифорнии. Было заметно, что он нервничает. Подходил к концу срок действия CLIA-cepтификата лаборатории «Теранос», и было пора его обновлять — для этого лаборатория должна была пройти проверку. По условиям программы «Медикер», такие проверки могли проводить представители департамента здравоохранения штата.

Санни тщательно проинструктировал всех сотрудников, что во время инспекции никто не должен входить в «Нормандию» или выходить из нее. Дверь, ведущая на лестницу вниз, была заблокирована и открывалась только ключ-картой со специальным допуском. Алан и другие сотрудники лаборатории поняли очевидный сигнал — инспектор не должна узнать о том, что находится за этой дверью. За несколько часов она тщательно проверила верхнюю лабораторию и нашла несколько мелких нарушений, которые Алан обещал исправить скорейшим образом. На этом инспектор проверку закончила и уехала, так и не узнав, что не видела главного — приборов, разрабатываемых компанией. Алан не знал, что чувствовать — злость или облегчение. Получается, он только что стал соучастником обмана государственного инспектора? Как он вообще оказался в таком положении?

Вскоре после инспекции Санни потребовал, чтобы для всех анализов, которые предлагались в аптеках Walgreens, использовались образцы крови, взятой из пальца, а не из вены. Раньше их использовали только для четырех анализов, которые обрабатывались на «Эдисонах». А значит, полулегальную методику Дэниела Янга и Сэма Гонга, разработанную для взломанных Siemens ADVIA, начали применять на «живых людях». Связанные с этим проблемы не замедлили появиться.

В качестве места торжественного запуска Элизабет и Санни выбрали город Феникс, их привлекло общее доброжелательное отношение к любому новому бизнесу в Аризоне, а также большое количество пациентов без страховки, которых должны были привлечь низкие цены на анализы «Теранос». Так что в дополнение к первой точке в Пало-Альто компания открыла два велнес-центра в аптеках Walgreens в районе Феникса и запланировала открытие еще нескольких десятков. Элизабет хотела открыть в Фениксе и лабораторию, но пока образцы крови отправлялись из Аризоны в Пало-Альто курьерской службой FedEx. Система была далека от идеала: нанотейнеры транспортировались в сумках-холодильниках, но холодильники не справлялись с температурой, учитывая, сколько они находились под палящим солнцем в ожидании погрузки в самолет, так что кровь в миниатюрных колбочках сворачивалась.

Точно так же, как и раньше, когда анализы проводились на крови сотрудников-добровольцев, Алану не удавалось получить стабильных результатов анализов на калий, только теперь это были образцы крови реальных пациентов. Кровь в нанотейнерах зачастую приходила характерного розового цвета, что свидетельствовало о Гемолизе, и показатели концентрации калия в разведенных образцах были стабильно слишком высоки. Для некоторых образцов значения были настолько выше нормы, что в нормальных условиях могли означать только одно — кровь была взята у покойника. Масштабы проблемы были таковы, что Алан ввел правило — не отправлять пациентам результаты, в которых значения концентрации калия превышали им самим определенный порог. Он умолял Элизабет исключить этот анализ из списка предлагаемых, но вместо этого Элизабет отправила Дэниела Янга доработать методику.

В начале 2014 года Тайлера Шульца перевели из группы иммуноферментного анализа в производственный отдел, сотрудники которого работали внизу — в «Нормандии». Так он снова оказался рядом с Эрикой и другими коллегами по лаборатории, которые анализировали образцы крови пациентов на «Эдисонах» и взломанных Siemens ADVIA. Все они находились в одном помещении без каких-либо перегородок, поэтому Тайлер слышал, о чем разговаривают лаборанты. От Эрики и ее коллег Тайлер узнал, что «Эдисоны» регулярно проваливают тесты контроля качества, но Санни требует не обращать на это внимания и продолжать работать с анализами пациентов.

Как раз когда он размышлял, что делать, Тайлеру позвонил дед. Джордж Шульц планировал организовать празднование тридцатилетия Элизабет и хотел, чтобы внук сыграл для именинницы. Тайлер со старших классов играл на гитаре и даже сочинял песни. Во время путешествия прошлым летом он провел немало времени в Ирландии, играя на улице и в пабах. Он попытался использовать работу в качестве предлога, чтобы отказаться: его смена в производственном отделе как раз приходилась на время с трех дня до часу ночи и совпадала по времени с вечеринкой. Но дед настаивал, он уже даже набросал план рассадки и выделил внуку место между Ченнингом Робертсоном и Элизабет. И он был уверен, что Элизабет разрешит Тайлеру один раз пропустить работу. Она хочет, чтобы Тайлер пришел на праздник, убеждал он.

Так что через несколько дней Тайлер оказался на вечеринке. Джордж Шульц жил в большом голубом доме, стоявшем на склоне холма рядом со стэнфордским кампусом. Шарлотта, вторая жена Джорджа, принимала активное участие в подготовке праздника, а теперь встречала гостей. По случаю торжества в Пало-Альто прилетели родители Элизабет, пришел и ее младший брат Кристиан. Среди гостей были Ченнинг Робертсон и Билл Перри, бывший министр обороны, а сейчас член совета директоров «Теранос».

По требованию деда Тайлер исполнил наспех сочиненную песню, стараясь не морщиться от пафосного текста, за основу которого был взят слоган компании про «одну каплю, которая изменит мир». К его стыду и ужасу, через некоторое время номер пришлось повторить, потому что приехал опоздавший к началу Генри Киссинджер и все были уверены, что он должен услышать посвященную Элизабет песню. Когда Тайлер закончил, Киссинджер, которому, как и Шульцу-деду, было уже за девяносто, прочел лимерик, который сам сочинил для именинницы. Все происходящее отчетливо отдавало сюрреализмом: гости собрались в просторной гостиной в буквальном смысле вокруг Элизабет, которая наслаждалась всеобщим вниманием. Она вела себя как королева, принимающая почести от придворных. Тем не менее, несмотря на некоторую неловкость, которую он испытывал на протяжении всей вечеринки, Тайлер решил, что Элизабет относится к нему вполне дружелюбно и он может поделиться с ней своей озабоченностью. Вскоре после юбилея Тайлер написал ей письмо с вопросом, могут ли они встретиться.

Элизабет пригласила его в свой кабинет. Разговор был весьма недолгим, но Тайлер успел поднять несколько вопросов, которые беспокоили его больше всего. В том числе заявление «Теранос» о высокой точности анализов: компания утверждала, что коэффициент вариации практически по всем анализам значительно ниже пороговых десяти процентов, но реальные цифры были значительно выше, рассказал Тайлер руководителю. Элизабет выглядела удивленной и ответила, что официально таких утверждений «Теранос» никогда не делала. Она предложила проверить, что написано на сайте, и открыла его на большом экране своего компьютера. В разделе «Наша технология» красовался броский зеленый логотип и крупными буквами было написано: «Коэффициент вариации значительно ниже десяти процентов», но Элизабет указала на сноску, под которой маленьким шрифтом было написано, что это относится только к анализу «Теранос» на витамин D.

Тайлер принял объяснение, а про себя решил, что нужно не забыть проверить данные валидации по анализу на витамин D. Затем он обратил ее внимание на то, что часто его собственные расчеты не совпадают с цифрами, которые потом оказываются в валидационных отчетах. По его данным получалось, что значения коэффициентов вариации в отчетах занижены. Другими словами, компания значительно завышала точность своих анализов.

«Да, это странно, так быть не должно», — ответила Элизабет. А затем предложила Тайлеру переговорить с Дэниелом Янгом, чтобы тот подробно рассказал, как в «Теранос» анализируются валидационные данные, и помог устранить недопонимание. Тайлер так и сделал — после разговора с Элизабет он встречался с Янгом дважды за месяц. Общаться с Дэниелом было непросто. Он выглядел типичным ученым: высокий лоб с залысинами, умные глаза за стеклами очков в тонкой металлической оправе. Выражение его лица всегда оставалось предельно непроницаемым, и совершенно невозможно было понять, что он в данный момент думает или чувствует.

Во время первой встречи Дэниел спокойно и обстоятельно объяснил Тайлеру, где тот ошибается в расчетах коэффициента вариации. Вместо одного медианного значения для каждого прибора Тайлер учитывал все шесть показателей, которые выдавал прибор. Пациенту в результатах реального анализа сообщали только одно значение — медианное, — а значит, и при валидации нужно было брать только медиану, сказал Дэниел.

Теоретически это звучало разумно, но Тайлер обратил внимание Дэниела на главную болезнь «Эдисона» — ненадежность насадок для дозатора. Выбор среднего значения из шести как раз и был способом борьбы с этой неточностью и ненадежностью — работай насадки стабильно, нужды в лишних значениях и расчетах просто не было бы.

Обсудив это, они перешли к вопросу анализа на сифилис и его значительно преувеличенной, по мнению Тайлера, точности. У Дэниела и тут было готовое объяснение. Да, часть результатов находилась в пограничной зоне, спокойно обяснял он, и эти результаты не включались в расчет точности. Тайлера это не убедило. Никаких четких критериев, чтобы заранее определить эту «пограничную зону», не было. И при необходимости ее можно было расширять и расширять, пока все результаты, не удовлетворяющие желаемой точности, не удалялись из расчета. В случае с тестом на сифилис это расширение закончилось тем, что в «пограничную зону» попадало больше результатов, чем в зону успешно определенных образцов. Не выдержав, Тайлер спросил, неужели Дэниел действительно верит в то, что их анализ на сифилис самый точный на рынке, как об этом говорилось на сайте «Теранос». Дэниел ответил, что компания никогда не делала подобных заявлений.

Вернувшись на рабочее место, Тайлер нашел в сети две последние публикации о «Теранос» и отправил ссылки на них Дэниелу. Первая вела на интервью Элизабет в The Wall Street Journal, где та говорила, что «анализы “Теранос” значительно превосходят по точности традиционные методы», и называла это научным достижением. Когда Тайлер встретился с Дэниелом в следующий раз, тот признал, что заявления в статье действительно слишком смелые, но сказал, что они остаются на совести автора, а Элизабет ничего такого не говорила. Тайлеру попытка свалить всю ответственность на журналиста показалась неубедительной: вряд ли автор статьи мог сам придумать все эти утверждения, по крайней мере основную информацию он должен был получить от Элизабет.

«Ну, да, порой на интервью ее заносит, и она начинает несколько преувеличивать успехи копании», — улыбнулся в ответ Дэниел.

Но на этом список беспокоивших Тайлера моментов не исчерпывался. Кое-что из недавнего разговора с Эрикой не давало ему покоя, и биолог решил поднять этот вопрос сейчас. Все клинические лаборатории три раза в год должны были проходить так называемую «квалификационную проверку», по результатам лаборатории допускались или не допускались к работе на рынке. Сама проверка заключалась в том, что уполномоченные организации типа Американской школы патологов присылали в лабораторию образцы плазмы крови для проведения анализов, которые были доступны в лаборатории, а потом сравнивали их результаты с эталонными.

В течение первых двух лет работы присылаемые для проверки образцы прогонялись через коммерческие анализаторы. Но теперь, с началом работы «Эдисонов», в том числе и с образцами крови пациентов, квалификационные тесты нужно было выполнять именно на них. Алану Биму и Марку Пандори — который теперь числился вторым директором лаборатории — было чрезвычайно интересно, как покажут себя приборы «Теранос» в независимом тестировании. Алан и Марк попросили Эрику и остальных лаборантов разделить все образцы пополам, чтобы проверить их как на «Эдисонах», так, для сравнения, и на коммерческих приборах Siemens и DiaSorin. Результаты показали значительное расхождение значений, особенно для анализа на витамин D.

Когда Санни узнал об их маленьком эксперименте, он был вне себя от бешенства и не просто приказал тут же прекратить самодеятельность, но и отправлять в качестве результатов проверки только данные с Siemens и DiaSorin. В лаборатории это вызвало удивление и долгие обсуждения, что на самом деле нужно было отправлять данные с «Эдисонов». Тайлер не поленился перечитать сертификационные регламенты CLIA и убедился, что там черным по белому было написано: «образцы для квалификационной проверки должны быть протестированы и анализированы по той же методике и на том же оборудовании, что используется в ежедневной работе лаборатории». В «Теранос» образцы пациентов для анализов на витамин D, рак простаты и гормоны щитовидной железы обрабатывались на «Эдисонах», а значит, и на квалификационную проверку нужно было отсылать результаты с «Эдисонов», а не коммерческих приборов.

Тайлер сказал Дэниелу, что такая практика совершенно точно незаконна. Дэниел в ответ привел очень запутанные рассуждения, которые следовали определенной логике, но основывались на нескольких очень зыбких допущениях. Он объяснял, что проверка сводилась к тому, что результат с проверяемого прибора сравнивали с результатами аналогичного эталонного оборудования. Но в случае с анализами «Теранос» это было невозможно, потому что оборудование и методика компании были уникальными и эталона для них просто не существовало. Поэтому отсылка данных с традиционного оборудования была единственной возможностью предоставить сравнимые результаты, ведь эти приборы были доступны в других лабораториях и имели эталонные образцы. Да и вообще, подытожил он, регламенты квалификационных проверок были настолько запутанны, что Тайлер мог не волноваться — компания ничего не нарушила. Но Тайлера его объяснение не убедило.

В девять часов шестнадцать минут утра 31 марта 2014 года на электронный адрес Тайлера пришло письмо, которого он ждал все выходные. Если быть точным, письмо пришло на адрес Колина Рамиреса — это было вымышленное имя, которое Тайлер использовал, чтобы не раскрывать свою личность. Отправителем была Стефани Шульман, директор Программы аккредитации клинических лабораторий в Департаменте здравоохранения штата Нью-Йорк, она отвечала на запрос, который Тайлер отправил в пятницу от имени несуществующего Рамиреса.

Тайлер отправил этот запрос в Нью-Йорк потому, что именно этот департамент здравоохранения и проводил те самые квалификационные проверки, в которых участвовала «Теранос». Тайлер так и не мог успокоиться в своих подозрениях о нелегальности способа, которым «Теранос» проходила эти проверки, поэтому решил запросить авторитетное мнение. После непродолжительной переписки, в которой Тайлер кратко описал то, что происходило с образцами, он получил прямой и однозначный ответ: действия «Теранос» являлись «видом обмана органов, проводящих квалификационную проверку», которые «являлись нарушением федерального законодательства и законов штата». В качестве дальнейших действий Шульман предложила Тайлеру два варианта: раскрыть ей, в какой именно лаборатории происходят описанные нарушения, или подать анонимную жалобу в нью-йоркский отдел расследований нарушений лабораторной деятельности. Тайлер выбрал второй вариант.

Убедившись в своей правоте, Тайлер отправился к деду. Они сидели в гостиной, и Тайлер пытался объяснить девяностолетнему бывшему госсекретарю концепцию точности медицинских приборов, их чувствительности, описать процедуры контроля и проверки, а главное, объяснить, чего не хватало «Теранос» в этих аспектах. Кроме того, он рассказал Джорджу Шульцу, что на самом деле собственный прибор «Теранос» используется для проведения лишь нескольких анализов из более чем двух сотен, упомянутых на сайте. И что в любом случае образцы сперва разводят с помощью чужого коммерческого прибора размером с письменный стол и стоимостью в десятки тысяч долларов.

Джордж отнесся к рассказанному с сомнением, внук чувствовал, что не может достучаться до старика. Но Тайлер хотел сообщить ему и как своему деду, и как члену совета директоров компании, что он больше не может участвовать в том, что творит «Теранос». Он сказал, что собирается уволиться. В ответ дед предложил Тайлеру дать Элизабет еще один шанс разобраться с этими проблемами. Тогда Тайлер попытался договориться с Элизабет о новой встрече, но в связи с резко возросшим общественным признанием и популярностью в ее расписании не нашлось времени. Она предложила ему изложить свои сомнения в письменном виде и отправить ей по электронной почте. Тайлер так и сделал: он написал большое письмо, где подробно изложил содержание бесед с Дэниелом Янгом, а также аргументы, почему его не убедили объяснения Дэниела. Он даже приложил подробные данные валидационных тестов, чтобы обосновать свое мнение. Закончил письмо Тайлер такими словами:

Простите, пожалуйста, если этот текст мог показаться агрессивным, я ни коем случае не хотел нападать на компанию, наоборот, это попытка найти решение возникших проблем. Я полностью разделяю то видение будущего, которое присуще компании, и очень беспокоюсь, что некоторые способы ведения текущих дел могут помешать нам достичь нашей большой цели.

Несколько дней ничего не происходило. Когда Тайлер наконец получил ответ, тот оказался не от Элизабет, а от Санни и был уничижительным. Сам текст получился длиннее оригинального письма Тайлера, и в нем Санни пункт за пунктом разносил все, что написал биолог, и выражал глубокие сомнения в компетентности Тайлера в чем-либо вообще от статистики до лабораторной работы. Из письма Санни выходило, что Тайлер слишком молод и неопытен, чтобы разбираться в том, о чем писал. Каждая фраза сочилась ядом, но самые сильные выражения Санни приберег для абзаца насчет обмана квалификационной проверки:

Опрометчивые комментарии и беспочвенные обвинения в адрес чистоты намерений и практик нашей компании, ее руководства и ключевых сотрудников основаны на столь вопиющем невежестве и так оскорбительны, что, исходи они от любого другого человека, мы бы заставили его поплатиться самым жестоким образом. Единственная причина, почему я вообще вам отвечаю лично, — это ваш дед Джордж Шульц.

Я уже потратил непомерно много времени, отложив важные дела, чтобы разобрать ваши нелепые предположения, поэтому единственное, что я готов услышать по этой теме, — искренние извинения, которые я передам нашим сотрудникам, в том числе Дэниелу.

Тайлер понял, что пора увольняться. Вместо извинений он отправил Санни одну строчку, сообщая, что отработает положенные по договору две недели, если нужно, но готов уйти немедленно. Через пару часов его вызвала Мона, руководитель отдела кадров, и сообщила, что он уволен с текущего дня. Она потребовала подписать еще несколько соглашений о неразглашении, а потом вызвала охрану, чтобы Тайлера вывели из здания. Но все охранники были заняты, поэтому пришлось ему уйти самому.

Он даже не успел дойти до машины, как раздался звонок телефона.

«Что бы ты сейчас ни делал, пожалуйста, остановись!» — прозвучал в трубке взволнованный голос его матери.

Тайлер ответил, что уже поздно, потому что он уже уволился и подписал все бумаги.

«Я не об этом. Только что звонил твой дед, а ему позвонила Элизабет и сказала, что если ты собираешься продолжить свою вендетту против нее и компании, то пожалеешь об этом».

Эта новость ошеломила Тайлера. Элизабет угрожала его семье, да еще и использовала деда для передачи угроз. Он почувствовал нарастающую злость. Повесив трубку, он отправился в Гуверовский институт.

Секретарь Джорджа Шульца провела его в угловой кабинет деда, расположенный на втором этаже, вдоль всех его стен стояли книжные шкафы. Тайлер все не мог отойти от угроз, но предельно спокойно объяснил деду, что произошло. Он показал свое первое письмо Элизабет и едкий ответ Санни. Джордж попросил секретаря сделать копии обоих документов и убрал в сейф.

Тайлеру казалось, что на этот раз он смог донести что-то до деда, но стопроцентной уверенности не было. Старик привык сдерживать эмоции и не демонстрировать слишком ярко, что думает. Будучи высокопоставленным членом кабинета министров и проведя бесконечное количество встреч, на которых среди прочего всерьез обсуждались перспективы ядерных ударов во время холодной войны, он научился сохранять спокойствие и непроницаемость в любых ситуациях. Они договорились, что Тайлер поужинает с ним тем вечером. На прощание Джордж сказал: «Меня пытаются убедить, что ты слишком глуп. Это невозможно. Тем не менее меня можно убедить, что ты ошибаешься, и в данном случае, мне кажется, так и есть».

Эрика знала, что Тайлер уволился, и думала, а не последовать ли его примеру. То, что происходило в лаборатории, начало переходить все границы разумного. Кроме первых четырех анализов группа валидации одобрила для коммерческого использования проводимый на «Эдисоне» анализ на гепатит. Слегка неточный анализ уровня витамина D в крови — это одно дело, но ставки резко возрастали, как только речь заходила об опасном инфекционном заболевании.

Когда поступил первый образец с заказом на анализ гепатита С, Эрика отказалась обрабатывать его на «Эдисоне». Марк Пандори вызвал ее в кабинет для объяснений, где она просто разрыдалась. У них с Марком были хорошие отношения, она доверяла директору лаборатории. С момента начала работы Марк пытался действовать по закону и не переходить этических границ, в том числе и в истории с квалификационной проверкой.

Эрика рассказала, что реагенты для анализов на гепатит просрочены, «Эдисоны» давно пора калибровать и в конце концов она просто им не доверяет. Вместе они решили проводить анализы на гепатит с помощью коммерческих комплектов OraQuick HCV. Некоторое время все шло хорошо, но в какой-то момент запас иссяк, а когда они попытались сделать заявку на закупку новых, Санни вышел из себя и пригрозил запретить им заказывать что-либо вообще.

Потом, ровно в тот момент, когда Тайлер отвечал на панический звонок от матери, Санни потребовал, чтобы Эрика зашла к нему в кабинет. Он внимательно изучил письма Тайлера и сделал вывод, что именно Эрика отправила коллеге данные валидационных тестов. Разговор начался вполне дружелюбно, но, когда Эрика подняла тему проваленных проверок, Санни принялся ругаться. Разговор он закончил словами: «Подумай и скажи, а хочешь ли ты здесь работать дальше?»

Когда смена закончилась, Эрика встретилась с Тайлером. Он предложил ей поехать на ужин к Джорджу Шульцу. Он надеялся, что если дед увидит, что внук не единственный из сотрудников компании, кто сомневается в легальности работы лаборатории «Теранос», то, может быть, он отнесется к вопросу серьезнее. Эрика согласилась попробовать.

Но, когда они приехали к Джорджу Шульцу, стало ясно, что за прошедшие несколько часов дед Тайлера полностью принял позицию «Теранос». За ужином Тайлер и Эрика перечислили нарушения и проблемы, с которыми сталкивалась лаборатория, но, похоже, слушала их только Шарлотта, жена Джорджа. С обескураженным видом она просила повторить то одну, то другую часть истории.

Джордж, наоборот, был совершенно безразличен. Тайлер заметил, что старик чуть ли не боготворит Элизабет. И про любовь деда к науке Тайлер тоже был в курсе. Джордж не раз рассказывал внуку, как скоро прогресс изменит мир к лучшему и опасности типа эпидемий и изменения климата останутся в прошлом. В результате оказалось, что он уже не может отпустить «Теранос» и признать, что это ошибка.

Шульц-дед рассказал, что его знакомый высококлассный хирург из Нью-Йорка — которого, между прочим, сам Генри Киссинджер называл умнейшим человеком — заверял, что технология «Теранос» очень скоро совершит революцию в хирургии. А по словам Элизабет, «Эдисоны» уже были установлены в вертолетах военных медиков и армейских госпиталях, а значит, они прекрасно работают.

Тайлер и Эрика пытались объяснить, что это невозможно — приборы «Теранос» еле работали даже в стенах родной лаборатории, но было ясно, что Джордж им просто не верил. Он рекомендовал им забыть о «Теранос» и жить дальше. После такого разговора стало ясно, что альтернатив, кроме как последовать совету Джорджа Шульца, у Тайлера и Эрики просто не было.

Эрика уволилась на следующий день. Она написала короткую прощальную записку Элизабет и Санни и передала ее через Марка Пандори. В ней она еще раз упомянула, что категорически против обработки анализов настоящих пациентов на «Эдисонах» и что, судя по всему, «компания не разделяет общепринятые стандарты качества и не заботится о пациентах». Взглянув на записку, Марк сунул ее обратно Эрике и сказал, что лучше уйти тихо, не устраивая скандала.

Немного подумав, Эрика решила, что он прав. Она сложила лист с запиской и убрала его в рюкзак. Но буквально через несколько минут Мона из отдела кадров, оформляя документы на увольнение Эрики, спросила, не осталось ли у нее чего-либо, принадлежавшего компании. Чтобы доказать, что у нее ничего нет, Эрика открыла рюкзак, и Мона заметила сложенный листок, который тут же конфисковала. Она заставила Эрику подписать новое соглашение о неразглашении и предупредила, чтобы та не смела ничего писать о «Теранос» в социальных сетях или на форумах.

«Мы внимательно следим за такими вещами, — сказала Мона. — Если напишете что-нибудь, мы тут же узнаем».