Борьба за сохранение и расширение «налоговой базы» Иерусалимского храма
В те времена первосвященники Иерусалимского храма боролись не только за души людей, но и за их карман. Приходилось бороться и за монопольное положение храма. У Иерусалимского храма периодически появлялись «конкуренты» - другие храмы, предназначенные для религиозных отправлений иудеев. Альтернативные храмы были призваны переориентировать часть еврейского общества на себя. Инициаторы строительства альтернативных храмов рассчитывали на получение хотя бы доли того денежного «пирога», который доставался Иерусалимскому храму.
Чтобы подорвать влияние Иерусалима, основатель северного царства Иоровоам I восстановил старинные храмы в Бет-Эле и Дане[519]. Падение северного царства под натиском ассирийских завоевателей привело к укреплению роли Иерусалимского храма как духовного центра всех евреев. Постепенно удалось подавить все формы язычества не только в Иудее, но на той территории, которую некогда занимал Израиль. Правда, по мнению некоторых исследователей, далеко не все «религиозные точки» на территории северного царства (Израиля) были языческими; в некоторых совершались молитвы и жертвоприношения единому Богу Израиля.
Как отмечают некоторые исследователи истории еврейского народа, жреческая верхушка Иудеи в 701 г. до н.э. приступила к созданию собственной версии еврейской монотеистической религии - иудаизма. В указанном году ассирийская армия Сенахириба, в течение длительного времени осаждавшая стены Иерусалима, сняла с города осаду. Жрецы Иерусалима и многие простые жители города увидели в этом «божественное чудо», которое произошло якобы потому, что иерусалимские жрецы обладали особой «святостью». Ощущение такой «богоизбранности» дало иерусалимским жрецам уверенность в своей правоте и непогрешимости; они начали уверенно и решительно «перекраивать» еврейскую религию монотеизма с учетом своих земных интересов[520]. Одно из важнейших положений этой новой религиозной модификации евреев сводилось к следующему: поклонение Богу возможно лишь в одном месте на земле - в Иерусалимском храме. Вот что в этой связи писал более века тому назад английский исследователь Гаустон Чамберлэн: «Между 701 г. и 586 г. до Р.Х., в котором был разрушен Иерусалим, прошло больше столетия; в течение этого времени идея иудейства могла достигнуть своего полного развития. Пророки и священники, взявшие теперь бразды правления в свои руки, основательно использовали этот срок. Невзирая на либеральную реакцию Манасии, они сначала добились изгнания всех других богов, а затем сумели вселить народу безумную мысль, что Богу можно поклоняться лишь в одном Иерусалиме; вследствие этого царь Иосия разрушил жертвенники “на холмах” и все другие алтари, составлявшие предмет народного поклонения»[521].
Иерусалимский храм окончательно был превращен в единый культовый центр всех колен израильских. Однако вожди Иудеи радовались недолго. В 722 г. до н.э. Израиль был захвачен ассирийцами; их царь Саргон депортировал 10 израильских колен и рассеял их по бескрайним просторам своего царства. Территория Израиля была заселена пришельцами; «все они, - по мнению американского исследователя Джекоба Коннера, - были неевреями и в большинстве своем принадлежали к арийской расе»[522]. Эти новые обитатели территорий к северу от Иудеи постепенно стали иудейскими прозелитами. Тот же автор отмечает, что «пришельцы из Галилеи и Самарии (в то время эта вся территория была Самарией) приняли как национальный, так и религиозный иудаизм, стали прозелитами народа, чьи дома они были вынуждены занимать и чьи пустые синагоги были для них открыты»[523]. Обращенные в иудаизм пришельцы (причем их иудаизм имел ряд культурно-этнических отличий от религии колена Иудина) не очень охотно посещали Иерусалимский храм. «Новые иудеи» пожелали автономии. Во времена Александра Македонского, как пишет Иосиф Флавий, «сектой самаритян» был построен не очень далеко от Иерусалима храм на горе Гаризим около Сихема. Этот храм стал камнем преткновения в отношениях между самаритянами и иудеями, между ними началась вражда, самаритяне в религиозном отношении обособились от Иудеи. Храм на горе Гаризим был разрушен в 129 г. до н.э. Иоанном Гирканом. Впрочем, это не привело к возвращению самаритян в лоно иудаизма и Иерусалимского храма; гора Гаризим продолжала оставаться у самарян местом молитвы, о чем упоминала самарянка в беседе с Иисусом Христом: «Отцы наши поклонялись на этой горе, а вы говорите, что место, где должно поклоняться, находится в Иерусалиме»[524].
Позднее, во II в. до н.э., некто Ониас, сын иудейского первосвященника, построил храм Яхве в Египте. Там, как известно, в те времена была уже огромная еврейская диаспора, которая регулярно посылала храмовую подать в Иерусалим. Ониас заручился при этом поддержкой царя Птолемея Филометра (173-146 гг. до н.э.), который рассчитывал, что благодаря этому храму ему удастся добиться большей лояльности со стороны местных евреев. В 160 г. до н.э. храм был построен в округе Гелиополя по образцу Иерусалимского. Богослужения в нем совершали Ониас и другие священники и левиты, переселившиеся сюда во время смут в Иудее. Однако, вопреки ожиданиям Ониаса и царя Птолемея, новый храм (называемый Ониасовым) не получил большой популярности среди местных евреев: они по-прежнему продолжали посылать храмовую подать в Иерусалим, а при возможности - лично посещать Иерусалимский храм[525].
Как отмечает Карл Каутский в своей книге «Происхождение христианства», «религиозный фанатизм и религиозная нетерпимость иерусалимских иудеев, резко отличающие их от широкой религиозной терпимости других народов того времени», сформировались в процессе острой борьбы со своими конкурентами, которые посягали на доходы Иерусалимского храма. Каутский подчеркивает, что речь идет о фанатизме не только священников, но также простых иудеев, проживавших в Иерусалиме и в прилегающих к нему районах: благополучие и тех, и других зависело напрямую от количества приезжающих на праздники для посещения храма. «Для других (народов. - В. К.) их боги были средством объяснить непонятные явления, составляли источник утешений и помощи в положениях, в которых сила человеческая оказывалась бесполезной. Для иудеев Палестины бог их стал средством, на котором основывалось их существование (материальное. - В. К.)»[526].
Важнейшим направлением борьбы за расширение «налоговой базы» Иерусалимского храма был еврейский прозелитизм. В Древнем мире он выступал в двух основных формах:
- активный (агрессивный) прозелитизм;
- «мягкий» прозелитизм.
Агрессивный прозелитизм имел место в основном в то время, когда Иудея получила независимость и к власти пришла династия Маккавеев, или Хасмонеев (период между владычеством Селевкидов и включением Иудеи в состав Римской империи). Хасмонеи, едва оправившись от иноземного владычества сирийских царей Селевкидов, сами захотели владычествовать над другими народами и занялись войнами со своими соседями.
В эпоху Хасмонеев были, в частности, завоеваны: Галилея (которая, как доказал немецкий протестантский теолог XIX века Шюрер, не была до того иудейской страной); Идумея; Восточное Заиорданье; отдельные города и поселения (например, пункт на берегу моря Иоппе). При этом они добивались того, чтобы население завоеванных территорий принимало иудаизм. Иногда это получалось, иногда - нет. Например, жители Идумеи без особого сопротивления приняли иудаизм. А вот жители Самарии вначале проявили интерес к новой религии, а затем от нее отказались и даже стали относиться к иудеям враждебно. Тогдашний первосвященник Иерусалимского храма Гиркан (135-104 гг. до н.э.) добился разрушения самаритянского храма на горе Гаризим, чтобы отвратить местных жителей от их веры. Но ничего не получилось. Сын Гиркана Аристобул (105-104 годы до Р.Х.), завоевал Галилею и обратил в иудаизм часть проживавшего там арабского племени итуреев[527]. Брат Аристобула, Александр Яннай (104-76 гг. до н.э.), пытался также иудаизировать жителей завоеванных эллинистических городов, предлагая им либо иудейскую веру, либо изгнание[528]. Греки, в отличие от идумеев и итуреев, предпочли изгнание.
Внешние завоевания были обычным делом в Древнем мире. Но завоеватели обычно не навязывали своей веры завоеванным народам. Те же самые иудеи, пребывая под владычеством различных царей и императоров, могли свободно исповедовать иудаизм. А вот Хасмонеи проявляли религиозную нетерпимость и агрессивность. Диктовалось это материальными интересами: покоренные народы надо было заставить платить подать в Иерусалимский храм.
На это обращали внимание многие исследователи. Например, Н. П. Никольский писал: «Но Маккавеи, или Хасмонеи, как они сами звали себя по имени своего родоначальника Хасамона, очень скоро разочаровали народные ожидания. Они не только не уменьшили той тяготы, которые нес народ, но еще увеличили ее. Им хотелось увеличить доходы храма и клира; для этого они стали силой оружия распространять иудейскую религию среди сосе- дей.(курсив мой. - В. К.)»[529].
Ту же мысль мы находим в работе К. Каутского «Происхождение христианства»: «Такая завоевательная политика была вполне в порядке вещей. Необыкновенно было только то, что она стала политикой религиозного расширения. Жители вновь завоеванной области должны были признать своим бога, которому поклонялись в Иерусалиме, должны были совершать паломничество в Иерусалимский храм, чтобы молиться ему, платить затем храмовый сбор (курсив мой. - В. К.) и отделиться от других народов»[530].
Помимо агрессивного прозелитизма имел место прозелитизм «мягкий», или «ползучий», когда над инородцами и иноверцами никакого видимого насилия со стороны иудеев не осуществлялось.
Число иудеев в империях, в которые Иудея входила в качестве зависимого государства или провинции, неуклонно возрастало. Объяснение этого лежит не только в сфере демографии. К. Каутский в качестве главной причины этого роста называет пропаганду иудаизма: «Но как бы ни была высока естественная плодовитость иудейства, ею одной мы не сможем объяснить быстрый рост его. Она в значительной степени дополнялась силой его пропаганды. То обстоятельство, что нация может размножаться путем религиозной пропаганды, представляет такое же экстраординарное явление, как и все историческое положение иудейства»[531]. Каутский обращает внимание на то, что после исчезновения десяти северных колен Израиля, после увода в плен жителей Иудеи в Вавилон кровные связи между евреями стали ослабевать и исчезать. Уже за несколько веков до разрушения Иерусалима римлянами древнееврейский язык перестал быть живым языком. В Палестине иудеи стали использовать язык окрестного населения - арамейский. За пределами Палестины (да отчасти и в самой Палестине) иудеи говорили на языках эллинов - греческом, латинском. Итак, отмечает К. Каутский, ко времени Христа между иудеями не было уже ни кровного, ни культурного единства. Всех иудеев объединяла лишь религия, причем, по мнению Каутского (и не только его), она сложилась (и оформилась в виде Пятикнижия Моисеева, или Торы) лишь после вавилонского пленения: «Эта религия, данная будто бы путем откровения праотцам Израиля, а в действительности зародившаяся в изгнании и развивавшаяся после него, теперь стала наряду с торговым оборотом самой крепкой связью иудейства, единственным признаком, который отличал его от остальных народов»[532].
Итак, постепенно силовое насаждение иудаизма замещалось «ползучим», «добровольным» прозелитизмом, или, как выразился К. Каутский, «пропагандой» иудаизма. Задача «пропаганды» иудаизма существенно облегчилась после того, как при первых египетских царях Птолемеях (Сотере и Филадельфе) был сделан перевод Ветхого Завета на греческий язык, и многие образованные люди того времени смогли читать так называемую Септуагинту[533] и приобщаться к мировоззрению иудеев. Об энергичной «пропаганде» иудаизма мы читаем в Новом Завете слова Иисуса Христа: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, дабы обратить хотя бы одного; и когда это случится, делает его сыном геенны, вдвое худшим вас»[534]. Иудеи прибегали к различным уловкам и красноречивой агитации для того, чтобы «завербовать» иноверца. А если речь шла о высокопоставленных иноверцах, сил и времени на «вербовку» они не жалели.
Интерес к иудаизму со стороны инородцев и иноверцев был обусловлен несколькими причинами.
Во-первых, «модой» и простым любопытством.
Во-вторых, тем, что иудаизм представлял более «гуманную» религию по сравнению с некоторыми жестокими формами язычества того времени (хотя с точки зрения «гуманности» греческая философия была в те времена более «конкурентоспособным» мировоззрением, чем иудаизм).
В-третьих, и это самое главное, принятие иудаизма давало в некоторых случаях неоспоримые преимущества материального порядка. Новообращенный оказывался членом местно еврейской общины, а это открывало для него дополнительные коммерческие возможности. А именно - вхождение в торгово-финансовую сеть Иерусалимского храма[535]. Правда, прозелиту приходилось платить «членские взносы» в виде храмовой подати или иных, «добровольных» взносов в общую кассу иудейской общины, но эти затраты вполне окупались.
На последнюю причину обращает внимание Каутский: «Уже материальные интересы должны были доставить иудейству некоторых прозелитов из среды «язычников». Участие в такой широко разветвленной компании для многих должно было быть очень соблазнительно. Куда не являлся иудей, он мог рассчитывать на энергичную помощь и поддержку со стороны своих единоверцев»[536].
В некоторых еврейских общинах в пределах Римской империи количество «этнических» евреев - выходцев из Палестины было меньше, чем число обращенных в иудейство местных жителей. Например, так обстояло дело в Антиохии. Ссылаясь на пример Антиохии, К. Каутский отмечает: «Уже один этот факт показывает, как нелепо стремление объяснить признаки иудейства расовыми особенностями»[537].
Иудеи пытались заниматься прозелитизмом даже в столице Римской империи. Это и понятно: им надо было создавать свою агентуру среди римской аристократии и в окружении императора. Поначалу у них это не очень получалось. Так, в 139 г. до н.э. иудеи были изгнаны из Рима за то, что обращали в свою веру италиков. Позднее в сети иудеев попадали даже родственники императоров. Так, прозелитами были жена императора Нерона - Поппея, двоюродный брат и двоюродная сестра императора Домициана. Каутский приводит пример, когда в иудаизм был обращен даже царь: «Даже цари обращались в иудейство. Изат, царь Адиабены в Ассирии, под влиянием нескольких иудейских прозелиток принял иудейство. Мать его Елена также последовала его примеру. Братья его также приняли иудейство. Все это случилось в эпоху Тиберия и Клавдия»[538].
Многие из таких последователей иудаизма интересовались лишь религиозным учением, а обрядовую сторону не соблюдали, закона в повседневной жизни не придерживались. Впрочем, от них этого и не требовалось. Главное, чтобы эти люди чувствовали свою причастность к иудаизму и могли оказывать содействие делам еврейской общины, а также делать щедрые взносы в казну Иерусалимского храма. Иногда даже в целях успешной вербовки таких иноверцев еврейские миссионеры выставляли иудаизм в качестве родоначальника всех языческих религий. С. Я. Лурье в начале прошлого века называл такой вариант иудаизма «товаром на продажу». Спрашивается, а зачем ортодоксальным евреям нужны такие прозелиты, которые не поняли, что основой иудаизма является единобожие? Лурье отвечает, что «народ, живущий в рассеянии, не должен пренебрегать никаким союзником»[539].
Конечно, не следует думать, что главной целью прозелитизма было увеличение финансовых поступлений в казну Иерусалимского храма. На первом месте находились соображения политического характера: полноценные (палестинские) евреи рассеяния рассматривали прозелитов как агентуру, с помощью которой можно оказывать влияние на власти в интересах местных еврейских общин и финансово-жреческой олигархии Иерусалима[540].