Загадка Л. Д.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Загадка Л. Д.

Перед Рощиным лежал лист бумаги. Две фамилии: Анатолий Прохоров, 2-я Тверская-Ямская ул.; Говард Склайтон, гостиница «Украина». Первый работает в книжном магазине, второй — разведчик «под крышей» выставки. Зачем они встречались, о чем говорили? Как узнать? Прежде всего что за человек Прохоров? «Проходил» ли по другим делам?

Оказалось, что не просто «проходил», а даже в «главной роли». Церковь, плен, экзарх Прибалтики, легион Шпеера, Берлин, Париж, гестапо… Да, но все это грехи прошлые. Человек наделал немало ошибок в своей жизни и уже понес за них наказание. Последними документами в «Деле» были бумаги, связанные с амнистией и просьбами Прохорова пересмотреть приговор. Это было в 1957 году, а сейчас 1963-й. Шесть лет прошло. Что это были за годы в жизни Прохорова? Чем они были заполнены? Какие люди окружали его?

Возможно, Прохоров не одинок. Может быть, у него есть некий шеф или кто-то работает на него. В первом случае после встречи со Склайтоном он непременно должен будет сообщить об этом, как-то выйти на связь. Во втором — активизировать или, наоборот, в зависимости от результатов переговоров в Сокольниках, свернуть деятельность своих помощников. Так или иначе, но встреча со Склайтоном должна была, вызвать у Прохорова какую-то реакцию. Поэтому вывод первый: продолжить за ним наблюдение, выяснить круг наиболее близких друзей, их адреса, телефоны, проверить, от кого и каким образом он получает письма, — с этого надо начинать.

Теперь Говард Склайтон. Это фигура более прозрачная. Но зачем ему понадобился скромный работник книжного магазина? Выставка переехала в Ленинград. Может быть, Склайтон оставил какие-нибудь следы в «Украине»? Вряд ли. У него достаточно высокая квалификация, чтобы не «наследить». Впрочем, надо проверить…

Как и ожидал Рощин, ничего интересного в номере, где жил Склайтон, он не нашел. К тому же после отъезда иностранца номер тотчас убрали, пропылесосили, и даже если он оставил что-то, это «что-то» покоится уже на одной из московских свалок.

Рощин сидел в номере за письменным столом, в пустых ящиках которого он нашел лишь телефонный справочник и несколько карандашей. В справочнике не было ни одной пометки. Карандаши советские, самые обыкновенные, фабрики «Союз». На столе — лампа, письменный прибор, перекидной календарь, телефон. Пролистал календарь — ни одной заметки.

Рощин еще раз внимательно осмотрел листки за те дни, когда в номере жил Склайтон. Ничего. Он уже хотел встать и уйти, когда заметил, что среди новеньких, чистых листков одного не хватает: листка за 21 декабря. В это время Склайтон жил здесь. Листок мог вырвать он или кто-то, кто заходил к нему. Мог вырвать, конечно, и совсем другой человек, живший здесь до Склайтона. Но тогда скорее не хватило бы листка за то число, когда он здесь жил. Зачем вообще кто-то вырвал листок? Скорее всего на нем было что-то записано. Что-то, что надо было или сохранить у себя, или уничтожить. Если записывали на листке 21 декабря прямо в календаре, анализ покажет отпечаток на листке 22 декабря. Впрочем, могли ведь записывать и на обороте листка 21 декабря. Тогда следы надо искать на листке 20 декабря. Но листок могли сначала вырвать, а потом уже что-то на нем записать, тогда никаких следов не будет. А все-таки проверить надо. Рощин аккуратно вырвал из календаря еще два листка…

Результаты анализа были готовы вечером. На листке 20 декабря — пусто. На листке 22 декабря, оказалось, есть незаметный для глаза оттиск:

«281618 Л. Д.».

— Число шестизначное, это точно, — сказал капитан, в лаборатории которого трудились эксперты. — Очевидно, записывали японским фломастером — фетровым карандашом с тушью. Оттиск широкий, но очень слабый.

Итак, шесть цифр. Может быть, это номер московского телефона? А Л. Д. — инициалы? Два часа потребовалось на то, чтобы установить: по телефону Б 8-16-18 не проживает человек с инициалами Л. Д. Телефон с таким номером стоит на квартире Александра Ильича Красовского, доктора физико-математических наук, который много лет живет здесь с женой Валентиной Андреевной, тещей Антониной Дмитриевной Верещагиной и сыном Владимиром, студентом.

Изучение семьи Красовских не дало Рощину ни малейшего основания даже заподозрить этих людей в каких-либо неблаговидных поступках или намерениях. Хорошая, дружная семья, но как и почему телефон этих людей оказался у Склайтона? Рощин решил съездить к Красовским, поговорить, постараться разглядеть хотя бы какую-нибудь легкую тень версии, объясняющей все.

Они беседовали втроем: Рощин, Александр Ильич и Валентина Андреевна. Рощин сказал прямо: «У одного иностранца, который интересует наши органы государственной безопасности, обнаружен ваш телефон. Не могли бы вы помочь нам узнать, как этот телефон попал к нему? Попал совсем недавно, во второй половине декабря».

— Понятия не имею. — Александр Ильич пожал плечами. — Я знаком со многими иностранными учеными, но не помню, чтобы я давал им свой домашний телефон. Я не делаю из него секрета, но просто не было никакой в этом нужды… Близких друзей среди иностранцев у меня нет… Право, не знаю, как вам помочь…

— Не помните ли, никто из иностранцев не звонил вам в последнее время? — спросил Рощин.

— Точно помню: никто не звонил.

— Может быть, кто-нибудь, помимо членов вашей семьи, пользуется этим телефоном?

— Нет, никто не пользуется.

— А из тех людей, которые часто бывают у вас?

— У нас много друзей и знакомых, — Александр Ильич развел руками, — но, насколько я помню, у них есть свои телефоны…

— Вот, правда, тетя Люба… — начала было Валентина Андреевна.

— Что тетя Люба? — Александр Ильич обернулся к жене.

— Тетя Люба — это сестра моей мамы, фамилия ее Шаболина, — пояснила Валентина Андреевна Рощину. — Она часто заходит, они с мамой пьют чай, беседуют… Ну, знаете, у старушек свои дела… У тети Любы с Валерием — это сын ее — нет телефона, и она недавно предупреждала мою маму, что ей будут звонить, просила не забыть передать ей: должны оставить номер телефона…

— А сколько лет Любови… как ее отчество? — спросил Рощин.

— Любовь Дмитриевна. Ей уже шестьдесят три. Она немного моложе мамы…

— Да-а… — сказал Рощин и с улыбкой покачал головой. — Валентина Андреевна, у меня к вам просьба. Как только вашей тете позвонят и назовут номер телефона, сообщите мне. Хотелось бы, чтобы мы узнали этот номер чуть раньше, чем Любовь Дмитриевна. Хорошо?

— Да, да, конечно, — кивнула Валентина Андреевна.

— Конечно, если это надо… Мы понимаем… — отозвался Александр Ильич…

Рощин шел от Красовских пешком. Хотелось пройтись и подумать. Получался бред чистой воды. Шестидесятитрехлетняя старуха Любовь Дмитриевна — Л. Д. Шаболина — связная разведчика? Чепуха! Что ему о ней известно? Всю жизнь прожила в Москве, никогда нигде не работала, три года назад похоронила мужа. Живет с сыном-инженером… Представляю, какой хохот поднимут наши ребята, когда я принесу им разгадку таинственных инициалов Л. Д. Бред, абсолютный бред. Значит; или надо искать другого человека с инициалами Л. Д., или… Или Любовь Дмитриевна — «крыша», кто-то использует старушку «втемную». Квартира Красовских очень удобна для этого. Сидят старушки, пьют чай. Все очень благопристойно. Потом звонок. Одной старушке сообщают номер телефона, она передает его. Кому? Поехать к Любови Дмитриевне, поговорить с ней? Опасно. Ведь тот, чью волю она может слепо выполнять, где-то близко. Можно вспугнуть, все испортить.

Все это время, пока Рощин разыскивал таинственного обладателя инициалов Л. Д., изучение Анатолия Яковлевича Прохорова продолжалось самыми ускоренными темпами. Очень скоро удалось установить, что Анатолий Яковлевич ведет обширную переписку с гражданином Бочаровым из города Риги и с гражданином Кузнецовым из Орска, получает письма в свой адрес на 2-й Тверской-Ямской, в адрес некоей Толчинской Софьи Алексеевны, проживающей в Телеграфном переулке, «до востребования» на Главпочтамте, а также еще в нескольких городских отделениях связи.

«Все это уже более чем любопытно, — рассуждал Рощин. — Разумеется, нет ничего странного, что человек переписывается с Ригой или Орском. Пусть хоть с Рио-де-Жанейро переписывается. Но зачем, вместо того чтобы спокойно получать письма дома, ездить за ними на Главпочтамт? Ну, допустим, есть негодяй-сосед, который сует нос в чужие конверты, и волей-неволей приходится пользоваться услугами «до востребования». Но почему несколько адресов? Значит, человек хочет запутать, скрыть или самый факт переписки, или ее содержание…».

В эти дни Рощин работал по 16 часов в сутки. Он «вживался» в Прохорова, старался понять устройство всех скрытых пружин, приводящих в действие сложный механизм его поведения. Он изменился даже сам — так всегда случалось, ведь есть что-то общее между работой контрразведчика и трудом актера: и тот и другой стремятся до дна познать человеческий характер. Он сидел в управлении каждый день до глубокого вечера. Билеты, купленные заранее на «Принцессу Турандот», пропали, просто он о них забыл. Сын-второклассник ликовал: уже две недели отец не смотрел его дневник! Жена пока молчала, она уже привыкла: ведь такое случалось и раньше…

Через день на стол Рощина лег короткий список самых близких друзей Анатолия Яковлевича. Тех, с кем он встречался в последнее время чаще всего. В этом списке были только три фамилии: Софья Алексеевна Толчинская, Анатолий Иванович Иноземцев, Валерий Федорович Шаболин. Рощин даже зажмурился. Нет, совершенно точно: Шаболин Валерий Федорович.