Загадка красного капюшона. Фрески Кампо Санто
Загадка красного капюшона. Фрески Кампо Санто
У портрета, попавшего к нам в руки, была одна загадка, которую до 2007 года нам никак не удавалось разрешить. Вернее, это была главная тайна портрета. Что именно хотел сказать художник, изобразив себя в красном капюшоне, а точнее, в красной шапочке?
Известно, что во времена Ренессанса интеллектуальная составляющая искусства ценилась не менее мастерства и визуальной гармонии. Творцы шифровали своими образами какие-то важные с их точки зрения послания к зрителю. Причем в классовом и кастовом обществе смысл таких посланий был доступен отнюдь не всем ступеням социальной лестницы. Понимать и видеть было скорее привилегией избранных.
Иначе говоря, художники высшего света просто обязаны были закладывать некие важные смыслы в свои работы, потому что примитивная, бессмысленная картинка не имела шансов быть признанной и по достоинству оцененной в благородном обществе.
На нашем портрете нет никаких «говорящих» деталей: ни книги, ни инструментов, ни фамильного герба… Ничего, чем мог бы гордиться Бенвенуто Челлини и с чем он мог себя ассоциировать. Ничего, кроме странного красного головного убора. По-французски такая деталь одежды называется «бонне(т)».
Кстати, на черно-белых фото, сделанных в инфракрасном свете, видно, что это именно шапочка бонне. Мы продолжаем называть ее «капюшоном» только потому, что это название на русском языке несколько благозвучнее, чем «шапочка».
Загадка красного капюшона занимала меня уже долгое время, она возникла сразу же после того, как мы идентифицировали персонаж. И с того самого часа я при случае пытался как-то приблизиться к разгадке: искал информацию в книгах по истории костюма, обращал внимание на картины, где встречались персонажи в круглых шапочках, и их бэкграунд. Однако всерьез я смог заняться этим вопросом, только когда установилось относительное затишье в делах и на фронтах нашей борьбы за выживание.
Подход к исследованию темы «красной шапочки» мы с Ириной систематизировали так:
• история костюма — когда, где и кто носил подобные шапки;
• значение красного цвета головного убора, значение материала (в данном случае бархата): шапочка выглядит бархатной, судя по характерной форме складок и игре светотеней;
• профессиональная принадлежность и ее отражение в головных уборах;
• религиозные мотивы и тайные секты;
• изображения подобных шапочек в истории изобразительного искусства и расшифровка их смысла.
К 2007 году пришлось признать, что мы топчемся на месте и задача нам не по зубам. Ни один из этих пунктов не привел нас к разгадке. Я просмотрел тысячи картин и прочитал немало специальных книг, но тщетно. К сожалению, и ученые, к которым мы обращались за консультацией, не могли нам подсказать ничего существенного. Но так совпало, что примерно в это же время мы решили съездить в Пизу.
Во-первых, мы никогда там не были, хотя частенько посещаем Тоскану и ее столицу, Флоренцию (а это совсем рядом с Пизой). Во-вторых, к 2007 году дочь уже подросла настолько, что ей тоже была бы интересна поездка к «кривой башне». Ну и в-третьих, последние слова в автобиографии Бенвенуто: «Я уезжаю в Пизу».
Вот и мы отправились туда поздней весной.
Я не стану здесь рассказывать про этот древний и знаменитый город. Про университеты, историю, войны, искусство, современность. Кому интересно, тот сам найдет информацию у более компетентных авторов. Для меня было важно, что Пиза — это город, где Челлини учился ремеслу и в котором у юного Бенвенуто открылись глаза на прекрасное. Он рассказывает в своей биографии, как постоянно находил время рисовать прекрасные скульптуры на древнем кладбище Пизы, называемом Кампо Санто.
Туда же, в этот город, Челлини отправился и в конце своей жизни… И вот более четырехсот лет спустя мы просто шли по его следам.
Некоторые места древнего города почти не изменились с тех давних пор. Среди изумрудного газона в туристическом центре Пизы находятся три замечательных туристических объекта: знаменитая падающая башня, великолепный кафедральный собор и «Святое кладбище» (Кампо Санто).
Причем если падающая башня привлекает огромные толпы людей, то скромная, сдержанная стена Кампо Санто не вызывает особого внимания у публики, и экскурсии туда менее популярны.
Тем не менее на кладбище путешественники все-таки заходят, но несравнимо реже и преимущественно группами: Кампо Санто включено в набор осмотра городских достопримечательностей. Мы тоже поступили как все заправские туристы. Купили билеты и первым делом взобрались на башню. Однако потом у меня уже не хватило терпения, и, не заходя в кафедральный собор, мы всей семьей решительно отправились к Кампо Санто.
В длинной, высокой и почти гладкой стене есть неприметная дверь. Это вход на кладбище. Там внутри — строгие галереи, практически мощенные могильными плитами, и зеленые поляны с надгробиями, датированными начиная с античных времен и заканчивая Средневековьем. Стены галерей всюду расписаны роскошными фресками.
Сначала мы бродили по кладбищу с восхищением. Но, честно говоря, довольно быстро все это стало нам надоедать. Я пытался увидеть пространство, фрески и надгробия глазами Бенвенуто, ведь он несколько раз говорил в своей книге, что приходил сюда подростком, чтобы учиться искусству, и много срисовывал с натуры. Но ничего особенно интересного мне заметить не удавалось.
Проблуждав так около часа и уже смирившись с тем, что пора уходить, мы вошли в еще одну довольно узкую дверь в стене галереи и оказались в большом зале с кирпичным полом и прозрачным потолком. Очевидно, этот зал был специально подготовлен для выставки огромных фресок, занимавших три его стены. Я скользнул по фрескам взглядом, потом посмотрел внимательнее… И оторопел. По коже пробежали мурашки, я вдруг всем естеством осознал: вот она, разгадка автопортрета. Мы наконец нашли то, что искали.
Прямо перед нами бородатый суровый старец в круглой красной шапочке, держа в руке развернутый свиток, давал жесткий урок праздной и богатой, напуганной жизненной правдой молодежи…
Святой Макарий
Старец выглядел точно как Челлини — тот же головной убор, та же композиция, такой же ракурс, и даже борода изображена похоже… Но фреска, которая находилась перед нами, на самом деле была написана в XIV веке, более чем за двести лет до портрета Челлини. Этот же персонаж в красной шапочке был изображен на левой и правой стенах зала. Надпись под фреской гласила: «Триумф Смерти. Буонамико Буффальмакко».
Фреска «Триумф Смерти»
Я сел на скамейку в центре зала, и время перестало для меня существовать.
Ирина разделяла мое возбуждение, но в конце концов обязанности матери вынудили ее уйти из зала, чтобы показать дочери что-нибудь другое — кафедральный собор, например. Они ушли, а я остался.
Приходили и уходили группы туристов, сопровождаемые экскурсоводами. Некоторые языки я понимал хорошо: русский, английский, чешский, французский; некоторые лишь отчасти, догадываясь о смысле: итальянский, испанский, немецкий…
Забавно было наблюдать, что уровень подачи материала и смысловые акценты, которые экскурсовод делал в своем рассказе для туристов из разных стран, тоже были разными. Так, англоязычные (американские особенно) группы выслушали практичную бытовую версию. Французам рассказывали историю эмоционально и с описанием несколько надуманных красивостей. Но в целом информация была полезной и мне.
Тех, кто интересуется этими фресками, их историей и смыслом, я приглашаю прочитать специализированную литературу на эту тему. А сейчас достаточно будет сказать, что теперь каждому очевидно: Бенвенуто Челлини изобразил себя для потомков в образе святого Макария, чрезвычайно известного в то время персонажа фрески «Триумф Смерти» из Кампо Санто в Пизе.
Анахорет в тюрьме
Пикантность ситуации в том, что во время создания автопортрета Челлини как раз находился под очередным домашним арестом по пустяковому делу — за содомию и хулиганство. В этой связи вопрос. Ну кто, кроме него самого, мог это сделать? Кто еще мог сопоставить и отождествить себя со святым Макарием, преподающим урок жизни праздным аристократам?
Коротко говоря, сюжет ключевого для нас эпизода фрески, которым вдохновился Бенвенуто, таков. Богатые молодые аристократы, девушки и юноши, выехали на конную прогулку, чтобы развлечься. Жизнь кажется им забавной, легкой и беззаботной. Но неожиданно на лесной дороге они видят три открытых гроба, и в каждом из них — полуразложившийся труп.
Этот неожиданный, отвратительный вид Смерти и ужасный запах испугал и поверг их в смятение.
И только мудрец, отшельник, познавший, что есть жизнь и что есть смерть, — святой Макарий — преподает праздной элите суровый урок, читая древний свиток.
Вот так и изобразил себя для Вечности Бенвенуто Челлини: гений, мистик, отшельник поневоле, дерзкий убийца, умиравший в тюрьме, но выживший и вознесенный к вершинам славы.
Бенвенуто считал себя вправе преподать урок о смысле Жизни и Смерти — это следует из его автобиографии, воспоминаний и свидетельств о нем других людей.
Анахорет у печи
Анахорет и лукавый
Описываемый сюжет со святым Макарием мы находим на правой от входа фреске. Но и на левой стене есть изображения, имеющие много общего с жизнью и личностью Бенвенуто. Там находится фреска, которая называется «Жизнь анахоретов». И хотя название предполагает, что анахоретов там несколько, мы видим одного и того же персонажа, отшельника в той же красной шапочке, кадр за кадром, как в кино, проживающего свою жизнь.
Невозможно отрицать, что некоторые «кадры» Бенвенуто, придя сюда снова в конце жизни, мог воспринимать исключительно как нечто личное. Вот анахорет в тюрьме, как и сам Челлини.
Вот он управляется с огнем в печи, такое привычное для Бенвенуто дело… Вот он хоронит друзей и близких…
А здесь к нему приходит якобы друг, а на самом деле лукавый — из-под подола его платья торчит зеленая лапа.
Да и все остальные эпизоды жизни анахорета, без сомнения, находят отклик в биографии Челлини. Поэтому всю фреску, а вернее, обе фрески Бенвенуто воспринимал как древнее пророчество, относящееся к нему лично. Воспринимал как мистическое предсказание его собственной жизни.
Без сомнения, пророчество, касающееся его собственной судьбы, казалось ему Божественным Промыслом, а сам себя он вполне обоснованно ощущал как раз тем персонажем, что был изображен на соседней фреске. Все это стало мне ясно и не могло трактоваться иначе…
Ощущение научного открытия большой важности переполняло меня. В душе звучала целая симфония возвышенных, трагических и высоких чувств…
Глядя на эти роскошные фрески, каждой клеткой ощущая гармонию и единение времен, я вдруг четко осознал, что нам уже не очень-то и нужны эти трусливые и ленивые карлики из Лувра или упрямый и злой старик Антонио Веспуччи.
Теперь мы были готовы представить портрет широкой публике, не обращая никакого внимания на этих трусов.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.