Глава 1 ТЕОРИЯ ЦЕЛИ – ГОСПОДСТВО НА МОРЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 1

ТЕОРИЯ ЦЕЛИ – ГОСПОДСТВО НА МОРЕ

Целью военных действий с использованием военно-морских сил всегда прямо или косвенно является установление господства на море или недопущение установления господства на море противника.

На вторую часть утверждения следует обратить особое внимание, чтобы исключить традиционное мышление, которое является одним из самых распространенных источников ошибок в размышлениях о морской войне. Главная ошибка – предположение, что, если одна из воюющих сторон теряет господство на море, оно автоматически переходит к другой стороне. Даже самого поверхностного изучения истории войны на море достаточно, чтобы установить ложность этого предположения. История показывает, что самой распространенной ситуацией в войне на море является та, в которой ни одна из сторон не обладает господством на море, поскольку нормальным является не господство на море, а море без господства. Само утверждение, которое никто не отрицает, что целью войны является установление господства на море, подразумевает вывод, что обычно вопрос господства является спорным. Этот спор самым непосредственным образом затрагивает военно-морскую стратегию, потому что, когда господство утрачено или завоевано, чисто морской стратегии приходит конец.

Эта истина настолько очевидна, что вряд ли о ней стоило бы упоминать, если бы столь часто не повторялись фразы вроде: «Если бы Англия лишилась господства на море, с ней было бы покончено». Ошибочность этой идеи заключается в том, что она игнорирует мощь стратегической обороны. Она предполагает, что, если перед лицом некой чрезвычайной враждебной коалиции или благодаря в высшей степени неблагоприятному стечению обстоятельств у Великобритании не окажется достаточно сил, чтобы удержать господство, она будет и слишком слабой, чтобы не дать противнику его установить. Таким образом, эта идея является отрицанием всей военной теории, которая, во всяком случае, требует большей поддержки, чем она когда-либо получала.

Такое предположение также отрицает практический опыт и мнение величайших полководцев. Англичане успешно использовали оборону на море при Вильгельме III и в американской Войне за независимость. А во время затяжных войн между Англией и Францией последняя имела обыкновение использовать оборону на море таким образом, что Англия, несмотря на значительное преимущество, иногда годами не могла установить свое господство и не имела возможности выполнить свой военный план без серьезных преград со стороны французского флота.

Оборона на море вовсе не является незначительным фактором. Она, конечно, свойственна всем войнам, и, как мы уже видели, главные вопросы стратегии и на суше, и на море сводятся к относительным возможностям наступления и обороны и относительным пропорциям, в которых они должны присутствовать в военных планах. На море самая могущественная и агрессивно настроенная воюющая сторона может не больше избежать периодического перехода к обороне, который следует из неизбежной приостановки наступательных операций, чем на суше. Таким образом, оборона должна рассматриваться, но, прежде чем мы сможем сделать это с выгодой для себя, следует проанализировать выражение «господство на море» и четко установить, что она подразумевает в войне.

Первым делом следует отметить, что понятие «господство на море» вовсе не идентично по своим стратегическим условиям завоеванию территории. В полемике невозможно свободно переходить от одного к другому, как это нередко делалось. Такие выражения, как «захват водной территории» и «превращение береговой линии противника в нашу границу», очевидно, имели глубокий смысл для тех, кто их использовал, но на самом деле они являются всего лишь риторическими разглагольствованиями, основанными на ложной аналогии, а она не может являться надежной основой для теории войны.

Аналогия неверна по двум причинам, и обе представляют собой материальное вмешательство в ведение войны на море. Невозможно завоевать море, потому что оно не допускает владения собой, во всяком случае за пределами территориальных вод. Вы не можете, как говорят юристы, обратить его в собственность, потому что не в состоянии не допускать туда нейтралов, как делаете это на суше при завоевании территории. Кроме того, ваши вооруженные силы не могут существовать на нем, как на вражеской территории. Из этого следует, что делать вывод об аналогии господства на море и захвата вражеской территории ненаучно и ошибочно.

Единственный безопасный метод – задать вопрос, что именно мы можем обеспечить для себя и не позволить другим, имея господство на море. Если мы исключим права рыболовства, которые не имеют отношения к рассматриваемому вопросу, единственное право, которое мы или наши противники можем иметь на море, – это право передвижения. Иными словами, единственное позитивное значение, которое море имеет для жизни страны, – это средство связи. Для активной жизни народа такое средство может значить много или мало, но в любом случае оно имеет значение для любого приморского государства. Следовательно, лишив противника этого средства, мы ограничиваем его передвижения по морю примерно так же, как при оккупации части сухопутной территории. Пока аналогия действует, но не далее.

Море для жизни страны имеет не только позитивное, но и негативное значение. Оно является не только средством связи, но и, в отличие от средств связи на берегу, барьером. Завоевав господство на море, мы устраняем этот барьер со своего пути, тем самым поставив себя в положение, позволяющее нам оказывать прямое военное давление на национальную жизнь противника на берегу. В то же время мы «упрочняем» его против врага, не позволяя оказывать прямое военное давление на нас.

Таким образом, господство на море есть не более чем контроль над морскими коммуникациями, используемыми для коммерческих или военных целей. Цель войны на море – контроль над коммуникациями, а не захват территории, как в сухопутной войне. Разница является колоссальной. Правильно говорят, что стратегия на суше – это главным образом вопрос коммуникаций, но это коммуникации в ином смысле. Выражение относится к коммуникациям одной только армии, а не к коммуникациям в более широком смысле, являющимся частью жизни народа.

Но и на земле существуют коммуникации, жизненно важные для народа, – внутренние коммуникации, соединяющие пункты распределения. Здесь мы снова коснемся аналогии между двумя видами войны. Сухопутная война, как признают самые активные сторонники современных взглядов, не может достичь своей цели только посредством военных побед. Уничтожение сил противника не принесет большой пользы, если у вас в резерве не хватает сил, чтобы завершить захват внутренних коммуникаций и главных пунктов распределения. Власть – истинный плод победы, ведь она способна подавить всю жизнь народа. Это заставит мужественный народ, всем сердцем стремящийся к победе в войне, пойти на мир и согласиться исполнить волю победителя. В точности таким же образом господство на море помогает достичь мира, хотя, конечно, принуждение не является столь явным. Перекрыв морские пути и заняв пункты распределения, в которых они заканчиваются, мы уничтожаем «жизнь на воде», тем самым ограничивая жизнеспособность нации на суше, поскольку они взаимозависимы. Таким образом, представляется очевидным, что, пока мы обладаем властью и правом прекратить морские сообщения, действует аналогия между господством на море и завоеванием территории. Она имеет большую практическую важность, поскольку к ней сводится чрезвычайно важный вопрос морской войны, который представляется уместным рассмотреть далее.

Очевидно, что если цель морской войны – установление контроля над коммуникациями, значит, она должна нести с собой право запрещать, если это возможно, передвижение по морю государственной личной собственности. Единственное средство для навязывания такого контроля морских торговых путей заключается в захвате или уничтожении находящейся на море собственности. Такой захват или уничтожение является наказанием, которое мы накладываем на противника за попытку использовать морские пути при нашем господстве на море. Иначе говоря, это решающий аргумент запрета, который мы стремимся наложить. Действующий термин «уничтожение торговли» на самом деле не является логичным выражением стратегической идеи. Точнее было бы сказать «предотвращение торговли».

Методы этого предотвращения имеют не больше связи со старой варварской идеей грабежа, чем реквизиции на берегу – со старой идеей разграбления и уничтожения. На деле ни одна форма войны не несет людям меньше страданий, чем захват собственности на море. Такие действия ближе к законным процессам, таким как арест имущества в обеспечение арендной платы, арест имущества судебным исполнителем и арест судна, чем военные операции. Хотя, конечно, раньше все было не так. Во времена каперства они слишком часто сопровождались жестокостью и беззаконием, особенно в Средиземноморье и Вест-Индии, и эта жестокость стала главной причиной всеобщего согласия на подписание Парижской декларации[14], благодаря которой каперство было уничтожено.

Но эта причина была не единственной. Идея каперства была пережитком примитивной и ненаучной концепции войны, которая определялась главным образом стремлением нанести противнику как можно больший ущерб и наказать за все совершенные им правонарушения в отношении вас. К этому же классу относится идея грабежей и разрушений на берегу. Правда, следует отметить, что ни один из этих методов войны не был упразднен по причине гуманизма. Они повсеместно исчезли еще до того, как мир заговорил о гуманизме. Право на грабеж и разорение никем не отрицалось. Но только стало ясно, что грабеж деморализует ваши войска и делает их неспособными к продолжению войны, а разорение – менее эффективный способ принуждения врага, чем использование оккупированной страны для регулярного снабжения своей собственной армии и увеличения ее наступательных возможностей. Короче говоря, реформа произошла благодаря желанию разумно использовать ресурсы противника, а не бессмысленно растрачивать их.

Аналогичным образом каперство оказывало ослабляющий эффект на регулярные силы использующей его страны. Оно значительно увеличивало трудности набора людей на флот, а периодические огромные доходы имели деморализующее влияние на прикомандированных командиров кораблей. Оно поддерживало жизнь в средневековом духе корсарства, ослабляя современный военный дух, который требовал действий, направленных на вооруженные силы врага. Формировалось общественное мнение, которое неизбежно должно было определить, что для операций против морской торговли спорадические нападения не могут быть так же эффективны, как организованная система операций, обеспечивающая действительный стратегический контроль морских коммуникаций противника. Более зрелый и широкий взгляд на войну выявил, что тактическая торговая блокада – то есть блокада портов – может быть расширена и дополнена стратегической блокадой главных торговых путей. Что касается моральных принципов, между двумя видами блокады нет существенной разницы. Признавая принцип тактической, или ближней, блокады, невозможно отрицать принцип стратегической, или удаленной, блокады. Разница между ними заключается только в их влиянии на нейтралов, больше ни в чем.

Да и с какой стати отдельные аспекты войны должны отрицаться на море, если же аналогичные вещи позволительны на суше? Если на земле позволительны контрибуции и реквизиции, если можно оккупировать города, порты и захватывать внутренние коммуникации, без чего захват не может считаться полным, а война эффективной, почему следует отказываться от тех же процедур на море, где они имеют значительно меньшее воздействие на человека? Если вы отрицаете право контроля над коммуникациями в море, логично сделать то же самое на земле. Если вы признаете право контрибуций на суше, то должны признать и право захвата на море. Иначе вы дадите сухопутным военным державам экстремальные военные права и не оставите морским державам вообще никаких прав. Разве это справедливо?

Поскольку идея уничтожения частных захватов на море является гуманной и опирается на уверенность, что это укрепит положение морского торгового государства, давайте относиться к ней с уважением. Судя по тому, как ее выражают самые активные сторонники, она основывается на двух заблуждениях. Первое заключается в том, что вы можете избежать нападения, лишив себя наступательной силы и перейдя только к обороне, второе – что война целиком состоит только из сражений между армиями или флотами. При этом игнорируется фундаментальный факт, который говорит о том, что сражения – лишь средства, позволяющие вам делать то, что действительно может завершить войну, – то есть оказывать давление на жителей и их коллективную жизнь. «После разгрома главной армии противника, – утверждает фон дер Гольц, – мы все еще стоим перед проблемой установления мира, как отдельной и в определенных обстоятельствах более трудной задачей… Мы должны заставить вражескую страну настолько полно ощутить тяготы войны, чтобы стремление к миру стало преобладающим. Это не удалось Наполеону. Возможно, будет необходимо захватить гавани, коммерческие центры, важные транспортные артерии, фортификационные сооружения и арсеналы, иными словами, всю важную собственность, необходимую для существования народа и армии».

Но если тогда мы будем лишены права использовать аналогичные средства на море, цель, ради которой мы сражаемся, практически перестает существовать. Конечно, можно разгромить вражеский флот, но противнику от этого будет не намного хуже. Можно открыть путь для вторжения, но любая великая континентальная держава лишь посмеется над нашими попытками совершить это вторжение самостоятельно. Если нельзя собрать урожай своего успеха, прекратив национальную деятельность противника на море, это означает лишение нас единственного законного способа оказания давления, который есть в нашем распоряжении. Флот будет вынужден перейти к таким варварским средствам, как обстрел портовых городов и разрушительные рейды на вражеское побережье.

Если средства давления, которые используются после успешных сражений, уничтожить и на суше, и на море, в пользу этой перемены может служить тот довод, что для цивилизованных государств она будет означать, вероятно, полное прекращение войн, поскольку война станет настолько бесперспективной, что никто не будет в нее вступать. Она станет делом исключительно регулярных армий и флотов, что не слишком побеспокоит подавляющее большинство народа. Международные разногласия будут тяготеть к средневековым частным спорам, которые разрешались воинами в поединках. Если бы международные разногласия могли разрешаться таким же образом, человечество, безусловно, сделало бы большой шаг вперед. Но только оно вряд ли созрело для такой революции. В то же время ликвидация права вмешательства в перевозку частной собственности морем, когда аналогичное право на земле осталось в силе, только поколеблет позиции гуманистов. Перестанет существовать самое мощное сдерживающее средство, позволяющее ограничивать войну. Сегодня более чем когда-либо внешней политикой народов управляют торговля и финансы. Если война угрожает торговле и финансам, их влияние на мирное разрешение конфликта будет чрезвычайно велико. Пока существует право захвата собственности на море, они будут теряться в любой морской войне немедленно и неизбежно, каков бы ни был общий результат. Ликвидируйте право, и это сдерживающее средство исчезнет; нет, они даже получат немедленную прибыль из-за внезапного увеличения расходов правительства, которое повлечет за собой военное противостояние, и расширения морской торговли для обеспечения нужд вооруженных сил. Любые потери, которые при существующих условиях нанесет война на море, будут незначительными, если вмешательство в собственность будет ограничено сушей. Они никогда не будут серьезными, разве только в случае полного поражения, а никто не вступает в войну, надеясь на поражение. Агрессивные войны порождает именно надежда на победу и получение выгоды. Страх быстрых и верных потерь их предотвращает. Тогда человечество должно понять, что, слишком поспешно стремясь к мирным идеалам, оно может лишиться лучшего оружия, существующего для пресечения зла, уничтожить которое у него пока нет власти.

Поэтому право частных захватов на море до сих пор существует. Без него война на море почти немыслима, и в любом случае ни у кого нет опыта такого урезанного метода войны.

Главный метод, при котором мы добиваемся победы или превосходства на море и оказываем давление на население противника, чтобы обеспечить мир, – это захват или уничтожение собственности врага, государственной или частной. Но, сравнивая этот метод с аналогичной оккупацией территории, взиманием контрибуций и реквизиций, мы видим отчетливую разницу. Оба процесса могут быть названы экономическим давлением. Но на берегу оно может быть только следствием победы или приобретенного доминирования благодаря военным успехам. На море процесс начинается сразу. На самом деле, чаще всего первым актом враждебных действий в морских войнах всегда был захват частной собственности на море. В каком-то смысле так происходит и на берегу. Первый шаг завоевателя после пересечения границы – в большей или меньшей степени взять под контроль ту частную собственность противника, которую армия вторжения может использовать для своих нужд. Но подобный захват частной собственности есть чисто военный акт, и он не относится ко второй стадии экономического давления. А на море дела обстоят именно так, и причина тому – фундаментальная разница между сухопутной и морской войной, которая заключена в коммуникационной теории морской войны.

Чтобы разъяснить этот момент, следует повторить, что морские коммуникации, которые являются основой идеи господства на море, вовсе не аналогичны военным коммуникациям в привычном смысле слова. Военные коммуникации относятся исключительно к путям снабжения и отхода армии. Морские коммуникации имеют более широкое значение. Конечно, они включают в себя линии снабжения флота, но по своей стратегической важности относятся не к военным линиям снабжения, а к тем внутренним коммуникациям, которые поддерживают жизнь нации на берегу. Следовательно, морские коммуникации рассматриваются на совершенно других основаниях, по сравнению с сухопутными. Морские пути по большей части являются общими для обеих воюющих сторон, а на суше каждая обладает своими коммуникациями на своей территории. Стратегический эффект чрезвычайно важен, поскольку в море стратегическое наступление и оборона имеют тенденцию сливаться так, как это невозможно на берегу. Поскольку морские пути являются общими, мы, как правило, не можем напасть на пути противника, не защищая свои. В военных операциях справедливо обратное. Обычно атака на коммуникации противника имеет тенденцию обнаруживать наши собственные.

Теория общих коммуникаций становится яснее на примере. В войнах между Великобританией и Францией морские пути из Англии в Средиземноморье, Индию и Америку проходили от Английского канала мимо Финистерре[15] и Сент-Винсента, и морские пути Франции, по крайней мере из ее атлантических портов, были идентичными почти на всем своем протяжении. В войнах Англии с Голландией сходство было даже еще более близким. Даже в войнах с Испанией ее великие морские торговые пути практически на всем своем протяжении проходили там же, где британские. Следовательно, первые действия, которые Англия обычно выполняла для защиты своих торговых путей, заключались в атаке на вражескую торговлю. Такая же ситуация возникала и когда исходные английские диспозиции были разработаны, как оборона против вторжения на свою территорию или против нападения на свои колонии, потому что позиции, которые должен был занять британский флот для достижения этих целей, всегда располагались в конечных или фокусных точках торговых путей или около них. Было ли нашей непосредственной целью заставить действовать вражеский флот или же оказать экономическое давление – разницы не было почти никакой. Если флот противника также стремился к действию, наиболее вероятными точками контакта были именно терминальные (начальные и конечные) или фокусные части торговых путей. Если противник желал уклониться от решения, лучшим способом заставить его действовать была оккупация торговых путей в тех же жизненно важных точках.

В итоге получается, что, в то время как на суше процесс экономического давления, по крайней мере в современной концепции войны, может начаться только после решающей победы, на море он начинается автоматически. На деле такое давление может оказаться единственным средством навязывания решения, к которому мы стремимся, что станет понятнее, когда мы подойдем к рассмотрению других фундаментальных отличий между войной на суше и на море.

А пока можно отметить, что на море использование экономического давления на начальном этапе оправданно по двум причинам. Во-первых, как мы видели, использование оборонительных позиций для нападения, когда нападение не лишает эти позиции силы, а оно не лишит их силы, если крейсера будут действовать скрытно, существенно экономит средства. Во-вторых, вмешательство во вражескую торговлю имеет, в свою очередь, два аспекта. Оно является не только средством оказания вторичного экономического давления, но и основным средством, ведущим к ослаблению сопротивления противника. Войны решаются не только военными и военно-морскими силами. Финансы ничуть не менее важны. Они устраняют неблагоприятное соотношение вооруженных сил и могут обеспечить победу более слабой стороне. Поэтому все, что мы можем сделать для ослабления финансового положения противника, является прямым шагом к его уничтожению. Самым эффективным средством, которое можно применить для достижения этой цели в отношении морского государства, является лишение его ресурсов морской торговли.

Поэтому не приходится сомневаться в том, что в морской войне, как бы активно мы ни сосредотачивали усилия на уничтожении вооруженных сил противника как на средстве добиться победы, было бы глупо упустить возможность ухудшить его финансовое положение, от которого во многом зависит мощь вооруженных сил. Так, оккупация морских коммуникаций противника и конфискационные операции, которые она подразумевает, являются в каком-то смысле основными операциями, а не вторичными, как на земле.

Таковы абстрактные выводы, к которым мы пришли в попытке проанализировать идею господства на море. Мы определили ее как контроль над общими коммуникациями. Их конкретное значение проявится, когда мы будем рассматривать разные формы, которые могут принимать военно-морские операции, – поиск флота противника, блокада, нападение и защита торговли, обеспечение безопасности совместных операций и др. А пока стоит рассмотреть различные виды господства на море, вытекающие из идеи коммуникаций.

Если цель господства на море – контроль коммуникаций, очевидно, что возможно существование разных степеней этого контроля. Вполне вероятна возможность контролировать все общие коммуникации – благодаря большому первоначальному превосходству или решающей победе. Если мы недостаточно сильны для этого, можно установить контроль над отдельными коммуникациями, иначе говоря, наш контроль может быть общим или местным. И хотя сказанное вроде бы очевидно, это следует подчеркнуть, поскольку в последнее время распространилось изречение «морю все едино». Как и другие максимы такого рода, оно несет правду, но также влечет за собой немало ошибок. Истина заключается в том, что, как правило, местный контроль может быть полезен только временно, ведь пока у противника есть достаточно укомплектованный флот, где бы то ни было, теоретически в его власти ликвидировать наш контроль над любым конкретным морским районом.

Это, конечно, немногим более, чем риторическое выражение, используемое, чтобы подчеркнуть высокую мобильность флота в сравнении с армией и отсутствие физических препятствий, ограничивающих эту мобильность. То, что эта жизненно важная черта войны на море «увековечена» в афоризме, – это хорошо, но, когда она, как это нередко происходит, вырастает в карикатурную доктрину, утверждающую, что вы не можете отправить батальон за море, пока полностью не уничтожите флот противника, ее следует выставить на посмешище. С таким же успехом можно утверждать, что в войне нельзя рисковать.

Именно дурное влияние подобной доктрины стало причиной неуверенной стратегии американцев в войне с Испанией. У них был необходимый военно-морской флот для того, чтобы обеспечить в Мексиканском заливе временное местное господство на море, которое позволило бы им немедленно отправить все имевшиеся в их распоряжении войска на Кубу для поддержки повстанцев в соответствии со своим военным планом. Они также были достаточно сильны, чтобы обеспечить постоянную связь с экспедиционным корпусом. И все же, поскольку у испанцев где-то в море находился флот, американцы долго медлили и почти проиграли. У японцев подобных иллюзий не было. Не нанося никаких военно-морских ударов и имея вражеский флот практически в пределах театра военных действий, они начали переброску войск, удовлетворившись тем, что, хотя они, вероятно, не смогут обеспечить постоянный контроль над участком, по которому осуществлялась переброска, они не позволят и противнику установить эффективный контроль. Британская история изобилует такими примерами. В подобных операциях результаты, которые мог принести успешный удар за морем, раньше, еще до установления постоянного господства, были достаточно хороши, чтобы оправдать риск, который англичане, так же как и японцы, умели минимизировать, разумно используя свое географическое положение и определенную систему защиты – о ней речь пойдет далее.

Для формирования плана войны или кампании следует учитывать, что могут существовать разные степени господства на море, каждая из которых имеет свои возможности и ограничения. Господство может быть общим или местным, постоянным или временным. Общее господство может быть постоянным или временным, но местное господство, за исключением чрезвычайно благоприятных географических условий, вряд ли может рассматриваться как более чем временное, поскольку в обычных обстоятельствах оно всегда нарушается событиями других театров, во всяком случае, пока у противника есть эффективные военно-морские силы.

И наконец, следует отметить, что даже постоянное общее господство на практике никогда не может быть абсолютным. Никакая степень военно-морского превосходства не может обеспечить полную защиту наших коммуникаций от спорадических нападений отдельных кораблей или даже рейдерских эскадр, если у них храбрый командир, а люди готовы пойти на риск. Даже после того, как решающая победа Хока у Киберона завершила разгром военно-морских сил противника, британский транспорт был захвачен между Корком и Портсмутом, а индус – в виду Лизарда[16]. Веллингтон во время своего пребывания на Пиренейском полуострове не уставал жаловаться на постоянную опасность для коммуникаций[17]. Говоря об общем и постоянном контроле, мы вовсе не имеем в виду, что противник ничего не может делать. Мы только утверждаем, что он не может вмешиваться в нашу морскую торговлю и заморские операции настолько интенсивно, чтобы повлиять на исход войны. Кроме того, он может вести собственную торговлю и операции, только рискуя устранить их с поля практической стратегии. Иными словами, противник больше не может эффективно атаковать наши морские пути и линии связи и защищать свои собственные.

Чтобы завершить разговор об оценке ситуации, для которой разрабатываются операции, необходимо заметить, что, когда господство на море спорно, общие условия могут создать устойчивое или неустойчивое равновесие. Может статься, что ни одна из сторон не сможет обеспечить существенный перевес сил. Некоторый перевес может оказаться на нашей стороне или на стороне противника. Это преимущество будет зависеть не от действительного соотношения сил, физических или моральных, а от взаимосвязи военно-морских позиций и сравнительного удобства их расположения по отношению к цели войны или кампании. Под военно-морской позицией мы понимаем, прежде всего, военно-морские базы и, кроме того, терминальные пункты крупных коммуникаций или торговых путей, а также фокусные районы, где они начинают сходиться, такие как Финистерре, Гибралтар, Суэц, мыс Доброй Надежды, Сингапур и многие другие.

От степени и распределения этого превосходства будет в общем зависеть степень, в которой наши планы будут подчиняться идее обороны или наступления. Иначе говоря, превосходящая сторона будет иметь преимущество поиска решения, причем максимально быстрого, чтобы завершить состояние спора. И наоборот: слабейшая сторона, как правило, будет стремиться уклониться от решения или затянуть время, рассчитывая путем малых операций, прибытия подкрепления или благодаря удачному стечению обстоятельств изменить соотношение сил в свою пользу. Такой линии часто придерживалась Франция в войнах с Англией. Иногда это было обосновано, но зачастую лишь серьезно деморализовало французский флот. На основании собственного опыта французы сделали поспешный вывод, что оборона на море есть зло. Такой вывод противоречит фундаментальным принципам войны. Не стоит исключать использование выжидательной позиции только потому, что она не может привести к решающему успеху, ведет к деморализации и утрате воли к победе. Причиной неправильного понимания является чрезмерный акцент на недостатки обороны, который делали многие авторы, желая убедить свои народы в необходимости подготовки в мирное время военно-морских сил, достаточных для перехода в наступление на начальном этапе войны.

Определив фундаментальные принципы, лежащие в основе идеи господства на море, мы можем рассмотреть методы построения флота для выполнения им поставленных задач.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.