РАСПЛАТА ЗА ДЕСПОТИЗМ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

РАСПЛАТА ЗА ДЕСПОТИЗМ

Самым убедительным свидетельством существования французского «абсолютизма» считается активная пропагандистская кампания парламентов против королевской власти, не прекращавшаяся в течение десятилетий. Хотя так продолжают утверждать многие историки, их взгляд, скорее всего, является ошибочным. Первое несоответствие заключается в том, что критика «абсолютизма» обнаруживается ими слишком рано. После 1750 года парламенты не сказали и не сделали ничего принципиально нового. В XVII веке парижский парламент дважды вступал с королевской властью в серьезный конфликт: в первый раз — с Людовиком XIV по поводу папской буллы итдепИиБ и во второй раз — с его преемником, регентом герцогом Орлеанским по финансовым вопросам. Если парламенты так быстро отвергли «абсолютизм», то период, когда судьи сотрудничали с этим режимом, существенно уменьшается.

Во–вторых, парламенты всегда отстаивали верховный суверенитет короля. Приписывая им намерение предложить нации иной верховный авто–Бспата Б. 1989. СНігем. Уікіп^. Р. XV, 259.

ритет, историки, вероятно, стали жертвой правительственной пропаганды. Она же, как правило, выдвигала такие обвинения против парламентов, которые более всего им вредили1. Если не считать тех редких случаев, когда корона превышала свои полномочия и этим провоцировала резкое противодействие парламентов, вмешивавшихся в ее прерогативы, цели мнимых антагонистов были сходными. Вполне вероятно, что именно корона, а не парламенты, пыталась изменить конституцию. Все более деспотические методы, накладывавшиеся на некомпетентное управление фракциями, объясняют суть конфликта, и тогда слова историков об изменившихся требованиях подданных к управлению оказываются ненужными. Если «абсолютизм» не существовал, не было и причин противостоять ему. Наша точка зрения имеет еще одно теоретическое преимущество: столкновения парламента с короной не обязательно считать репетицией революции. Может статься, стороны стремились не изменить традиционную конституцию, а воплотить ее на практике.

Если на время забыть революционный сценарий и постараться взглянуть на ancien r?gime глазами современников, парламенты перестанут быть для нас носителями новой политической культуры. Тогда понятие «абсолютизм» окажется еще более бессмысленным, поскольку становится ясно, что суверенитет изначально соотносился с нацией, а не с королем. Автор недавно опубликованного обширного исследования убедительно это дока–зывает.2 Поэтому нам следует считать парламенты хранителями древних политических традиций, основанных на суверенитете короны, и защитниками прав и привилегий подданных от проявлений королевского деспотизма. Если парламенты оказывали сопротивление монарху, это не значит, что им не нравилась система управления как таковая. Они напоминали государю об опасности перерождения легитимной монархии в деспотию. Кроме того, мы не станем представлять французское Просвещение противником существовавшего политического режима. Вопреки обычному мнению Просвещение выступало не против ancien r?gime и не против абсолютной монархии, а против их антипода — деспотизма. Но люди 1789 года сконструировали собственную революционную идеологию из обрывков идей умеренного Просвещения, и поэтому Монтескье и Вольтер, увиденные через призму революции, легко могут показаться радикальными мыслителями.

Едва ли режимы герцога Орлеанского и кардинала Флери были более важными эпизодами истории, чем формирование так называемой новой политической культуры после 1750 года. Их последовательно самовластные

1 Rogister J. 1 9 8 6. Parlament air es, Sovereignty a n d Legal Opposition in F r a n c e u n -

der Louis XV // Parliaments, Estates and Representation, 6, no. 1. P. 26-27.

2 Baker K. M. 1987 The Political Culture of the Old Regime. Pergamon. P. xvi?xviii.

решения наводят на мысль, что корона сделала поворот в сторону деспотизма, чего всячески старался избежать Людовик XIV. Когда министры Людовика XV сталкивались с препятствиями, они автоматически прибегали к деспотическим мерам. В 1753 году парламент Парижа разогнали за защиту еретиков–янсенистов; в 1763 году он был принужден зарегистрировать введение двадцатины, предложенное Бертеном; а в 1766 году парламент Бретани был распущен после того, как напомнил королю, что только Генеральные штаты могут утверждать новые налоги. Широкую известность получили события 20 января 1771 года, когда между часом ночи и четырьмя часами утра каждый член парижского парламента был разбужен мушкетерами, колотившими в дверь. Они вручали ему «запечатанное письмо» (lettre de cachet), предлагавшее или поддержать королевскую политику, или немедленно отправиться в ссылку. В результате прежние чиновники были заменены новыми, неподкупными, не унаследовавшими свою должность, назначенными королем и получавшими от него жалованье. Против таких мер выступала патриотическая оппозиция, сторонники которой были убеждены, что только Генеральные штаты способны защитить свободу.

Убедившись в слабости парламентов, традиционно защищавших права подданных, монархия в лице Людовика XVI пошла на новые крайности. Она говорила о расширении консультативных органов и учреждении местных штатов, а чтобы провести свои решения, использовала деспотические заседания парламента в присутствии короля. Таким способом были утверждены Шесть эдиктов Тюрго, освобождавшие парижскую торговлю зерном и упразднявшие гильдии. В 1788 году права парламента на ремонстрацию и на регистрацию эдиктов были отменены личным решением короля. Возмездие за это решение не заставило себя ждать: возмущенные аристократы перестали предоставлять короне займы, которая таким образом лишилась возможности производить какие?либо выплаты. Жалобы, включенные сословиями в «тетради» весной 1789 года, отражали убеждение подданных, что французская монархия выродилась в деспотию. Они требовали не уничтожить монархию, а направить ее на путь истинный. В «тетрадях» не было и намека на те идеи (народный суверенитет и право народа устанавливать новый политический порядок, созданный на принципах разума), которые провозгласит «Декларация прав человека и гражданина» в августе 1789 года. За пределами Парижа «тетради» апеллировали к традиционной конституции, прецедентам и авторитету прошлого. Их язык был языком ancien r?gi?me.1 «Клятва в Зале для игры в мяч» в июне 1789 года не предлагала Франции новой конституции. Она объявлялась договором об укреплении старой.

1 Taylor G. V. 1972. Revolutionary and non?revolutionary content in the cahiers of 1789: an interim report // French Historical Studies, VII. P. 479-502.