Вступая в новый век

Вступая в новый век

Поезд везет Ленина по Швейцарии.

Пять лет назад, в 1895 году, он уже бывал в этих местах. И сообщал отсюда матери: “Природа здесь роскошная. Я любуюсь ею все время. Тотчас же за той немецкой станцией, с которой я писал тебе, начались Альпы, пошли озера, так что нельзя было оторваться от окна вагона...”[15]

Ленин приезжал тогда к Плеханову, к которому относился с глубочайшим уважением, с симпатией. И тот признался, что ему не приходилось еще встречаться с таким выдающимся представителем революционной молодежи, что ни с кем не связывал он еще столько надежд, как с Ульяновым. Плеханов отмечал и удивительную его эрудицию, и целостность его революционного мировоззрения, и бьющую ключом энергию, И все же уже тогда обнаружились у них разногласия в вопросе о гегемонии пролетариата, его союзе с крестьянством, о роли либеральной буржуазии в революционной борьбе.

Сейчас предстоит новая встреча. Не в самой Женеве, где у российской охранки наверняка есть свои глаза и уши, останавливается теперь Ленин. Он поселяется в деревенской гостинице в шести километрах от города. А отсюда будет ездить еще дальше, в раскинувшиеся по берегу озера дачные местечки. Там с членами группы “Освобождение труда”, и прежде всего с Плехановым - руководителем этой первой русской марксистской организации, намерен он обсудить программу будущей газеты. Ибо в своих планах отводит этой группе немалую роль. Ибо не считает возможным повести без нее новое дело.

Из Парижа по просьбе Ленина вызывают телеграммой публициста Юрия Стеклова. К утру он уже в Швейцарии, Плеханова Стеклов застает на лужайке под тенистым деревом. Тут же Вера Засулич, Александр Потресов, только недавно отбывший царскую ссылку, Николай Бауман, бежавший из ссылки и примкнувший в Женеве к плехановской группе. Беседа идет о программе новой газеты - “Искры”, а также о другом, задуманном Лениным, печатном органе - научно-политическом журнале “Заря”.

“...Хотя Ленин и шутил, откидываясь назад всем телом... смеялся и рассказывал анекдоты,- вспомнит позднее Стеклов,- но сразу видно было, что это прирожденный вождь, вождь, которого не только выдвинула на это место история, но который и сам прекрасно сознает свое назначение... Нельзя было сказать, чтобы он навязывал свою волю и личность. Это делалось как-то естественно и незаметно. Даже Плеханов, который имел гораздо более богатый революционный стаж и научное образование, перед Лениным как-то отступал на задний план и терялся. Видно было, что Плеханов все-таки кабинетный мыслитель, теоретик, остроумный собеседник, блестящий полемист и писатель, но не более, а Ленин - это кремень, трибун, народный вождь, топором прорубающий дорогу в чаще и уверенно ведущий за собой массы”.[16]

Проходит несколько дней. В Корсье, близ Женевы, вновь съезжаются представители русских социал-демократов и плехановской группы. Вновь совещаются они об издании "Искры", о выпуске “Зари”, об их программе, совместном редактировании.

И в эту, и в предыдущую встречу Ленин знакомит с проектом редакционного заявления. Он обсудил его с единомышленниками еще в Пскове. Проект отражает то, что происходит теперь в России, отражает нынешнее состояние революционной борьбы. А эта борьба характеризуется быстрым распространением идей социал-демократизма; стихийным движением промышленного пролетариата, который начал объединяться в борьбе против своих угнетателей. Проект констатирует, что повсюду появляются теперь кружки рабочих и социал-демократов интеллигентов, повсюду распространяются местные агитационные листки, растет спрос на социал-демократическую литературу.

Российское правительство стремится задержать революционное движение. “Битком набиты тюрьмы, переполнены места ссылки, чуть не каждый месяц слышишь о “провалах” социалистов во всех концах России, о поимке транспортов, о взятии агитаторов, о конфискации литературы и типографий,- но движение не останавливается,- говорится в предложенном Лениным проекте редакционного заявления,- а все растет, захватывает более широкий район, проникает все глубже в рабочий класс, привлекает все больше и больше общественное внимание. И все экономическое развитие России, вся история русской общественной мысли и русского революционного движения ручаются за то, что социал-демократическое рабочее движение будет расти несмотря на все препятствия и преодолеет их”.[17]

“Искра” призвана способствовать этому. Плеханов же проявляет к проекту недоверие. Ленин убеждается: Плеханов исходит из соображений личного престижа, а не интересов дела, он стремится командовать, хочет стать единоличным редактором.

Мелким, убористым почерком на фирменных бланках цюрихского гранд-кафе напишет Ленин вскоре Надежде Константиновне, находящейся в ссылке, об этих первых днях эмиграции, первых встречах, первых спорах, беседах на чужой, нероссийской земле:

“Я старался соблюдать осторожность, обходя “больные” пункты, но это постоянное держание себя настороже не могло, конечно, не отражаться крайне тяжело на настроении. От времени до времени бывали и маленькие “трения” в виде пылких реплик Г. В. (Г. В. Плеханов) на всякое замечаньице, способное хоть немного охладить или утишить разожженные (расколом) страсти. Были “трения” и по вопросам тактики журнала: Г. В. проявлял всегда абсолютную нетерпимость, неспособность и нежелание вникать в чужие аргументы...”[18]

Но не может Ленин допустить, чтобы потухла, так и не разгоревшись, “Искра”. И запишет он для Крупской, ждущей от него вестей: чтобы не дать торжествовать противникам, решено о происшедшем не говорить никому, кроме самых близких. “По внешности,- отметит Владимир Ильич,- как будто бы ничего не произошло, вся машина должна продолжать идти, как и шла,- только внутри порвалась какая-то струна, и вместо прекрасных личных отношений наступили деловые, сухие...”[19]

Поезд везет Ленина через Германию. Всего несколько часов отделяют его от женевских встреч, от переговоров, оставивших у него горький осадок.

Пристроившись у окна, Ленин набрасывает проект соглашения. Первая же строка отмечает “солидарность основных взглядов и тождество практических задач” заграничной группы и российских социал-демократов. Ленин утверждает, что “названные организации заключают между собою союз”, что “обе группы оказывают друг другу всестороннюю поддержку”.[20]

Редакторами “Искры” станут члены обеих групп - Ленин, Плеханов, Аксельрод, Потресов, Засулич, Мартов. А обоснуется редакция в Мюнхене. На этом настоял Ленин: никогда еще в этом городе не было русских революционных организаций; следовательно, там есть больше надежд остаться незамеченными.

На несколько дней он останавливается в Нюрнберге. Здесь встречается с германским социал-демократом Адольфом Брауном. Договаривается с ним о помощи “Искре”. Отсюда рассылает письма. Одно - в Париж, Стеклову,- отзыв на статью, предназначенную для создаваемого партийного органа. Ленин заявляет “о невозможности для социал-демократов хоть на минуту отказаться от своих строго социал-демократических принципов”.[21]

Сюда, в Нюрнберг, пишет Владимиру Ильичу Засулич. После отъезда Ленина она беседовала, оказывается, с Плехановым о только что состоявшихся переговорах. А затем к ней пришло от Георгия Валентиновича письмо. “Он говорит в нем,- сообщает Засулич,- что все время думал об этой истории и разговор со мною окончательно убедил его, что мы правы, а он был неправ”.[22]

Но то, что Ленин в Нюрнберге, что именно сюда занесли его дела “Искры”, должно остаться в строгой тайне. Пусть российская охранка ищет его в другом месте. И он пишет матери в Россию, зная, что это письмо будет перлюстрировано:

“Удивляюсь я, дорогая мамочка, что не получаю от тебя ни одного письма: я писал тебе уже дважды из Парижа и теперь пишу с дороги (ездил кататься на Рейн). Я здоров и провожу время недурно: видел на днях Анюту (А. И. Ульянова-Елизарова находилась в то время в Нюрнберге), катался с ней по одному очень красивому озеру и наслаждался прелестными видами при хорошей погоде, а здесь хорошая погода тоже редкость, вообще же дожди, грозы”.[23]

Не был между тем Ленин в Париже. Не ездил кататься на Рейн. И пишет так из Нюрнберга лишь потому, что соблюдает строжайшую конспирацию.

Не здесь ли, до отъезда из Нюрнберга, перерабатывает и дополняет Ленин написанный им ранее проект заявления об издании газеты? Оно выйдет вскоре отдельным листком. И будет стоять на этом листке эпиграф, который давно избрал для “Искры” Ленин,- строка из ответа декабристов Пушкину на его послание в Сибирь, ответа, написанного в Читинском остроге,- “Из искры возгорится пламя”. Ведь убежден Ленин, что возгорится из искры могучее пламя, И сожжет оно все старое, все прогнившее, очистит человечеству путь в новую эпоху.

Ленин озабочен тем, чтобы быстрее опубликовано было заявление. Нельзя, чтобы и другие, подобно Плеханову, рассматривали “Искру” прежде всего как литературное предприятие. “По мере наших сил,- утверждает он в заявлении,- мы будем стремиться к тому, чтобы все русские товарищи смотрели на наше издание как на свой орган, в который каждая группа сообщала бы все сведения о движении, с которым бы она делилась своим опытом, своими взглядами, своими запросами на литературу, своей оценкой социал-демократических изданий, делилась бы, одним словом, всем, что она вносит в движение и что она выносит из него. Только при таком условии возможно будет создание действительно общерусского социал-демократического органа. Только такой орган способен вывести движение на широкий путь политической борьбы”.[24]

Ленин обращается с призывом не только к социал-демократам и сознательным рабочим. Он обращается ко всем, кого гнетет и давит буржуазно-помещичий строй. Он предлагает им со страниц “Искры” и “Зари” разоблачать царское самодержавие. Кое-кто склонен понимать социал-демократию как организацию, служащую лишь стихийной борьбе пролетариата. Их удовлетворяет только местная агитация, только “чисто рабочая” литература. “Мы не так понимаем социал-демократию: мы понимаем ее как направленную против абсолютизма революционную партию, неразрывно связанную с рабочим движением,- заявляет Ленин,- Только организованный в такую партию пролетариат, этот наиболее революционный класс современной России, в состоянии будет исполнить лежащую на нем историческую задачу: объединить под своим знаменем все демократические элементы страны и завершить упорную борьбу целого ряда погибших поколений конечным торжеством над ненавистным режимом”.[25]

Под именем герра Мейера появляется Ленин в Мюнхене. Поселяется он в сером от многолетней копоти пятиэтажном доме на Кайзерштрассе, у трактирщика Риттмейера. Снимает небольшую комнату - метра два на четыре. Эта комната, сообщит десятки лет спустя немецкий журнал “Националь-политишесфорум”, более чем скромна, И когда появляется герр Мейер, хозяйка извиняется за бедность обстановки. Но гость отвечает с улыбкой:

- Это меня заботит меньше всего.

Сообщит “Националь-политишесфорум” и о непритязательности Ленина, в которой сейчас, да и потом, вряд ли кто может его превзойти. Он сам протирает пол, сам покупает продукты. Все должно быть у него в порядке. “Это означало и аккуратность, с какой он отвечал на письма, и пунктуальность, с какой он приходил на встречи,- отметит журнал.- Это спартанское самоограничение было выше, чем добродетель”.[26]

Итак, Ленин уже в Мюнхене. Но почему из письма, пришедшего от него в Москву, сестра Мария узнает подробности пражской жизни брата? Почему он сообщает ей совсем иной адрес: “Herrn Franz Modracek, Smesky, 27. Prag. Osterreich. Австрия”?[27]

Оказывается, что среди множества проблем, вставших перед Лениным, одна из первостепенных - связь с Россией. Связь надо осуществлять так, чтобы как можно дольше о его местопребывании не ведала российская полиция. Надо посылать и получать корреспонденцию через другой город.

Выбор Ленина, еще до приезда в Мюнхен, пал на Прагу. Ведь она лежит между Мюнхеном и Россией. Следовало найти там верного человека, чтобы с его помощью держать почтовую связь с агентами “Искры”, родными и друзьями. И, направляясь в Мюнхен, Ленин остановился в Чехии. Встретился с пражскими социал-демократами. Побывал на квартире у одного из них - Франтишека Модрачека. И договорился с ним о “транзитном” адресе.

- Я согласился, - расскажет через много лет Модрачек,- так как счел это поручением нашей социал-демократической партии: раз там дали ему мой адрес, значит, тем самым поручили мне оказать ему помощь. Он хотел, чтобы в России все думали, будто он живет у меня. Ко мне будут приходить для него из России пакеты с книгами и различные письма, а я должен буду пересылать их дальше, на запад... Он сам дал мне адрес. Даже два: один - на имя Карла Ломана, Мюнхен, Габельсбергерштрассе, 20, для господина Мейера, и другой - какому-то трактирщику Риттмейеру, тоже в Мюнхен. Мы договорились, что Мейер тоже будет время от времени присылать мне свои письма в Россию, а я должен относить их на почту в Праге, чтобы царская полиция думала, будто он и в самом деле здесь постоянно живет... [28]

Из Мюнхена, из старого дома на Кайзерштрассе, Ленин отправляет в Лондон, находящемуся там В. Ногину, экземпляр редакционного заявления. Пока заявление не разойдется в России, предупреждает он, его следует держать в секрете, не показывать никому. Исключая, впрочем, близкого друга Ногина, имеющего “полномочия от СПБ группы”.[29]

Не случайна эта оговорка. Друг, которого имеет в виду Ленин,- С. Андропов, деятель группы “Рабочее знамя”. Сформировавшаяся в 1897 году в Петербурге, она была оппозиционно настроена к столичному “Союзу борьбы за освобождение рабочего класса”. В “Союзе” после ареста Ленина и его соратников усилилось влияние “экономистов”, которые девизом рабочего движения провозглашали борьбу за экономические требования. Главной же целью “Рабочего знамени” стала социалистическая пропаганда среди рабочих. И хотя летом следующего года основных ее деятелей арестовали, осенью в Петербурге возникло новое “Рабочее знамя”. Однако и на сей раз полиция наносит по группе удар. Многие ее члены вынуждены покинуть Петербург. Так оказывается в Лондоне Андропов. Здесь представляет он теперь “Рабочее знамя”. Это его имеет в виду Ленин, запрашивая Ногина: “...не может ли он дать адреса для явки в Питере и пароля, чтобы передать им (членам группы “Рабочее знамя”.- Авт.) наше заявление”.[30]

Хоть и решено издавать газету в Мюнхене, Плеханов остался в Женеве. Аксельрод по-прежнему живет в Цюрихе. Мартов еще не прибыл из России. Не приехала и Засулич. Прожив в Мюнхене короткое время, надолго покинул его и Потресов. И вся тяжесть забот о налаживании издания “Искры”, о подготовке к выходу “Зари”- первого научно-политического журнала русских марксистов - лежит на Ленине.

Казалось, решена уже одна сложная проблема: Иоганн Дитц, депутат рейхстага, руководящий издательством Германской социал-демократической партии, согласился издавать “Зарю”. “...Но ответственного все еще нет”,[31] - озабочен Ленин. Нет так называемого ответственного редактора, наличие которого необходимо по германским законам о печати и которого все еще не удается подобрать. “Если не найдем ответственного,- с сожалением сообщает Ленин Аксельроду,- перенесем типографию в другое место”.[32] А это крайне нежелательно. Ведь значительная часть материала для первого номера “Зари” уже готова.

Все больше времени отнимает у Ленина переписка. Я временами изнемогаю”,[33] - признает он. И это понятно: ведь часть переписки законспирирована, а многие письма требуют особого ключа для расшифровки и зашифровки.

Кружными путями идет к Ленину в Мюнхен корреспонденция. Ее получает проживающий в Нюрнберге, по Новой улице, торговец сигарами Филипп Регнер. В адресованный ему пакет вкладывается конверт с указанием: “Для Петрова”. А Петров, предупрежден Регнер,- это Ульянов. Пишут Ленину через пражского социал-демократа Франтишека Модрачека и через верных друзей в Париже. Поступает корреспонденция на лейпцигский адрес Иоганна Дитца. В самом Мюнхене получают для Ленина почту доктор медицины Карл Леман и трактирщик Георг Риттмейер, у которого поселился Владимир Ильич.

А в работу уже включились многие агенты “Искры” - в Петербурге, Москве, Харькове, Екатеринославе, Нижнем Новгороде, Одессе, Николаеве... Поэтому “для газеты,- сообщает Ленин Аксельроду, - материала корреспондентского уже много...”.[34]

На его столе корреспонденции из Питера. В одной - свидетельство рабочего о безобразных санитарных условиях на фабрике Паля. В другой речь идет о жестоком подавлении в 1898 году забастовки на фабрике Максвеля. Петербургский агент “Искры” сообщает: ночное нападение полиции вызвало среди максвельцев стремление к еще более решительной, к еще более упорной борьбе. И снова свидетельство рабочего. Рабочим и крикнуть нельзя, как их грабят,- пишет он в Искру”.- На Руси для этого существует цензура, которая охраняет все подлости, совершающиеся правительством и фабрикантами... Наш враг - царско-полицейский деспотизм, который гнетет рабочих.

Товарищи! Постараемся сдвинуть все существующее с места и вместо старого гнилья создадим новое правление братское, т. е. социальное с царством свободы, равенства и братства”.[35]

Ленин обрабатывает этот присланный из Петербурга материал. Очень заботится о сохранении стиля, самобытности корреспонденции. Стремится к тому, чтобы правка не обесцвечивала рабочих писем.

Материалом из Петербурга намерен Ленин открыть в первом номере “Искры” отдел “Хроники рабочего движения и писем с фабрик и заводов”. А затем пойдет корреспонденция о пробуждении рабочих на кирпичных заводах Московской губернии. Надо дать и этот, только что доставленный листок. В нем - гневный рассказ о репрессиях в Харькове - обысках, арестах, рассказ о тех, кто называет себя охранителями, истинно русскими людьми, но под гнетом которых стонут миллионы. Пусть и со страниц “Искры” прозвучат на всю Россию взволнованные слова из харьковской листовки: “Новиков и Радищев, Пушкин и Лермонтов, Герцен и Лавров, Белинский и Чернышевский, тысячи менее талантливых, но не менее любящих родину подверглись гонению “правды ради”. Длинными вереницами шли лучшие люди науки, а подлая опричнина намечала все новые жертвы. Но никогда на Руси так не обострялась борьба света и тьмы, как теперь. Тысячи людей по всем городам и весям запираются в тюрьмы, а десятки тысяч идут им на смену”.[36]

Ленин читает корреспонденцию о положении на сормовских заводах. И в ней приводится текст листовки. Ее разбрасывали по городу глухой сентябрьской ночью. Призывала листовка рабочих не допустить снижения расценок, восстать против обирания их в потребительской лавке, дружно бороться и с хозяевами, и с правительством.

А это письмо пришло в Мюнхен из Екатеринбурга, Пишет рабочий местной типографии. Рассказывает, как выиграли его товарищи стачку. Письмо следует поместить в первом же номере... Как и корреспонденцию об одесских портовиках, оставшихся без работы, в один прекрасный день произведших “основательный разгром”[37] магазинов и без всякого суда заточенных в тюрьму...

В дом на Кайзерштрассе, где живет Ленин, проникли вести и о студенческих волнениях. Вот письмо из Киева о протестах студентов против назначения на университетскую кафедру одного из профессоров. А этот литографированный листок - из Петербурга. Его распространяли слушательницы Высших женских курсов, возмущенные исключением своей подруги, ее высылкой из российской столицы. Прислал питерский агент “Искры” и листок “От студентов С.-Петербургского университета”. Ленин узнает из него: дважды собирались уже сотни студентов университета, чтобы продемонстрировать свою солидарность со слушательницами курсов, выразить свой протест против произвола, являющегося лишь “частичным проявлением господствующего режима”.[38]

О студенческих волнениях, решает Ленин, надо дать заметку, обобщающую и киевское письмо, и петербургские листовки. Эта заметка должна призвать в ряды борцов против режима самовластья всех, кому ясна недостаточность одних заявлений протеста. И поместить ее лучше всего в отделе "Из нашей общественной жизни". Вместе с письмом из сибирской ссылки. С письмом о полицейском надзоре за Вольно-экономическим обществом. С корреспонденцией о застое промышленных дел и росте безработицы. С письмом об отчаянном положении народных учителей.

Но что делать с рукописью, доставленной харьковскими товарищами? С обширнейшей корреспонденцией о маевке, переполошившей полгода назад царские власти? Очень уж она велика для газеты. А между тем материал бесценный. И ней - описания событий, сделанные самими рабочими. Большую корреспонденцию “Майские дни в Харькове” (около 50 тысяч букв), - сообщает Ленин Аксельроду,- думаем выпустить отдельной брошюрой, а в газете поместить лишь коротенький экстракт, а то не занимать же 3/4 листа одной вещью!”[39] Да, только таким путем можно распространить эту корреспонденцию в возможно большем количестве, возможно шире. Ведь близится новая маевка. Пора начать к ней подготовку. А одна из важных, первоочередных мер - ознакомление с тем, что уже достигнуто в России социал-демократическим движением.

И, не откладывая, Ленин пишет к этой брошюре предисловие. Он призывает: “Через полгода русские рабочие будут праздновать первое мая первого года нового века, - и пора позаботиться о том, чтобы это празднество охватило как можно больше центров, чтобы оно было как можно внушительнее не только числом своих участников, но и их организованностью, их сознательностью, их решимостью начать бесповоротную борьбу за политическое освобождение русского народа, а тем самым и за свободное поприще классового развития пролетариата и открытой борьбы его за социализм”.[40]

А как быть с тем, что написал Аксельрод? Нужная статья - об умершем недавно Вильгельме Либкнехте, старейшем вожде германской социал-демократии. Но и она очень велика. “...Право, уже не знаем, как и быть, - пишет автору Ленин.- Ведь у Вас вышла по размерам статья для журнала... Половина Вашей статьи займет газетную страницу целиком + еще столбец! Это крайне неудобно для газеты, не говоря уже о неудобстве дробить такую статью...”[41] И Аксельрод по просьбе Владимира Ильича ее сокращает.

В сутолоке бесконечных дел Ленин подготовляет статью, которая должна открывать первый номер “Искры”. “Русская социал-демократия,- пишет он, - не раз уже заявляла, что ближайшей политической задачей русской рабочей партии должно быть ниспровержение самодержавия, завоевание политической свободы”.[42]

Владимир Ильич напомнит со страниц “Искры”, что еще более пятнадцати лет назад об этом заявляли представители русской социал-демократии, члены группы “Освобождение труда”. Напомнит, что два с половиной года назад заявили о том и представители русских социал-демократических организаций, образовавшие Российскую социал-демократическую рабочую партию. “Но, несмотря на эти неоднократные заявления,- подчеркивает Ленин,- вопрос о политических задачах социал-демократии в России снова выступает на очередь в настоящее время. Многие представители нашего движения выражают сомнение в правильности указанного решения вопроса. Говорят, что преобладающее значение имеет экономическая борьба, отодвигают на второй план политические задачи пролетариата, суживают и ограничивают эти задачи, заявляют даже, что разговоры об образовании самостоятельной рабочей партии в России просто повторение чужих слов, что рабочим надо вести одну экономическую борьбу, предоставив политику интеллигентам в союзе с либералами”.[43]

Ленин отвергает подобные взгляды. Ведь они сводятся к признанию русского пролетариата несовершеннолетним, к полному отрицанию социал-демократической программы. Именно это утверждают, по существу, “экономисты”, разъезжающие по городам Западной Европы, созывающие повсюду собрания русских эмигрантов, пытающиеся сорвать выход “Искры”, убеждающие, что борьба между различными направлениями ведет якобы лишь к разрушению единства. Отвечая им, Ленин еще в октябре писал А. Якубовой - одному из редакторов экономистской “Рабочей мысли”: “...борьба вызовет, может быть, раздражение нескольких лиц, но зато она расчистит воздух, определит точно и прямо отношения... Без борьбы не может быть и разборки, а без разборки не может быть и успешного движения вперед, не может быть и прочного единства... Открытая, прямая борьба - одно из необходимых условий восстановления единства. [44] И в первом же номере газеты Ленин намерен поэтому категорически заявить, что главная, основная задача - содействие политическому развитию, политической организации рабочего класса. Всякий же, “кто отодвигает эту задачу на второй план, кто не подчиняет ей всех частных задач и отдельных приемов борьбы, тот становится на ложный путь и наносит серьезный вред движению”.[45]

Но где печатать газету?

В Мюнхене, оказывается, это пока невозможно: здесь нет еще русского шрифта. Значит, в Лейпциге - полиграфическом центре Германии? Да, там, разумеется, удобнее всего. Там выходит множество книг на иностранных языках. Там печатается ряд социал-демократических изданий, в том числе - "Лейпцигер Фольксцайтунг", в которой сотрудничают Роза Люксембург, Карл Либкнехт, Франц Меринг.

С помощью друзей Ленин отыскивает в Лейпциге крошечную типографию. Она расположена на Руссенштрассе, 48. Герман Рау, ее хозяин и редактор рабочей спортивной газеты, убежденный социал-демократ. Быстро раздобывают русский шрифт.

И все же печатание почему-то откладывается со дня на день "… Главное эта томительная неопределенность...”[46] - возмущается Ленин. 16 ноября он наконец облегченно вздыхает: "Теперь на днях надеемся начать набор".[47] Но радость преждевременна. Дело по-прежнему движется медленно. Надо выехать в Лейпциг самому. И Ленин отправляется туда. Вновь просматривает весь материал первого номера. Вновь перечитывает написанную им передовую, в каждой строчке которой пера в силу, жизненность российской социал-демократии. Эту веру он стремится как можно быстрее передать в России тем, для кого предназначена “Искра”.

Ленин возвращается в Мюнхен. А матери сообщает: “Я ездил на днях в Вену и с удовольствием прокатился после нескольких недель сидения...”[48] Это - для тех, кто перлюстрирует в России его письма. Это все с той же целью строжайшей конспирации.

Первый номер “Искры” поступает из типографии 24 декабря 1900 года. В самом начале нового столетия газета в специальных чемоданах с двойным дном уже уходит в Россию. Со страниц “Искры” Ленин провозглашает насущной задачей борьбу против самодержавного правительства, завоевание политической свободы. Он указывает на то, что русская социал-демократия призвана “внедрить социалистические идеи и политическое самосознание в массу пролетариата и организовать революционную партию, неразрывно связанную с стихийным рабочим движением”.[49]

Чем же отличается только что рожденная “Искра” от тех русских газет, которые попадают к Ленину?

“...Здесь библиотеки нет,- пишет он матери,- и кроме “Русских Ведомостей” почти ничего не видишь...”[50] Обратимся же к этой единственной регулярно поступающей в Мюнхен российской газете, которую читает сейчас Ленин. К этой либерально-буржуазной газете, защищающей идеи конституционной монархии и буржуазного реформаторства. Узнаем из нее, чем на рубеже веков живет русское общество.

Мелочи и пустяки заполняют новогодний номер “Русских ведомостей” - сообщения о том, что велосипедисты “устраивают в залах Немецкого клуба свой обычный костюмированный вечер”, что некий аферист отказался платить за взятое напрокат пианино, что “в здании петербургского окружного суда обнаружена пропажа железного денежного ящика”...

Впрочем, касаются “Русские ведомости” и вещей более серьезных:

“Материальная необеспеченность большинства населения, юридическая его приниженность, господство в его среде безграмотных и невежества, слабый уровень образования и знаний даже в более обеспеченных классах, отсутствие прочного правопорядка, излишнее стеснение общественной самодеятельности и свободы слова,- все это ставит преграды правильному развитию нашей страны”.

Но не к революционной буре зовет публицист “Русских ведомостей”, по-видимому даже не подозревающий о ее приближении. Зовет лишь к “постоянной совместной деятельности правительственных и общественных сил”, лишь к “развитию бодрой самодеятельности во всех классах общества”.[51]

Иным ветром веет со страниц “Искры”. Верой в грядущую победу революционных масс дышит ее первая передовая, написанная Лениным. Она завершается словами:

“При крепкой организованной партии отдельная стачка может превратиться в политическую демонстрацию, в политическую победу над правительством. При крепкой организованной партии восстание в отдельной местности может разрастись в победоносную революцию. Мы должны помнить, что борьба с правительством за отдельные требования, отвоевание отдельных уступок, это - только мелкие стычки с неприятелем, это - небольшие схватки на форпостах, а решительная схватка еще впереди. Перед нами стоит во всей своей силе неприятельская крепость, из которой осыпают нас тучи ядер и пуль, уносящие лучших борцов. Мы должны взять эту крепость, и мы возьмем ее, если все силы пробуждающегося пролетариата соединим со всеми силами русских революционеров в одну партию, к которой потянется все, что есть в России живого и честного”.[52]

Только тогда, когда создана будет такая партия, убежден Ленин, исполнится великое пророчество русского рабочего-революционера Петра Алексеева: “Подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах!”

Примечания:

[15] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 8.

[16] “Красная нива”, 1924, № 7, с. 162.

[17] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 4, с. 323.

[18] Там же, с. 334-337.

[19] Там же, с. 351.

[20] Там же, с. 353.

[21] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 46, с. 38.

[22] “Социал-демократическое движение в России”, т. I. М.-Л., 1928, с. 74.

[23] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 189.

[24] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 4, с. 358-359.

[25] Там же, с. 359.

[26] См. “Советская печать”, 1961, № 11, с, 55.

[27] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 193.

[28] См. Мирослав Иванов. Ленин и Праге. М., 1963, с. 27-28.

[29] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 59.

[30] Там же, с. 60.

[31] Там же, с. 47.

[32] Там же.

[33] Там же, с. 50.

[34] Там же, с. 47.

[35] “Искра” № 1, декабрь 1900 г.

[36] Там же.

[37] Там же.

[38] Там же.

[39] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 50.

[40] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 4, с. 363.

[41] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 61.

[42] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 4, с. 371.

[43] Там же.

[44] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 55-56.

[45] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 4, с. 374.

[46] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 51.

[47] Там же, с. 69.

[48] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 197.

[49] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 4, с. 374.

[50] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 210.

[51] “Русские ведомости”, 1901, № 1.

[52] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 4, с. 376-377.