“Действовать твердо, решительно...”

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

“Действовать твердо, решительно...”

Женева. 10 декабря 1908 года. Ленин пишет матери в Россию: “Дорогая мамочка! Сегодня мы сдали, наконец, квартиру. Часть вещей отправляется сегодня малой скоростью. Сами едем в субботу или в понедельник самое позднее” [1].

Париж. 19 декабря. Ленин сообщает сестре Анне: “Мы едем сейчас из гостиницы на свою новую квартиру... Наша мебель привезена из Женевы. Квартира на самом почти краю Парижа, на юге, около парка Montsouris. Тихо, как в провинции. От центра очень далеко, но скоро в 2-х шагах от нас проводят метро - подземную электричку, да пути сообщения вообще имеются. Парижем пока довольны” [2].

Ульяновы расстались с Женевой, где с каждым днем все более замирала политическая жизнь. Не случайно эту, по словам Крупской, тихую мещанскую заводь сменили на Париж. Ведь во французской столице еще в ноябре образовалась вторая Парижская группа содействия РСДРП, объединившая всех большевиков-эмигрантов, в том числе членов возглавляемого Владимиром Ильичей Большевистского центра. Здесь сосредоточились общие для политэмигрантов касса взаимопомощи, русская столовая, “биржа труда”, библиотека-читальня, Рабочий клуб.

Квартиру Ульяновы сняли большую, светлую. Одну комнату занимают Ленин и Крупская, другая отведена приехавшей сестре Марии, третья - Елизавете Васильевне. “Но эта довольно шикарная квартира,- узнаем от Надежды Константиновны,- весьма мало соответствовала нашему жизненному укладу и нашей привезенной из Женевы “мебели”. Надо было видеть, с каким презрением глядела консьержка на наши белые столы, простые стулья и табуретки. В нашей “приемной” стояла лишь пара стульев да маленький столик, было неуютно до крайности” [3].

Но у этих русских, поражается консьержка, так много знакомых в Париже! Она не знает, что к Ульяновым идут такие же, как они, политические эмигранты, у которых нелегкое житье во французской столице.

“Рабочие кое-как устраивались,- убеждается по приезде в Париж Крупская,- положение же интеллигенции было крайне тяжелое... Жить на средства эмигрантской кассы, питаться в долг в эмигрантской столовке было архинепереносно” [4].

Чтобы не бросаться в глаза, Ленин ходит, как средний парижанин, в котелке, в узком пальто с бархатным воротничком.

- Владимир Ильич! На кого вы похожи? Вы же типичный французский коммивояжер! - восклицает впервые увидевший его в Париже русский социал-демократ И. Попов.

- Нет, в самом деле? - спрашивает Ленин с любопытством.- Похож на коммивояжера?

- Не отличить. Как две капли воды.

- Не выделяюсь в толпе?

- Совершенно не выделяетесь.

- Так это же замечательно! - доволен Ленин.- Просто великолепно! Именно то, что и требовалось доказать, так как здесь, несмотря на хваленую свободу, легко налететь на шпика из русской охранки, что было бы весьма нежелательно. А в таком виде я легко растворюсь в толпе...

Ленина можно увидеть в кафе, где за чашкой кофе коротают время русские эмигранты. С одним он сыграет партию в шахматы, с другим, уединившись в уголке, ведет долгий разговор...

Одно из таких кафе - по авеню д`Орлеан. В небольшом зале на втором этаже собирается однажды человек тридцать. Выступает Ленин.

Здесь видит его впервые Илья Оренбург. Ленин подходит к нему:

- Вы из Москвы?

Оренбург говорит, что сперва работал в московской организации. Потом его арестовали. Попытался устроиться в Полтаве, разыскал там товарищей.

Свежий человек из России заинтересовывает Владимира Ильича. Он приглашает его к себе. И уже на улице Бонье продолжает Оренбург свой рассказ о положении в Полтаве...

Отсюда, из дома на улице Бонье, Ленин отправляется читать рефераты. Об одном из них сообщает объявление. Оно отпечатано в типографии и расклеено на улицах французской столицы:

“2-ая Парижская группа содействия РСДРПВ среду 10 февраля 1909 г. Salle des Societes savantes 8, rue Danton, 8в 8 1/2 час. Вечерасостоится рефератН. ЛЕНИНАна тему: СОВРЕМЕННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ РОССИИ” [5].

Чуть ниже, на том же листке, тезисы реферата. Ленин намерен говорить в этот вечер о том, как изменяется абсолютизм, о III Государственной думе и парламентских средствах борьбы, о революционной фразе у социалистов-революционеров, о шовинизме кадетов и шатаниях трудовиков.

Один из присутствующих на ленинском реферате расскажет спустя полтора десятка лет, как резко отличались публичные выступления Ленина в Париже от выступлений меньшевистских лидеров - Мартова и Дана. И не только своим содержанием, но и обстановкой, в которой они проходили. Меньшевики выступали часто, и их доклады читались в плохоньких залах эмигрантских районов. Посещала эти доклады большей частью одна и та же, не слишком многочисленная, эмигрантская публика. Доклады же Ленина устраивались обычно в самом большом зале Латинского квартала. И привлекали они массу любопытных. Каждый его доклад становился “большим политическим днем” для всей эмиграции. Приходили на него даже русские аристократы “правого берега” - богатых буржуазных и аристократических кварталов Парижа.

Об этих рефератах упоминается нередко в письмах, поступающих в Россию. Некий “Алек...” сообщает о докладе Ленина, посвященном только что прошедшей во французской столице конференции Российской социал-демократической рабочей партии. В письме М. Кравича, адресованном политическому ссыльному в далекую сибирскую деревню, речь идет о реферате Ленина, вызвавшем “любопытные споры с эсерами” [6], о ленинском реферате “Современное положение России”.

Письмо, посланное из Парижа, приходит и в Одессу. Пишет С. Шавдия, возглавлявший там в 1905 году Совет рабочих депутатов. Подробно излагает он содержание ленинского реферата, на котором довелось ему присутствовать,- “О политическом положении в России и двух путях капиталистического развития аграрных отношений”. И встает за строками его письма сам Ленин, утверждавший:

- Самодержавие вступает на новые рельсы, государство идет к буржуазной монархии через ломку деревенских отношений и при помощи представительного строя. Вера в широкие крестьянские массы, как элемент оплота и порядка, умерла вместе с первой и второй Думами. Политика царизма целиком опирается на дикого помещика и верхние слои крупного капитала. Мы стоим перед новым этапом политически-социального развития. Куда нас приведет ломка аграрных отношений? К американскому или прусскому типу развития? Может ли правительство Столыпина разрешить вопросы движения и тем разрядить революцию? Безусловно нет [7].

При новых социальных условиях, заявляет Ленин, невозможно сохранить старую власть. Он убежден в неизбежности кризиса.

- Положение, занятое правительством,- говорит Владимир Ильич,- облегчает пропаганду, явно выступает классовый характер власти. Будущее за нами [8].

Ленин выступает с этим рефератом в один из февральских дней 1909 года. В России приступили уже к изданию книги “Материализм и эмпириокритицизм”, которую он ждет с нетерпением. В своей комнате, склонившись над простым белым столом, Ленин вычитывает присланные сестрой Анной листы его труда. И в письмах, которыми обмениваются сейчас брат и сестра, больше всего об этой книге.

Ленин. 9 марта: “Дорогая Анюта!.. Посылаю поправки к листам 10 и 11-му сверстанным... Затяжка получилась очень уже большая. Хоть бы к 15 марта по старому стилю выпустить ее, а то просто беда!” [9]

Ленину. 7(20) марта: “Дорогой Володя!.. Отправляю сверстанные 19 и 20-ые листы.

Да, книга страшно запаздывает! Ходила вчера лично беседовать об этом с издателем, но его не застала; обещали сегодня прислать сверстанный 21-ый лист и 2-ую корректуру, дальше и ничего нет! Печатают в самой большой здешней типографии - Суворина и все-таки затяжка. Передала твою большую просьбу выпустить скорее книгу; просила об этом раньше и сама” [10].

Ленин. 23 или 24 марта: “Дорогая Анюта!.. Твоих корректур и сверстанных листов так и не получал...” [11]

Ленину. 19 марта (1 апреля): “Дорогой Володя! Сегодня отправила тебе сверстанные 20-ый (с диаграммой) и 21-ым листы, а также чистые листы 9-18-ый...

Относительно выхода книги приходится сказать с сокрушением, что к пасхе она не выйдет, как ни мало осталось ибо во вторник на следующей неделе работы в типографии кончаются...

Ужасно мне обидно, что затянулась так книга!” [12]

Ленин. 6 апреля: “Дорогая Анюта! Вчера послал тебе письмо с опечатками к 14-му листу и с двумя вставками. Надеюсь, получила его.

Сегодня получил утром чистые листы 10, 11 и 12-ый и сверстанный лист 21-ый” [13].

А сейчас он не только по многу часов сидит над гранками книги, но и пишет для “Пролетария”. В Париже под типографию сняли сперва заброшенное помещение лавки в доме № 8 по улице Антуана Шантэна. Его сдали вместе с двумя крошечными комнатушками на следующем этаже. В них разместилась редакция. Но в помещении, куда свезли доставленное из Женевы типографское оборудование, не было электричества. Работать приходилось при свете керосиновых ламп. И вскоре переехал “Пролетарий” в кирпичный домик, стоящий позади окруженного высокими деревья ми респектабельного здания.

10 февраля 1909 года в Париже начала выходить еще одна большевистская газета - “Социал-демократ”. Ленин фактически становится ее главным редактором. Печатают новую газету там же, где и “Пролетарий”. И ее имеет в виду глава заграничной агентуры в Париже, когда сообщает в Петербург директору департамента полиции: “Большевики заняты теперь постановкой популярного органа и агитационных листков, массового их транспорта и распространения в России” [14].

Еще в 1907 году в Лондоне, на V партийном съезде, решено было создать этот центральный орган РСДРП. Газета призвана была сохранить и укрепить Российскую социал-демократическую рабочую партию, усилить идейное руководство ее местными организациями. Она обязана была придерживаться победившей на V съезде большевистской политической линии.

Большевики считали: создание такой газеты является од ним из главных условий существования партии. А меньшевики стремились не допустить появления центрального органа большевистского направления. Поэтому только к 1908 году удалось подготовить в Петербурге первый номер. Его материалы переслали в Вильно, в типографию. Но об этом узнала охранка. За типографией установили слежку. В один из февральских дней полиция взяла там набор первого номера “Социал-демократа” с наполовину отпечатанным текстом.

Вторую попытку сделали уже в самой российской столице. Однако и тут, когда весь тираж был готов, на конспиративных складах появилась полиция. Из двадцати тысяч экземпляров только меньшая часть попала к рабочим.

Даже тем, кто противился изданию “Социал-демократа” за границей, стало ясно: наладить регулярный выпуск газеты в самой России не удастся. Тогда решили издавать ее в Париже.

Первый отпечатанный на французской земле номер “Социал-демократа” провозглашает: “Партия, которая сумеет укрепиться для выдержанной работы в связи с массами, партия передового класса, которая сумеет организовать его авангард, которая направит свои силы так, чтобы воздействовать в социал-демократическом духе на каждое проявление жизни пролетариата, эта партия победит во что бы то ни стало” [15].

Так завершается напечатанная в газете статья Ленина “На дорогу”. В ней идет речь о правильном соотношении нелегальной и легальной работы партии в современных российских условиях, о ее идейном сплочении, организационном укреплении ее нелегальных организаций, о необходимости всесторонней социал-демократической агитации в массах.

Статья Ленина перекликается с письмами из России, опубликованными в этом же номере “Социал-демократа”. С письмами, свидетельствующими о разгуле контрреволюции, о массовых репрессиях - обысках, арестах... И подтверждающими в то же время, что даже удары реакции, даже политические и экономические репрессии не могут привести рабочих к “успокоению”, не в силах пресечь борьбу пролетариата.

О том же свидетельствует и литовский социал-демократ Марцели (П. Эйдукявичус). Он встречается с Лениным. И сообщает Владимиру Ильичу о локауте, объявленном владельцами кожевенных заводов Вильно. О том, что при помощи массовых увольнений те намерены лишить пролетариат права на 8-часовой рабочий день, завоеванного во время революции 1905-1907 годов, намерены снизить на треть за работную плату. Сообщает он и о том, что локаутная комиссия призвала рабочих бастовать до полной победы. Кожевники обращаются за помощью к русским и зарубежным рабочим. Их помощь даст возможность выстоять. Может ли Владимир Ильич подтвердить полномочия Марцели через Международное социалистическое бюро?

Ленин сразу же пишет К. Гюисмансу - секретарю Международного социалистического бюро II Интернационала. Он просит оказать бастующим помощь. И деньги, в которых так нуждаются литовские кожевники, поступают к ним из Германии, Франции, других стран...

Не так давно Ленину доставили “Рабочее знамя” - газету московских большевиков. В одном из номеров ее обнаружил он письмо рабочего-отзовиста. Но зато в другом отметил с удовлетворением превосходную статью - убедительный ответ на это письмо. Ленин перепечатал статью в “Пролетарии”. И сопроводил ее своим предисловием. В нем Ленин сформулировал центральную мысль ответа московского товарища: “Или революционный марксизм, т. е. в России - большевизм, или отзовизм, т. е. отказ от большевизма...” Он был полностью согласен с этим заключением автора письма. Как и с тем, что отзовизм равен “меньшевизму наизнанку” [16]. Вот почему, подчеркнул в “Пролетарии” Ленин, те, кто прикрывает отзовистов или даже сохраняет к ним идейный нейтралитет, по существу, льют воду на их мельницу, вредят большевизму.

Но теперь уже не только на страницах “Пролетария” - и в центральном партийном органе, “Социал-демократе”, Ленин ведет борьбу с отступлениями от революционных принципов партии. В двух номерах “Социал-демократа” он публикует обширную статью о целях борьбы пролетариата в русской революции. Она направлена против воззрений Мартова и Троцкого.

“Наша партия,- пишет Ленин,- твердо стоит на той точке зрения, что роль пролетариата есть роль вождя в буржуазно-демократической революции, что для доведения ее до конца необходимы совместные действия пролетариата и крестьянства, что без завоевания политической власти революционными классами не может быть победы. Отказ от этих истин осуждает социал-демократов неизбежно на шатания, на “движение без цели”, на проповедь беспринципных соглашений от случая к случаю...” [17]

Ленин знает: серьезный ущерб наносят партии отзовисты. Ему сообщили из 2-го Городского района Петербурга, что эта оппортунистическая группа отказывается работать в профсоюзах. Сообщили Ленину и о том, что петербургские отзовисты призывают идти в рабочие клубы лишь для того, чтобы подрывать их деятельность изнутри. Ему пишут, что отзовисты тормозят работу и думской фракции...

“Достопамятная кампания “отзовизма”,- пишет С. Гусев,- принесла организации огромный вред. Все время ведения этой “кампании” шел какой-то нелепый сумбур. Вся партийная организационная работа была заброшена... Везде только и делали, что дискутировали, притом в узких кружках специально подобранных людей. После Общерос. кон-фер. пошли доклады и опять дискуссии... дискуссии без конца. К марту месяцу понемногу, наконец, все успокоилось. Руководство работой после провалов взяла на себя Врем. Исп. Ком. Не многое ей досталось в наследие от отзовистских кампаний! Организация была страшно подорвана” [18].

Гусев согласен с Лениным, заявившим во втором номере “Социал-демократа”, что новые условия момента требуют новых форм борьбы, что сочетание нелегальной и легальной организаций выдвигает перед партией особые задачи.

Множество писем получает Ленин на улицу Бонье. И сам пишет отсюда по многим адресам. Каждый вечер идет он на Восточный вокзал, чтобы опустить конверты в почтовый ящик поезда. А нередко отправляет и громоздкую корреспонденцию - тщательно зашифрованные Надеждой Константиновной письма, предназначенные товарищам из российского подполья, прокламации, газеты. Тогда эти пакеты, конверты, бандероли грузит Ленин на ручную тележку и катит ее по парижским улицам.

Много сил, здоровья отнимает у него усиливающаяся с каждым днем борьба внутри большевистской фракции. Оппозиционеры своими действиями дезорганизуют партийную работу. Они пытаются изменить политическую линию “Пролетария”, защищают проповедников махизма и богостроительства. “Разгоравшаяся внутрифракционная борьба,- сообщит Крупская,- здорово трепала нервы. Помню, пришел раз Ильич после каких-то разговоров с отзовистами домой, лица на нем нет...” [19]

- Те, которые ушли от нас, то есть ушли от революции, не все ушли с арены политической борьбы...- говорит Ленин, беседуя с большевиком Б. Бреславом, бежавшим из сибирской ссылки и появившимся в Париже.- Многие из них пролезают во все легальные рабочие организации, в кружки самообразования, в легальную печать и проводят там свое влияние. Разве не видите, что эти элементы хотят воспользоваться придавленностью и усталостью рабочего класса, чтобы выбить из его рук его основное оружие - революционный марксизм и заменить его любой теорией или философией? Поскольку они выступают часто под флагом революционной социал-демократии и эксплуатируют завоеванные революционной социал-демократией авторитет и доверие в рабочем классе, эти элементы являются опасными агентами буржуазии в наших собственных рядах и внутри рабочего класса. Этой буржуазной агентуре надо дать решительный отпор именно на почве философии...

Вот почему Ленин так торопит издание “Материализма и эмпириокритицизма”. “Всего важнее мне скорый выход книги” [20],- пишет он сестре Анне. “Изнервничался я в ожидании этой тягучей книги” [21],- сообщает ей же Ленин две недели спустя. “Пиши, когда ждешь выхода книги” [22],- запрашивает он еще через два дня. А ее все нет. И Ленин огорчен: “...книга... задерживается издателем до чертиков,., до бесконечности” [23]. Он торопит: “...мне дьявольски важно, чтобы книга вышла скорее. У меня связаны с ее выходом не только литературные, но и серьезные политические обязательства” [24].

“Политические обязательства” - это бой, который Ленин на предстоящем здесь, в Париже, совещании намерен дать Богданову и его сторонникам.

“Дорогой Володя!-тотчас же откликается на последнее письмо брата Анна Ильинична.- Вчера получила твое письмо от 8.IV и пошла переговорить с издателем. Типография, оказывается, начнет работать с сегодняшнего дня, и сегодня утром он обещал поехать переговорить и поторопить...” [25]

И наступает долгожданный день. “Сегодня получил письмо от 18.IV,- сообщает Ленин в Давос И. Дубровинскому,- что книга моя готова. Наконец-то!.. К 25-26 старого стиля обещают доставить ее сюда” [26].

Как рад Владимир Ильич тому, что вышла наконец книга... Вышла за целый месяц до совещания, созываемого Большевистским центром. “Издано прекрасно” [27],- пишет он матери. И спустя несколько дней - сестре Анне: “...Я доволен изданием” [28].

Книга производит огромное впечатление на ее первых читателей в России. Один из виднейших теоретиков русского марксизма, Ленин, сообщает в “Одесском обозрении” Воровский, выступил против махизма с подробной работой “Материализм и эмпириокритицизм”, в которой подвергает самой бичующей критике учение, являющееся реакционным... Воровский заявляет, что критика “представляет особую ценность для России, где целая серия гг. Богдановых, Базаровых, Юшкевичей, Берманов и Комп., ушедших от исторического материализма, вносит хаос в умы читателей”.[29]

А незадолго до того, как в Париж приходит том “Материализма и эмпириокритицизма”, Ленин узнает, что на Капри под вывеской партийной школы богостроителями и их пособниками создается свой идейно-организационный центр. Сообщают об этом товарищи из Москвы. И Ленин немедленно извещает их: “...ввиду очевидной исключительно тесной связи будущей школы с элементами, проповедующими “богостроительство” или поддерживающими эту проповедь, редакция “Пролетария” признает долгом своим заявить, что ни за большевистский, ни за марксистский вообще характер школы она не ручается” [30].

Гнев Ленина против Богданова, против его единомышленников и без того безмерен. А тут еще эта школа, создаваемая в обход Большевистского центра! Игнорируя его, инициаторы школы, оказывается, организуют собственную партийную кассу, создают свою агентуру. Делают все для подрыва единства партии большевиков.

В этой-то обстановке и принимается решение созвать совещание расширенной редакции “Пролетария”. По существу, созывается и пленарное заседание Большевистского центра, на которое из России прибудут представители крупнейших партийных организаций. Здесь, в Париже, предстоит разработать политику большевистской партии. Предстоит открыто и решительно отмежеваться от отзовистов, от богостроителей. Договориться о том, как бороться с ликвидаторством.

“Мы тем больше обязаны выяснять свои расхождения,- призывает со страниц “Пролетария” Ленин,- что фактически наше течение все больше начинает равняться всей нашей партии. К идейной ясности зовем мы тт. большевиков и к отметанию всех подпольных сплетен, откуда бы они ни исходили. Подменять идейную борьбу по серьезнейшим, кардинальнейшим вопросам мелкими дрязгами, в духе меньшевиков после второго съезда, есть тьма охотников. В большевистской среде им не должно быть места” [31].

Ленин требует “идейной ясности, определенных взглядов, принципиальной линии” [32]. Он утверждает, что, только достигнув такой полной идейной определенности, большевики сумеют и в организационном отношении выступать едино, сплоченно.

Ленин придает в связи с этим большое значение предстоящему совещанию расширенной редакции “Пролетария”. Он подготовляет проекты резолюций, в том числе “Об отзовизме и ультиматизме”, “Задачи большевиков в партии”, “О партийной школе, устраиваемой за границей в NN ”.

Школа в NN - это диверсия раскольников на Капри. Ленин заявляет, что под видом этой школы создается новый центр откалывающейся от большевиков фракции, что ее инициаторы преследуют свои собственные, групповые идейно-политические цели.

Июньским утром 1909 года во французской столице собираются члены Большевистского центра, редакции “Пролетария”, представители петербургской, московской, уральской организаций партии. На этом совещании Ленин выступает по всем вынесенным на обсуждение вопросам. Он зачитывает подготовленные им проекты резолюций. Его поддерживают в том, что большевизм не имеет ничего общего с отзовизмом и ультиматизмом; что отзовистско-ультиматистская агитация - угроза единству партии; “что большевистская фракция должна вести самую решительную борьбу с этими уклонениями от пути революционного марксизма” [33]. Поддерживают участники совещания Ленина и в осуждении богостроителей из группы Богданова, ибо богостроительство, гласит принимаемая ими резолюция,- это “течение, порывающее с основами марксизма, приносящее по самому существу своей проповеди, а отнюдь не одной терминологии, вред революционной социал-демократической работе по просвещению рабочих масс” ... [34]

Ленин выносит на обсуждение совещания и факт организации на Капри так называемой партийной школы.

Участники совещания поддерживают ленинскую резолюцию. Она констатирует: “...в связи с тем, что инициаторами и организаторами школы в NN являются исключительно представители отзовизма, ультиматизма и богостроительства,- идейно-политическая физиономия этого нового центра определяется с полной ясностью” [35].

Как же складывается судьба созданной на итальянском острове русской “партийной школы”? Оправдывается ли характеристика, данная ей Лениным?

Рабочие-революционеры, которых зовут из России на Капри, не догадываются о подлинных целях организаторов школы. Предстоящая поездка кажется им почетной, заманчивой. Однако в некоторых местных организациях относятся к каприйской школе по-прежнему отрицательно. Об этом известно даже охранке. “Доношу департаменту полиции,- пишет в сентябре глава столичного охранного отделения,- что Петербургским комитетом Российской социал-демократической рабочей партии вынесена резолюция: послать людей своих в Каприйскую школу лишь в том случае, если в числе лекторов ее будет и Ленин” [36].

Владимир Ильич, получивший с Капри приглашение, сообщает: “Мое отношение к школе на острове Капри выражено в резолюции расширенной редакции “Пролетария”... На Капри читать лекции я, конечно, не поеду, но в Париже прочту их охотно” [37].

Рабочие, прибывшие из России на Капри, вскоре убеждаются: тут что-то неладно. Они часто ведут между собой споры об оценке русской революции. Распропагандированные руководителями школы, одни утверждают, что революция продолжается, что всюду, где только это можно, следует немедленно начинать вооруженное восстание, организовывать боевые дружины, издавать листовки с призывами к восстанию. Другие же считают эту позицию ошибочной, ибо нынешняя обстановка в России в корне отличается от той, которая была в революционные 1905-1907 годы. “Мы полностью разделяли позицию Ленина: надо перестраиваться и иными путями вести партийную работу, готовя рабочий класс, крестьянство, армию к новой революции, используя легальные и нелегальные возможности, не отрываясь от масс” [38],- расскажет Иван Панкратов, активный участник революции 1905 года, бежавший из сибирской ссылки, чтобы попасть на Капри.

Панкратову становится известно, что на Капри из лекторов и учеников создается группа “Вперед”, что она обособляется от Большевистского центра. Он пишет об этом Ленину. Несколько дней спустя в тот же адрес уходит еще одно письмо, подписанное уже пятью слушателями каприйской школы. “В этом письме,- заявляет Панкратов,- мы подробно описали все методы дезорганизаторской работы “впередовцев”, сообщали о нашей борьбе с ними, о расколе в школе, о нашем желании порвать с ней и уехать в Париж” [39].

Письма с Капри Ленин публикует в “Пролетарии”. Он сообщает: “Из рабочих, приехавших в мнимопартийную школу, около половины начинают бунт против “дурных пастырей”” [40]. И пишет из Парижа ученикам каприйской школы: “Мы ни минуты не сомневались, что наиболее сознательные рабочие с.-д. разберутся рано или поздно в положении вещей и выберутся на верную дорогу... Вы понимаете, конечно, что раскол школы теперь неизбежен...” Он призывает тех, кто написал ему с Капри, “действовать твердо, решительно, обдуманно, как на сражении” [41]. Он запрашивает их:

- Как думаете вы обставить свой выход из школы? Как простой отъезд или как выход из-за борьбы по платформам?

Находясь в Париже, Ленин предугадывает, что произойдет с его корреспондентами на Капри. “Узнав о нашей переписке,- сообщает Панкратов,- богдановцы резко напали на нас и требовали отказа от писем. Мы энергично протестовали. Тогда совет школы исключил нас из числа учеников” [42].

Шесть из тринадцати покидают Капри. Они помнят: их звал к себе Ленин. “Париж,- писал он,- самый большой эмигрантский центр, где читаются постоянно публичные рефераты всех фракций, происходят дискуссии, ведутся разнообразные кружки, имеются 2-3 недурных русских библиотеки, имеются десятки долго действовавших в партии с.-д. организаторов и т. д. В Париже выходят 3 с.-д. русские газеты... Тот, кто едет учиться социал-демократизму в Париж, едет учиться действительно социал-демократизму” [43]. И шестеро с Капри появляются в Париже. Вот они в редакции “Пролетария”. Владимир Ильич подробно их расспрашивает, где и какую работу вели в России, каково состояние большевистских организаций.

Проходит несколько минут, и все уже чувствуют себя так, как будто знакомы давно. Панкратов говорит о событиях на Московско-Казанской железной дороге в 1905 году, об Октябрьской всеобщей забастовке, о Декабрьском вооруженном восстании, о том, как в июле 1906 года большевикам удалось остановить работу железнодорожных мастерских, добиться от администрации возвращения на работу всех уволенных после забастовки. Рассказывает Панкратов и о том, как к двухтысячной толпе рабочих вышел начальник мастерских и как от страха его так прошибло потом, что чесучовый костюм стал на нем мокрым.

- Так, говорите, потом прошибло? - смеется Владимир Ильич.

Он просит рассказать о настроениях политических заключенных, о спорах, которые идут в партийной и рабочей среде. Слушает внимательно, что-то записывает.

Среди прибывших с Капри - рабочий Вилонов. Он говорит о своей работе на Украине. И Крупская, которая участвует в беседе, спрашивает его:

- Из Екатеринослава нам часто писал раньше корреспонденции какой-то рабочий, подписывавшийся Мишей Заводским. Корреспонденции были очень хороши, касались самых животрепещущих вопросов партийной и заводской жизни. Не знаете ли вы Мишу Заводского?

- Да это я и есть,- отвечает Вилонов.

Это сразу настраивает Ленина дружески к Вилонову. Они долго беседуют в этот день. Узнает Владимир Ильич от Вилонова, известного и по партийному псевдониму Михаил, о тяжелых переживаниях, внутренних противоречиях Горького. И под впечатлением беседы пишет ему на Капри: “Из слов Михаила я вижу, дорогой А. М., что Вам теперь очень тяжело... После разговора с Михаилом мне хочется крепко пожать Вашу руку. Своим талантом художника Вы принесли рабочему движению России - да и не одной России - такую громадную пользу, Вы принесете еще столько пользы, что ни в каком случае непозволительно для Вас давать себя во власть тяжелым настроениям, вызванным эпизодами заграничной борьбы” [44].

Ленин звал каприйцев в Париж “учиться действительно социал-демократизму” [45]. И он читает им лекции, беседует с ними о расстановке классовых сил в России, говорит о необходимости усиления работы среди крестьян и солдат. “Нас глубоко захватывала ленинская железная логика, его революционный оптимизм,- вспомнит Панкратов.- Интересы революции были для него превыше всего. Когда речь заходила об оппортунистах, о фракционерах из группы “Вперед”, Владимир Ильич был особенно резок и беспощаден. Он клеймил их как ревизионистов и авантюристов” [46].

Панкратов и его товарищи узнают, что в зале научных обществ Ленин выступает с рефератом “Идеология контрреволюционного либерализма”. Речь пойдет об изданном и России и поступившем в Париж сборнике “Вехи”. Его авторы - кадетские публицисты и философы - отреклись от освободительного движения. Они обливают грязью революцию, открыто показывают свое лакейство перед царском властью, восхваляют ее за подавление революции. Авторы “Вех” объявляют материализм “догматизмом”, “метафизикой”, “самой элементарной и низшей формой философствования”. Они стремятся утвердить религиозное миросозерцание.

Ленин дает авторам “Вех” Н. Бердяеву, С. Булгакову, П. Струве и другим публичный бой. И не только в присутствии соратников-большевиков. В переполненном зале на улице Дантона сидят кадеты, эсеры, меньшевики. Владимир Ильич, убеждается Панкратов, разоблачает либералов, показывает трусость и реакционность кадетов, их прислужничество перед царским правительством. Говорит он спокойно, жесты его сдержанны, но аргументы убийственно разоблачают врагов.

А спустя некоторое время петербургская легальная социал-демократическая газета “Новый день” публикует статью Ленина “О “Вехах””. На сей раз уже на ее страницах вступает он в ожесточенный спор с авторами “энциклопедии либерального ренегатства” [47].

“Вехи”:

- Когда интеллигент размышлял о своем долге перед народом, он никогда не додумывался до того, что выражающаяся в начале долга идея личной ответственности должна быть адресована не только к нему, интеллигенту, но и к народу.

Ленин:

- Демократ размышлял о расширении прав и свободы народа, облекая эту мысль в слова о “долге” высших классов перед народом. Демократ никогда не мог додуматься и никогда не додумается до того, что в дореформенной стране или в стране с “конституцией” 3 июня (3 июня 1907 года были опубликованы царский манифест о роспуске II Думы и новый избирательный закон.) может зайти речь об “ответственности” народа перед правящими классами. Чтобы “додуматься” до этого, демократ, или якобы демократ, должен окончательно превратиться в контрреволюционного либерала [48].

“Вехи”:

- Эгоизм, самоутверждение - великая сила, именно она делает западную буржуазию могучим бессознательным орудием божьего дела на земле.

Ленин:

- Когда буржуазия помогала народу бороться за свободу, она объявляла эту борьбу божьим делом. Когда она испугалась народа и повернула к поддержке всякого рода средневековья против народа,- она объявила божьим делом “эгоизм”, обогащение, шовинистическую внешнюю политику и т. п. Это было везде в Европе. Это повторяется и в России [49].

“Вехи”:

- Русские граждане должны... благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной.

Ленин:

- Эта тирада хороша тем, что откровенна,- полезна тем, что вскрывает правду относительно действительной сущности политики всей к.-д. партии за всю полосу 1905-1909 годов. Эта тирада хороша тем, что вскрывает в краткой и рельефной форме весь дух “Вех”. А “Вехи” хороши тем, что вскрывают весь дух действительной политики русских либералов и русских кадетов, в том числе... Русская демократия не может сделать ни шага вперед, пока она не доймет сути этой политики, не поймет ее классовых корней [50].

“Вехи” пригвождены к позорному столбу. А Ленин готовится к новым сражениям с буржуазными либералами, к новым битвам с меньшевиками-ликвидаторами.

Примечания:

[1] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 262.

[2] Там же, с. 264.

[3] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 167.

[4] Там же, с. 185.

[5] “Исторический архив”, 1955, № 2, с. 8.

[6] “Красный архив”, 1934, т. 1(62), с. 216.

[7] См. Р. Ю. Каганова. Ленин во Франции. М., “Мысль”, 1972, с. 175.

[8] См. там же, с. 175-176.

[9] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 277-278.

[10] “Переписка семьи Ульяновых”, с. 194-195.

[11] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 284.

[12] “Переписка семьи Ульяновых”, с. 197-198.

[13] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 287.

[14] См. Р. Ю. Каганова. Ленин во Франции, с. 125.

[15] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 17, с. 365.

[16] Там же, с. 367.

[17] Там же, с. 390.

[18] “Социал-демократ” № 6, 4(17) июня 1909 г.

[19] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 168.

[20] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 278.

[21] Там же, с. 284.

[22] Там же, с. 285.

[23] Там же, с. 286.

[24] Там же, с. 289.

[25] “Переписка семьи Ульяновых”, с. 199.

[26] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 47, с. 179.

[27] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 291.

[28] Там же

[29] См. “Вопросы философии”, 1957, № 3, с. 123.

[30] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 47, с. 173.

[31] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 17, с. 369.

[32] Там же.

[33] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 19, с. 37.

[34] “Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК” (далее - “КПСС в резолюциях...”), изд. 8, т. 1, 1898-1917. М., 1970, с. 276-277.

[35] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 19, с. 42.

[36] “Красный архив”, 1934, т. 1(62), с. 220.

[37] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 47, с. 184.

[38] “О Владимире Ильиче Ленине. Воспоминания. 1900-1922 годы”, с. 103.

[39] Там же, с. 104.

[40] В.И. Ленин, Полн. собр. соч.. т. 19, с. 132.

[41] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 47, с. 214.

[42] “О Владимире Ильиче Ленине. Воспоминания. 1900-1922 годы”, с. 104.

[43] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 47, с. 200.

[44] Там же, с. 220.

[45] Там же, с. 200.

[46] “О Владимире Ильиче Ленине. Воспоминания. 1900-1922 годы”, с. 105-106.

[47] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 19, с. 168.

[48] Там же, с. 173.

[49] Там же, с. 174.

[50] Там же, с. 175.