II. Кто называется шпионом. — Категории шпионов и их характеристика. — Вербовка и подготовка шпионов. — Обращение со шпионами. — Управление шпионством

II. Кто называется шпионом. — Категории шпионов и их характеристика. — Вербовка и подготовка шпионов. — Обращение со шпионами. — Управление шпионством

Не лишены интереса вопросы: в чем состоят шпионство и кто может быть назван шпионом? Они разрешаются различно. В общежитии под именем шпиона подразумевается лицо, прокрадывающееся под ложным предлогом в местность, занятую неприятельской армией, для сбора сведений о силах и расположении противника.

В таком же смысле высказывается немецкий юрист Блюнчли в своем труде «V?lkerrecht»: «Шпионом считается тот, кто тайно или под ложным предлогом пробирается в район расположения армии, чтобы собрать сведения, полезные для противника, и сообщить ему таковые». По мнению Блюнчли тайный сбор сведений в мирное время об армии противника, о его крепостях и тому подобные действия, подсудные гражданскому, а не военному суду, не могут быть названы шпионством; «шпионство возможно только в военное время».

Почти такое же определение находим в декларации Брюссельской конференции, созванной в 1874 г. по почину покойного императора Александра II для выработки общеобязательных законов и обычаев войны: «Шпионом может быть признаваемо только такое лицо, которое, действуя тайным образом и подложными предлогами, собирает или только еще старается собрать сведения в местности, занятой неприятелем, с намерением об открытом донести противной стороне».

Тайный образ действия и ложные предлоги, т. е. обман — таковы существенные признаки шпионства, наказываемого по военным законам[53].

Вышеприведенные почти совершенно тождественные определения по-видимому несколько односторонни, так как они предусматривают шпионство только военного времени. Гораздо более широкое определение дает Монтескье в своем сочинении «Дух законов»; по его мнению, шпионство заключается в подсматривании за фактами и положениями и в пересказывании таковых кому-либо, причем Монтескье причисляет также к шпионству всякие секретные изыскания одного государства в пределах другого.

Такое всестороннее объяснение более правильно. Разве секретный сбор политических данных, по существу самого деяния, отличается от сбора военных сведений? Весьма часто тайным политическим агентам приходится доносить о таких фактах, которые имеют исключительно военное значение. Где же граница между шпионством политическим и военным?

Итак, под шпионством приходится подразумевать факты и обстоятельства весьма различные. Единственное крупное отличие между ними заключается в том, что одни из них, как происходящие в мирное время, подлежат действию общеуголовных законов; другие, как происходящее во время войны, предусматриваются военными законами; но как первые, так и вторые деяния могут получить общее название шпионства, а лица, занимающиеся ими — общее наименование шпионов.

Можно ли считать шпионами офицеров, тайно пробирающихся к неприятелю для сбора сведений о нем? Ответ находим в статье 22-й Брюссельской декларации, которая гласить следующее: «Военные, проникнувшие в пределы действия неприятельской армии с целью рекогносцировки, не могут быть рассматриваемы как шпионы, если только они находятся в присвоенной им одежде (non d?guis?s). He считаются также шпионами взятые в плен военные (и невоенные, исполняющие открыто свое поручение), на которых возложены обязанности по передаче депеш или известий, предназначенных их армии или неприятельской. К этой же категории принадлежат также взятые в плен воздухоплаватели, производящие разведки и поддерживающие сношения между различными частями армии или территории».

Впрочем, в 1870–1871 гг. германцы не всегда признавали воздухоплавателей военнопленными и обращались с ними, как со шпионами. С другой стороны, вследствие наступивших вскоре политических замешательств, проект Брюссельской декларации 1874 г. не был утвержден.

В нашем официальном положении о законах и обычаях сухопутной войны[54], основанном между прочим и на постановлениях трех Гаагских деклараций 1896 г., указано, что не считаются лазутчиками лица, посылаемые на воздушных шарах для передачи депеш или вообще для поддержания сообщений между различными частями армии или территории. Но о воздухоплавателях-разведчиках вовсе не упоминается.

Таким образом, во взглядах на этот вопрос возможно некоторое различие; постепенно же возрастающая роль воздушного флота вызовет несомненно пересмотр соответственных положений на следующей международной конференции.

«Шпион» — слово нерусское и происходит от французского ?pier (бывшее espier), что значит подсматривать, тайно наблюдать. Во время Семилетней войны, как мы заметили выше, лица, состоявшие при нашей армии и занимавшиеся тайным сбором сведений о противнике и местности, назывались «конфидентами», что значит «доверенное лицо» (confident). Наконец, есть чисто русское слово «лазутчик».

Строго говоря, все три слова выражают одно и то же понятие; но, принимая во внимание, что в глазах общества имя шпиона неразрывно связано с представлением о личности безнравственной, даже подлой, нельзя не сочувствовать предложению генерала Леваля, который говорит, что, так как в случае поимки неприятелем офицеры, не носящие присвоенной им военной одежды, судятся как шпионы, а между гем решаются на такую опасную роль не из корыстолюбия, а из благородных побуждений (патриотизм, чувство долга, выручка своих и т. п.), то было бы более справедливым называть их не малопочтенным именем шпионов, a emissaire, т. е. тайными агентами или лазутчиками. Нам кажется, что можно пойти еще дальше в этом направлении и называть «лазутчиками» не одних офицеров, а вообще всех тех лиц, которые руководствуются такими же благородными побуждениями. Понятно, что подчас трудно точно разграничить эти две категории.

Шпионы разделяются на:

Добровольных и подневольных;

Простых и двойных;

Временных и постоянных;

Подвижных и неподвижных, или местных.

Добровольные шпионы. По побуждениям, которые заставляют людей добровольно взяться задело шпионства, они могут быть подразделены на четыре вида.

Во-первых, некоторые смотрят на шпионство как на ремесло, которому они посвящают себя и в котором находят средство для удовлетворения своих материальных нужд. Таковы, например, агенты тайной пограничной полиции. Понятно, что степень их усердия зависит от количества получаемого ими содержания: чем лучше они оплачиваются или чем больше надеются на увеличение жалования или на награды, тем больше дорожат своим местом и тем ревностнее исполняют свои обязанности. В общем, так как эти люди уже испытаны, известны начальству и обладают опытом, то их показания заслуживают веры.

Во-вторых, есть люди, служащие из патрютизма или из ненависти к иноземцам. Их содержание обходится сравнительно дешево, так как они не стремятся к наживе, а сообщаемые ими сведения обыкновенно верны, ибо составляют результат добросовестной и усердной службы.

Иногда добровольно посвящают себя роли шпионов люди озлобленные несправедливостью, снедаемые завистью или увлеченные политическими страстями. На их постоянство труднее рассчитывать, а степень доверия к их показаниям должна быть тем больше, чем извинительнее повод, побудивший их принять на себя роль шпиона.

Мармон рассказывает в своих Мемуарах, что, находясь в Граце в период Аустерлицкой операции, он получал ежедневно сведения о месте расположения главной квартиры эрцгерцога и о численности его армии от некоего Гааса, стоявшего во главе какого-то благотворительного учреждения и госпиталя. «Этот человек, решительный революцюнер и враг австрийской династии, предавался политическим мечтам и страстно желал переворота».

Наконец, часто шпионничают люди низкой нравственности, обремененные долгами, бедные евреи и вообще подонки общества. Приманкой для них служат исключительно деньги, и они не колеблясь переходят на сторону того, кто им больше платить. Понятно, что к сведениям, сообщаемым подобными личностями, надо относиться крайне осторожно и давать им веру только тогда, когда они подтвердятся сообщениями из других источников.

Обыкновенно, как справедливо замечает генерал Леваль, такие шпионы сулят золотые горы и вместе с гем выпрашивают себе денег вперед под пред-логсм покупки одежды, на путевые расходы и т. п. Загем они возвращаются без всякого результата, красноречиво описывают лишения и опасности, которым подвергались, и в конце концов просят вознаграждения, вызываясь вторично отправиться на поиски.

Шпионы подневольные. Определение этой категории шпионов находим в следующих словах Фридриха II[55] «Когда нет никакой возможности добыть сведения о неприятеле в его же крае, остается еще одно средство, хотя оно и жестоко: надо схватить какого-нибудь мещанина, имеющего жену, детей и дом; к нему приставляют смышленого человека, переодетого слугой (обязательно знающего местный язык). Мещанин должен взять его в качестве кучера и отправиться в неприятельский лагерь под предлогом принесения жалоб на притеснения с вашей стороны. Вы предупреждаете его, что если он не вернется со своим провожатым, побывавши у неприятеля, то вы задушите его жену и детей, разграбите и сожжете его дом. Я должен был прибегнуть к этому средству, когда мы находились под Хлузитцем, и оно мне удалось».

Такие же указания находим у Бюжо: «Когда требуются агенты, чтобы добыть сведения о противнике, послать письма далеко за линию неприятеля или собрать какие-либо данные в районе, занятом им, тогда забирают в попутных селениях зажиточных крестьян и прежде, чем дать им поручения, запугивают угрозами сжечь их дома, увести жен и детей, и проч. Их же употребляют и для сообщения неприятелю ложных известий; для этого их посылают с письмами, заключающими эти сведения и адресованными на имя начальника какого-либо поста или начальника войск в каком-нибудь пункте, который занят еще неприятелем. Крестьянин отправляется туда, его схватывают, письмо прочитывают, и хитрость почти всегда удается. Богатые крестьяне способнее к этой роли, чем люди более образованных классов: они дорожат своим имуществом и более привычны к тяжелому труду; кроме того патриотизм в них меньше развит, чем в высших классах. Наконец, они возбуждают меньше подозрений. Если не встречаешь жителей, как это часто бывало в Испании, то надо уводить с собой встречающиеся стада; владельцы не преминут явиться за ними; тогда этим лицам предлагают выкупить их ценой шпионства, причем предупреждают, что возвратят стадо лишь после проверки добытых сведений».

Во время войны 1877–1878 гг. турки прибегали к этим средствам, чтобы заставить болгар шпионить в их пользу. Еще шире и чаще применялись понудительные меры японцами в 1904 и 1905 гг.: при вербовке шпионов среди китайского населения они действовали не столько золотом, сколько угрозами; так, если какой-либо китаец уличался в том, что он служил у нас в роли подрядчика, носильщика или погонщика, то он и вся его семья, попав в район, занятый японскими войсками, причислялись к подозрительным лицам и подвергались гонению; избавиться от этого китаец мог, только взяв на себя, хотя бы временно, роль шпиона; при его попытке бежать или обмануть японцев, ответственность падала на его семью, и все имущество отбиралось.

Сообщения таких людей, делаемые неохотно, бывают большей частью неполны, недостаточны. Вообще эти шпионы малополезны; они или вовсе не возвращаются, если слишком запуганы, или возвращаются, так сказать, с пустыми руками, т. е. без вестей, причем всегда умеют подыскать разные обстоятельства в свое оправдание, а проверить справедливость их слов трудно.

Простыми шпионами называются те, которые служат одной стороне; двойными — те, которые для получения двойного вознаграждения служат обеим сторонам. Последние скорее вредны, чем полезны, так как они всегда оказывают одной армии больше услуг, чем другой; их двойственная роль, обличающая низкую нравственность, не позволяет верить их сообщениям. Единственная выгода содержания двойных шпионов заключается, как увидим ниже, в том, что ими можно пользоваться для передачи неприятелю ложных известий.

Постоянные шпионы служат правительству или армии более или менее продолжительное время и исполняют не одно, а много поручений. Они лично известны, испытаны и потому заслуживают сравнительно полного доверия; к тому же продолжительная служба вырабатывает в них наблюдательность, изворотливость и вообще ловкость по отношению к шпионству. Часто они принимают на себя роль начальников и руководителей временных шпионов. К последней категории принадлежат люди, исполняющее только одно тайное поручение. От дальнейших их услуг приходится отказаться или вследствие их неспособности к роли шпионов, или потому, что они не решаются вторично идти к противнику, или, наконец, потому, что они могут выполнить только одну определенную задачу.

Генерал Леваль в своем труде «Tactique des renseignements» подразделяет еще всех шпионов на сознательных и бессознательных. К первым он причисляет лиц, сознательно относящихся к своей роли, знающих причины или цели своих поступков и размер следуемого им вознаграждения. Ко вторым принадлежат люди, сообщающие разные сведения из простой услужливости или из вежливости и не придающие им особенного значения; они играют роль шпионов совершенно бессознательно.

Но, по нашему мнению, да и с точки зрения закона, таких людей отнюдь нельзя назвать шпионами. Пленные и население той страны, где ведется война, одушевленные патриотизмом и проникнутые сознанием своего долга, могут совершенно невольно сообщить противнику важные сведения, что тем не менее не дает никому права назвать их шпионами. Если в данном случае есть «тайный образ действия» и «ложные предлоги», то скорее со стороны допрашивающего, чем со стороны допрашиваемого.

По способу действия шпионы делятся на две категории.

Одни действуют постоянно в одном и том же участке, проживая в нем или являясь туда очень часто под предлогом какого-нибудь дела, например, торгового, промышленного или научного. Tame шпионы могут быть названы неподвижными, или местными.

В мирное время большинство шпионов принадлежит к этой категории. Во время войны они могут оказать громадные услуги в тот период, когда действия будут перенесены в подведомственный им район, так как они изучили его в совершенстве, давно всем знакомы, имеют связи и не возбуждают никаких подозрений. Но если они живут постоянно в соседнем государстве, то должны делать письменные донесения, причем очень часто им приходится прибегать к содействию других лиц для передачи этих донесений. Личные доклады, влекущие за собой более или менее частые отлучки с места жительства, могут возбудить подозрения.

Подвижные шпионы переходят в мирное время из своего государства в соседнее, а в военное время проникают в район, занятый неприятельской армией, только в минуту необходимости, когда нужно собрать какие-либо сведения; по исполнении поручения они возвращаются к своим, где и остаются, пока не получат новой задачи.

Так действует большинство шпионов в военное время. Перерядившись торговцами, пастухами, подводчиками, нищими и т. п., они отправляются к противнику, переходят из одного пункта в другой, избегая оставаться подолгу в одном месте или возвращаться туда вторично, в особенности если они меняют свой внешний вид, т. е. костюм. Исполнив задачу, шпион возвращается к своим войскам. Если срок его отлучки продолжителен, то с разных пунктов ему придется посылать донесения, следовательно прибегать к услугам посторонних лиц.

Эти лица или гонцы не считаются шпионами. Передавая какое-нибудь донесение, они могут не знать, что содержится в нем и какое значение оно имеет. Они должны обладать решительностью, ловкостью, способностью преодолевать разного рода местные препятствия, двигаться не только днем, но и ночью, притом без дорог; но их умственное развитие не имеет особенного значения.

Не всякий человек может быть шпионом, так как для этой роли необходимы особые физические и нравственные качества. От всех вообще шпионов требуется: добросовестность, верность, наблюдательность, хитрость и умственное развитие; умение играть не только одну известную роль, но и находчивость во всяком положении, не допускающая потерянности и отчаяния[56]; знание языка, характера и обычаев населения той страны, где им приходится работать; наконец, общительность и умение располагать людей в свою пользу. «Тот, кто сумеет завоевать доверие и уважение местных высокопоставленных лиц, будет получать сведения верные и подчас чрезвычайно важные. В каждом чужеземном крае мы имеем своих приверженцев и своих врагов. Обязанность увеличить число первых и уменьшить число вторых лежит на начальниках лазутчиков. Как бы мал ни был населенный пункт, как бы враждебно ни относились к нам жители, всегда можно путем хорошего обращения заручиться друзьями и через их посредство положить прочное основание для местного шпионства. Эти друзья доставят вам агентов, пошлют их к своим приятелям и за линию аванпостов противника к лицам, с которыми они состоят в переписке, там их не только укроют, но и будут сообщать самые секретные данные»[57].

В военное время сверх указанного требуется большая смелость, храбрость, хладнокровие, твердость воли и еще большая способность увлекаться взятой на себя ролью, так чтобы играть ее даже наедине с самим собой; шпион, не соблюдающий последнего условия и по временам сбрасывающий с себя маску, рискует быть узнанным именно тогда, когда он этого вовсе не ожидает[58].

Ясно, что выбор подходящего человека для исполнения трудных и опасных обязанностей лазутчика — задача далеко не легкая. Было бы большой ошибкой взять первого вызвавшегося на это дело охотника или рассчитывать на приобретение шпионов исключительно путем выдачи больших денежных наград; навербованные таким образом люди часто приносят больше вреда, чем пользы.

Выбирая шпиона, необходимо ознакомиться с его семейной обстановкой, с окружающими его лицами и через них с его нравственностью, а в военное время надо знать, какие сношения он имеет с противником.

«Во всех классах общества есть подходящие люди, надо только уметь найти и привлечь их»[59]. В мирное время наиболее полезны те лица, которые, не возбуждая никаких подозрений, по роду своей деятельности могут вращаться в разных кругах или, вообще, слышать разговоры различных лиц. Таковы комиссионеры, торговцы, кондукторы, ремесленники, лакеи, артисты, художники, фотографы, банкиры и т. п. Музыканты и цыгане, странствующее пешком из города в город, из селения в селение, могут доставить важные сведения о местности, а во время войны послужить отличными проводниками.

Большую пользу могут принести лица духовного звания; по мнению Гримуара[60], в странах католических многие сведения можно, получить только через них. Некоторые военно-исторические факты, в том числе указанное нами взятие Кремоны Евгением Савойским и деятельность иезуитов во время Семилетней войны, подтверждают такой вывод.

Еще полезнее в мирное время женщины, как честные, так и продажные; они редко возбуждают подозрения и могут раскрыть тайну при такой обстановке, где мужчины оказались бы бессильными и недостаточно ловкими. В своем труде «Малая война» Деккер говорить: «Если партизан умеет влиять на женщин, он отнюдь не должен пренебрегать таким средством; он обязан будет этому полу самыми точными сведениями. Тайна, которую нельзя узнать через женщин или через духовных лиц, по всей вероятности останется навсегда тайной».

17 ноября 1797 г. Наполеон писал из Милана генералу Виньоль: «Принимая во внимание поведение княгини Альбани, которое дает повод к подозрениям, и ее интриги среди французских офицеров и в иностранных государствах, надо приказать поименованной княгине Альбани выехать из района, занятого французской армией, в пятидневный срок после объявления ей сего приказа; в противном случае с нею будет поступлено, как с уличенной в шпионстве».

Вообще в корреспонденции Наполеона часто упоминается о женщинах, занимавшихся этим делом.

Женщинами можно пользоваться двояко: или непосредственно прибегая к их услугам для шпионства, или подсылая особых шпионов, которые, выдавая себя в случае нужды за графов, князей или баронов и бросая деньгами, ухаживают за любовницами и женами высокопоставленных лиц и стараются выведать у них тайны, которые так или иначе они могли узнать от своих покровителей и мужей.

В 1909 г. на процессе австрийского поручика Дембовского, обвиненного в шпионстве, выяснилось, что он находился в интимной связи с женой одного высокопоставленного сановника и через нее узнавал различные военные секреты.

Из женщин-шпионов особенной известностью пользовалась Мария де Каула, бывшая на жаловании у Германии и по странной иронии судьбы вышедшая замуж за французского Генерального штаба полковника Юнга, одного из главных организаторов в 1872 г. Второго бюро французского военного министерства, которое ведало шпионством и контршпионством. Вот один случай из ее деятельности: Мария де Каула, обладавшая очень красивой наружностью, влюбила в себя французского военного министра де Сиссэ; однажды, в 1875 г., когда министр по своему обыкновению завтракал у баронессы, он по забывчивости оставил свой портфель в гостиной; этим воспользовались помощники Каулы и скопировали все секретные документы, бывшие в портфеле.

Любопытно, что осенью 1910 г. в Брюсселе было обнаружено особое женское шпионское бюро, созданное частными германскими агентами; оно пополнялось дамами, преимущественно из северных французских провинций, для шпионства в пределах Франции.

В военное время шпионами могут служить все вышеуказанные лица, но многие из них не в состоянии действовать на самом театре войны, как, например: артисты, банкиры, священнослужители и другие. Особенно пригодны для разведывательной службы при армии в качестве шпионов контрабандисты, пограничные стражники и лесничие; почти всегда они отличаются ловкостью, расторопностью, способностью запоминать местность и не теряться на ней, выносливостью и презрением к опасностям, т. е. теми именно качествами, которые необходимы шпиону, пробирающемуся в неприятельские ряды. Им недостает только верного военного взгляда и умения безошибочно судить о положении дел с военной точки зрения. Эти недостатки исчезнут в том случае, если мы возложим роль лазутчика на своего же офицера или если удастся подкупить неприятельского; вот почему принц де Линь говорит: «Если за миллион можно купить офицера штаба армии, то это недорого»[61].

Чтобы покончить с характеристикой разных категорий шпионов, остается только заметить, что в большинстве случаев национальность шпиона отражается на его работе. Воодушевляемый идеей о родине, о славе и патриотизме, француз горячо принимается за роль лазутчика; но он увлекается фантазией, а недостаток хладнокровия, экспансивность и дерзость часто губят его. Немец в этом деле, как и во всяком другом, работает методично, упорно и хладнокровно; он менее изворотлив, но более настойчив. Еврей — типичный шпион, назойливый, пронырливый, ради хорошего гешефта играющий на всех страстях человека и часто готовый продаться той стороне, которая даст больше вознаграждения.

Для получения в мирное время важных секретных сведений, касающихся соседнего государства, желательно подкупить высших чинов, ведающих составлением и хранением их. Однако это способ очень дорогой и не легко выполнимый, так как изменников своей родине трудно найти среди офицеров; подкупу легче поддаются нижние чины, зато и сообщаемые ими сведения в большинстве случаев малоценны.

Тем не менее практика военных судов доказывает, что факты предательства среди военных существуют. За последние десять лет особенно нашумели следующие дела.

Во Франции: мичмана Ульмо, который под влиянием своей расточительной содержанки, пользуясь тем, что он остался заместителем командира судна, выкрал из казенного секретного ящика документы и собирался продать их Германии; отставного офицера Андрау, намеревавшегося также продать Германии данные, касающиеся новой системы пулеметов.

В Австрии: поручика Дембовского, о котором мы уже упоминали выше; майора Карина, для оплаты туалетов своей красавицы-жены сообщавшего России разные сведения, известные ему по службе в австрийском военном министерстве и по детальному личному знакомству его с галицийской границей.

В Германии: лейтенанта Весселя, состоявшего в Торнском гарнизоне и похитившего важные документы, касавшиеся обороны этой крепости, с целью передачи их России; однако суд над ним не мог состояться вследствие его побега; моряка капитана Кайзера, обвинявшегося в продаже Франции секретных морских сигналов.

Наконец, в России еще не изгладилось из памяти дело служившего в Варшавском военном округе подполковника Гримма.

Изменники-военные во Франции не только продают иностранцам государственные тайны, но ухитряются даже выкрадывать и передавать за границу крупные предметы вооружения. Так, при содействии хозяйки соседнего с казармой кабачка, из гарнизона Шалон-на-Марне в 1909 г. дезертировал в Германии капрал Дэшан. Неделю спустя Дэшан вернулся в Шалон-на-Марне и поселился у той же хозяйки; затем, улучив минуту, он явился в казармы, снял пулемет со станка, положил его в мешок и вынес на заднюю улицу, где ждал автомобиль; через несколько часов Дэшан быль уже за границей и представил пулемет немецким властям.

Если путем подкупа высших служащих нельзя достать нужные документы, то остается прибегнуть к какому-нибудь другому средству, вроде примененных Марией де Каулой или Винделлем. Последний рассказывает, что в 1896 г. ему поручено было достать новый мобилизационный план, составленный генералом Буадефром. Для этого Винделль вместе со своим агентом-помощником стал неотступно следить за военным министерством. Однажды они увидели выходившего оттуда одного из старших чинов с портфелем в руках; он сел в карету и поехал на вокзал Восточных дорог; шпионы не отставали от него; на вокзале он положил портфель яа стол, а сам отошел; Винделль тотчас схватил портфель и через 24 часа доставил его в Берлин.

Вернемся к вербовке шпионов путем подкупа. Для выполнения его, судя по процессам шпионов во Франции и Австрии, выработаны известные приемы. Чаще всего практикуется один из следующих двух способов. Стараются найти подходящего офицера или военного чиновника запутавшегося в долгах и вообще сильно нуждающегося в деньгах. Из-за границы ему посылается письмо с извещением, что дальний родственник, о существовали которого он не подозревал, завещал ему известный капитал; для переговоров и получения наследства без уплаты пошлин улавливаемому лицу предлагается приехать лично в ближайший заграничный город; назначается и день — воскресный или праздничный, чтобы не пришлось испрашивать отпуск у начальства. Жертва отправляется; вербовщик встречает его, выражает крайнее сожаление по поводу невыполнения некоторых формальностей, без которых выдача наследства невозможна, и предлагает приехавшему получить вперед под расписку сотню франков для покрытия дорожных расходов. Назначается и день второго свидания, на котором повторяется та же история, с выдачей денежного аванса включительно; при расставании вербовщик обращается к офицеру с просьбой привести ему в следующий раз кое-какие военные документы или планы, для начала — не составляющее секрета и имеющиеся в продаже. Если офицер соглашается — петля на шею ему накинута и высвободиться трудно; при первой к тому попытке вербовщик начинает действовать решительно, угрожая жертве выдать его начальству и вместе с тем соблазняя дальнейшими получками денег за выдачу военных тайн.

Второй способ вербовки путем подкупа заключается в том, что в газетах помещается объявление о том, что требуется устная и письменная практика (или переводы) на военные темы «с литературной целью» за высокую плату. Не подозревая злого умысла и не отдавая себе отчета в характере тех услуг, которые он может оказать своими изложениями на военные темы, офицер начинает работать и, как в предыдущем случае, попадает в сети лиц, заведующих шпионством.

Низших агентов-шпионов зачастую вербуют из нижних чинов-дезертиров соседней державы. С ними не церемонятся и жандармские власти, принимающие каждого дезертира, прямо предлагают ему записаться в число тайных агентов-разведчиков. Но при таком способе вербовки нужна осмотрительность, так как соседняя держава может иногда нарочно подослать подставных дезертиров, чтобы они служили ей шпионами.

Если нанявшиеся низшие агенты мало подготовлены к предстоящей им деятельности, то в Германии с ними производятся специальные занятия: их обучают немецкому языку, дают краткие понятия о топографических съемках, о фотографии, об организации соседней армии и пр.

Ученики немцев — японцы и в деле подготовки шпионов пошли дальше своих учителей: по словом иностранных газет, еще до войны они создали особую школу в окрестностях Шанхая, в Тунуэне, для подготовки шпионов; курс ее довольно обширный и заканчивается учебной поездкой, во время которой японцы практически совершенствуются в шпионстве. Воспитанники этой школы находились при японских армиях во время последней войны и оказали большие услуги командующим армией.

Для пополнения кадра своих шпионов в России японцы, судя по нашим дальневосточным газетам[62], применяют следующую меру: все японцы, подлежащие отбыванию воинской повинности, освобождаются от нее, если проживают в Сибири и Европейской России и представить своему консулу удостоверения о месте своего пребывания. Официально японцы объясняют эту меру исключительно дальностью расстояний; китайцы же, близко к ним стоящие, утверждают, что эта льгота дается из желания правительства иметь внутри России кадр своих людей, осведомленных о том, что делается у нас в войсках, и знающих наш язык, т. е. попросту шпионов.

При вербовке шпионов в военное время избыток осторожности лучше, чем недостаток ее, так как зачастую шпионы на первых порах проявляют большое старание, чтобы заслужить доверие, а затем, пользуясь им, обманывать своего начальника.

При сношениях со шпионами надо сообразоваться с их общественным положением, происхождением, степенью развития и с причинами, побудившими их взять на себя роль лазутчика.

В большинстве случаев в обращении со шпионами нужна значительная доля лукавства. Ко всем их словам надо относиться с большой осторожностью, не вполне доверяя им, но наружным образом отнюдь не показывать этого, а даже наоборот — проявлять полную веру и откровенность. Следует в особенности щадить самолюбие шпиона и никогда не позволять себе презрительного отношения к нему, каковы бы ни были побуждения, по которым он взялся за ремесло шпиона.

В начале франко-прусской войны один из французских полицейских комиссаров изъявил желание поступить лазутчиком. Он долгое время жил близ границы и мог оказать большие услуги. Его предложение было принято. Он вышел в отставку и прослужил некоторое время с значительной пользой для дела. Но всюду его принимали так высокомерно, с таким нескрываемым презрением, что, потеряв всякую энергию и охоту служить, он вскоре отказался от роли шпиона[63].

Понятно, что при таких условиях трудно найти мало-мальски порядочного и добросовестного лазутчика. С таким обращением может примириться лишь человек, лишенный всякого самолюбия и чувства собственного достоинства, преследующий только корыстные цели; а такие люди скорее вредны, чем полезны.

Впрочем, очень часто даже служащие ради денег желают, чтобы их роль составляла тайну для всех. Побудительную к тому причину составляет или боязнь огласки, благодаря которой они могут быть легче раскрыты неприятелем, или самолюбие и сознание той брезгливости, с которой общество относится к шпионам. Обе причины весьма уважительны, и желание шпиона, говорящее в его пользу, должно быть удовлетворено; таких шпионов следует принимать без свидетелей и выслушивать их доклады с глазу на глаз.

«Нет ничего хуже нашей манеры таскать шпионов от сторожевых постов к главным караулам, от главных караулов к полкам, а от полков по всем штабам, и всюду производить им один и тот же допрос, — говорит генерал Леваль, — лазутчиков водят по бивакам и по квартирам под конвоем, точно каких-то злоумышленников. Солдаты сбегаются, рассматривают их, критикуют и т. д. Имя шпиона, место откуда он прибыл, принесенное им известие, делаются всеобщим достоянием и служат темой для всех разговоров».

Если в военное время при отряде есть несколько шпионов, то нужно держать их порознь, чтобы не дать им познакомиться и сговориться; тогда легче будет получать верные сведения, сравнивая показания нескольких лиц по одному и тому же предмету. Это правило существует уже с давних пор и, по свидетельству Полнена[64], применялось всегда Помпеем. Правда, что в конце концов шпионы по всей вероятности перезнакомятся; тогда надо постараться поселить между ними рознь и вражду; в результате явится соревнование между ними, взаимная зависть, что облегчит контроль и даст возможность легче раскрыть, кто из них умышленно вводит своего начальника в заблуждение.

В заключение остается помнить следующие слова опытного человека[65]:

«Способ обращения со шпионами имеет большое влияние на них. Благосклонность обязательна, но не должна исключать твердости. Строгость почти бесполезна, а угрозы составляют ошибку. Страх мало действует на шпиона: он отлично сознает, когда провинился; если он предчувствует, что его уличат, он больше не возвращается и легко уклоняется от наказания. Очень трудно захватить в свои руки шпиона, когда вина его уже доказана».

Очевидно, что если человек взялся за ремесло лазутчика из благородных побуждений, например, из преданности и любви к отечеству, или из ненависти к врагам, или, наконец, если шпионом служит человек из рядов нашей же армии, то в обращении с ним всякие хитрости излишни; надо только остерегаться одного — не задевать его самолюбия.

Управление шпионством представляет очень трудную задачу. «Легко понять, сколько нужно: проницательности, чтобы найти сведущих и полезных шпионов; ловкости, чтобы убедить их взяться за столь опасную роль; рассудительности, чтобы не скомпрометировать их; наконец, сколько нужно врожденного такта, знания людей и дела для управления всем, что касается шпионства, для привлечения честолюбцев, для устрашения и приманки трусов и корыстолюбцев, вообще для эксплуатации всех человеческих слабостей»[66]. Туже мысль высказывает другой военный писатель, генерал Дюгэм[67]: «Чтобы хорошо управлять шпионством, недостаточно сорить деньгами направо и налево; необходимы старания, последовательность и опытность».

Коль скоро управление шпионством требует глубокого знания человеческой природы и проницательности, то очевидно, что оно не может быть поручено любому офицеру. Нужен человек находчивый, наблюдательный и не бесхитростный, знающий людей, обладающей способностью скрывать свои собственные мысли и чувства, наконец, человек который умеет внушить к себе доверие, действуя то добротой и лаской, то строгостью.

От офицера, имеющего дело со шпионами, требуется умение хранить тайну; не только болтливость, но простая откровенность с близкими людьми может вредно отразиться на порученном ему деле. Очень часто, как мы уже отметили, даже люди, служащие ради денег, желают, чтобы их роль составляла тайну для всех. Офицер, не умеющий соблюдать тайны, рискует отшатнуть от себя всякого шпиона. Мало того, вследствие своей несдержанности он может скомпрометировать своих начальников и даже вызвать дипломатические инциденты с иностранной державой.

Далее, офицер должен обладать большой проницательностью и глубоким знанием человеческой натуры. Только эти качества, в связи с основательным знакомством с изучаемой военной державой, обеспечат его от покупки искусственно сфабрикованных документов, от услуг двойных шпионов и вообще от риска быть обманутым.

Заведывание шпионами может заставить офицера вступать в общение с личностями, низко стоящими по происхождению и по своим нравственным качествам; гнушаться этим нельзя, иначе можно упустить случаи приобретения очень ценных сведений.

Наконец, от офицера, заведующего тайной разведкой, требуется безусловная честность и аккуратность в денежном отношении, потому что, как увидим ниже, ему вверяется бесконтрольное расходование сумм, ассигнованных для уплаты жалования и вознаграждений шпионам.

Одно перечисление главных качеств, требуемых от лица, которому поручена тайная разведка, указывает на необходимость весьма тщательного выбора этих лиц. Вместе с тем понятно, что при назначениях на такие должности надо отдавать предпочтение тем, кто добровольно вызовется исполнять их; личная склонность и желание более, чем в каком-либо другом деле, обеспечат успех работы.

Из сказанного вытекает еще одно условие правильной организации шпионства: личный состав органов, ведающих им, не должен быть многочисленным; ограниченность персонала гарантирует, с одной стороны, тайну, с другой — подходящий выбор работников.

По мнению Бюжо, для занятия должности начальника лазутчиков более пригодны люди долгое время жившие в деревне, чем городские обыватели; из последних предпочтительны те, которые по своему ремеслу чаще сталкиваются с посторонними лицами и привыкли читать их чувства по выражению лица, как, например: доктора, артисты, судьи; из офицеров более пригодны для управления шпионством те, которые сами обладают способностью быть лазутчиками. Генерал Гримуар находит полезным, чтобы все штабные офицеры были подробно ознакомлены с этой отраслью службы.

Начальник лазутчиков должен непременно знать всех подчиненных ему шпионов не только по именам и прозваниям, но и по их нравственным свойствам, по способности каждого к исполнению той или другой роли, того или другого поручения.

Крайне нежелательны частые перемены личного состава, ведающего шпионством: опытность в этом деле приобретается довольно медленно; доверие между шпионами и лицами, пользующимися их услугами, укрепляется с годами; есть шпионы, которые готовы служить только известному лицу, хорошо им знакомому. «Полезный и добросовестный шпион не любит менять начальника; он желает, чтобы его услуги и труды оценивались по достоинству, чтобы его невольные ошибки прощались без резкостей; он предпочитает говорить непосредственно с тем, кому служит, и не любит сноситься через третье лицо»[68].