3-й этаж
3-й этаж
Рассказывает Стас: «После того как погас свет, ничего не было видно. Оставаться на том месте было опасно, я помнил, как от бело-зеленного дыма перехватило дыхание, а сейчас он вновь подступал. Я включил мобилку, чтобы хоть что-то видеть и пошел. Вновь этот жуткий дым, развернулся в другую сторону от дыма, но он словно шел за мной. Нашел кабинет, зашел в него. За мной, видимо на свет моей мобилки, зашли еще несколько человек.
С трудом добрался на 3-м этаже до окна в кабинете, выбил стекло, чтоб хоть как-то дышать, дышать получалось только через ткань. Здание уже пылало. Со мной было в кабинете человек пять. В коридоре был то ли пожар, толи еще эта гадость дымная, и мы закрыли двери, парни стали баррикадировать ее шкафами. Через какое-то время к двери нельзя было подойти — жарко было ужасно и везде шел этот удушающий дым.
Стояли у окна. Потом вернулись с еще одним «куликовцем» вглубь кабинета. Там у стены, практически недвижимый, стоял парень руки держал у лица. Я схватил его за рукав и потащил к окну, он не сопротивлялся — тащат, так тащат. Был еще один — на столе, мы с парнем тоже оттащили его к окну.
Высунулись в окно, по нам стали кидать камнями. Парень рядом со мной начал кричать «Все! Мы горим! Не дайте сгореть». Я же реально думал, что через пару минут придется прыгать из окна 3-го этажа. Через какое-то время по нам перестали кидать камни, даже кто-то внизу вроде стал орать, чтоб нам помогли. Его, я так понял, послали…, а нам кричали «Прыгай пидарас» и «Путина зовите, пусть поможет».
Была идея выбраться по обычному кабелю от удлинителя, закрепив его на окне. Но хрен бы он нам помог. В конце-концов часть «майдановцев» приволокла к нам металические конструкции, и маленькую пожарную лесенку с крюком, я ее держал, пока другие выбирались.
Первым спустился парень с длинными волосами, совсем молодой, лет 20. «Майдауны» его схватили и толпой поволоки под здание. Прижали к стене, одни — били дубинами, другие — держали, поэтому парень и не падал от побоев.
Они сразу начинали бить всех ребят, кто слазил. Последний парень отказался вылазить. Я его попытался уговорить, но он отказался. И тут я сделал один поступок, который возможно спас мне жизнь, но за него стыдно. На мне была майка с гербом и надписью СССР, я ее снял, передал парню и попросил, чтобы он бросил ее как можно дальше вглубь кабинета. Не знаю, было пламя или нет — дым уже был такой, что в метре ничего не было видно.
Дальше как в каком-то фильме. Один «майдаун», что вылез вверх, говорил, что сформируют кольцо, но ничего подобного — бить стали почти сразу. Били по почкам, по голове и по коленям (попали раза три, но прямо над чашечками, повезло). Голову прикрыл руками (на левой рассечение глубиной 2–2,5 см, про остальное говорить даже глупо). Сначала орали, чтоб тащить в штаб, прицепился какой-то «майдаун», все допытывался «Кто стрелял?» Запомнил разве что какую-то девчонку лет 22–25, все пыталась мне палкой по лицу ударить, да бабу лет 40–50, что мертвой хваткой вцепилась мне в волосы. Пришел еще какой-то тип с милицейским щитом, проверили пальцы рук, мол стрелял ли я. Поверил, сказал связать руки скотчем и тащить в штаб. По дороге встал еще один тип, допытывался, одессит ли я. Сказал, одессит, назвал улицу Одессы, он сказал меня тащить к другим пленным, к милиционерам. «Майданы» кругом стали орать, что милиционеры выпустят. Он ответил: «Эти не выпустят». Поволокли меня обратно под стену Дома Профсоюза, по дороге часть пыталась ударить дубинками, двое, что тащили (один со щитом), пытались им помешать, но какое там, их двое, а этих… Правда я тогда на удары дубинок уже перестал обращать внимание, в голове было: лишь бы не по лицу.
Дотащили под здание, там действительно были люди в милицейской форме, но в чёрной. Там уже было две женщины и два парня. Мне эти милиционеры приказали сесть на корточки. Милиционеров было человек 10–12, стояли они полукругом от нас, практически впритирку к нам. Постоянно «майданутые» пытались через этих милиционеров достать нас дубинками, летели камни.
Чуть позже приволокли парня, он даже присесть не мог. Я попытался его подтащить поглубже в нашу кучу, но один милиционер на меня заорал «Не двигайся, сука!» (это дословно). А потом, «майданутые» все же прорвали кольцо черных милиционеров (просто повалив троих из них), к нам вылетели трое типов с дубинками и начали нас, тупо, бить куда попадется. Все это время нас снимал на камеру какой-то стример, причем стоял прямо за «правосеками», красный маячок его камеры был хорошо виден.
Били и женщин рядом. Одна упала, я чуть сместился к ней (точнее на нее), и в этот момент пропустил два полноценных удара по голове, один вроде битой, второй металлом. Кровь моментально хлынула, я упал, но тут милиционеры все же их немного оттеснили, подбежал какой-то тип лет 26–30 без дубья и бронежилета, его «майдауны» послушались. Отступили. Спросил, одессит ли, ответил, что да, потребовал доказать, был при себе паспорт, показал страницу, где я зарегистрирован в Одесском УВД. Он сказал, что меня выведет, и действительно — вывел за оцепление, моя кровь к тому моменту уже залила пол-лица и майку. Сказал, что тут где-то была «скорая». Я его попросил, что если можно, чтоб вывел двух женщин, что остались. Ничего не ответил, но направился обратно — надеюсь вывел.
Шел шатаясь, милиционер из оцепления (они стояли вообще в стороне от места событий) подсказал, где найти скорую помощь. Обычные «майдауны» шарахались от меня в стороны. Один предложил помочь довести, а я уже не знал, толи поможет, толи перо сунет в бок, ибо шли мы за здание, а там освещения вообще нет. Но нет, действительно помог, в «скорой» меня сразу заставили сесть, начали перебинтовывать голову.
Честно скажу, боялся, что привезут к «правосекам», ибо в машине был только я и медбрат. Привезли в военный госпиталь, сразу отправили в перевязочную, где хирург мне сказал, что «ненавидит сепаратистов». А я испугался до чертиков, что даст мне какое-то анестезирующее и я отрублюсь, и поминай как звали. Но нет, пришла медсестра, промыла мне голову, а хирург стал накладывать швы без анестезии. Удивительно, но боли я совсем не почувствовал. Так, легкое покалывание. Дальше отказался от госпитализации, ибо в этот же госпиталь привезли какого-то «майдауна», а с ним приехал видимо его друг. У обоих был круглый голубой значок «евромайдановца», и я решил что такое соседство может до добра не довести и лучше свалить пока есть возможность. Врач предупредил только, что при малейшем осложнении завтра в 10:00 приехать обратно. Дома кстати мне сообщили, что швы наложили прямо поверх волос и что так неправильно» (6).
Майдановцы» подкидывают деревянные поддоны и бумажные плакаты для лучшего распространения огня, а «куликовцы», заблокированные на 3-м этаже, пытаясь выжить, стараются выбраться на карниз
Находившаяся также на 3-ем этаже, но в другом кабинете Света рассказывает: «Мы зашли в одну из открытых комнат. Там уже было человека 3–4… В окно бросали камни. Я предложила как-то отгородить нас от камней шкафами… Дверь в коридор была открыта. С нижних этажей вверх, стелясь, разветвляясь, попер черный, смрадный, удушливый дым… Я уже едва различала, — но, кажется, — еще несколько людей зашли в комнату, где мы были. Снова кинули камень нам в окно. Мужчина, он был ближе всех, — выкинул из окна стул. Тот застрял в раме, разбив только первое стекло изнутри. Опять летели камни… Валил дым. Черный, едкий дым. Он лез из окна и со стороны двери. Кто-то сзади меня, кашляя, сказал, что нужно закрыть двери и закрыл их. Легче не стало. Дыма становилось все больше. Практически ничего не видно — только тусклый кусочек окна. Но и от него во внутрь кабинета валит дым…
Дым был не просто черный… Он висел в воздухе — тяжелый, плотный… Он никуда не выветривался…
Я пыталась дойти вперед, к окну. Хотела сделать вдох. Внутри было очень горячо и ужасно больно… Воздуха не хватало…
Может я услышала, может, увидела краем глаза или сознания… — мне показалось, что кто-то приподнялся, несколько раз шумно вдохнул… и сполз… То ли потеряв сознание, то ли… В тот момент не думалось так, как сейчас…
Половина рамы как влитая была в окне. Расстояние между рамами — «мама не горюй»… В этом кабинете, мало того, что темно, главное — дышать совсем не чем!
Я все еще была в маске, которую мне дала та юная девочка на 3-м этаже… Дышать с каждой секундой становилось все тяжелее… Сплошная дымовая чернота была сзади меня и спереди — в окне. У меня началась паника. Я сорвала с себя маску, инстинктивно пытаясь дышать как можно глубже… Но вместо кислорода — только черная плотная масса и удушливый газ… От двух моих панических вдохов весь кислород, что еще был в легких — моментально вышибло. Внутри будто пожар… Мне стало так страшно, как никогда не было до сих пор… В меньше чем мгновение — у меня пронеслись перед глазами лица детей, дом, мои любимые животные… и еще куча-куча всего…
Я взобралась то ли на стол, то ли на сейф — ближе к окну… Из окна внутрь комнаты повалил тот же самый черный дым… Я вдруг почувствовала всю безвыходность ситуации, я почувствовала, как смерть смотрит на меня, я жадно пыталась вдохнуть воздух, которого не было… схватить жизнь, которая уходила… Я закричала: «Нет! Нет!» …
Я не помню как я вылезла сперва в окно, потом села на подоконник… Рядом со мной была еще одна женщина. Потом мы кричали вниз — «Перестаньте! Не стреляйте! Здесь женщины, здесь пожилые! Вызовите пожарных! Мы задыхаемся!!! Не стреляйте!!! Где пожарные??!» А пожарных все не было…
Человека три внизу из нападавших, — будто очнулись, когда нас увидели… Снизу, со второго этажа — валит черный дым — прямо в наше окно… Из нашей комнаты-камеры вырывается черный дым… Дышать нечем… Даже в окне… Я не знаю чем поджигали палатки на Куликовом, но я запомнила на всю жизнь этот вкус, этот запах, нет — этот смрад!!
«Ребята, — говорю, — отзовитесь, хоть как-то, — сколько нас тут выжило?» Одна рядом — не в счет — я ее почти вижу… сзади двое «угукнули»… чей-то стон в конце комнаты… один, следом, слабее — второй…
Ребята внизу (ура! Адекватные среди нелюдей!!!) — стали останавливать своих: «Ша! Не стреляйте! Там женщины! Они горят! Задыхаются!». Стали искать чего-то, чтоб мы спрыгнули с наименьшим количеством увечий… Суетились. Искренне переживали. Пытались найти то доски, то какие-то железяки, чтобы к нам подняться…
Мы кричали им «бросайте веревку!». Добросили… не с первой попытки, но… Мужчина в нашей комнате привязал эту веревку (толщиной с палец!!) к батарее. Рамы окна в тот момент были просто безумно горячими… Мне, сидящей на подоконнике было больно держаться… Стали спускаться… Первой девчонке было, наверняка, — страшнее всех… Но она справилась. Ребята внизу нашли какие-то куски ткани, их уже было человек 12–15… Большинство — держали ткань на случай, если кто собрался срываться. Еще по одному страховали нас на 2-м и 1-м этажах.
Один парень в балаклаве провел меня через все Куликово. Кто-то возле самых окон дал воды — я умылась, сделала глоток, от которого меня стало рвать… просто черной слизью… Этот парень довел меня до бордюра на противоположной стороне поля, сказал: «да сними ты эту ленточку [георгиевскую ленточку, в тот момент за нее могли убить или покалечить]… на всякий…» Я сняла… Довел до «скорой». Растворился. В «скорой» мне сделали какой-то укол, потом за мной приехали и увезли домой…» (8)
Рассказывает Лора, которая также находилась на 3-ем этаже, но, опять таки, в другом кабинете: «Кто-то кинул веревку, парень, с которым я была в одном кабинете, привязал ее и сказал, что сначала спущусь я, а он после меня. Помог взобраться на подоконник и говорит спускайся. Я схватилась за веревку и через миг ее выпустила из рук от неожиданной и резкой боли. Я содрала кожу с пальцев ведь я никогда не спускалась по веревке. Но и на этот раз мне повезло — меня падающую поймал какой-то мужчина на карнизе 2-го этажа. Во время того, как спускалась, с ноги упал последний шлепанец (первый потерялся еще в здании) и я осталась уже босиком. Со 2-го этажа, опять таки, какой-то мужчина меня спустил по металлической конструкции. Перед Домом профсоюзов стояла милиция, она разделяла нас от «майданутых». Но особо активные «майдауны» прорвались через милицию с битами и били тех, кто выбрался из горящего Дома профсоюзов с воплями: «Что, где твой Путин? Где Россия?»…» (9)
Крыша Дома профсоюзов
Рассказывает Леонид: «Видел нескольких человек с черными от копоти лицами, которые пробрались с 4-го этажа к нам на крышу. Сначала они висели на подоконниках. Потом они где-то 4–5 метров пробирались по карнизам и кондиционерам на нижнюю крышу боковых крыльев здания и наконец к нам на основную крышу.
Они рассказывали, что там, в здании уже все в дыму. Или выпрыгивай или умирай.
Многие наши забаррикадировались в кабинетах. Некоторых даже не смогли открыть «майдауны». Они хорошо забаррикадировались шкафами и другой мебелью. «Бандеровцы» смогли попасть в те кабинеты, в которых было мало мебели и нечем было баррикадироваться или где двери в кабинет были попроще, не старые советские дубовые или из добротного дерева» (18).
Рассказывает Лина: «От дыма поднявшегося на чердак крыша была горячая, она нагревалась очень быстро» (17).
Рассказывает Леонид: «Сначала на крыше мы были больше с правой стороны крыши здания. Но потом когда все уже горело, мы перешли на левую сторону крыши. С правой стороны с нижних этажей и с чердака шел сильный черный едкий дым. С правой стороны было невозможно находиться. Мне повезло, что еще в начале всех этих событий кто-то мне дал марлевую маску. Даже на крыше она мне очень помогла.
Куликовцы из крайнего кабинета на 5-м этаже пытаются пробраться на нижнюю крышу бокового правого крыла, пройдя по карнизу сквозь черный дым.
Здесь, на крыше, мы все очень хотели пить. Но воду нужно было экономить. Ее практически не было» (18).