Боковая лестница в правом крыле, пролеты со 2-го по 3-й этажи

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Боковая лестница в правом крыле, пролеты со 2-го по 3-й этажи

Другая часть людей, оставшиеся на 2-м этаже, выбирались из задымленного коридора на площадку правой боковой лестницы к окну.

«Там было светлее и можно было дышать. — Рассказывает Ника. — Мужчины несколько раз забегали в черный коридор. Вывели задыхающуюся женщину и вынесли мужчину в полусознательном состоянии. Я перебегала на пролет выше или ниже в зависимости от того в какое окно бросали очередной коктейль. Деревянная дверь в коридор, из которого мы вышли стала такой горячей, что нельзя было притронуться. Нас было человек 15–20» (1).

Рассказывает Марина: «Между 2-м и 3-м этажами боковой лестницы стекло было выбито. На окне стоял мужчина. Руки у него были в крови. Он пытался еще выбивать куски стекла, т. к. даже у разбитого окна дышать было нечем. Я предложила ему забинтовать руки. Он сначала отказывался, но потом согласился. Лицо его я смутно запомнила. Куча битого стекла и окровавленные ладони — главное, что осталось в памяти» (7).

Рассказывает Яна: «На пролете боковой лестницы между 2-м и 3-м этажами нас скопилось уже много, но люди продолжали пребывать, гонимые едким удушливым дымом и фашистами, появлявшимися уже наверху на 4-ом и снизу на 1-м этажах. Я помню, видела мужчину — он сидел на полу в каком-то отрешенном состоянии, его руки были в крови, голова разбита и оттуда текла кровь. Еще был парень, который сидел облокатившись о стену, и повторял: «Я ничего не понимаю. Темно. Мои глаза ничего не видят…» Было очень страшно»(5).

«Когда мы с братом поднялись на 3-й этаж, — рассказывает Надя, — я увидела женский туалет и предложила войти (еще пошутила — хоть какая-то польза от Облсовпрофа) и это нас спасло. Иначе мы бы раньше дошли до эпицентра пожара. Потом мы пошли в сторону центрального входа, но было уже темно и дымно, чем ближе подходили к центру, тем дымнее, и воздух или дым стал еще и горячим. Брат предложил повернуть назад. На лестничной площадке между 3-м и 2-м этажами уже собрались люди, человек 20, на площадке между 1-м и 2-м тоже были люди. С 4-го этажа спускался «бандерлог», но его струей из огнетушителя отпугнули наши мужчины. На лестничных площадках открыли окна. После нас мужчины приволокли (принесли) грузную женщину с 3-го этажа, она задыхалась, к тому же была астматиком, дали ей воду, она достала ингалятор, мы её усадили. Наше окно (с лестничной площадки) выходило во двор, мы увидели подбегавших и кидавших со двора в окна 2-го этажа зажигательные смеси, затем появились пожарные протянули рукав. Женщины с нижней площадки стали звать на помощь в открытое окно. Пожарный принес лестницу и приставил к окну между первым и вторым этажом, стали спускаться, сначала женщины.

С нами на площадке был депутат облсовета Алексей Албу, мне позвонил знакомый корреспондент и сказал, что выходящих бьют (с центрального входа), я передала Албу, он сказал: «Все будет в порядке». В процессе ожидания помощи от пожарных я звонила (19:54) 103, 102, говорила с племянницей, она все смотрела по прямому эфиру 1-го городского, ублюдочного, канала. Подошла наша с братом очередь спускаться (спускались быстро, одновременно на лестнице было по 3 человека, один внизу, один посредине, один вверху). Внизу нас встретили двое мужчин (один предложил снять георгиевскую ленту) и пожарный, который, подталкивая в плечо, говорил: «Выходим, выходим». Во дворе снимал оператор с профессиональной большой камерой. На выходе со двора стояли «бандерлоги», много женщин и подростков, кричали: «Чемодан, вокзал, Россия», мы еще огрызались, я кричала «Новороссия», а брат называл их «суки». Подбежала шмакозявка 1,3 м с прутом около метра и стала плеваться, с другой стороны подошли два парня и начали со мной беседовать по поводу Новороссии. Я говорила, что мои дедушка и бабушка жили в Новороссии, парень говорит, что неправильный мой дедушка, я говорю, что мой дедушка был царским гвардейцем, а ты кто. Пожарный опять сзади в плечо легонько: «Выходим, выходим». Перед нами вышло около 20 человек, в том числе женщина с детьми-подростками. Женщине-астматичке из нашей группы врач скорой предложил помощь, она осталась у машин. «Бандерлогов» сначала было немного, потом эта сволота узнала, что мы выходим и начали прибегать от центрального входа. Мы в это время дошли до оцепления милиции на улице Пироговской, и они предложили перейти за их цепь, потому что я не смотрела назад и разговаривала с зятем по телефону, чтобы он нас встретил. Время разговора, когда мы уже были в безопасности 20:22.

Меня проводили брат с зятем по улицам Пироговской и Канатной домой. Мы проходили мимо горящего здания, но что там происходило из-за шума и толпы людей не видели. Я считала, что все выйдут почти как мы. Не могла представить, что там творится» (4).

Продолжу рассказ о людях, скопившихся на боковой лестнице между 1-3-м этажами.

Рассказывает Марина: «В здании стоял густой, черный дым. А на улице тоже было полно дыма от дымовых шашек.

Окно выходило во двор дома профсоюзов. Там бесновалась толпа. Они что-то швыряли в окна, орали. Были слышны выстрелы. Под окнами центральной лестницы, на асфальте лежали два человека. Они не шевелились, скорее всего, были уже мертвыми. Один из них лежал в луже крови. Потом их оттащили за пределы двора, а лужа крови осталась.

Отойти от окна не было никакой возможности, т. к. было нечем дышать. Я осознавала, что должно быть много пострадавших, но совершенно невозможно оказать никому помощь. Можно сразу потерять сознание от удушья.

По-видимому, лестница была отрезана завесой дыма от остального здания. Периодически из коридора накатывались волны горячего воздуха из-за пожара. Здесь собрались еще люди. Что происходило в здании, я не знала. Слышала крики женщины. Непонятно откуда они доносились. Скорее сверху.

Пожарные долго не ехали. Я попыталась им дозвониться, но номер 102 не отвечал. Прошло минут сорок или час, прежде, чем начали тушить пожар. Со двора заехала одна пожарная машина.

После этого начал рассеиваться дым. Можно было находиться на лестнице. Больше людей собралось на площадки первого этажа. Некоторые сидели на ступеньках. Я их тормошила и спрашивала все ли у них в порядке, не нужна ли им помощь. Они отвечали, что все хорошо, но я понимала, что не все. Я осознавала, что они заторможены, т. к. им нужен свежий воздух. Но, там, на воздухе было еще опаснее среди стада диких животных.

С какой-то девушкой началась истерика. Она начала кричать в окно. Люди стали ей говорить, что не надо кричать, не надо высовываться. Они могут что-нибудь кинуть или выстрелить. Но, она продолжала кричать. «Нам здесь всем хана» — сказала какая-то женщина» (7).

Рассказывает Ника: «С 3-го этажа сбежал мужчина, ему вслед выстрелили, он скатился по лестнице мне под ноги. Я его знала по Куликову полю [к счастью он остался живым]. Затем открылась боковая дверь. Показались какие-то люди в касках. наши спросили: «Кто вы?». Они сказали, что помогут нас вывести. Я увидела на одном из них желто-синий платок на шее, у него были бешеные, и в тоже время веселые глаза. Я рванулась вниз» (1).

Рассказывает Марина: «К окну подошли пожарные. Наверное, они услышали крики девушки, т. к. все внимание толпы и пожарных было приковано к окнам центральной лестницы, а на боковую — особого внимания никто не обращал. Они сказали, что сделают для нас коридор, приставили лестницу к окну. В этот момент мне в первый раз стало страшно из-за того, что придется пройти сквозь это стадо. До этого страшно не было. Все происходило как будто не со мной. И взбесившееся стадо, и пожар, и удушливый дым, и первые погибшие — все было как в кино. Возможно — это был шок» (7).

Рассказывает Ника: «В боковом окне лестницы показался пожарник. Он сказал, чтобы все женщины спускались, пообещал, что нас не тронут. Мы посоветовались и решили спуститься. Не знаю где, но я, нащупав палку взяла ее и готовая дать отпор и крепко сжимая ее в руках, спускалась. Когда я была уже возле пожарника, он забрал палку из моих рук, сказав «Хватит, навоевалась. Вас не тронут». Нас было, кажется, пятеро. Было еще светло. Нам что-то кричали эти обезумевшие «майдан овцы». У меня звонил телефон. Я взяла трубку, разговаривала. Но меня вдруг сзади ударил ногой по спине какой-то «майданутый» в голубой спортивной куртке, я машинально попыталась его стукнуть и что-то крикнула. Другой в камуфляже схватил меня за шею, пытался вырвать телефон, кричал, чтобы я стала на колени перед их трупом, который лежал рядом. Я выпустила телефон из рук. Меня подхватил какой-то парень, отволок чуть в сторону, где по счастливой случайности меня встретили дети. Сын спросил у парня: «Вы кто?». «Одессит» — ответил он» (1).

Рассказывает Марина: «Когда нас выводили из здания было еще светло, и я обратила внимание, что лужи, образовавшиеся при тушении пожара, были кровавыми.

Толпа «майданов» была озверевшая, со стеклянными глазами. По-видимому, под действием наркотиков или чего-то сильнодействующего. В основном это был молодняк лет по18 — 20. Но, среди них был один постарше, лет 40–50, наверное, главный.

Они орали нам: «Путинские суки! Сколько он вам заплатил? На колени! Показывайте кошельки». Когда увидели мой пустой кошелек — интерес к нему и ко мне пропал.

У дороги лежало несколько трупов. Кажется, их было четыре. Они орали: «Вот, что вы наделали, смотри, на колени!» Я не знала, что сейчас будет — дадут дубиной по голове или выстрелят в спину. По бокам дороги стояло много карет скорой помощи. Между ними крутилась милиция в лице пузатого полковника или подполковника, который созерцал все происходящее с невозмутимым видом, как будто ничего не происходит. Еще дальше стояло спецподразделение в полной экипировке — в касках, в масках, со щитами, дубинками и тоже спокойно за всем наблюдало.

В этом хаосе я потеряла людей, с которыми вышла и не знала, что с ними было дальше.

Когда я вышла за пределы Куликова поля, то еще не чувствовала себя в безопасности. Там стояли какие-то люди. Кажется, они пришли за сыном. Они сказали, чтобы я шла с ними. Мы все вместе дошли до подземного перехода в самом начале Куликова поля. За елками было видно, как беснуется толпа даже тут. Пройдя через переход, мы оказались на остановке возле вокзала. Вдруг я увидела, как со стороны «Привоза» едет четыре или пять автозаков. Мелькнула мысль: «Сейчас наших будут хватать, сволочи».

Транспорта долго не было. По-видимому, узнали о беспорядках. Пришлось взять такси на привокзальной.

От меня жутко пахло гарью, драло всю носоглотку. Губы были солеными, чувствовался металлический привкус во рту. Лицо было черным от копоти.

О происходящем в здании, о масштабах жертв, я узнала, когда попала домой и поняла, что смерть прошла рядом. Не могла уснуть почти до утра. Наверное, это был шок.

Не могла дозвониться людям, с которыми вместе выходила. Телефоны не отвечали. Ничего не знала о судьбе тех, кто был в здании. Кто погиб и сколько?» (7).

Рассказывает Инна: «Я не помню как это произошло, но я оказалась опять на 2-м этаже в том же правом крыле, где уже побывала до этого. Я открыла какую-то дверь, от туда на встречу идет группа ребят. Прямо в дверях мы и встретились. Он говорят «Женщина, идите, мы вас выведем». Я их спросила кто они, а сама думаю: «Такие бодрые с виду, ведь наши уже по стенкам лазят и все в полу бредовом состоянии. А эти свежие, бодрые». Я решила, что пришли нас спасать. Что пришла какая-то помощь нам. Я говорю им: «Кто вы ребята? Там люди задыхаются». А они мне: «Идите, мы вас выведем». Я пошла с ними. Два человека пошли меня выводить, а остальные пошли во внутрь здания. И вот эти двое мне говорят: «Только вы снимите георгиевскую ленточку. Мы скажем, что вы нормальная». Ну, я от греха подальше сняла ленточку. Вывели меня через боковой вход правого крыла. Было еще светло. Свет внутри здания не горел. Меня вывели в толпу «зверья». Они стояли вокруг входа. На меня никто не набросился, видимо потому, что меня вывели их же. За этой толпой стояла милиция со щитами, спиной к Куликову полю. Я не могла уйти, я пошла на Куликово поле. У меня остались в доме профсоюзов близкие люди и я должна была узнать, что с ними когда их выведут и в каком они состоянии. Я осталась их ждать» (15).