Ночь со 2 на 3 мая — Одесское городское управление милиции ОГУ УМВД Украины в Одесской области на улице Преображенской, 44

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ночь со 2 на 3 мая — Одесское городское управление милиции ОГУ УМВД Украины в Одесской области на улице Преображенской, 44

Рассказывает Николь: «Нас погрузили в автозак, машина разделена на две части: в одну поместили 11 человек, в другую — 12. Заперли решеткой с конвоем. Привезли нас в городское отделение милиции на улице Преображенской. Нас продержали в машине во дворе около часа — некуда было поместить. Здание было заполнено «прибывшими» до нас. Выходит, многих, кого живыми вывели и вывезли из горящего Дома профсоюзов, поместили здесь.

Конвоиры наши проявили к нам сочувствие — открыли решетки, позволяли по 2 человека выходить подышать. С нами в машине была и Нина, это она и еще одна женщина, которой доверяли, уговаривали нас спуститься с крыши, они вели переговоры от имени «беркутовцев». Наши девочки доверяли ей, поэтому спустились раньше. Как бы там ни было, результат один — все мы оказались в милиции. Нас подняли на 2-й этаж, там уже стояли «куликовцы», узнала многих. Был там и депутат Олег Музыка с забинтованной головой. Вообще было много раненных, забинтованных, в крови. Их уже куда-то отправляли, как потом выяснилось в КПЗ (камера предварительного заключения), тут же, во дворе. Нас разместили на 2-ом этаже в длинном коридоре» (10).

Рассказывает Игорь «Нас привезли в городское УВД на Преображенскую. Там я увидел человек 30, забинтованных, с проломленными головами. У одного парня были выбиты все передние зубы. Женщины были босиком, с порезанными ногами. Я начал разъяснять людям их права» (19).

Рассказывает Лора: «В отделении к нам отнеслись дружелюбно, с пониманием. Видно было, что «майдауны» им уже осточертели. Речь идет о рядовых сотрудниках, а вот о руководстве ничего не знаю, поэтому говорить не буду. Вообще о рядовых милиционерах ничего плохого не скажу, они были вынуждены выполнять приказ своих начальников, поэтому были задержаны мы, те, кто защищался, а вот из тех, кто нападал никто не был задержан. Среди задержанных была женщина, которая пришла к Дому профсоюзов после того, как увидела по телевизору происходящее — она пришла помочь как медик, а ее тоже задержали» (9).

Рассказывает Лина: «Медицинская помощь нам была оказана не сразу. Пришел врач и начала нам говорить: «Правильно сделала Украина, что собралась на Куликовом поле». Мы решили его спросить, чтобы понять на какой он стороне и о ком он говорит одобрительно: «А вы вообще видели, что они с нами делали?». А он говорит: «Я видел, что вы с ними делали». Такой ответ нас поверг в шок. Мы ему говорим: «Вы посмотрите на нас здесь большинство женщин!» А потом вытолкали его и попросили другого врача. Уже новый врач нам все-таки оказал медицинскую помощь» (17).

Продолжает свой рассказ Николь: «В горотделе милиции, на 2 этаже мы и провели остаток ночи и полдень. Ребята спали на линолеуме, на голом полу. В туалет водили по 4 человека.

[Лора, которая в Доме профсоюзов потеряла свои шлепанцы, так и прибыла в милицию босиком… даже в туалет не в чем было идти. Потом какой-то милиционер дал ей свои ботинки].

Было видно, что милиции мы нужны как бочка с порохом — и на улицу не выпустишь, и держать внутри хлопотно и опасно. Кого-то уже [во второй половине дня] допросили, выходили с протоколами, без шнурков и ремней. Как оказалось мы тут в качестве подозреваемых в организации массовых беспорядков, которые привели к смерти людей и еще 4–5 статей сейчас уже не помню. [Захват здания с целью его незаконного использования и препятствование его нормальной работе. Подпал зданий, в том числе Дома профсоюза и т. д.]. В коридоре была возможность включить зарядку для телефона. Заряжали телефоны, звонили родным, узнавали новости» (10).

Рассказывает Леонид: «Перед тем как запустить людей из автозака в помещение отделения милиции, где должны были проводиться следственные действия, т. е. допрос, предъявление «Подозрения» [официальный документ, где указывается причина задержания], изъятие личных вещей: телефоны, сумки, документы и т. д., нас пересчитывали — составили списки задержанных. Поэтому телефоны оставались не у всех, их просто отбирали. Хотя, потом некоторые из нас поняли, что, заходя в кабинет для дознания, можно оставить телефон народу в коридоре, там нас было много и контролировать что-либо было не возможно да и пока в изолятор определят, бумаги подготовят. Было время и телефон забрать и позвонить и даже спрятать. Но вся эта процедура началась только к полудню 3 мая. А пока у всех оставались телефоны и документы» (18).

* * *

По одесским улочкам узеньким

В глухих «воронках» кургузых

Повезли в неизвестность узников

Дома огненного профсоюзов.

Словно мало ими пережито,

Словно это на их руках

Кровь людская, да судьбы разбитые,

Да сожженных заживо прах.

Когда мы у экранов замерли

Вдалеке от этой войны,

Их глотали подвалы и камеры

«Европейской свободной» страны.

А иных привезли на кладбище —

Мол, приехали! Выходи!

И никто, конечно, не знал еще,

Что назначено впереди.

Арестованные, точно пленные,

Как прорваться теперь к своим?

Может, нынче законы тюремные

Человечней покажутся им,

Тем, кому за мечты да помыслы

Вот такая досталась доля.

А на воле аресты да обыски,

Так какая уж это воля!

Не мучители вы, а мученики,

Значит, Вам, а не вас судить.

С Вами правда — в крови и в наручниках,

И победе за Вами быть!

С. КАРАБАНОВА