Куликово поле после 20:00

Куликово поле после 20:00

Где-то после 20:00 моей маме позвонила знакомая, к счастью мама не смотрела прямых трансляций, у нас как раз были проблемы с кабельным телевидением.

— Там такое делается… — говорит она маме. — А где Женя?

— Там — ответила мама

— Как? Там же все горит? Как же ты ее туда отпустила?! — ужасалась она

— А что я могла сделать? Она сказала: «Все там и я должна быть там».

И так посчитали многие «куликовцы», которые были в тот день на Греческой и/или на Куликовом поле.

Наверное, покажется удивительным: убийцы легко позволяли снимать свои преступления (не все конечно, из всего, что было сделано ими внутри здания показали только конечный результат — погибших «куликовцев»). Видимо так было надо, чтобы одесситы и другие не согласные жители, преимущественно, юго-востока, смотрели и ужасались, боялись и молчали.

Но нашлись те одесситы, которые, увидев по телевизору, что происходит, тут же помчались на Куликово, в надежде помочь хоть чем-то.

Если честно, это были те одесситы, кто часто приходил на Куликово поле. Я видела их потом, когда сама чудом спаслась, видела я их и на видео. А некоторые из них еще и в милицию со спасенными «куликовцами» попали.

Человек в камуфляжной форме пытается остановить озверевших майдановцев, стремящихся во внутренний двор Дома профсоюзов в желании добивать куликовцев, выпрыгивающих из окон и с карнизов в надежде спастись от огня (человек, в красном квадрате, являлся одним из тех, кто добивал выживших после падения)

Итак — не сработало. Нашлись сознательные люди, жаль, конечно, что не вся Одесса!

Думаю благодаря таким решительным и самоотверженным горожанам, которых смело можно называть «куликовцами», была спасена еще одна небольшая часть ребят, которых эти мужественные женщины и мужчины, пытались как могли спасать и защищать. А некоторые из женщин пытались даже говорить с этой озверевшей толпой, убеждая их вернуться к человечности, которая, как они искренни и наивно полагали, томилась внутри многих из этой обезумевшей своры «бандеровских» варваров. Но убеждения не доходили до них, зло поглотило их умы и управляло их действиями.

В то время как небольшая часть одесситов пыталась спасти своих товарищей «куликовцев» одесские чиновники и политики делали кощунственные заявления. Из статьи РИА «Новости Украины» от 22.04.2015 года «Одесская Хатынь» спустя год после трагедии: правда и мифы»: «Верхом оголтелого цинизма и яростным оскорблением памяти погибших представляется оценка произошедшего со стороны различных представителей власти. Так, например, тогдашний губернатор Одесской области Владимир Немировский уже около 20:00 часов вечера 2 мая заявил на своей страничке в Facebook: «Действия одесситов, направленные на нейтрализацию и задержание вооруженных террористов, считаются законными». Что уж говорить о скандальном одесском политике, экс-«регионале» [члене Партии Регионов], а впоследствии нардепе от БПП [Блок Петра Порошенко] Алексее Гончаренко, который на фоне догорающего Дома профсоюзов бодро отчитался в студию [телефизионной] программы «Шустер Live», что Одесса освобождена от сепаратистов, чем заслужил бурные овации [а потом он ходил по зданию после пожара и снимал погибших «куликовцев» и кабинеты залитые их кровью]».

А. Гончаренко цинично снимает на телефон кабинет, где убивали «куликовцев»

Рассказывает Лена: «Спасшись из горящего здания, я еще долго оставалась рядом, на Куликовом поле.

Видела лежащего мужчину, голова у него была повернута в каком-то неестественном положении, возле него сидела женщина, судя по всему, пытающаяся понять живой он или нет. Я подошла, спросила или мужчина живой, она сказала: «вроде да». Я побежала на угол здания, где была скорая. Начала просить, чтобы врачи помогли. Рядом я увидела мужчину в белом халате, наверное, это был врач. Он тоже начал просить их подъехать и оказать помощь. Но врачи скорой помощи отказывались ехать ближе к мужчине. Они нам ответили: «Несите его к нам». Мы им объясняли, что его нельзя двигать и уж тем более нести на руках, у него что-то с шеей. Они на отрез отказались. Может боялись, а может не хотели. Мужчина начал просить их дать нам носилки, тогда, по крайней мере, можно безопаснее поднести пострадавшего. Но они и в этом отказали нам. Тогда мужчина-врач побежал искать что-то из чего можно было бы смастерить более менее безопасные носилки для транспортировки раненного. Я побежала за ним. Он направился к догорающим «куликовским» палаткам, в надежде там что-то найти. К нему присоединился еще какой-то парень. Врач пытался вытащить что-то из, уже затухающего огня, не теряя надежды смастерить носилки. Это был один из немногих настоящих медиков находящихся в этот день на Куликовом поле. Я решила вернуться к раненному мужчине, но так его и не нашла, возможно в этом ужасе запуталась и потеряла то место. Очень надеюсь, что того мужчину удалось спасти.

Видела, как озверевшие нацисты добивали людей, спасшихся из горящего здания. Спустившихся после меня ребят, они хватали и тащили куда-то в кусты, по десять человек на одного, били палками по головам, ногам. Я пыталась защитить их, просила не убивать, но они сказали мне убираться подобру — поздорову.

Еще я видела, как молодые «бандеровки» разливали «коктейли Молотова» на лужайке, в 5-и метрах от милиции, и эти бутылки тут же летели в окна.

Видела, что очень долго не приезжали пожарные, а когда приехали, то фашисты не пропускали их к горящему зданию. Из всего увиденного мною я поняла, что все это было кем-то спланировано. Кем-то была отключена вода и свет в Доме профсоюзов. Кто-то дал приказ милиции уйти с площади прямо перед тем, как туда явился «правый сектор» и «ультрас», кто-то дал приказ пожарным и милиции, чтобы они катастрофически опоздали. А когда явились, то не очень старались помочь — просто присутствовали» (3).

Рассказывает Инна: «Через какое-то время, тогда я уже потеряла счет времени, может через пол часа, может через час, вывели Нину К. (она была также и на Греческой). По центру Куликова поля ее вели какие-то ребята. Помню они ей говорили: «Нина, больше никуда не лезь, пока ты голову свою здесь не оставила». Увидев друг друга, мы с ней обнялись. Такое впечатление, что мы встретились там как сестры. Я была там некоторое время, но постоянно бегала вокруг так как хотела увидеть откуда же будут выводить людей. Хотела увидеть своих близких, знакомых людей, которые стали мне близкими там.

Но то, что происходило на Куликовом поле… Я не видела всех ужасов, которые происходили внутри здания, не видела мертвых. Но то, что происходило на Куликовом поле… У меня было впечатление, что я попала в сумасшедший дом. Это был какой-то другой мир. Это был такой ужас, когда они все орали.

Еще до того как появилась Нина. Уже смеркалось, но еще было светло. Двое вело раненого парня. Его вели под руки, он был весь израненный, наверное, не мог идти. Я не видела как он выбрался из Дома профсоюзов. Но вот эта толпа поняла, что раненный парень из этого здания. И они бросаются на него. Их было где-то около пятидесяти. Ребята, те, что его вели, пытаются как-то их остановить, повторяя, что-то вроде: «Не трогайте его». Но их никто не слушал. Я смотрела, как эта дикая бесчеловечная толпа, набросилась на раненного спасшегося «куликовца», я даже не представляла, что останется от этого парня. Я думала, что его там разорвут на мелкие кусочки. Через какое-то время к этой толпе подошло человека три милиционера. Каким-то образом они пробрались внутрь этой толпы и вытянули его от туда просто как тряпочную куклу. Он был весь в крови. Я не знаю он был живой или нет. Но его просто вытянули снизу по асфальту и унесли.

Я видела, как грузили на носилки какого-то раненного и толпа шла за этим носилками и кричала: «Зачем вы его спасаете?». Я не помню точно их слова, но смысл был что «не добили».

Из окон свисали люди. Я плохо вижу, поэтому не поняла, они были живые или уже мертвые. Я просто видела, что некоторые свисают из окон не шевелясь, некоторых снимали по лесам [остались от сцены на Куликовом поле] стоявшим прямо на входе.

Я ходила по Куликову полю как убитая, внутри у меня застыл крик. Я оказалась в другом мире» (15).

Картина сзади здания была еще более ужасной. Через окна центральной лестницы, что выходят на задний внутренний дворик Дома профсоюзов, был виден полыхающий огонь. Люди просто выпрыгивали из окон от пожирающего всех и вся пламени. А потом, там внизу, выживших или добивали сразу на месте или относили, если был травмирован или отводили, если мог идти, в сторону, чаще всего, в кусты и добивали, забивая насмерть. Это было ужасно!

Внутренний дворик, горят пролеты центральной лестницы

Но все же нужно сказать, что не все выпрыгивали из окон горящего здания сами, некоторых выбрасывали, зверствующие уже в здании «бандеровцы».

Рассказывает Андрей, который по прежнему находился на крыше: «Некоторые люди, да, было видно, что они выпрыгивали сами. Когда человек выпрыгивает сам это видно, он летит ногами вниз или чуть-чуть боком, но никак не по-другому. Я сам видел как летели люди. Может они лежали на окнах или на карнизах и их подстрелили, может они угорели от дыма, но я видел как они летели боком, спиной, и животом вниз» (16).

Продолжает рассказ Инна: «Когда, до всех этих жутких событий, нам говорили, что на нас идет толпа. Я понимала, что толпа, но я считала, что это пусть и агрессивная, но все-таки человеческая толпа. А это были не люди — это были нелюди.

Днем было довольно тепло. Девочки были легко одеты, вроде и женственные, но понимаете их радость по поводу того, что умирают люди, что людей жгут заживо… Это было ужасно. Рядом со мной стоял мужчина. Уже в возрасте, седой. Он разговаривал по телефону и говорил, что он «Мы их смели. Мы их сожгли. Мы их зачистили. Я впервые горжусь Одессой». Я видела как на фоне неподвижных свисающих тел Дома профсоюзов, на фоне этого огня, пожара стала молодая пара, она ему положила голову на плече, такая идиллия и вот они на фоне этого ужаса сфотографировались. Я все думала, как они жить собираются с этим? Понимаете, как на трупах они строят любовь? Я не понимаю логику…

Я, например, знаю, что в Доме профсоюзов погибла женщина сорока лет, которую я знала. Мы давно с ней познакомились. Она приходила на митинги и марши. Она была такая тихая, мирная, но что называется — верная, стержень был у человека внутри. Она приходила каждый вечер, после работы на Куликово поле, брала небольшую пачку листовок и расклеивала вечером. Человек понимал, что это его долг и делал то, что он мог делать.

У меня перед глазами Вадим Папура, эти глаза с ресницами. Эти чистые детские глаза. А потом я видела его обожженное лицо…» (15)

У семнадцатилетнего коммуниста Вадима Папуры, который, накануне, 1 мая, гордо нес коммунистическое знамя впереди первомайской колонны, не только было обожжено лицо. У него была пробита насквозь правая щека, это было легко заметить, когда мы подходили прощаться с юным героем Одессы во время похорон. Был, как бы, слеплен заново нос, видимо боковые его части были прижаты друг к другу. Через огромнейший слой грима на лбу проступала чернота. Лицо Вадима, красивое при жизни, было изувечено этими «бандеровскими» нелюдями до неузнаваемости. Еще я увидела, вернее сказать, не увидела одной конечности, под покрывалом была вмятина от пустоты, а рядом, судя по всему, под тем же покрывалом, но ближе к стенке гроба, лежала недостающая нижняя часть ноги. Видимо, нога была просто перебита. А еще один из верующих, которые все время были с нами и на митингах, и маршах, и 2 мая, мне сказал, что когда он, по нашей православной традиции, наклонился поцеловать лоб покойного Вадима, то заметил вдоль шеи темную полосу словно порез. Невозможно даже представить, что они делали, с попавшим в их лапы, юным «куликовцем». Светлая ему память! Да простит меня за такие подробности его мама, но я считаю необходимым рассказать об этом.

Вспоминается и депутат одесского областного совета — Вячеслав Маркин. Он выпрыгнул из горящего здания, предположительно со 2-го или 3-го этажа с заднего окна. Потом ему помогли встать на ноги и он пошел. А уже через непродолжительное время Вячеслав лежал со стороны правого крыла Дома профсоюза, над ним склонился мужчина, он поддерживал его голову, повторяя «Боже мой, что они делают, что они делают». Рука у нашего депутата была неестественно вывернута, хотя когда он поднялся после падения, это не было замечено. Джинсы были приспущены до колен и на быструю руку застегнут ремень (Следует отметить, что многие наши ребята и мужчины были найдены убитыми именно с таким расположением брюк. Но это легко объясняется. Брюки спускались до колен и потом стягивались поясом, чтобы раненный не мог самостоятельно передвигаться. Так видимо и добивать проще и есть уверенность, что человек не сможет скрыться от преследователей или хотя бы не сможет дать им отпор. Они боялись даже раненных «куликовцев»). Судя по всему, Вячеслава били достаточно искусно, видны были только небольшие кровоподтеки или следы от крови в некоторых частях тела. Это мое предположение подтвердила и знакомая медик. Думаю, сделано было это с целью того, чтобы этот нежелательный для властей депутат одесской области не умер на Куликовом поле, а в больнице — мол, сердце не выдержало. Несгибаемая позиция Вячеслава Маркина очень мешала. Мы никогда не забудем нашего областного депутата и человека с большой буквы, который не побоялся открыто заявить свою позицию и отстаивать ее до конца! Светлая ему память!

Рассказывает Ника: «После того как меня вывели из горящего здания мы с сыном еще долго ходили вокруг Дома профсоюзов искали моего мужа [Артема, у которого нашли георгиевскую ленточку и который от нанесенных ударов потерял сознание]. Было очень страшно видеть эти звериные рожи, расширенные зрачки с жаждой убивать; слышать дикие вопли с призывами бить, жечь, добивать. Не помню в какой момент, но точно знаю, что со стороны заднего выхода, откуда выводили еще живых или уже избитых до беспамятства «куликовцев», за своей спиной я слышала «успокаивающий» голос женщины, которая как-то так по-учительски на украинском языке говорила кому-то из толпы: «Ничего, что так мало мы пожгли «колорадов». Это только первый шаг, первый этап, дальше будет больше…»

Уже было темно, когда мы с сыном вернулись, в очередной раз, к заднему выходу здания, заглядывали в каждую машину скорой помощи. Из Дома профсоюзов выносили очень много мужчин. Некоторых грузили в скорые, а некоторых укладывали прямо на асфальт по обе стороны дороги. Вынесли еще одного без сознания. Четверо его несли, а несколько по бокам били его полумертвого. Даже несущие крикнули милиции, чтобы она что-то делала, чтобы не добивали полумертвых. Это был мой муж. Я узнала его по кольцу, так как все лицо у него было в кровоподтеках и осколках стекла. Он был уже без сознания. Мы поехали за «скорой». Долго пытались попасть к нему. По его же словам в сознание он пришел вечером в больнице и его сразу же начали спрашивать фамилию и адрес проживания. Меня же пустили к нему только на следующий день. Врачи чистили ему легкие, так как он отравился угарным газом. Все тело его было в синяках. Через день я забрала мужа домой» (1).

Продолжает рассказывать Света: «Я видела смерть. Впервые в жизни — 2 мая 2014 года в своем городе. В самом центре. Я видела кровь. Много крови…

Я слышала «слава Украине», когда мы только начинали задыхаться на 3-м этаже и метались в поиске открытых дверей и окон… Я видела эту сумасшедшую пляску людей, обернутых «жовто-блакытным» флагом… Я видела руки, которые бросали в нас «коктейли Молотова»…

Я слышала эти дикие песни «бандерлогов» «хероям слава! За едыну неделыму…» [ «героям слава! За единую неделимую…»] — когда сидела на траве на Куликовом и отхаркивалась черной смолью…

Я видела множество зевак, заполонивших Куликово поле — просто стоящих, и фотографирующих, снимающих на видео… Мимо них проводили людей, спасшихся людей, — а они просто стояли и смотрели… Фоткали…

Правое крыло здания… И они, спокойно наблюдающие за разгорающейся трагедией, считают себя людьми?

Я видела пожарных, которые «не могли оказать помощь» (Но ведь! — пожарная часть от Дома профсоюзов — в 7 минутах ходьбы!!!) — их просто не было!!!

Я видела «скорые», которые стояли на другом конце поля. Чтобы донести раненого (не такого счастливчика, как я, а как те, кто выпрыгивал…) — надо было бы не менее восьми здоровых и скоростных парней… При этом максимально нежных к переломам…

Я видела сколько нас было на Греческой, сколько на Куликовом… и сколько было их… Как минимум — 1:10…» (8)

Выпрыгнувшие из горящего здания куликовцы, трое из них умерли от полученных травм