Глава 1

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 1

Наступил май 1942 года. После дождливого дня маленький городок Олбани, расположенный на юге Западной Австралии, стал погружаться в темноту, которая распространялась все дальше и дальше, захватывая верхушки холмов, обступивших со всех сторон вместительную бухту Кинг-Джордж-Саунд. Холодные зимние дожди в том году начались рано.

Японские полчища, захватив Малайю, Филиппины и Голландскую Восточную Индию, накапливали силы для броска в Австралию. Жалкие остатки некогда могущественного Азиатского флота США и военно-морских сил союзников ушли во Фримантл, на западном побережье Австралии, чтобы ликвидировать повреждения и восполнить потери в личном составе. Сюда же перебазировалась и часть подводных сил Азиатского флота США.

В мирное время из этого процветавшего городка вывозили пшеницу, шерсть, скот, а сейчас в бухте не было видно ни одного торгового судна, и только плавбаза подводных лодок «Холланд» да полдюжины ее детенышей являли собой военно-морскую мощь Соединенных Штатов. Гарнизонные силы ограничивались двумя древними 152-мм пушками и примерно 100 солдатами.

Западное побережье Австралии было для противника как бы дверью, раскрытой настежь, и если бы японцы захватили Австралию, то нам, по всей вероятности, пришлось бы перебазироваться куда-нибудь в Антарктику.

В такой мрачной обстановке я принял командование подводными силами США юго-западной части Тихого океана. За 18 лет службы в подводном флоте это была моя самая высокая должность.

В домах начали зажигаться огни, когда я, подпрыгивая на своем «виллисе», мчался по улицам городка, держа путь к отелю «Фримазонс», где мы с начальником моего штаба капитаном 2 ранга Файфом решили пообедать.

Мы вошли в вестибюль. Из гостиной доносились звуки песни, которой мне еще не доводилось слышать. Группа молодых офицеров-подводников и несколько девушек стояли вокруг рояля и, не жалея голосовых связок, распевали:

Топи их всех! Топи их всех!

Тодзио, Гитлера и всех:

Поганых япошек на их кораблях,

На авианосцах и крейсерах…

Сначала я заподозрил, что причиной такого прилива оптимизма было австралийское пиво, славящееся своей крепостью. Однако только немногие из офицеров держали в руках стаканы, а девушки вовсе не пили. В них говорил молодой задор. Они смело бросали вызов полчищам японцев, которые уже нанесли серьезный урон нашим подводным силам и теперь угрожали захватить наше временное убежище. Воинственные слова этой песни стали впоследствии девизом американских подводников на Тихом океане и поддерживали бодрость духа у многих в трудные дни.

Героическая оборона, которую вели подразделения сухопутных войск и отряды морской пехоты на полуострове Батаан и острове Коррехидор, явилась воодушевляющим примером для всех нас — американцев и австралийцев. Наши подводные лодки прорывались через японскую блокаду к Коррехидору, доставляя продовольствие, медикаменты и боеприпасы и вывозя оттуда людей, документы и прочее. В самом начале войны подводная лодка «Траут», базировавшаяся на Пирл-Харбор, вывезла 20 тонн золота, а также серебро и ценные бумаги, составлявшие валютный фонд Филиппин.

Рассказы эвакуированных о героическом сопротивлении японцам и пережитых лишениях укрепляли нашу решимость и звали на боевые дела. Впрочем, меня лично вдохновлял уже сам вид моих офицеров и матросов, которые, не колеблясь, брались за выполнение трудных и опасных заданий.

Конечно, за горделивой осанкой и решительными лицами скрывалось немало сомнений и тайных мыслей. Многие подводники задавались вопросом, суждено ли им возвратиться из 50-дневных походов в плохо разведанные воды, где их подстерегали японские самолеты и охотники за подводными лодками. Но, слава богу, они никогда не проявляли колебания, тогда как я жил в вечном страхе за их судьбу. Все они были очень молоды, все пришли на флот и продвигались по службе на моих глазах, и я чувствовал личную ответственность за них. Когда же меня оставляла твердость духа, я находил поддержку в смелости и решимости личного состава.

Мне пришлось проделать долгий путь, чтобы найти эту атмосферу бодрости и уверенности, которая царила на наших подводных лодках здесь, на краю земли. В марте 1942 года, когда я уходил с поста военно-морского атташе в Лондоне, пессимизм там был настолько густым, что с ним едва ли сравнился бы знаменитый лондонский туман. Да это и понятно: у берегов полуострова Малакка японской авиацией были потоплены линейный корабль «Принс оф Уэлс» и линейный крейсер «Рипалс»; пала крепость Гонконг, которая считалась вторым Гибралтаром; бои за Сингапур завершились унизительным поражением.

Когда я прибыл в Вашингтон, там творилась обычная неразбериха. Единого плана наступательных операций на Тихом океане, рассчитанного на возвращение утерянных территорий, не было; наши стратегические замыслы в Атлантике и на Тихом океане служили предметом жарких споров. Меня в спешном порядке спровадили в Австралию, сказав на прощание, что на Тихом океане нам предстоит вести сдерживающую, затяжную войну до тех пор, пока наши армии не очистят Европу. Судя по тому, что я видел в Англии, для осуществления этого намерения требовалось несколько лет.

В Пирл-Харборе я пробыл ровно столько, сколько было нужно для того, чтобы засвидетельствовать уважение новому главнокомандующему ВМС США на Тихом океане вице-адмиралу Честеру Нимицу, познакомиться с организацией подводных сил и получить самолет для вылета в Брисбен (Австралия). Я сел в бомбардировщик, направлявшийся в распоряжение немногочисленной армии генерала Макартура, и скоро оказался среди людей, с которыми у меня был общий язык.

Представившись командующему вооруженными силами США в юго-западной части Тихого океана вице-адмиралу Лири, штаб которого находился в Мельбурне, я вылетел в Перт, расположенный на западном побережье Австралии. Преодолев унылые просторы необъятной пустыни, я доложил контр-адмиралу Пернеллу, что направлен в его распоряжение вместо командующего подводными силами Азиатского флота капитана 2 ранга Уилкса, который должен был возвратиться в США.

В военно-морском штабе в Перте я увидел сумрачные лица. Все офицеры штаба испытали горечь отступления из Манилы в Сурабаю и «прелесть» почти ежедневных налетов японской авиации. А когда японцы захватили Малайю и Яву, офицеры штаба, растеряв по дороге большую часть багажа, эвакуировались сначала в Дарвин, а затем вместе с сильно поредевшими военно-морскими силами и жалкими остатками 10-й разведывательной авиагруппы морской авиации перебрались во Фримантл, морской порт вблизи Перта. Азиатский флот потерял большую часть своих самолетов и надводных кораблей. Уцелевшие силы остро нуждались в боеприпасах и запасных частях. Во время бомбардировки Кавите были уничтожены 233 торпеды, предназначавшиеся для подводных лодок. При отступлении с Батаана пришлось затопить много и хорошо послужившую нам плавбазу подводных лодок «Канопус», которую мы не смогли увести с собой из-за повреждений, причиненных взрывом авиационной бомбы.

Оставшиеся в нашем распоряжении плавбазы «Холланд» и «Отус» должны были обслуживать 20 подводных лодок, причем основная масса работы приходилась на первую из них, так как «Отус» представляла собой обычное грузовое судно, которое в начале войны наскоро переоборудовали в плавучую базу подводных лодок.

Все свободные помещения на плавбазах заняли уцелевшие моряки с других кораблей, а для личного состава подводных лодок, становившихся на ремонт, места уже не оставалось. Несчастным подводникам приходилось жить на своих кораблях и засыпать под «музыку» ремонтных бригад, не прекращавших работы ни днем, ни ночью. Не получая столь необходимого для них отдыха, подводники отправлялись в новый боевой поход почти такими же измотанными, какими возвратились с задания.

Нужно было что-то предпринимать, и притом немедленно. Подводники нуждались в хорошем отдыхе в перерывах между боевыми походами, и мы обязаны были предоставить им его, насколько это было в наших силах. Чтобы выдержать напряжение 50-дневного похода в воды противника, чтобы потопить как можно больше японских судов, а затем благополучно привести свою лодку в базу и подготовиться к выполнению нового боевого задания, подводники должны были набраться сил и прийти в себя после пережитых волнений.

У меня и у офицеров моего штаба, разместившегося в Перте, было немало забот: не хватало запасных частей и торпед, не были устранены дефекты торпеды, но вопрос об отдыхе подводников волновал меня больше всего. Когда личный состав подводных лодок измотан и его моральное состояние подорвано, то вопрос, действуют торпеды или не действуют, не имеет большого значения.

Неестественный блеск глаз и исхудалые лица офицеров и матросов свидетельствовали об огромном нервном и физическом напряжении, которое они выдерживали в течение многих недель, выслеживая добычу в тропических водах под палящими лучами солнца или во тьме морских глубин и подвергаясь атакам японских самолетов и охотников за подводными лодками. Один из наших лучших специалистов по потоплению японских кораблей капитан-лейтенант Райт, возвратившись из очень удачного похода, обнаружил, что похудел на 11 килограммов. Это было немало для его и без того сухопарой фигуры. Далеко не всякий может позволить себе потерять столько в весе. Проблема создания условий для отдыха подводников становилась все более острой.

В Пирл-Харборе адмирал Нимиц приказал снять отель «Ройял Гавайен» и использовать его в качестве дома отдыха для подводников и летчиков. Возвратившиеся из похода офицеры и матросы снимались с кораблей и получали двухнедельный отпуск, во время которого они могли загорать, купаться, заниматься спортом. Тем временем ремонтные бригады приводили в порядок их корабли. Подводники возвращались на свои лодки со свежими силами, готовые снова идти в бой.

Нечто подобное, но в меньшем масштабе я хотел организовать во Фримантле и Олбани (порт в 250 милях к югу от города Перт). В некоторых кругах косо смотрели на мои планы, считая, видимо, что мы чересчур нянчимся с матросами. Однако практика предоставления отдыха личному составу, осуществлявшаяся нами на протяжении всей войны, окупила себя с лихвой, и ее следствием было улучшение физического и морального состояния подводников и более эффективное выполнение ими боевых задач. И я убежден, что благодаря этому мы потеряли меньше подводных лодок. В самой идее отдыха не было ничего нового. Немцы осуществили ее еще во время Первой Мировой войны, и никому не пришло в голову упрекать их за то, что они балуют своих матросов.

Не теряя времени, мы приступили к изучению возможностей устройства домов отдыха поблизости от наших баз. Очень скоро нам удалось при содействии командования австралийской армии снять в аренду в счет ленд-лиза четыре небольших отеля, два из которых находились прямо на побережье. Наши моряки немедленно въехали в них, захватив с собой коков и продовольствие.

Австралийские иммиграционные власти любезно предоставили в наше распоряжение карантинную станцию в Олбани, где мы разместили около 250 новобранцев, присланных к нам после шестинедельного обучения. Впрочем, должен сказать, что, прослужив с полгода на подводных лодках и понюхав пороху, эти зеленые мальчики стали превосходными подводниками, и уже через этот короткий срок многие из них вполне заслуживали присвоения очередного звания. Приведенный пример показывает, что программу обучения можно значительно сократить, если этого требует суровая необходимость.

В мае 1942 года я принял командование подводными силами США юго-западной части Тихого океана, а когда в Соединенные Штаты был отозван контр-адмирал Пернелл, стал командующим военно-морскими силами союзников в Западной Австралии, получив звание контр-адмирала.

Под моим командованием оказались союзные военно-морские силы, в которые входили: два голландских, австралийский и американский крейсера; два голландских и два австралийских эскадренных миноносца; три американских гидроавиатранспорта (переоборудованные из старых эскадренных миноносцев); эскадрилья разведывательных летающих лодок; судно «Изабел» (переоборудованная яхта постройки периода Первой Мировой войны), а также мои подводные силы в составе двух плавучих баз подводных лодок, двух спасательных кораблей и двадцати океанских подводных лодок. Подводные лодки типа «S» были переведены в Брисбен, где они вместе с уже находившимися там шестью подводными лодками того же типа поступили в распоряжение капитана 2 ранга Кристи и вели боевые действия в районе Новая Гвинея — архипелаг Бисмарка — Соломоновы острова.

К этому времени мы потеряли четыре подводные лодки. «Салайэн» была повреждена авиационной бомбой во время стоянки на ремонте в базе подводных лодок в Кавите на Филиппинских островах. В рождественский день 1941 года нам пришлось затопить ее, чтобы она не попала в руки японцев. Подводная лодка «S-36» 20 января 1942 года наскочила на риф Така-Баканг в Макассарском проливе и также была затоплена. Подводная лодка «Шарк», на которой находился адмирал Томас Харт, вместе со своим штабом направлявшийся из Манилы в Сурабаю (остров Ява), погибла, по-видимому, у Манадо (остров Целебес). И, наконец, была сильно повреждена глубинными бомбами и затоплена в Яванском море подводная лодка «Пёрч».

Моим первым заместителем в союзном командовании был коммодор австралийского флота Коллинз, который, командуя в свое время крейсером «Сидней», потопил в морском бою у мыса Матапан итальянский крейсер «Коллини».

Наше положение в Австралии было довольно любопытным. С одной стороны, нас принимали с распростертыми объятиями и приветствовали как ценное дополнение к немногочисленным вооруженным силам Австралии, а с другой — австралийцы не всегда одобряли нашу бесшабашность и шутки, нередко отпускаемые по их адресу, и особенно нашу абсолютную уверенность в том, что все американское — лучшее. Однажды наш морячок зашел в ресторан и, выпив несколько рюмок вина с австралийцами, пожелал успокоить их относительно обороны Австралии. Похлопав одного из них по плечу, он сказал:

— Выше нос, дружище. Теперь нечего бояться: вас будет защищать американский флот.

— Ах вот, оказывается, почему вы здесь? — удивился собеседник. — А я ведь, грешным делом, думал, что вы — несчастные беженцы из Пирл-Харбора.

Аналогичный случай произошел со мной в Лондоне после трагедии в Пирл-Харборе. Первый морской лорд Англии адмирал Фрейзер, занимавший в то время пост инспектора в английском адмиралтействе, а затем ставший главнокомандующим военно-морскими силами Великобритании на Тихом океане, любил хорошую шутку, даже если она была по его адресу. Однажды утром, когда я зашел к нему в кабинет, адмирал приветствовал меня следующими словами:

— Послушайте, Локвуд, вы не слышали, что американский флот реквизировал у нас 30000 юбочек[5] по обратному ленд-лизу?

В тот период войны я уже перестал удивляться чему бы то ни было и, не подозревая подвоха, легко попался на удочку.

— Нет, не слышал, — ответил я. — А зачем?

— А чтобы вас, американцев, не застали снова без штанов, — любезно разъяснил адмирал.

Помня о гибели английских кораблей «Принс оф Уэлс» и «Рипалс», о падении Гонконга и сознавая, что такая же участь ожидает Сингапур, я мог отпарировать шутку, но я прекрасно понимал, что на самом деле слова адмирала означали: «Да, мы с вами товарищи по несчастью».

Все силы, имевшиеся в районе западного побережья Австралии, находились под командованием генерал-лейтенанта Беннета, штаб которого дислоцировался в городе Перт. С Беннетом я согласовывал вопросы обороны нашего района. Беннет служил в Сингапуре и прибыл в Австралию после капитуляции этой базы.

Мой штаб состоял из дельных офицеров. Под стать им были и командиры соединений и дивизионов подводных лодок, со многими из которых я прослужил вместе много лет. Среди них не было бездумных исполнителей. Каждый имел свое собственное и совершенно определенное мнение о том, как следует использовать находящиеся под его командованием корабли и как нужно воевать, чтобы выиграть войну. Полностью они сходились только в одном: война должна быть выиграна — и как можно скорее. Такие офицеры вполне устраивали меня, так как различный подход к любой сложной задаче обеспечивал наиболее правильное ее решение.

За время войны наши подводники потопили большое количество японских кораблей и судов общим тоннажем почти в 6000000 тонн. Но прежде чем добиться такого успеха, нам пришлось решить очень серьезную проблему — проблему торпед.

С самого начала войны торпедная стрельба наших подводных лодок давала обескураживающие результаты. По-видимому, торпеды зарывались слишком глубоко в воду, то есть не держали заданной глубины хода. Возвратившись из боевого похода, командиры подводных лодок докладывали, что своими глазами видели, как след выпущенных торпед проходил под кормой или чуть позади кормы атакованных судов. Если учесть время, в течение которого воздушные пузыри от торпеды всплывают на поверхность, и расстояние, на которое цель может продвинуться за этот срок, то станет ясно, что торпеды проходили под атакованным судном. Подводные лодки типа «S» имели на вооружении торпеды с контактным взрывателем, который срабатывал при ударе торпеды о борт корабля. В торпедах океанских подводных лодок использовался магнитный взрыватель, срабатывающий под действием магнитного поля, которое образуется стальным корпусом корабля-цели. Таким образом, зарываясь глубже заданной глубины хода, торпеды подводных лодок типа «S» не попадали в цель, а торпеды океанских подводных лодок проходили под днищем судна за пределами интенсивного магнитного поля.

В некоторых управлениях, в том числе и в артиллерийском, по-видимому, считали, что эти рассказы командиров подводных лодок являются просто-напросто попыткой оправдать свои промахи. Однако факты продолжали накапливаться, а подводники по-прежнему приходили в отчаяние, видя, как точно направленные торпеды не поражают цель. Тогда мы по собственной инициативе решили провести испытания. По совету капитана 2 ранга Файфа мы купили у одного рыбака в Олбани 150 метров сети, поставили эту сеть у выхода из бухты Кинг-Джордж-Саунд и выстрелили в нее несколькими торпедами с расстояния в пять кабельтовых, которое являлось нормальной дистанцией для торпедной атаки. Осмотр сети водолазами подтвердил правильность выводов командиров подводных лодок. Измерения показали, что торпеды, используемые на подводных лодках океанского типа (в то время у нас в Западной Австралии уже не было подводных лодок типа «S»), идут в среднем на 3,3 метра глубже заданной глубины хода. Для магнитного взрывателя такое расхождение было слишком большим, и мы немедленно внесли необходимые коррективы в установку гидростата.

Артиллерийское управление поставило под сомнение наш метод испытаний и точность полученных данных. Однако некоторое время спустя оно сообщило, что на торпедном полигоне получены примерно такие же результаты, как и у нас. Там погрешность составила три метра.

Мы испытывали большое удовлетворение, полагая, что избавились от дефектов торпеды. В сердцах приунывших командиров подводных лодок затеплилась надежда. Но, увы, на этом наши мытарства не кончились. Торпеды стали более точно выдерживать глубину, зато участились случаи, когда торпеды либо взрывались преждевременно, либо, ударяясь о борт корабля, не взрывались вовсе. Иногда взрыв происходил сразу же, как только торпеда приходила в боевое положение после выхода из торпедного аппарата, в других случаях — настолько близко от цели, что взрыв ошибочно принимали за точное попадание.

К сожалению, мы не смогли быстро избавиться от обрушившихся на нас бед. В течение целого года персонал наших береговых минно-торпедных мастерских и плавучих баз подводных лодок, несмотря на все старания, никак не мог добиться от капризного магнитного взрывателя надежной работы. Артиллерийское управление посылало к нам опытных специалистов, стремясь помочь устранить дефекты взрывателя, но и это ни к чему не привело. Никуда не годилась вся конструкция. В министерстве, вероятно, знали, что англичане и немцы отказались от этого ненадежного взрывателя еще в начале войны, но, тем не менее, наши специалисты еще долгие месяцы носились с ним, как с писаной торбой. Иногда, правда, взрыватель действовал хорошо, поднимая тем самым настроение подводников. Но это еще больше запутывало дело.

Пока мы занимались устранением дефектов торпеды, подводники порадовали нас успешным выполнением нескольких специальных заданий, о которых в мирное время мы даже не помышляли. Однажды под покровом ночи подводная лодка «Сирейвн» подошла к южному побережью занятого японцами острова Тимор, чтобы вывезти 33 австралийских летчика, скрывавшихся там. На небольшой шлюпке матросы приблизились к берегу, насколько это было возможно, и стали на якорь. Младший лейтенант Кук, командовавший шлюпкой, вплавь добрался до берега и с помощью троса переправил на шлюпку 16 человек. Следующей ночью началась переправа остальных 17 человек, из которых несколько находились в тяжелом состоянии. Но вскоре оборвался якорный трос, и шлюпку выбросило на берег. Команда шлюпки приложила нечеловеческие усилия, чтобы снять ее с мели, причем в шлюпку пришлось посадить шесть австралийцев, обессилевших до такой степени, что переправа их с помощью троса представлялась совершенно невозможной.

На обратном пути во Фримантл экспедиция чуть было не окончилась трагически: загорелся главный электрощит, в результате чего вышли из строя дизеля и электромоторы. «Сирейвн» превратилась в неподвижную мишень. В течение двух или трех суток она беспомощно болталась в водах, где нередко появлялись японские подводные лодки, пока, наконец, за ней не пришла наша подводная лодка, которая и отбуксировала ее в базу.

В одно ненастное майское утро капитан-лейтенант Демпси доставил во Фримантл на своей подводной лодке «Спирфиш» 27 человек, эвакуированных с Коррехидора. Подводная лодка приняла их на борт ночью, примерно за двое суток до сдачи острова. В числе пассажиров был капитан 2 ранга Сэкетт, командир нашей плавучей базы «Канопус». Эта плавбаза, поврежденная в Манильской бухте во время воздушного налета, выполняла различные ремонтные работы для сухопутных и морских сил, а после падения Батаана была затоплена. Мы горько оплакивали славную команду «Канопус», попавшую в японские лагеря, из которых многим не суждено было возвратиться, и сожалели о ремонтном оборудовании и запасных частях, отправившихся вместе с плавбазой на дно бухты Маривелес-Харбор.

Во время первой половины этого похода Демпси, следовавший из Фримантла с грузом боеприпасов для зенитной артиллерии Коррехидора, потопил два японских грузовых судна общим тоннажем в 11000 тонн.

Мы энергично вели боевые действия, стремясь установить господство в водах, контролируемых противником. Возвращаясь из боевого патрулирования, продолжавшегося обычно 50–60 суток, командиры подводных лодок докладывали о новых победах. Подводная лодка «Скипджек» потопила у берегов Индокитая три грузовых судна общим тоннажем в 12000 тонн. Капитан-лейтенант Виллингхэм, командовавший подводной лодкой «Тотог», возвратился из боевого похода и рассказал волнующую историю о потоплении трех подводных лодок противника.

«Тотог» была одной из первых новых подводных лодок, присланных нам командующим подводными силами Тихоокеанского флота контр-адмиралом Инглишем вместо потопленных, а также устаревших подводных лодок, которые уходили на верфи для модернизации. Направлявшиеся в наше распоряжение подводные лодки должны были следовать через Маршалловы и другие острова Тихого океана, находившиеся под опекой США. Этим лодкам предлагалось обратить особое внимание на острова Кваджелейн, Трук и Палау. На пути к нам «Тотог» занималась поиском противника. Подводной лодке не удалось потопить ни одного надводного корабля, но зато она торпедировала три подводные лодки, которые, по утверждению Виллингхэма, «отправились кормить рыб».

Первая встреча произошла к северо-востоку от острова Джонстон, где вахтенный офицер «Тотог» заметил перископ, который мог принадлежать только неприятельской подводной лодке, так как американских лодок в этом районе не должно было быть. Японец находился в выгодной для атаки позиции и, вероятно, собирался дать залп. Мгновенно оценив обстановку, вахтенный офицер скомандовал: «Полный вперед!» и, положив руль на борт, круто отвернул. Одновременно по корабельной трансляции в кормовой торпедный отсек была подана команда: «Торпедные аппараты к выстрелу приготовить!» Никогда еще торпедисты не выполняли приказа с такой быстротой. Когда корма «Тотог» оказалась против цели, вахтенный офицер выстрелил одной торпедой, которая взорвалась приблизительно там, где нужно. Конечно, нельзя полностью исключить возможность преждевременного взрыва торпеды, но, как стало известно после войны, подводная лодка «Ro-30» водоизмещением в 960 тонн закончила свой путь именно там.

В одно чудесное утро, ведя патрулирование у острова Трук в районе Южного пролива, «Тотог», которая находилась в подводном положении, обнаружила сначала одну подводную лодку противника, а через час другую. Обе лодки направлялись, по-видимому, в базу. Первую атаковать не удалось, зато по второй был дан торпедный залп, и на лодке слышали взрыв. Однако торпеды взорвались, должно быть, преждевременно, так как в японских списках потерь подводная лодка, погибшая в это время, не значится. Несколько позже, во время дневной вахты, на «Тотог» заметили еще одну подводную лодку, следовавшую тем же курсом и также в надводном положении. На лодке гордо развевался флаг страны Восходящего Солнца, на мостике находилось много людей. Японские подводники, видимо, возвращались из боевого похода, который проходил где-нибудь в районе Соломоновых островов. Как рассказывал Виллингхэм, японцы находились настолько близко, что он хорошо запомнил их вахтенного офицера в лицо и узнал бы его, доведись им встретиться снова. Джо выпустил две торпеды. Одна из них попала в цель, но лодка осталась на плаву. Виллингхэм выстрелил еще раз, и мы знаем теперь наверняка, что после взрыва на месте подводной лодки «I-28» водоизмещением в 2212 тонн остались плавать лишь мертвые тела да обломки.

Вскоре после «Тотог» к нам прибыла еще одна новая подводная лодка — «Грэмпес», которой командовал капитан-лейтенант Хатчинсон. Он рассказал, что ему едва удалось ускользнуть от преследования. Этот факт свидетельствовал об усилении противолодочной обороны противника. Я отправился встретить «Грэмпес», когда она прибыла во Фримантл, и увидел очень аккуратную пробоину диаметром больше 90 сантиметров в ограждении боевой рубки. Можно было подумать, что это работа какого-нибудь большого морского грызуна. Снаряд, очевидно, был бронебойный, потому что ограждение боевой рубки с левого борта было сильно разворочено. А случилось это следующим образом. Однажды ночью Хатчинсон, находившийся в районе островов Трук, неожиданно встретил патрульный корабль противника, который атаковал лодку. Хатчинсон приказал срочно погружаться, но прежде чем боевая рубка подводной лодки скрылась под водой, японец всадил в нее снаряд. К счастью, выстрел был не совсем точным. Возьми японский артиллерист на метр ниже, и «Грэмпес» отправилась бы не во Фримантл, а к морскому черту.

Примерно в это же время мы получили добрую весточку от капитан-лейтенанта Маккини, командира подводной лодки «Сэмон». Он сообщил о потоплении у берегов Индокитая грузо-пассажирского судна и крейсера «Юбари». Впоследствии выяснилось, что потоплен был не крейсер, а плавучая ремонтная мастерская «Асахи». Однако и этот корабль водоизмещением в 11441 тонну с его важным ремонтным оборудованием явился неплохим дополнением к списку потопленных нами судов. Маккини выбрал очень выгодную позицию для атаки и получил огромное удовлетворение, наблюдая, как все четыре выпущенные им торпеды попали в цель и взорвались именно там, куда он их направил. Что касается крейсера «Юбари», то он благополучно плавал до апреля 1944 года, когда подводная лодка «Блюджил» отправила его на дно моря к югу от островов Палау.

Вспоминая первые месяцы Второй Мировой войны, когда наша страна терпела поражение за поражением, можно сказать, что в то время единственным утешением для американцев были отвага и решимость американских войск. Атакованные внезапно, из-за угла, численно превосходящим противником, располагая худшим оружием, наши солдаты дрались до последнего патрона и умирали, зная, что их место займут другие, чтобы отомстить за них.

Самым малочисленным отрядом вооруженных сил США были подводные силы, которые, несмотря на необычайные трудности, вставшие перед ними в начале войны, внесли большой вклад в дело окончательного разгрома врага.

Вступая в войну, наши подводные силы, базировавшиеся в центральной и юго-западной частях Тихого океана, имели в своем распоряжении 51 подводную лодку — число явно недостаточное для ведения успешных боевых действий в современной войне. Первые месяцы войны оказались особенно трудными. Не хватало запасных частей, радиолокационных установок еще не существовало, выбывших из строя людей некем было заменить, торпеды оказались ненадежными, да и они отпускались по жесткой норме.

Численность личного состава подводных сил всегда была невелика. Ни в один из периодов войны она не превышала 4000 офицеров и 46000 старшин и матросов, что составляет примерно две дивизии в сухопутной армии или морской пехоте. Максимальное число подводных лодок, находившихся в нашем распоряжении, составляло одновременно 169 океанских и 13 типа «S».

Да, никогда еще наши дела не были так плохи, как в те отчаянные первые месяцы войны. Но уже тогда, в Австралии, а еще раньше в Пирл-Харборе, стала нарастать гигантская волна, которая пронеслась по морю и к дню победы над Японией уничтожила 1178 торговых судов и 214 боевых кораблей нашего некогда самоуверенного противника. Потери японцев в тоннаже составили в общей сложности 6 000 000 тонн, столь важных для существования Японской империи.