Глава 7

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 7

По нашим расчетам, в Японском море ни на один день не прекращалось оживленное судоходство. В начале июля подводные лодки «Пермит», «Планджер» и «Лэпон» проникли туда через пролив Лаперуза и начали патрулирование этого обширного района. Однако вместо ожидавшейся богатой добычи подводникам попалось всего несколько суденышек, на которые не жалко было тратить торпеды стоимостью в 10000 долларов каждая.

«Лэпон», патрулировавшая на линии Симоносэки — Корея, попала в густой туман и не встретила ничего, кроме сампанов. «Пермит» и «Планджер» потопили в северной части Японского моря два грузовых судна и одно грузо-пассажирское (по ошибке «Пермит» потопила также и русский траулер).

Незначительное количество судов противника в Японском море свидетельствовало о том, что японцы перебросили большую часть их на океанские коммуникации, с тем чтобы успеть до неизбежного контрнаступления союзников вывезти из Голландской Восточной Индии, Малайи и Филиппин как можно больше нефти, каучука, олова и другого важного в военном отношении сырья. Поэтому я решил прекратить действия в Японском море и возобновить их только в том случае, если мы получим сведения, позволяющие рассчитывать на более удачную охоту.

Пробыв четыре дня в Японском море, подводные лодки получили приказ возвращаться назад тем же путем, пока противник не принял контрмер и не закрыл выход. Отход прикрывался подводной лодкой «Нарвал», которая с целью отвлечь внимание японцев должна была обстрелять аэродром Мацува на Курильских островах.

Действия «Нарвал» в районе Мацува затруднял сильный туман. Днем 14 июля видимость улучшилась, и капитан 3 ранга Лэтга, не обращая внимания на небольшой сторожевой корабль, находившийся у самого берега, всплыл в 30 кабельтовых от взлетно-посадочной полосы, намереваясь открыть огонь, но видимость неожиданно уменьшилась до девяти кабельтовых, и ему не удалось произвести ни одного выстрела. Вечером следующего дня «Нарвал» вновь всплыла, на этот раз в 70 кабельтовых от берега, и открыла огонь из двух 152-мм орудий. Было отмечено несколько попаданий в ангар, и вскоре над ним поднялись языки пламени. Береговые батареи противника открыли сильный ответный огонь, который заставил Лэтта выйти из боя и погрузиться.

Как я уже упоминал, подводная лодка «Пермит», которой командовал капитан-лейтенант Чэппл, 9 июля по ошибке потопила у юго-западной оконечности острова Сахалин русский траулер. В середине дня «Пермит» обнаружила какое-то судно и, погрузившись, пошла на сближение. Зная, что в этом районе могут быть русские суда, Чэппл решил осмотреть его перед атакой. Он прошел мимо судна встречным курсом на расстоянии шести кабельтовых. Судно оказалось невооруженным траулером с радиоустановкой. Траулер шел без флага и не имел никаких опознавательных знаков на борту. «Пермит» всплыла и с девяти кабельтовых открыла огонь из своего 102-мм орудия, продолжая идти на сближение. На расстоянии четырех кабельтовых с подводной лодки заметили на баке траулера мужчину и женщину, размахивавших белым флагом.

Чэппл прекратил огонь, подошел ближе и увидел, что это русское, а не японское судно. Он снял с траулера 13 человек, один из которых скончался на борту лодки. Среди русских были пять женщин, трое из них имели осколочные ранения. Траулер получил пробоины в пяти или шести местах и затонул. Чэппл немедленно послал мне донесение о случившемся и предлагал высадить русских в Петропавловске-Камчатском. Я считал, что во избежание осложнений (русские могли иначе расценить факт потопления их судна) их лучше доставить в Датч-Харбор. Там их можно будет посадить на какое-нибудь русское судно, которое зайдет в бухту Колд-Бей. Я доложил о случившемся адмиралу Нимицу, и он согласился со мной.

Из штаба контр-адмирала Кристи, командующего подводными силами юго-западной части Тихого океана, стали поступать сообщения о действиях подводных лодок по оказанию помощи партизанам на Филиппинах. Подводная лодка «Траут» вывезла капитан-лейтенанта Чарльза Парсонса и четырех других офицеров с южного побережья острова Минданао. «Трешер» высадила на западном побережье острова Негрос диверсионно-разведывательную группу в составе четырех человек с грузом снаряжения весом в 2300 килограммов и 40000 патронов калибра 7,62 и 11,43 мм. Операции такого рода начались в январе 1943 года, когда подводная лодка «Гаджон» высадила на западном побережье острова Негрос майора Вилламора и пятерых филиппинцев и выгрузила тонну специального снаряжения. В марте подводная лодка «Тэмбор» доставила на южное побережье острова Минданао капитан-лейтенанта Парсонса. Он вез с собой 10000 долларов наличными и несколько тысяч патронов для винтовок и пистолетов. До войны Парсонс работал на Филиппинах и свободно говорил на местных диалектах. По указанию генерала Макартура он занимался снабжением партизан и обеспечением связи с ними. На протяжении всей войны Парсонс появлялся на Филиппинских островах, когда ему было нужно, хотя японцы разыскивали его и даже обещали награду за его голову.

Строительство нашей базы на атолле Мидуэй успешно продвигалось вперед. Собирались даже соединить ее телетайпной связью с Пирл-Харбором. Поэтому я решил поднять вопрос о переводе туда моего штаба. Адмирал Нимиц терпеливо выслушал мои доводы, но не согласился с ними. Он полагал, что я должен находиться рядом с его штабом, а руководить базой на атолле Мидуэй может какой-нибудь из подчиненных мне командиров соединений подводных лодок. Адмирал заметил, что со временем мы, несомненно, передислоцируемся куда-нибудь на запад, но вряд ли этим местом будет Мидуэй. Отказ Нимица огорчил меня, но впоследствии я был даже доволен тем, что остался поблизости, так как мог пользоваться самыми свежими разведданными, которые поступали в оперативный отдел моего штаба от капитана 2 ранга Холмса, возглавлявшего отдел радиоразведки в штабе главнокомандующего.

20 июля мне доложили, что подводная лодка «Раннер» «не возвратилась в срок, — вероятно, погибла». Патрулируя у северо-восточного побережья острова Хонсю, она потопила грузовое и грузо-пассажирское судно, о чем свидетельствуют опубликованные после войны сведения. Причина ее гибели так и осталась неизвестной.

Не добившись никакого успеха у восточного побережья Хоккайдо и у северо-восточного побережья Хонсю и потеряв там две подводные лодки, мы решили не появляться в этих водах до тех пор, пока не получим более полных сведений о противолодочной обороне противника.

В июле количество потопленных нами кораблей и судов противника резко сократилось: одна канонерская лодка, одна подводная лодка и 17 торговых судов — вот все, чем мы могли похвастаться.

В это время я обратил внимание артиллерийского управления на вес и качество взрывчатки в зарядных отделениях японских торпед. Торпеды, выпущенные японскими эскадренными миноносцами, причиняли страшные повреждения нашим крейсерам и эскадренным миноносцам, а наши подводники считали большой удачей, если после одного попадания торговое судно разламывалось пополам. Крупные суда добирались до своих портов, даже получив два или три попадания. Артиллерийскому управлению следовало подумать об увеличении веса и силы взрывчатого вещества в зарядном отделении наших торпед. Однако из управления ответили, что зарядное отделение торпеды уже и так содержит 454 килограмма тротила, то есть в два раза больше, чем в начале войны, и что качество взрывчатого вещества якобы улучшилось. В торпеде новейшего образца предполагалось создать гигантское зарядное отделение, но эта торпеда, которая должна была «вот-вот появиться на свет», так и не была изготовлена до окончания войны.

Продолжали поступать неприятные донесения о торпедах, предположительно или наверное не взорвавшихся из-за взрывателя типа «Мк-6», который был теперь выключен, но продолжал тяготеть над нами, как вечное проклятие. Один командир доложил, что пытался торпедировать вражеское судно «воздухом», имея в виду, что после выстрела взорвался не боевой заряд торпеды, а резервуар со сжатым воздухом. Был и такой случай, когда торпеда, выпущенная подводной лодкой «Сэмон», пробила борт судна и потопила его, так и не взорвавшись.

Я благодарю небо за то, что эта напасть в отличие от предыдущей не тянулась мучительно долго, а сразу переросла в кризис. Кризис возник вследствие большой неудачи, постигшей подводную лодку «Тиноса» капитан-лейтенанта Дэна Дэспита, возвратившуюся из боевого патрулирования 6 августа.

Патрулируя в районе островов Трук, Дэн в дневное время наткнулся на китобойную матку «Тонан Мару» тоннажем в 19000 тонн, следовавшую без охранения, и, оставаясь на перископной глубине, произвел залп четырьмя торпедами под углом встречи 95 градусов, то есть почти перпендикулярно к ее курсу. Две торпеды попали в цель, но не взорвались. Судно увеличило ход и отвернуло. В этот момент Дэн выстрелил из носовых торпедных аппаратов двумя оставшимися торпедами, которые взорвались в кормовой части. Судно потеряло ход. Эти две торпеды попали в судно под острым углом. Здесь-то и лежал ключ к решению всей проблемы, как это мы поняли несколько позже: торпеды не взрывались, попадая в цель под прямым углом, но взрывались при скользящем ударе о нее.

Дэн со свойственными ему осторожностью и хладнокровием приступил к уничтожению своей жертвы. Он не мог всплыть и применить артиллерию, потому что противник был вооружен, а тратить много торпед ему не хотелось. Поэтому, сблизившись до дистанции 4 кабельтова и выйдя на траверз цели, Дэн выпустил одну торпеду. Послышался удар ее о корпус судна, и командир заметил большой всплеск в месте попадания, но взрыва не последовало. Затем случилось небывалое — ни одна из восьми торпед, выстреленных одна за другой с тщательно выбранных позиций — с позиций, которые считались идеальными, — не взорвалась! Итого, 11 невзорвавшихся торпед! Дэспит оставил одну торпеду для выяснения неисправности и возвратился в Пирл-Харбор. Он кипел от негодования. Я ожидал, что поток бранных слов обрушится на мою голову, на артиллерийское управление, на торпедный полигон в Ньюпорте, на нашу минноторпедную мастерскую, и у меня не хватило бы сил осудить его за это: ведь суда тоннажем в 19000 тонн не попадаются на каждом перекрестке! Трудно было поверить тому, что он рассказал, но факты — упрямая вещь. С величайшей тщательностью мы обследовали последнюю торпеду, оставшуюся на «Тиноса», но никаких дефектов не обнаружили. При испытании взрыватель сработал нормально.

Мы все ломали голову над этой проблемой. Было сделано несколько предположений, довольно близко подходивших к тому решению, которое нам удалось найти несколько дней спустя. В это время ко мне явился капитан 2 ранга Момсен, человек большого практического ума, изобретатель «Легких Момсена» — приспособления, предназначенного для выхода личного состава из затонувшей подводной лодки. Он предложил доставить на небольшой островок Кахулави партию приготовленных торпед и провести там стрельбы по отвесным скалам, поднимающимся из воды. Если какая-нибудь торпеда не взорвется, мы достанем ее и постараемся установить причину. Мысль была верная. Правда, я опасался, что участники этой экспедиции угодят прямо в рай, когда начнут обследовать зарядное отделение невзорвавшейся торпеды, но адмирал Нимиц дал разрешение, и подводная лодка «Маскалланге» вышла из Пирл-Харбора к острову Кахулави. Там она выстрелила в скалы три торпеды. Первые две взорвались, а третья дала осечку. При обследовании торпеды мы обнаружили, что ударник сработал и наколол капсюль с гремучей ртутью, но недостаточно сильно, чтобы произвести взрыв.

После того как неисправность была обнаружена, мы занялись устранением ее. С помощью крана мы поднимали пустые зарядные отделения торпеды со взрывателями на высоту 27 метров (чтобы сила удара была такой же, как и при выстреле) и сбрасывали их на стальную плиту. Очень скоро выяснилось, что при ударе под углом встречи в 90 градусов ударник не пробивает капсюль. Если же стальную плиту установить наклонно, например под углом в 45 градусов, то количество осечек сокращается наполовину. Всем подводным лодкам, находившимся в море, было немедленно приказано стрелять торпедами под острым или тупым углом встречи и ни в коем случае не стрелять под углом 90 градусов. На протяжении нескольких недель мы не могли думать ни о чем другом, кроме взрывателей, которые даже во сне не оставляли нас в покое. Через три недели у нас появился вполне приемлемый контактный взрыватель. Сколько забот свалилось с наших плеч! Значит, не зря мы перепортили около дюжины взрывателей стоимостью 830 долларов каждый.

Теперь, почувствовав твердую почву под ногами, я отправился к адмиралу Нимицу, внимательно следившему за нашими экспериментами, и попросил у него разрешения отправить на боевое задание подводную лодку, снабженную торпедами с усовершенствованными взрывателями. Он согласился без колебаний. У него в это время находился главнокомандующий военно-морскими силами США Кинг, совершавший очередную инспекционную поездку по Тихому океану. Кинг и Нимиц считали, что нужно немедленно приступить к массовому производству усовершенствованных взрывателей.

30 сентября 1943 года подводная лодка «Барб» под командованием капитана 3 ранга Уотермана вышла из Пирл-Харбора, имея на борту 20 торпед с усовершенствованными взрывателями, и с этого момента все наши неприятности со взрывателями неожиданно отошли в прошлое.

В августе и сентябре были потоплены четыре военных корабля и 50 торговых судов общим тоннажем 218767 тонн. Тридцать подводных лодок участвовало в этих операциях, происходивших на всем пространстве Тихого океана — в Японском, Желтом и Восточно-Китайском морях, у берегов Индокитая, в Макассарском и Молуккском проливах, в Яванском море, у островов Палау, Трук, Маршалловых, Марианских и Курильских. Имея около 100 современных подводных лодок плюс 18 подводных лодок типа «S», которые патрулировали в районе Курильских островов или использовались эскортными кораблями в учебных целях, а также располагая новым взрывателем, мы превратили Тихий океан в кладбище для судов противника.

Подводная лодка «Триггер» уничтожила в Восточно-Китайском море два грузовых судна и два танкера общим тоннажем в 27000 тонн. Три из них были потоплены за одну ночь. «Боунфиш» и «Снук» пустили ко дну по одному транспорту тоннажем в 10000 тонн каждый. Остальные потопленные ими суда были средней величины. Подводная лодка «Хардер» во время своего второго боевого патрулирования, проходившего у южного побережья острова Хонсю, потопила пять судов, в том числе танкер «Дайсин Мару» (5878 тонн). Танкеры считались у нас первоочередной целью.

В этот период мы потеряли две подводные лодки — «Грейлинг» и «Помпано». Мы не знаем, как погибла «Грейлинг». Из послевоенных данных известно только то, что она потопила грузо-пассажирское судно тоннажем в 5500 тонн у острова Верде (Филиппинские острова). Причина гибели «Помпано» также не известна, но можно предполагать, что она подорвалась на мине северо-восточнее острова Хонсю. В этом роковом для нее походе «Помпано» потопила два грузовых судна.

В первой половине августа к нам в Пирл-Харбор прибыли виднейшие американские конструкторы подводных лодок — капитаны 2 ранга Макки и Морган. Они дали ряд ценных советов в отношении того, как увеличить запасы топлива и торпед на подводных лодках. Их визит не был мимолетным и принес пользу обеим сторонам. Из Пирл-Харбора конструкторы отправились на атолл Мидуэй.

В напряженные дни осени нас посетил также капитан 3 ранга Бельц из управления кораблестроения и ремонта. Основная работа Бельца заключалась в том, чтобы изыскивать запасные части для подводных лодок и переправлять их к нам на Тихий океан. Запчасти ценились у нас на вес золота, и мы не сдавали никакого оборудования на слом до тех пор, пока не убеждались, что уже нет никакой возможности отремонтировать его или разобрать на запасные части.

Мы должны зарубить себе на носу, что в военное время запасные части имеют огромное значение.

С меньшим энтузиазмом мы отнеслись к другой делегации из морского министерства, которая пыталась внушить нам, что подводные лодки якобы нуждаются в мощных средствах защиты от авиации. В качестве примера представители министерства ссылались на одну немецкую подводную лодку, которая имела на вооружении 11 зенитных пушек калибром от 87 мм и меньше в спаренных установках. Что мы будем делать, спрашивали нас, когда мощь японских военно-воздушных сил значительно возрастет? Для усиления средств защиты морское министерство предлагало нам поставить в кормовой части подводных лодок ракетную установку. Эта махина весом в восемь тонн должна была выстреливать в небо ракету с проволочной сеткой в расчете на то, что в ней запутается винт атакующего самолета. Разумеется, самолет уже успеет к тому времени сбросить бомбы, и проволочная сетка будет играть лишь роль мстителя. Это предложение не представляло для меня никакого интереса, тем более что я видел эти установки в Англии, где они использовались для защиты аэродромов, и знал, что английские летчики не очень-то доверяют им. Даже члены прибывшей делегации не проявляли большого энтузиазма относительно этой идеи. Однако они считали, что нам нужно иметь на корме специальную «башню» с 20- или 40-мм автоматами для защиты подводной лодки от воздушного нападения в случае, если она будет застигнута в самом критическом для нее положении — в момент погружения. Но я не хотел и этого.

Я по-прежнему считал, что лучшим видом защиты подводной лодки от авиации, равно как и от надводных кораблей, является погружение и что подводникам нужен лишь хороший радиолокатор, который вовремя предупреждал бы их о приближении самолетов. Если же перегрузить подводную лодку всевозможными защитными устройствами, то это приведет к сокращению запаса торпед и сделает силуэт лодки более заметным. А такую лодку, значительно ослабленную в боевом отношении, лучше всего держать на приколе.

В то время, о котором идет речь, военно-воздушная мощь Японии достигла наивысшей точки и, по-видимому, уже пошла на убыль. Если мы обошлись без этих громоздких средств защиты в период, когда японская авиация была особенно сильной, то зачем, спрашивается, теперь мы должны отправлять подводные лодки на длительный срок на военно-морские верфи и устанавливать на них устройства, которые вряд ли понадобятся? Все подводные лодки, находившиеся в моем распоряжении, были нужны прежде всего на передовых позициях.

Дело кончилось тем, что адмирал Кинг приказал мне разработать проект многоствольных зенитных установок, приводимых в действие и управляемых из боевой рубки лодки. Мысль была превосходной, но при ее осуществлении мы натолкнулись на большое количество препятствий, которые так и не смогли преодолеть до конца войны.

В первой половине августа в Пирл-Харбор возвратилась подводная лодка «Сори» капитан-лейтенанта Дроппа. Ее перископы имели такой вид, как будто над ними пронесся циклон. В предыдущем походе в Восточно-Китайское море подводная лодка добилась неплохого результата. Она потопила несколько судов противника общим тоннажем в 19936 тонн, в том числе большой танкер. Однако на этот раз ее постигла неудача. Идя в атаку на перископной глубине, Дропп внезапно заметил вынырнувший откуда-то из темноты эскадренный миноносец. Не успел Дропп погрузиться на безопасную глубину, как корабль врезался в перископы лодки. Командир японского миноносца, очевидно, и не подозревал, что наскочил на подводную лодку, потому что глубинных бомб не сбросил, а одной бомбы было достаточно, чтобы покончить с «Сори».

В этот период произошло так много событий, что я не берусь излагать их в последовательности, соответствующей их значению. Положение явно изменилось к лучшему после того, как повысилась эффективность торпед и возросло доверие к ним. Увеличившееся вследствие этого количество потопленных судов противника привело к такому взлету энтузиазма, какого мне еще не доводилось видеть.

Командир «Уоху» Маш Мортон и командир «Планджер» Бенни Басс добились у меня разрешения совершить еще один рейд в Японское море через пролив Лаперуза, хотя у них еще не было торпед с новым взрывателем. Подводные лодки без труда проникли в Японское море, следуя тем же путем, каким ходили русские суда. Торпеды действовали плохо у обоих, но Басс все же сумел потопить два грузовых судна, которые значатся у меня в сводке за август и сентябрь. У Мортона дело совсем не клеилось, и он, доведенный до отчаяния, вынужден был просить у меня разрешения возвратиться в базу для проверки торпед.

Я, разумеется, разрешил, и он прибыл в рекордно короткий срок — за 11 дней. Мортон рвал и метал. У него было много объектов для атаки, но невзрывающиеся торпеды и бесконечные уходы на глубину могут сломить кого угодно. Мортон поступил мудро, приняв решение возвратиться в базу, чтобы затем вновь отправиться в море, но уже с проверенными торпедами. Он просил только об одном: дать ему комплект новых электрических торпед типа «Мк-18» и поскорее отправить обратно. Командир подводной лодки «Софиш» капитан-лейтенант Сэндз был почти готов к походу и тоже хотел попытать счастья в Японском море с новыми торпедами. В последних числах сентября обе лодки были уже там.

15 августа, после долгой и тщательной подготовки, наши войска захватили остров Кыска, который, как оказалось, был давно покинут японцами. Многие армейцы и моряки не знали, куда глаза девать от этого конфуза. Зато у капитана 2 ранга Джонсона, командовавшего соединением подводных лодок в Датч-Харборе, появилась возможность перебраться на новую базу, место для которой он облюбовал в Пирамид-Коув на острове Атту. Оттуда было значительно легче вести боевые действия в районе Курильских островов и в суровом Охотском море. Ввиду того что главнокомандующий Нимиц приказал не создавать на новом месте такую же крупную базу, как в Датч-Харборе, мы обратились к нему с просьбой передать в наше распоряжение старую плавбазу подводных лодок «Бивер» и получили согласие. В октябре 1943 года на острове Атту появилась передовая база. Береговые сооружения базы ограничивались несколькими домиками с оборудованием, привезенным с нашей базы на острове Кодьяк.

Примерно в это же время у нас появился радиолокатор, и главнокомандующий Нимиц щедрой рукой выделил в мое распоряжение 12 специалистов, которые должны были обслуживать новую технику и обучать подводников обращению с ней. 14 августа я вышел на подводной лодке «Снук» в море, чтобы ознакомиться с работой радиолокатора, и был восхищен его эффективностью.

Мысль о спасении летчиков, сбитых над морем, с помощью подводных лодок зародилась в августе, во время совещаний, на которых обсуждались вопросы организации учений для подготовки к предстоящей «операции Гальваник» на островах Гилберта. Контр-адмирал Поунол, командовавший в то время авианосными силами США на Тихом океане, готовился нанести удар (главным образом в учебных целях) по острову Маркус, расположенному в 1100 милях к юго-востоку от Токио. Встал вопрос, нельзя ли организовать спасение его летчиков и не дать им попасть в руки противника. Вместе с тем летчики, зная, что их будут спасать, стали бы действовать более уверенно и смело. Обсудив вопрос, мы с Поунолом решили наладить такое взаимодействие.

К острову Маркус можно было послать подводную лодку «Снук», которая находилась у атолла Мидуэй и готовилась к походу в Желтое море. Так и было сделано. И хотя для «Снук» не представилось возможности (японцы были захвачены врасплох и не оказали сопротивления) подобрать хотя бы одного сбитого летчика, именно она положила начало той службе — службе спасения собратьев по оружию, — которую впоследствии несли десятки наших подводных лодок. К 20 сентября — дню, намеченному для налета на острова Гилберта, — подводная лодка «Стилхед» уже находилась в назначенном районе, но и ей не пришлось никого спасать.

Первый успех выпал на долю подводной лодки «Скейт». 6 и 7 октября, когда бомбардировщики и истребители контрадмирала Монтгомери предприняли серию налетов на атолл Уэйк, «Скейт» несла спасательную службу, иногда подходя настолько близко к берегу, что вызывала на себя огонь береговых батарей противника. К несчастью, она была застигнута врасплох японским самолетом, спикировавшим на нее из-за облаков. Во время обстрела подводной лодки старший помощник командира лейтенант Максон получил пулевое ранение в спину. К этому времени «Скейт» подобрала двух летчиков. Получив донесение о тяжелом состоянии Максона, я обратился к Монтгомери с просьбой послать эскадренный миноносец на рандеву с подводной лодкой, чтобы снять с нее раненного офицера. «Скейт» была сообщена точка рандеву и дано указание следовать на атолл Мидуэй, как только она выполнит свое особое задание, если встреча не состоится. Подводной лодке не удалось встретиться с эскадренным миноносцем, и по окончании воздушных налетов она полным ходом направилась в базу.

В это время контр-адмирал Монтгомери передал мне по радио предположительные координаты девяти летчиков, совершивших вынужденную посадку. Единственное, что я мог сделать, — это вернуть «Скейт» обратно. Такое решение тяжело было принимать, но ничего другого не оставалось. Лейтенант Максон умер на следующее утро, то есть за два дня до того, как подводная лодка прибыла бы на Мидуэй. В течение 9 и 10 октября «Скейт» подобрала у берегов атолла Уэйк еще четырех летчиков морской авиации. Последним был найден капитан-лейтенант Грант, командир авиагруппы.

Грант был абсолютно уверен, что его спасут, а пока развлекался тем, что обдумывал различные варианты начала разговора со своими спасителями. В конце концов он остановился на следующем: «А, доктор Ливингстон, если не ошибаюсь?» Однако все произошло не так, как он предполагал. Когда его заметили, Грант спал на дне своей резиновой шлюпки. Разбуженный окликом с подводной лодки, он так заволновался, что выбросился за борт и поплыл на «Скейт», оставив в шлюпке свои башмаки и вставную челюсть. Когда ему помогли взобраться на борт, он вместо приготовленной фразы выпалил:

— Как у вас, братцы, воды хватает? А то у меня еще полфляги осталось.

Некоторое время спустя его брат коммодор Грант был назначен командиром военно-морской базы на атолле Маджуро, и там же, на острове Мюрна, мы разбили лагерь для отдыха подводников. Коммодор Грант считал, что подводникам нельзя отказывать ни в чем. Такое же мнение существовало и на авианосце «Лексингтон». На «Скейт», подобравшей нескольких летчиков с этого авианосца, была получена следующая радиограмма: «Просите — и вы получите с «Лексингтона» все, что захотите. Если эту вещь невозможно будет унести целиком, мы разрежем ее на куски». С этого времени ни одна сколько-нибудь значительная операция авианосных сил не проводилась без участия подводных лодок спасательной службы.

В эти же дни, а именно 9 и 10 октября, подводной лодке «Паффер», отправившейся в боевой поход из Фримантла под командованием капитан-лейтенанта Дженсена, пришлось выдержать жесточайшие атаки глубинными бомбами в Макассарском проливе.

Утром 9 октября в 05.25 подводная лодка погрузилась на перископную глубину и начала патрулирование в узкой северной части пролива. Через некоторое время показалось большое торговое судно в сопровождении эскадренного миноносца типа «Тадори». Дженсен выстрелил двумя торпедами, которые попали в цель, но не потопили судно. «Паффер» развернулась и дала залп двумя торпедами из кормовых торпедных аппаратов. Одна из них взорвалась преждевременно, а вторая либо прошла мимо, либо не взорвалась.

В это время подводную лодку атаковал эскадренный миноносец. Дженсен решил прекратить атаку до более благоприятного момента. Он не стал погружаться на большую глубину, и это была ошибка, потому что шесть глубинных бомб, сброшенных кораблем, разорвались прямо над лодкой. В результате обе крышки рубочного люка сильно сместились, и прежде чем их удалось водворить на место, в лодку проникло много воды. От взрыва глубинных бомб самопроизвольно открылось несколько забортных клапанов и были выбиты прокладки. Сильно пострадали также стеклянная и пробковая изоляции.

Подводная лодка «Паффер» погрузилась на большую глубину. Но, видимо, масляный след или воздушные пузыри на поверхности воды демаскировали подводную лодку, потому что эскадренный миноносец следовал буквально по пятам. В 18.20 к нему присоединился еще один эскортный корабль. Личный состав «Паффер», которая приняла много воды и получила дифферент на корму, из последних сил старался удерживать лодку на нужной глубине. К счастью, все глубинные бомбы взрывались довольно высоко, хотя иногда и отбрасывали лодку на опасную глубину. Последняя серия была сброшена в 01.15 10 октября, но корабли противника, израсходовавшие, по-видимому, все глубинные бомбы, продолжали совершать «холостые заходы» вплоть до 12.25 и только после этого отошли, очевидно, рассчитывая на то, что подводная лодка всплывет или по крайней мере поднимет перископ.

Дженсен решил не рисковать и хорошо сделал, потому что не успела подводная лодка всплыть с наступлением темноты, как сразу же обнаружила радиолокатором небольшую цель — вероятно, эскортный корабль, дожидавшийся ее появления. Но Дженсену нужна была только небольшая передышка, чтобы подзарядить аккумуляторную батарею и починить трубопровод. Поэтому он обошел эскортный корабль и остановился между ним и берегом, чтобы затруднить обнаружение подводной лодки радиолокатором. Эта атака «Паффер» эскортными кораблями, продолжавшаяся 31 час, была самой упорной из всех атак, о которых нам известно.

Теперь, когда мы имели достаточное количество подводных лодок для действий на основных маршрутах торгового судоходства, перед нами встал следующий по порядку вопрос — вопрос о «волчьих стаях». Относительно большое число судов в конвоях противника, их охранение и оборонительная тактика были теперь таковы, что одной подводной лодке не хватало торпед, чтобы разделаться со всеми судами, даже если бы они следовали близко друг от друга, чего на практике никогда не бывало. При первом же взрыве торпеды суда конвоя, имевшие хорошо обученные команды, расходились в разные стороны, и подводной лодке приходилось на большой скорости бесконечно долго гоняться за ними, чтобы добиться более или менее приличного результата. Но группа из трех — четырех подводных лодок, оснащенных радиолокационной аппаратурой и прошедших обучение в «Конвойном колледже» Бейба Брауна, могла справиться с задачей уничтожения такого конвоя.

Японские конвои по своим размерам даже и не приближались к нашим гигантским конвоям в Атлантике, в которые объединялось по 80 и более судов. Конвои противника, попадавшиеся нашим подводным лодкам, насчитывали иногда 15, но обычно имели не более 6–8 судов. Поэтому нам не нужны были и громадные «волчьи стаи» по 15–20 лодок, которые применялись немцами. Кроме того, по моему мнению, такие стаи слишком неповоротливы, в особенности если ими управлять с берега, как это пыталось делать германское командование. Сосредоточение такого большого количества подводных лодок в одном месте было на руку кораблям и самолетам нашей противолодочной обороны и приводило к ужасающим потерям в подводных силах адмирала Деница.

Здесь стоит привести выдержку из письма адмирала Эдвардса, который писал мне в августе 1943 года: «Волчьи стаи неплохи против овец, но когда они наталкиваются на хорошо организованную оборону, то становятся беспомощными. Прошлой зимой Ваш старый приятель Дениц растерял большую часть своего выводка, действуя именно таким образом в условиях, явно неблагоприятных для него, о чем ему следовало бы знать». Дениц и в дальнейшем продолжал нести потери из-за этой тактики, а также потому, что не запрещал подводным лодкам вести бои с нашими самолетами. Я был против всех этих методов.

Беда адмирала Деница заключалась еще и в том, что его подводные силы невероятно быстро росли и так же быстро таяли в боях. Это отрицательно сказывалось на боевой подготовке личного состава подводных лодок, а также физическом состоянии немецких подводников, которые даже не успевали как следует отдохнуть в промежутках между походами.

Мы не собирались также прибегать к немецкой практике управления «волчьими стаями» с берега и ограничивались ролью поставщиков подводным лодкам свежей информации о передвижении судов противника. «Волчьими стаями» у нас иногда командовали командиры дивизионов, которые стремились заработать себе боевую славу любой ценой и, кроме того, хотели немного отдохнуть от изнурительной каждодневной работы по обучению личного состава в базах подводных лодок. Как правило, однако, командовать стаей назначался перед самым выходом на боевое задание старший из командиров подводных лодок. Я надеялся, что командиры «волчьих стай» сумеют применить в бою методы, усвоенные в «Конвойном колледже», и они не ударили в грязь лицом.

Еще в апреле 1943 года я говорил, что ключом к решению проблемы «волчьих стай» является связь. После того как связь была более или менее налажена, нам недоставало только подводных лодок. Теперь мы имели их в достаточном количестве, чтобы приступить к решительным действиям. Наши «волчьи стаи» не упускали случая «атаковать» в учебных целях свои конвои, направлявшиеся в Пирл-Харбор. «Атаки» производились к востоку от острова Оаху, потому что в районе к западу от него нередко появлялись перископы подводных лодок противника, заходивших иногда и в районы учений. Бывали случаи, когда эскадренный миноносец, выполнявший роль цели для нескольких, скажем, трех подводных лодок, вдруг начинал слышать работу четырех. Тогда нашим подводным лодкам отдавался приказ всплыть, и непрошенного гостя начинали забрасывать глубинными бомбами.

Почему подводные лодки противника (а это были, несомненно, они) не торпедировали ни одного нашего корабля, так и осталось для меня загадкой. Это была глупейшая ошибка с их стороны. Очевидно, их посылали для наблюдения за передвижениями наших кораблей в районе Пирл-Харбора, и они только этим и занимались, потому что за все время войны, не считая первых месяцев, ни один наш корабль не подвергся нападению в районе Пирл-Харбора или атолла Мидуэй.

Первая «волчья стая» вышла из Пирл-Харбора под командованием капитана 2 ранга Момсена. Он сам подготовил эту стаю и хотел проверить эффективность своих методов, которые представляли собой не что иное, как старые довоенные правила выхода в атаку на учебную цель. Но как далеки от жизни были эти правила! В боевых условиях все было по-иному. Получив боевой приказ, Момсен на «Сероу» совместно с «Шэд» и «Грейбэк» отправился на боевое патрулирование в Восточно-Китайское и Желтое моря, где, по имевшимся у нас данным, попадались большие конвои. «Грейбэк» удалось потопить два судна общим тоннажем в 14500 тонн, а остальные ничем похвастаться не могли. По возвращении в базу Момсен доложил, что подводными лодками его стаи потоплено пять и повреждено семь судов. Однако в списках объединенного комитета по учету потерь в числе потопленных значатся лишь два судна. Следовательно, общий итог составили два потопленных и десять поврежденных судов. Связь по-прежнему оставляла желать лучшего, и мы занялись упрощением документации скрытой радиосвязи.

Неоднократные донесения от подводных лодок, выполнявших боевые задания, свидетельствовали о том, что с нашей новой электрической торпедой типа «Мк-18» не все благополучно. Ее «детские болезни» еще давали о себе знать. Кроме того, по скорости она нисколько не отличалась от старых торпед типа «Мк-5», которыми я сам стрелял еще в 1928 году. При такой малой скорости исходные данные торпедной стрельбы должны быть абсолютно точными. Наши командиры подводных лодок привыкли иметь дело с быстроходными торпедами типа «Мк-14», допускавшими некоторые погрешности при расчетах, и считали этот недостаток электрической торпеды почти непростительным. Были случаи, когда торпеды шли самым невероятным зигзагообразным курсом и подводная лодка сама подвергалась опасности. Нередко через горловину аккумуляторного отделения торпеды проникала вода, а зарядка батарей, заливка электролита и вентилирование торпед требовали титанических усилий. Помимо всего прочего, прибор управления торпедной стрельбой не был рассчитан на малую скорость торпеды типа «Мк-18», и данные для атаки приходилось рассчитывать по таблицам.

Не удивительно, что электрические торпеды медленно завоевывали права гражданства. Тем не менее мы были преисполнены решимости сломить сопротивление этой «массы сырого материала», как в свое время сломили сопротивление взрывателя типа «Мк-6», и в конце концов мы победили — в основном благодаря собственным усилиям.

Приезд в Пирл-Харбор представителей верховного командования и множества важных лиц, в том числе четырех американских сенаторов, задержал мою очередную поездку на атолл Мидуэй. От подводной лодки «Снук» было получено донесение, что она прибывает на Мидуэй приблизительно 3 октября, имея на борту несколько раненых артиллерийским огнем противника. Одно время представители старой школы подводников ругали нас за использование подводными лодками артиллерии. Эти люди утверждали, что наличие орудия толкает подводную лодку на неоправданный риск. Возможно, это было и так, но наши торпеды действовали плохо, и поэтому артиллерия была единственным средством уничтожения многочисленных сторожевых кораблей, которые несли дозорную службу в 600 милях от берегов собственно Японии.

Момент казался мне наиболее подходящим для того, чтобы встретить «Снук» сразу же по прибытии ее на Мидуэй и из уст самого командира выслушать рассказ об артиллерийском бое. Поэтому я сел в самолет, регулярно совершавший два рейса в неделю в этом направлении, и полетел мимо высоких скал Кауай, над островом Ниихау и рифами Френч-Фригейт.

«Снук» лихо подошла к пирсу, и ее командир Трибел пригласил нас в кают-компанию. Там он достал вахтенный журнал, и мы быстро просмотрели его за чашкой кофе. Как я и предполагал, «Снук» вела артиллерийский бой с вооруженным траулером, который она остановила, попав 76-мм снарядом в машинное отделение. Потопить траулер с помощью небольшого орудия было делом нелегким, тем более что в любой момент могли появиться самолеты противника. Подавив ответный огонь, Трибел пошел на сближение, чтобы точнее бить по ватерлинии траулера. В это время какой-то японец, прикинувшийся убитым, дал очередь из автомата. Он был тотчас же сражен, но успел ранить четырех членов экипажа лодки. Я считал, что мы получили хороший урок за сравнительно низкую цену.

На следующий день «Снук» выходила в Пирл-Харбор, и я решил возвращаться на ней, а не на самолете. Переход прошел без приключений. По подсчетам командира, за минувший поход ему удалось потопить или повредить несколько судов противника общим тоннажем в 25000 тонн. Неплохой результат!

Когда мы подходили к пирсу базы подводных лодок в Пирл-Харборе, оркестр заиграл государственный гимн, как это принято в таких случаях, а затем трижды раздалась барабанная дробь и трижды прозвучали фанфары — почести, отдаваемые вице-адмиралу. Такую встречу я посчитал ошибкой, за которую придется краснеть капельмейстеру и моему адъютанту. Я спустился с мостика и увидел Бейба Брауна, Саншайна Марри, Суида Момсена, Дика Воуга и других офицеров моего штаба, которые встретили меня улыбками и поздравлениями. Бейб Браун вручил мне депешу, в которой говорилось, что приказом президента я назначен командующим подводными силами Тихоокеанского флота в чине вице-адмирала. Это звание мне присваивалось временно и теряло силу при переходе на другую должность.

Однако в глубине души я считал, что штабные офицеры сыграли со мной шутку — ничуть не хуже тех, которые нередко я сам проделывал над ними. В свою необыкновенную удачу я по-настоящему поверил только после того, как прибыл в бомбоубежище и обнаружил на своем столе поздравительную телеграмму адмирала Нимица. Я прекрасно понимал, что мое повышение является просто средством выражения благодарности всем подводным силам за их замечательные успехи. Не было никакой необходимости иметь вице-адмирала в подводных силах, как я уже дважды заявлял в переписке с Вашингтоном. Необходимости, пожалуй, не было, но все-таки чертовски приятно быть вице-адмиралом!