Глава 2

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 2

Сражение у атолла Мидуэй явилось поворотным пунктом в войне на Тихом океане[6]. По-иному стали развиваться и боевые действия наших подводных лодок. Атолл Мидуэй играл важную роль в стратегических планах военного командования на Тихом океане, а в оперативном отношении представлял большую ценность для наших подводных лодок, базировавшихся на Пирл-Харбор. Использование этого атолла, расположенного в 1200 милях к северо-западу от острова Оаху, в качестве базы снабжения позволило на 2400 миль увеличить радиус действия подводных лодок контр-адмирала Инглиша, командующего подводными силами Тихоокеанского флота США.

Приняв командование, я также стал задумываться над тем, как увеличить радиус действия подводных лодок. Путь до побережья Индокитая, у которого в то время находились лучшие места для охоты, составлял около 3300 миль, а с учетом обратного пути — 6600 миль. Поскольку дальность плавания подводных лодок при экономическом ходе не превышала 10000-12000 миль, то они испытывали большой недостаток в топливе при плавании большими скоростями. Если бы нам удалось создать где-нибудь поближе к театру военных действий такую же базу снабжения, какой стал атолл Мидуэй для подводных сил в центральной части Тихого океана, то это сократило бы нашим подводным лодкам время, необходимое для перехода в назначенные районы. В результате увеличился бы период боевого патрулирования и подводные лодки получили бы возможность действовать на более высоких скоростях и топить больше судов противника.

Порты северо-западного побережья Австралии не представляли для меня большого интереса. Они не имели почти никакого оборудования для передачи подводным лодкам топлива, а лишней плавучей базы, которую можно было бы использовать в качестве танкера, у меня не было. С самими танкерами дело обстояло еще хуже: единственный норвежский танкер, имевшийся в нашем распоряжении, сильно пострадал во время атаки с воздуха и был надолго выведен из строя.

Наиболее подходящими пунктами для создания передовых баз подводных лодок казались мне Дарвин на северном побережье и Брум, находящийся на полпути к Дарвину. Поэтому я решил побывать там, чтобы на месте проверить свои предположения. От Дарвина пришлось отказаться вследствие слабости его обороны. Ничто не мешало японцам, закрепившимся на острове Тимор, захватить его в любое удобное для них время. Сам город, покинутый жителями, лежал в развалинах, а налеты японской авиации все продолжались. Не менее жалкое зрелище представлял собой и слабо защищенный Брум, некогда один из богатейших городов Австралии, славившийся добычей жемчуга. Было бы весьма неразумно с моей стороны рисковать плавбазой, поставив ее в одном из этих портов.

Во время одного из посещений восточного побережья я встретился в Брисбене с генералом Макартуром и пожаловался ему на трудности с организацией передовой базы. Несмотря на занятость, генерал всегда живо интересовался операциями подводных лодок. Он с полной откровенностью сообщил мне о ходе боевых действий и о планах на будущее. Я со своей стороны подчеркнул, что мне срочно нужна еще одна база, но что я не решаюсь держать ни одну из плавбаз подводных лодок, которых у меня и так мало, в непосредственной близости от японских военно-воздушных баз в Купанге и Дили на острове Тимор. Макартур ответил, что намеревается захватить Тимор до Нового года, то есть в 1942 году. К сожалению, этому намерению не суждено было осуществиться. Наступление, предпринятое японцами в конце 1942 года на Новой Гвинее, где они нанесли удар через высокие горы Оуэн-Стэнли в направлении Порт-Морсби, приковало к себе все его внимание. В результате Тимор оставался в руках у японцев до последнего дня войны.

В конце концов я остановил свой выбор на заливе Эксмаут, расположенном в северо-западной части Австралии, в 700 милях к северу от Перта, хотя и он не отвечал всем требованиям. В течение некоторого времени он служил базой для наших четырех или пяти разведывательных летающих лодок «Каталина». Там мы и поставили плавучую базу подводных лодок.

Залив Эксмаут — это большой водный бассейн с глубинами, позволяющими ставить сетевые заграждения для защиты от карликовых подводных лодок и торпед. Что касается подводных лодок обычного размера, то из-за мелководья они вообще не могли атаковать здесь в подводном положении. Однако наши гидроавиатранспорты, стоявшие тут, легко могли быть торпедированы из надводного положения под покровом ночи, и мы прямо-таки диву давались, гадая, почему ни один из командиров японских подводных лодок не сделал такой попытки. Залив почти со всех сторон окружен сушей, но равнинная местность вокруг него представляет собой плохую защиту от ужасных ветров, свирепствующих в этой части Австралии и нередко разрушающих деревянные домики местных жителей, которые занимаются добычей жемчуга на этом безлюдном побережье. Такое место мало пригодно для стоянки гидросамолетов, но с этим приходилось мириться ради той относительной безопасности, которую давали нам эти самолеты, занимавшиеся патрулированием района расположения базы. Меня это место устраивало, хотя оно и находилось намного ближе к Фримантлу, чем хотелось бы.

Новая база позволяла увеличить продолжительность патрулирования моих подводных лодок всего на четыре дня. Тем не менее я решил достать, если удастся, несамоходный лихтер водоизмещением примерно в 500 тонн и поставить его в заливе под защитой пушек гидроавиатранспорта, чтобы подводные лодки, уходя в боевой поход, могли там заполнить топливные цистерны и заправиться на обратном пути, если у них не хватит топлива для возвращения во Фримантл. Начав с этого, мы могли затем подумать и о том, чтобы перевести туда плавучую базу для ремонта подводных лодок и, возможно, даже построить лагерь для отдыха подводников.

По возвращении в Перт я изложил свой план вице-адмиралу Лири, командующему вооруженными силами США в юго-западной части Тихого океана. Он поддержал меня, и менее чем через два месяца по распоряжению командования австралийского военно-морского флота несамоходный лихтер, наполненный топливом, был отбуксирован из Сиднея через Торресов пролив в залив Эксмаут.

Это был пока только первый шаг на пути к созданию передовой базы, необходимость в которой не вызывала сомнений. Правда, обстановка впоследствии сложилась так, что базу пришлось ликвидировать. Мы понесли при этом кое-какие убытки, но зато я и офицеры моего штаба приобрели ценный опыт, пригодившийся нам в дальнейшем при создании таких же баз на атоллах Мидуэй и Маджуро и островах Сайпан и Гуам.

Тем временем мы в Перте продолжали ломать голову над проблемой ремонта подводных лодок. На всем западном побережье Австралии не было ни одного сухого дока. Более или менее серьезный ремонт, требовавший докования, производился в Мельбурне или Сиднее. Во Фримантле имелся всего один небольшой судоподъемный эллинг, не вмещавший наши океанские подводные лодки длиной в 95 метров. Эллинг необходимо было увеличить в размерах и сделать более прочным, а пока нам приходилось заменять гребные винты и производить мелкий ремонт подводной части корпуса подводных лодок с помощью водолазов или самодельных кессонов. Не меньше хлопот доставляла и проблема снабжения. Ширина колеи австралийских железных дорог не одинакова в различных районах страны, и товарные поезда доставляли грузы настолько медленно, что мы предпочитали перевозить торпеды из Мельбурна в Западную Австралию морем.

Когда австралийские власти разрешили произвести необходимые изменения в конструкции эллинга, наш инженер и начальник эллинга сделали все от них зависящее, чтобы ускорить работу. Плавучая база подводных лодок, стоявшая в порту, постоянно присылала своих водолазов, которые удлиняли подводный рельсовый путь к эллингу. Чтобы иметь возможность поднимать на эллинг более крупные корабли, там установили один из главных двигателей с отжившей свой век голландской подводной лодки «К-8». Дело подвигалось медленно, так как австралийских рабочих было мало, да и те работали плохо. Наконец, в начале августа после переговоров с австралийскими властями нам выделили дополнительное число рабочих, а мы сформировали специальные рабочие бригады из личного состава плавучих баз подводных лодок. Некоторые из наших подводных лодок не становились в док свыше полутора лет, и у них на подводной части корпуса образовался нарост из морских растений и ракушек, значительно снижавший скорость и увеличивавший расход топлива. Я стремился во что бы то ни стало избежать чистки днищ подводных лодок в сухих доках Мельбурна или Сиднея, ибо до первого из них было 2100 миль, а до второго — 2500. Однако как ни старались мы ускорить работы, первая подводная лодка была поднята на эллинг для чистки и ремонта подводной части корпуса только 30 сентября.

В довершение всех этих трудностей, от которых даже у видавших виды подводников опускались руки, на нас нагрянула еще одна беда. В первой половине июля к нам прислали из Атлантики «новую метлу», то есть нового командующего военно-морскими силами союзников в Западной Австралии. Я сдал ему дела, а сам остался в должности командующего подводными силами в юго-западной части Тихого океана.

Перед назначением в Австралию я просил, чтобы меня использовали только на службе в подводных силах, и поэтому был искренне рад, когда вице-адмирал Лири уведомил меня, что общее командование военно-морскими силами в Перте у меня примет новый командующий. Я полагал, что это позволит мне посвятить все свое время вопросам ведения подводной войны.

Новому командующему не понравилось у нас почти все. Он считал, во-первых, что необходимо коренным образом изменить организацию подводных сил. Плавбазы, составлявшие ядро соединений подводных лодок, следовало, по его мнению, объединить в отдельную оперативную группу, а все остальное переделать по примеру Атлантического флота. Рассказы о том, как там поставлено дело, мне приходилось выслушивать столь часто, что я люто возненавидел всех, кто служил на этом флоте.

Во-вторых, лагеря для отдыха личного состава нужно было расположить в деревенской местности, подальше от всяких развлечений, а не в прибрежных отелях. Разумеется, отдых без вина, женщин и песен имел свои преимущества, но недовольство подводников ссылкой в такие лагеря свело бы все эти преимущества на нет. Когда адмирал Нимиц создавал дом отдыха для личного состава подводных лодок в отеле «Ройял Гавайен», в самом центре Гонолулу, я думаю, ему и в голову не приходило огораживать его монастырской стеной.

В-третьих, радиограммы с подводных лодок должны составляться на чистом английском языке. Нельзя применять такие слова, как «рыба» или «огурец», вместо слова «торпеда». Мы понимали, что противник мог разгадать наши примитивные коды, и офицеры-связисты просили употреблять как можно больше различных слов в радиограммах. Естественно, что в них попадали не совсем литературные слова и выражения. Однако командиры моих подводных лодок были далеки от того, чтобы изощряться в употреблении жаргонных словечек, и пользовались такими же словами, какие применил, например, адмирал Хэлси в радиограмме, посланной им подводной лодке, действовавшей вместе с его соединениями в районе Соломоновых островов. Радиограмма гласила: «Ваши действия — сила. Всегда рад видеть вас в своей команде».

Наконец, наши подводные лодки, по мнению нового командующего, были недостаточно агрессивны. Этого я уже никак не мог снести. Мои лодки заглядывали во все уголки дальневосточных вод от острова Рождества, где «Сирейвн» потопила японское судно прямо в порту, до южно-китайского побережья и рейда в Кема на острове Целебес, где «Суордфиш» потопила один транспорт и повредила другой.

Мы имели в то время в Австралии всего 31 подводную лодку. Но с такими силами, да еще при отсутствии совершенного взрывателя торпеды, нашим подводникам удалось уничтожить и повредить десять кораблей противника и большое число торговых судов общим тоннажем в 260000 тонн. Нам, правда, было далеко до рекордных цифр, достигнутых немцами в Атлантике, но ведь у них были прекрасные торпеды, надежный взрыватель и во много раз больше объектов для атаки.

Несмотря на дополнительные трудности, которые появились у меня с прибытием нового командующего, боевые действия против японцев принимали все более широкий размах. Капитан-лейтенант Чэппл, возвратившийся в базу 17 июля на подводной лодке «Скалпин», доложил, что атаковал торпедами четыре судна, которые, по его расчетам, пошли ко дну. После каждой атаки его лодку забрасывали глубинными бомбами, и ему долгое время приходилось оставаться под водой, не имея, таким образом, возможности убедиться в гибели атакованных судов. Как выяснилось после войны, в это время и в этом месте ни одного японского судна потоплено не было. Конечно, не исключено, что некоторые из атакованных Чэпплом судов получили повреждения. Не исключено также и то, что он ошибочно принял преждевременные взрывы торпед за попадания.

У нас установился обычай встречать на пирсе каждую возвращающуюся из боевого похода подводную лодку. После церемонии встречи я спускался в кают-компанию лодки и там за чашкой кофе просматривал вахтенный журнал. Это давало мне возможность увидеть собственными глазами корабль и его экипаж и установить, как они выдержали трудности похода. В тот раз Чэппл выглядел несколько осунувшимся, но зато у остальных членов экипажа был превосходный вид.

«Скалпин» предполагалось поставить на ремонт в Олбани, и я решил отправиться туда на ней, чтобы проверить работу системы погружения и узнать настроение команды. Кроме того, я хотел встретить новую плавучую базу подводных лодок «Пелиас», которую ожидали там 22 июля. Плавучая база следовала из Соединенных Штатов, и я рассчитывал, что на ней прибудет новое пополнение офицеров и матросов и что она будет до предела нагружена торпедами, которых нам так не хватало.

Утром 22 июля мы прибыли в Олбани, но долгожданной плавучей базы там не оказалось. Время шло, а «Пелиас» все не приходила. Нас охватило беспокойство, так как имелись сведения, что в Большом Австралийском заливе действует подводная лодка противника. Во второй половине дня я приказал послать разведывательный самолет на поиски плавучей базы, но самолет возвратился, ничего не обнаружив. Правда, погода на востоке была плохая, и мы надеялись, что «Пелиас» запаздывает из-за нее, так как трудно было предположить, что она была потоплена так быстро, что не успела подать сигнал бедствия.

К утру следующего дня погода улучшилась, и в 10.00 мне доложили, что «Пелиас» входит в бухту. Как только она ошвартовалась у пирса, началась передача имущества нашей плавбазе «Холланд», которая в 16.00 в сопровождении эскортных кораблей ушла во Фримантл.

С большим огорчением я узнал, что прибывшее пополнение очень невелико, а торпед нам доставлено не больше положенной нормы. Торпед не хватало и в Соединенных Штатах, а наши запасы сократились настолько, что, посылая лодку в боевое патрулирование, мы выдавали ей 20 торпед вместо положенных 24.

Однако «Пелиас», назначенная в 6-е соединение подводных лодок, привезла трех новых офицеров — капитана 3 ранга Маккэна, принявшего командование 6-м соединением, капитан-лейтенанта Маклина, который стал командиром дивизиона подводных лодок, и капитана 3 ранга Тью, назначенного флагманским инженер-механиком 6-го соединения. Все они имели многолетний опыт службы на подводных лодках и были ценным пополнением для нас в то суровое время. Несколько подводных лодок прибыли раньше командира своего соединения и теперь находились в боевом патрулировании где-то в Южно-Китайском море.

Положение с ремонтом подводных лодок во Фримантле значительно улучшилось после того, как «Холланд» сменила «Отус». К тому же благодаря усилиям моего флагманского инженер-механика капитана 3 ранга Уилла нам удалось заручиться поддержкой директора местного завода, обещавшего взять на себя часть ремонтных работ, с которыми не справляется «Холланд». Мне хотелось создать во Фримантле береговую ремонтную мастерскую с такой же пропускной способностью, какой обладала плавучая база подводных лодок, чтобы высвободить последнюю для переброски в залив Эксмаут. С этой целью мы сняли у портового треста Фримантла огромный склад, где в мирное время хранилась пшеница перед отправкой в Англию. Директор треста во всем пошел нам навстречу.

Перед боевым выходом каждая подводная лодка проходила размагничивание, которое производилось для того, чтобы предотвратить срабатывание взрывателей магнитных мин противника под действием магнитного поля лодки. На наших плавучих базах необходимого оборудования не было, поэтому мы пользовались услугами австралийского вспомогательного судна «Спрингдейл», которое стояло во Фримантле на реке Суон. Размагничивание давало подводникам большую уверенность в своей безопасности, но к концу войны мы установили, что японцы магнитных мин не применяли. Таким образом, вся эта работа была проделана напрасно, хотя, быть может, благодаря ей какой-нибудь нашей подводной лодке удалось спастись от собственной торпеды с магнитным взрывателем, описавшей циркуляцию.

Чтобы поддерживать более тесную связь с подводными лодками и быть на месте при многочисленных ночных тревогах, как правило ложных, я перенес свой штаб на «Холланд» — нашу самую старую плавучую базу. Жизнь там била ключом, и почти круглые сутки стоял такой невыносимый грохот, что командир базы перевел большую часть команды, которая обычно спала в кубриках около корабельных мастерских, на берег, в только что приобретенный портовый склад из-под зерна.

Настроение у нас повысилось, когда стало известно об успешных действиях подводных лодок «Стёрджон» и «Сидрэгон». Первая из них 1 июля потопила у западного побережья острова Лусон транспорт «Монтэвидэо Мару» (7267 тонн), а вторая 12, 13 и 16 июля пустила ко дну у берегов Индокитая «Хияма Мару», «Синё Мару» и «Хакодатэ Мару» общим тоннажем в 15636 тонн.

У «Сидрэгон» были старые счеты с японцами. 10 декабря 1941 года, когда она стояла в порту Кавите рядом с подводной лодкой «Силайэн», налетели японские бомбардировщики. Две бомбы попали в «Силайэн», и она затонула. Осколками первой из этих бомб была пробита боевая рубка «Сидрэгон» и убит младший лейтенант Сэм Хантер, ставший первой жертвой Второй Мировой войны среди американских подводников. Следы от бомбы так и остались в надстройке «Сидрэгон»: командир пожелал сохранить их, чтобы личный состав не забывал о неоплаченном долге вероломному врагу.

В июле 1942 года японские суда стали попадаться реже, по-видимому, потому, что они изменили свои маршруты. Подобно нашим конвоям в Атлантике, они, очевидно, познали ту истину, что обходный путь означает благополучное прибытие к месту назначения, тогда как кратчайший нередко приводит прямо в лапы к морскому черту. В Западной Австралии мы располагали незначительным числом подводных лодок, а районов, где требовалось вести боевое патрулирование, было очень много. Поэтому мы и не могли создавать ударные группы, или «волчьи стаи», как их называли немцы, а необходимость в ударных группах подводных лодок постоянно напоминала о себе. Нужно было установить по возможности постоянное наблюдение за противником на подходах к Маниле, Давао, Сурабае, Сингапуру, Сайгону, бухте Камранг и нефтяным портам Мири и Таракан на острове Борнео. «Волчьи стаи» срочно требовались также и для операций в Макассарском проливе и у берегов Индокитая. Однако командование военно-морскими силами было не в состоянии дать мне и командующему подводными силами Тихоокеанского флота, выполнявшему не менее важные задачи, достаточное количество океанских подводных лодок для установления полного контроля над районами с оживленным судоходством. Это было более чем прискорбно. В начальный период войны многие японские торговые суда имели слабое вооружение или не имели его вовсе, противолодочная оборона была поставлена плохо, экипажи противолодочных кораблей не приобрели еще опыта и не знали методов действий наших подводных лодок. Кроме того, в этот период японцы создавали запасы стратегических материалов, нефти и бензина, которые они вывозили с оккупированных территорий и которые позволили японцам развернуть активные боевые действия и на долгое время затянуть войну.

Имей мы в то время не 39, а, скажем, 100 океанских подводных лодок, нам удалось бы собрать богатый урожай. Это, безусловно, сократило бы войну месяцев на шесть, уменьшило расходы на много миллиардов долларов и сохранило бы жизнь многим тысячам американцев[7].

5-е соединение подводных лодок капитана 2 ранга Кристи, которое базировалось на Брисбен, где стояла новая плавучая база «Гриффин», также находилось под моим командованием. Соединение состояло из 11 подводных лодок типа «S». Они вели боевые действия в районе Соломоновых островов и островов Бугенвиль, Новая Ирландия, Новая Британия и Новая Гвинея. Ввиду отсутствия системы кондиционирования воздуха условия плавания на этих подводных лодках в тропических водах были особенно тяжелыми. Когда лодка находилась в подводном положении, в ней стояла почти невыносимая жара. Электролит аккумуляторных батарей нагревался до 52–57 °C. Подводники беспрестанно обливались потом и после 30-дневного похода были похожи на выходцев с того света.

Вид у них был далеко не жизнерадостный, когда я приходил встречать их. Им приходилось постоянно вести борьбу за то, чтобы их старые корабли находились в пригодном для ведения боевых действий состоянии. Прочный корпус лодок под действием коррозии ослабел настолько, что едва ли смог бы выдержать взрыв глубинной бомбы на близком расстоянии. Перед войной подводные лодки типа «S», входившие тогда в состав Азиатского флота, предполагалось использовать до полного износа еще в течение нескольких лет и затем сдать на слом в Кавите. Однако в военное время они годились для обучения новых кадров подводников и могли использоваться в качестве подводных мишеней для кораблей противолодочной обороны. Поэтому министерство в конце концов решило перевести дивизионы подводных лодок типа «S» из Брисбена в Соединенные Штаты, а на их место прислать океанские подводные лодки из Пирл-Харбора и Западной Австралии. В начале осени 1942 года замена была произведена, и наши усталые, израненные ветераны отправились на родину, имея на своем боевом счету многочисленные походы, немало потопленных японских кораблей и судов, а также выходы в море для высадки разведчиков на захваченные неприятелем территории. В Австралии нам приходилось постоянно иметь дело с карликовыми подводными лодками противника. Со дна бухты в Сиднее были подняты и доставлены на остров Кларк две таких лодки, принимавшие участие в нападении на наши корабли ночью 31 мая. По нашим предположениям, в этой операции участвовали четыре карликовых подводных лодки, которые были спущены перед входом в бухту с подводных лодок типа «I». Три из них были найдены, а четвертая либо возвратилась на свою матку, либо ее просто не удалось найти. Как бы то ни было, они выпустили две торпеды в тяжелый крейсер «Чикаго», но промахнулись. Одна торпеда выскочила на берег и не взорвалась, а другая угодила в паром, превращенный в плавучую казарму. От взрыва погибло несколько человек, а на голландской подводной лодке «К-9», стоявшей поблизости, было повреждено большое количество аккумуляторных баков.

На одной из карликовых подводных лодок командир и механик, по-видимому, не смогли открыть передние крышки торпедных аппаратов. Тогда они легли на грунт в тихой бухточке и застрелились. Другая лодка запуталась в сетях заграждения, и командир, не видя, очевидно, надежды на спасение, взорвал ее. Третья, как выяснилось позднее, была уничтожена глубинными бомбами.

Карликовые подводные лодки представляли собой аккуратно построенные маленькие подводные кораблики величиной чуть больше торпеды и транспортировались на палубах больших подводных лодок. Они имели на вооружении две торпеды и сообщались с подводной лодкой-маткой посредством люка в днище. Таким образом, подводные лодки-матки могли идти с ними в подводном положении до района операции и там спускать их. Экипаж карликовых подводных лодок состоял из двух человек — офицера и матроса, которые, несомненно, знали, что им не суждено возвратиться домой. И действительно, мало кто из них оставался в живых, если такие случаи вообще бывали.

Если сравнить ущерб, причиненный этими четырьмя карликовыми подводными лодками в Сиднее, со стоимостью их постройки, то станет ясно, что деньги, затраченные на них, были выброшены на ветер. Как стало известно после войны, Япония затратила тысячи тонн стали и неисчислимое количество человеко-часов на постройку карликовых подводных лодок, предназначенных для выполнения особых заданий и для защиты метрополии. Разумеется, подобное использование людских и материальных ресурсов не могло не сказаться отрицательно на постройке больших подводных лодок и было нам на руку.

Во время войны военно-морскому министерству США неоднократно рекомендовали приступить к строительству карликовых подводных лодок. Но я всегда выступал против подобных предложений, так как понимал, что они возникли из-за отсутствия информации и непонимания реальной обстановки на Тихом океане. Главные порты Японии и Внутреннее Японское море настолько мелководны, что их не трудно защитить минными полями и противолодочными сетями, не говоря уже о том, что подводным лодкам там невозможно спастись от глубинных бомб уходом на глубину. Поэтому проникновение в такие районы было для наших подводников равносильно самоубийству. Я надеялся, что у нас никогда не возникнет необходимость в таких отчаянных предприятиях, и никогда не ратовал за них. Я считал, что когда подводные лодки будут господствовать на морских коммуникациях, наши военно-воздушные силы сумеют позаботиться о судах, оставшихся в японских портах.

Я радуюсь от всей души тому, что ни один из проектов карликовых лодок не пошел дальше чертежного стола и что мы всю войну, почти ни разу не сбившись со взятого курса, продолжали строить превосходные подводные корабли общего назначения — именно те, которые нам больше всего были нужны на Тихом океане. Тактико-технические данные подводных лодок этого типа были разработаны в результате длительного и тщательного изучения вопроса и утверждены в 1938 году на совещании подводников, состоявшемся в военно-морском министерстве при участии видных морских конструкторов и инженеров.