Глава 3

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 3

Японцы, взбешенные тяжелыми потерями на море, решили нанести ответный удар по Австралии. Они, как видно, и не подозревали о существовании базы подводных лодок в заливе Эксмаут, потому что ночью 29 июля девять японских бомбардировщиков, по-видимому, с острова Тимор или Амбоина, совершили налет на Порт-Хедленд — город с жемчугодобывающими промыслами, расположенный на северо-западном побережье Австралии всего в 150 милях от залива. В городе находилась база австралийских военно-воздушных сил.

Ущерб был незначительный, но налет заставил нас серьезно задуматься над опасностью, которая нависла над нашей базой в заливе Эксмаут. Чтобы устранить эту опасность, нужно было захватить остров Тимор, но такая операция представлялась в высшей степени маловероятной, так как на западном побережье мы располагали мизерными силами, а союзники, вооруженные силы которых дислоцировались на восточном побережье, не могли выделить нам подкреплений. Тем не менее на еженедельных совещаниях у генерал-лейтенанта Беннета по этому вопросу каждый раз разгорались жаркие споры.

Между тем тревожные донесения о возросшей активности противника на севере и северо-востоке продолжали поступать. Японцы готовились к наступлению, и токийское радио хвастливо заявляло, что японская армия захватит Перт до наступления нового года. Первая стычка у острова Саво, из которой наши силы вышли жестоко потрепанными, лишь усугубила неопределенность положения, угрожавшего спутать все планы.

Размеры наших потерь и тот факт, что японский флот удалился без единой царапины (впрочем, было точно известно, что подводная лодка «S-44» потопила японский тяжелый крейсер «Како» у Кавиенга), командование решило не предавать огласке в Западной Австралии.

Некоторое время спустя радио сообщило замечательную новость: 1-я дивизия морской пехоты высадилась на острове Гуадалканал. И мы, и австралийцы бурно выражали свою радость. Нам казалось, что теперь-то уж ничто не остановит нас. Восхищение солдатами морской пехоты не знало границ. Одновременно были получены сообщения о бомбардировке Кыски, одного из Алеутских островов, а через несколько дней было объявлено, что наша морская пехота высадилась с подводных лодок «Аргонот» и «Наутилус» на атолле Макин, входящем в группу островов Гилберта.

В моем штабе и на плавучих базах подводных лодок началось брожение среди офицеров. Некоторые из них имели звания, позволявшие командовать транспортами и даже крейсерами, и офицеры просились туда, где заварилась каша. Чтобы охладить их пыл и в то же время дать им возможность приобрести боевой опыт, я обещал отправить двух или трех из них в боевое патрулирование.

Перт заполнили обездоленные женщины и дети, которые бежали из Гонконга, с Малайи и Явы, оставив японцам дома и все свое имущество. Почти никто из них не знал, какая судьба постигла их мужей, братьев, отцов. Мужество этих беженцев, находившихся в ужасающих условиях, их готовность помочь фронту служили для нас вдохновляющим примером.

В свою очередь во Фримантле голландские офицеры и матросы не имели почти никаких известий от своих родных. Вынужденное бездействие причиняло им большие страдания, и они с радостью участвовали в сопровождении конвоев, учениях и во всяких других занятиях, лишь бы заполнить свое время и отвлечься от тяжелых дум.

15 августа к нам прибыла подводная лодка «Трешер», которой командовал капитан-лейтенант Милликэн. По пути из Пирл-Харбора, откуда «Трешер» направлялась к нам в числе других новых подводных лодок, она вела боевое патрулирование в районах мандатных островов США. Милликэн утверждал, что потопил два корабля, однако, как выяснилось после войны, в районе Маршалловых островов им была потоплена только плавучая база торпедных катеров. Он рассказал также о необыкновенном приключении, которое произошло с ним во время патрулирования к северу от островов Трук.

Однажды ночью «Трешер» и японский сторожевой катер обнаружили друг друга на таком близком расстоянии, что столкновение казалось неминуемым. Милликэн, естественно, отвернул, приказал личному составу освободить мостик и пошел на погружение, моля всевышнего спасти его от тарана. Однако японец, очевидно, спутав в темноте подводную лодку с таким же, как он, сторожевым катером, ловко увернулся от столкновения. В результате оба корабля остановились на параллельных курсах, почти касаясь друг друга бортами. Японец проскочил вперед и оказался в таком положении, что не мог навести свое носовое орудие — единственное орудие, у которого стоял артиллерийский расчет, — на подводную лодку. Милликэн рассказывал, что, когда он спускался в люк боевой рубки, командир японского катера истошным голосом выкрикивал какие-то, по-видимому, нецензурные слова по адресу своих артиллеристов, тщетно пытавшихся снять чехол с кормового орудия. В конце концов командир катера сообразил, что нужно сбросить глубинные бомбы, но от их взрыва, несмотря на близкое расстояние, немного пострадала только магистраль воздушного трубопровода.

Когда опасность миновала, на лодке принялись злословить по адресу японского командира. Как-то он будет объяснять своему командиру дивизиона, что только благодаря его умелому маневру американская подводная лодка спаслась от тарана? Интересно, отрубят ему за это голову или разрешат сделать харакири?

Примерно в это же время имели место еще один или два удачных похода, а затем из Брисбена поступили недобрые вести. Подводная лодка «S-39» наскочила на риф у острова Россел, и ее нельзя было спасти. Лейтенант Хендрикс и вестовой Шенрок отважно бросились в воду и, преодолев прибрежные буруны, доставили на берег трос, с помощью которого весь экипаж подводной лодки благополучно добрался до острова.

В заливе Эксмаут мы продолжали начатое дело. Группа офицеров во главе с капитаном 3 ранга Торпом и при участии очень способного и находчивого инженера по гражданскому строительству лейтенанта Холлистера совершила туда поездку на автомашинах с целью присмотреть место для разбивки лагеря поближе к якорной стоянке нашей топливной баржи. Мы считали, что, когда туда перебазируется плавучая база, которая займется ремонтом подводных лодок в промежутках между их выходами в море, возникнет необходимость в создании на берегу лагеря для размещения личного состава базы и отдыха экипажей подводных лодок. Правда, развлечений в таком лагере было бы немного — купанье в море, охота, рыбная ловля да кинокартины.

Участники экспедиции Торпа по возвращении наговорили столько ужасов про австралийские дороги, пролегающие в зарослях, что нам стало ясно: передовая база может рассчитывать только на снабжение морем.

От контр-адмирала Инглиша я получил письмо, в котором он просил отпустить в его распоряжение Дика Воуга, командира подводной лодки «Сейлфиш». Он хотел назначить его начальником оперативного отдела своего штаба. Я очень неохотно пошел на это, ибо опытные командиры-подводники были у нас на вес золота. Разве мог я тогда предполагать, что Дик станет выдающимся начальником оперативного отдела. Я хотел переговорить об этом с Диком, который стоял со своей лодкой в Олбани, и отправился туда на подводной лодке «Гар». На «Сейлфиш» я застал Дика в типичной для него позе: он стоял, склонившись над столом, в своей крошечной каюте и разрабатывал какую-то хитрую диаграмму стрельбы веером. В изобретательной голове Дика постоянно созревали новые проекты, а став начальником оперативного отдела штаба командующего подводными силами Тихоокеанского флота, он начал творить чудеса.

На следующий день я отправился обратно в Перт, но прежде чем съехать с «Пелиас» на берег, созвал в кают-компании совещание. Бывший командующий подводными силами контр-адмирал Фридел, у которого я был начальником штаба в 1939–1940 годах, имел обыкновение «держать речь перед войсками», как он выражался. Накануне важной операции или в любое другое время, когда у него возникало желание, он собирал всех своих офицеров и беседовал с ними. Иногда им доставалось от него на орехи, иной раз он хвалил их, но обсуждения всегда проводились в непринужденной обстановке, и Фридел имел возможность извлекать из них полезные мысли. Его метод давал прекрасные результаты, и я охотно пользовался им. Из всякого затруднительного положения можно найти выход, если как следует разобраться в нем и установить, так ли уж оно плохо на самом деле. Фридел не стеснялся принимать советы от кого бы то ни было и не отдавал предпочтения чинам и званиям, а когда поручал человеку задание, то давал ему и карты в руки и не стоял все время у него над душой. Я также стремился выработать в себе эти качества. Во время войны мне стало ясно, что «речи перед войсками», в особенности при посещении нового объекта, способствуют укреплению взаимопонимания и наталкивают на хорошие идеи.

На этом совещании мы обсудили несколько вопросов, в том числе вопрос о печати, которая доставляла нам немало хлопот. По-видимому, в целях укрепления морального состояния американского народа из военно-морского министерства постоянно требовали сообщений с театра военных действий. Мы, подводники, хотели быть в стороне от этого и предпочли бы вообще ничего не передавать для опубликования в печати и даже не сообщать число судов и кораблей, потопленных каждой подводной лодкой, возвратившейся из боевого похода. Я считал, что положение, когда противник вынужден теряться в догадках, не зная, что произошло с судами, не вернувшимися в свои порты, не только изматывало бы японцев морально, но и лишало бы их сведений, на основе которых они могли изменять маршруты судов и совершенствовать противолодочную оборону. Нам хотелось создать впечатление, что применяемые японцами методы противолодочной борьбы в высшей степени эффективны и что всякий раз, когда они сбрасывают глубинную бомбу, одной американской подводной лодкой становится меньше. Я даже рекомендовал опубликовать в печати заявление о том, что военно-морское министерство серьезно обеспокоено потерями подводных сил. Незадолго перед этим командующий подводными силами Германии адмирал Дениц в одной из своих речей сообщил, что немцы несут большие потери в подводных лодках. Это заявление было, безусловно, сделано с целью заставить союзников поверить, что их противолодочная оборона эффективна, тогда как на самом деле это было далеко не так.

До нас дошел слух, что один официальный деятель, выступая в печати, похвастался, что американским подводным лодкам не страшны японские эскадренные миноносцы, так как их глубинные бомбы имеют слишком малый заряд и устанавливаются на недостаточную глубину взрыва. Легко понять ценность такой информации для противника. Я не знаю, соответствовал ли этот слух действительности, но начиная с осени 1942 года японские глубинные бомбы стали взрываться на значительно большей глубине. В 1942 году мы потеряли, по-видимому, от глубинных бомб только три подводные лодки, зато в первые месяцы 1943 года о шести наших подводных лодках было доложено: «Не прибыла в срок. Вероятно, погибла».

Мы, подводники, были твердо убеждены, что должны стать в полном смысле слова «скрытной службой», однако нам никогда не удавалось полностью избежать утечки информации.

2 сентября к нам прибыла подводная лодка «Гаджон», которая в начале войны потопила подводную лодку «I-173» — первую жертву среди японских военных кораблей. «Гаджон» вышла из Пирл-Харбора и за время боевого патрулирования, побывала в районе мандатных территорий. Ее новый командир капитан 3 ранга Стовэлл доложил, что «потопил или, вероятно, потопил четыре восходящих солнца». Однако трем из них, должно быть, удалось добраться до своих портов, так как после войны выяснилось, что юго-западнее Трука было потоплено только судно «Нанива Мару» тоннажем в 4858 тонн.

Прежде чем послать подводную лодку в боевой поход, мы тщательно проверяли ее, чтобы установить, не превышает ли шумность ее механизмов установленной нормы. Японские эскадренные миноносцы имели акустическую аппаратуру, поэтому «бесшумный ход» подводной лодки имел огромное значение. Однажды рано утром я вышел на подводной лодке «Спарфиш» на заключительные испытания. Недалеко от входа в порт Фримантл мы выбрали чудесный маленький заливчик и там провели все утро, проверяя специальным переносным прибором шумность каждого механизма в отдельности. Если какой-нибудь из них производил слишком много шума, мы устанавливали причину и вносили необходимые коррективы, пока не добивались удовлетворительного результата. Большинство подводных лодок без труда выдерживало этот экзамен, однако с течением времени по мере износа главных редукторов иногда наблюдалось превышение допустимого уровня шумности. В этом случае мы были вынуждены посылать подводную лодку на боевое задание в такой район, где противолодочные корабли противника были «не на высоте». При первой же возможности мы отправляли ее для регулировки механизмов на верфи в Мэр-Айленд или Хантерс-Пойнт, которые и без того работали с большой перегрузкой.

Три или четыре подводные лодки, возвратившиеся в это время во Фримантл из боевого патрулирования, не могли похвастаться успехами, несмотря на то что добросовестно вели поиск в своих районах. Только подводной лодке «Тотог» удалось потопить у берегов Индокитая более или менее крупное грузо-пассажирское судно «Охио Мару» тоннажем в 5872 тонны. Почти полное отсутствие объектов для атаки в районе Южно-Китайское море — Филиппинские острова объяснялось, по всей вероятности, активизацией противника на северо-восточном побережье Новой Гвинеи и островах Новая Британия, Новая Ирландия и Бугенвиль. Японцы, видимо, использовали большую часть своих судов для перевозки войск и предметов снабжения на передовые опорные пункты в южной части Тихого океана, чтобы сдержать натиск наших армейских частей и частей морской пехоты, которые вели наступление на Соломоновых островах.

Подводные лодки, базировавшиеся на Брисбен, пустили ко дну несколько крупных судов, в том числе транспорт «Бурадзиру Мару» тоннажем в 12752 тонны (потоплен подводной лодкой «Гринлинг») и транспорт «Мэйё Мару» тоннажем 5628 тонн (потоплен подводной лодкой «S-38»). В августе подводными силами юго-западной части Тихого океана было потоплено несколько торговых судов общим тоннажем 38057 тонн. После потопления подводной лодкой «S-44» тяжелого крейсера «Како» общая цифра потопленного тоннажа возросла до 46857 тонн.

Между тем дело создания базы подводных лодок в заливе Эксмаут подвигалось вперед. 11 сентября мы с капитаном 3 ранга Тью, захватив с собой бригадного генерала Клейна (союзные силы вторжения) и полковника Янга (австралийские вооруженные силы) из штаба генерал-лейтенанта Беннета, вылетели на гидросамолете в залив Эксмаут. Устроившись на гидроавиатранспорте «Уильям Б. Престон», мы отправились на катере осматривать место будущего лагеря, выбранное капитаном 3 ранга Торпом. В это время подводная лодка «Спирфиш» принимала топливо с нефтяной баржи, и я, пользуясь представившимся случаем, осмотрел нашу новую топливную базу.

На берегу мы увидели, что для лагеря подыскано замечательное место с отлогим берегом, позволяющим построить временный пирс для малых кораблей. Недалеко от побережья возвышались дюны высотой примерно в 12 метров, в какой-то мере защищавшие от ветра. В одной миле от берега начиналась плоская равнина, где без большого труда можно было построить взлетно-посадочную полосу для истребителей. Мы предполагали держать там несколько истребителей, готовых отразить налет бомбардировочной авиации противника и не допустить повторения того, что произошло в Порт-Хедленде в июле. В 20 милях к востоку должна была находиться база истребительной эскадрильи, укомплектованной австралийскими летчиками и состоящей из самолетов «Спитфайр». На этот счет имелась предварительная договоренность с командованием австралийских ВВС.

Наша группа пришла к единодушному выводу, что создание передовой базы подводных сил в заливе Эксмаут вполне возможно и что затраты на ее строительство оправдываются увеличением радиуса действия подводных лодок. Мы учитывали также тот психологический эффект, который давало даже это небольшое продвижение в сторону противника.

Возвратившись в Перт, я встретился с начальником базового склада снабжения ВМС капитаном 3 ранга Левассером, который сообщил, что располагает достаточным количеством материалов для оборудования нескольких таких баз. Самоходную баржу, пригодную для перевозки тяжелого оборудования и зенитных орудий с транспортов на берег, можно было собрать в любой момент; имелись также гусеничные краны и бульдозеры. Не меньшую ценность в богатствах Левассера представляли перфорированные металлические листы с крюками. Эти листы предназначались для строительства взлетно-посадочных полос, но могли быть использованы и для прокладки дорог в труднопроходимой песчаной местности.

Получив от генерала Беннета заверение в том, что австралийцы готовы пробурить для нас колодцы и прислать нам зенитную батарею из восьми 102-мм орудий, я обратился к командующему ВМС США в юго-западной части Тихого океана за разрешением приступить к работам.

Однако дело затянулось, потому что высшее командование никак не могло решить вопрос, где держать ядро моих подводных сил — в Брисбене или Фримантле. Я рассчитывал со временем иметь в своем распоряжении 48 подводных лодок, базирующихся на Фримантл, Брисбен, залив Эксмаут и Дарвин. Половина из них, базируясь на Брисбен, могла бы обеспечить патрулирование в районе мандатных территорий к югу от острова Гуам и облегчить тем самым задачу подводных лодок, базирующихся на Пирл-Харбор, а остальные, ведя патрулирование в Южно-Китайском море, смогли бы, я был уверен, отрезать Японию от Филиппин, Малайи и Индонезии.

К сожалению, подводных лодок не хватало, и нам не могли дать такого количества. Что касается распределения наличных сил, в том числе плавучих баз подводных лодок, то здесь царила большая неразбериха, и поэтому только 2 ноября тральщик «Херон» вышел из Фримантла с рабочими и оборудованием, необходимым для начала работ по строительству базы в заливе Эксмаут.

Именно в это время я спешно вылетел в Брисбен, чтобы обсудить с командующим ВМС США в юго-западной части Тихого океана вице-адмиралом Карпендером и командующим 42-м оперативным соединением капитаном 2 ранга Кристи вопросы, связанные со строительством базы в заливе Эксмаут и снабжением нас торпедами. В августе наши подводные лодки из-за недостатка объектов для атаки израсходовали всего 76 торпед, в сентябре — 77, однако запасы торпед у нас приближались к концу, а самое большее, на что мы могли рассчитывать, — это 48 торпед в месяц, обещанных нам артиллерийским управлением. Однако и это обещание не было выполнено: за август и сентябрь мы получили только 36 торпед.

Поскольку никакого улучшения в снабжении торпедами не предвиделось, мой штаб занялся разработкой плана минирования вод с наиболее интенсивным судоходством. Вскоре были намечены шесть наиболее подходящих районов для постановки минных заграждений. Для выполнения этой задачи собирались использовать в силу необходимости подводные лодки «Трешер», «Тэмбор», «Гар», «Тотог» и «Гренадир». Нам хотелось поставить минные заграждения одновременно, чтобы лишить противника возможности постепенно распознавать нашу тактику минирования и тактико-технические данные мин. Правда, что касается самих мин, то здесь мы никакой новинки применить не могли, так как магнитная мина «Мк-12», которая была в нашем распоряжении, ничем существенным не отличалась от мины, на первых порах столь успешно применявшейся немцами в европейских водах.

В течение октября и первой половины ноября в самой северной части Сиамского залива и в проливе Хайнань наши подводные лодки поставили пять минных заграждений. Это было довольно рискованное предприятие, поскольку мы не знали, минировали китайцы свои воды или нет.

Прибыв в Перт, я узнал, что один из наших патрульных самолетов сбросил бомбы на голландскую подводную лодку «К-12», шедшую во Фримантл, но, к счастью, промахнулся. Произошло это потому, что подводная лодка подала неверный опознавательный сигнал. Два дня спустя бомбардировке подверглась подводная лодка «Снэппер», но и ее не задело. Эти события вынудили меня отдать приказ, который впоследствии был распространен на большую часть Тихоокеанского театра военных действий. В нем я запрещал летчикам атаковать в водах Западной Австралии какую бы то ни было подводную лодку, если имеется хотя бы малейшее сомнение в том, что она является неприятельской. У нас было слишком мало подводных лодок, и мы не могли рассчитывать на то, что все летчики будут бить мимо цели.

Во второй половине октября пришел приказ об откомандировании капитана 2 ранга Файфа в распоряжение вице-адмирала Карпендера. Это был тяжелый удар, но, когда стало известно, что Файф назначается офицером связи с ВМС при штабе генерала Макартура, я почувствовал облегчение, ибо мне хотелось иметь в верхах своего человека, который мог бы убедить командование армейских ВВС в том, что оно не должно позволять своим самолетам атаковать наши подводные лодки. К счастью, пока пострадала только одна подводная лодка «Саргоу», у которой взрывом бомбы, сброшенной самолетом австралийских ВВС, были разбиты оба перископа. Однако подобная практика могла в любой момент привести к роковым последствиям. Я предпочел бы, чтобы наши летчики упустили тысячу и одну возможность атаковать, а возможно, и уничтожить вражескую подводную лодку, лишь бы они не потопили сгоряча свою.

В довершение ко всем неприятностям мы получили известие, что австралийский эскадренный миноносец «Вояджер» наскочил на риф у побережья занятого японцами острова Тимор. Он был послан для эвакуации 600 австралийцев и голландцев, которые все еще оказывали сопротивление японцам на неприступном участке на юге острова. Эскадренный миноносец стал на якорь как можно ближе к берегу, но был подхвачен сильным течением и выброшен на риф. Затем прилетели японские бомбардировщики и прикончили «Вояджер». Таким образом, к беженцам, скрывавшимся на острове, добавилось еще около 100 человек с эсминца.

Нужно было что-то срочно предпринимать, но голландские эсминцы «Ван Гален» и «Тьерк Хиддес» ушли сопровождать конвой, а других эскадренных миноносцев у меня не было. На подводных же лодках вывезти такое большое количество людей в короткое время не представлялось возможным. В конце концов я получил указание послать «Тьерк Хиддес» для эвакуации последних защитников острова. Голландский эскадренный миноносец успешно справился с заданием и в два приема вывез всех.

30 сентября мне довелось побывать во Фримантле, где я наблюдал за тем, как поднимают на эллинг подводную лодку «Сэмон», которая обновляла это ремонтное сооружение. Рабочие затратили целый день, чтобы закончить эту работу, и я сделал в своем дневнике следующую запись: «Австралийцы работают ужасно медленно. Если дело не пойдет быстрее, необходимо в ближайшее время посетить премьер-министра Западной Австралии и потребовать сдать нам в аренду все предприятие». Я был настроен до того решительно, что вечером следующего дня начальник эллинга уволил за отлынивание от работы одного из рабочих, чистивших днище лодки. В знак протеста вся бригада забастовала. Тогда за дело взялся капитан-лейтенант Джонс, находившийся на месте происшествия. Он немедленно отправился на плавучую базу «Холланд», получил там ремонтную бригаду в составе 50 человек и в рекордно короткий срок закончил чистку и покраску днища.

Визит, который я нанес премьер-министру утром следующего дня, имел поэтому иной характер. Я опасался, что действия Джонса, которые я полностью одобрял, могут привести к обшей забастовке рабочих всей верфи. В этой связи я объяснил премьер-министру создавшуюся обстановку и заявил, что в военных условиях мы не можем тратить время на улаживание трудовых конфликтов. Премьер-министр был очень любезен и, видимо, согласился с моими доводами. Пока я служил в Перте, мы пользовались услугами собственных ремонтных бригад, и недоразумений больше не возникало. Легко себе представить, какая нагрузка легла на плечи ремонтников, работавших в эллинге в первые месяцы его существования. Большинство подводных лодок не ставилось в док так долго, что у них на днищах выросли целые морские сады, и только лодки, недавно прибывшие из Пирл-Харбора, могли давать больше 16 узлов.

По нашим подсчетам, в сентябре американские подводные силы юго-западной части Тихого океана потопили восемь и повредили пять судов противника. Как выяснилось после войны, было потоплено не восемь, а четыре судна противника общим тоннажем в 17041 тонну, а повреждено, следовательно, девять. Крупнейшее из них, авиатранспорт «Канто Мару» водоизмещением в 8606 тонн, было потоплено в Макассарском проливе подводной лодкой «Сори».

В это время из Мельбурна к нам прибыл командующий голландскими военно-морскими силами в Австралии контр-адмирал Костер, который собирался произвести инспекцию кораблей и личного состава голландских военно-морских сил, находившихся под моим командованием в Западной Австралии. В молодые годы Костер служил на подводных лодках и был энтузиастом подводной службы. Он являлся одним из инициаторов введения на подводных кораблях установок для кондиционирования воздуха. Американские подводники увидели первую такую установку на голландской подводной лодке «К-13», которая в 1929 году проходила через Панамский канал. Установка пришлась по душе нашим подводникам, однако на американских лодках она впервые появилась только в 1934 году. Многие категорически возражали против нового оборудования на том основании, что «подводная лодка — это не отель», однако установки для кондиционирования воздуха, безусловно, оправдали себя и сохранили много сил и здоровья личному составу подводных лодок, действовавших в тропических водах.

Голландские подводные лодки всегда отличались оригинальным оборудованием. Именно голландцы изобрели устройство, уничтожающее демаскирующие лодку воздушные пузырьки, которые обычно выходят на поверхность во время выстрела из торпедного аппарата.

В октябре самым тяжелым ударом для меня был приказ о перебазировании плавучей базы «Холланд» и восьми подводных лодок в Брисбен. У меня остались только плавучая база «Пелиас» и 12 подводных лодок. Необходимость иметь базу в Олбани отпала. Я выехал туда, чтобы организовать одновременный выход всех кораблей. Официально было объявлено, что корабли выходят на учебные стрельбы и возвратятся в базу вечером того же дня. Из Фримантла прибыл австралийский крейсер «Эделейд» якобы для того, чтобы принять участие в учениях. Утром 23 октября мы покинули Олбани и больше уж никогда не видели этого прекрасного города с его замечательной гаванью и радушными жителями.

Сокращение сил серьезно затрудняло наши действия, но мы не падали духом. После двухмесячного патрулирования на подводной лодке «Саргоу» у побережья Индокитая в оперативный отдел моего штаба вернулся капитан 3 ранга Маклин. Из-за недостатка солнечного света он немного побледнел и осунулся, как это обычно бывает с подводниками по возвращении из боевого похода. Но зато он имел много времени на размышления и прибыл в родные края с массой новых идей в отношении улучшения методов действий подводных лодок.

Несомненно, боевое мастерство командиров подводных лодок быстро росло. В начале войны мы считали, что корабли и самолеты противолодочной обороны противника заставят наши подводные лодки уходить под воду на все светлое время суток и всплывать на поверхность можно будет только ночью. На практике же командиры-подводники убедились, что противолодочная оборона противника не охватывает всего океана и что плавание днем в надводном положении вполне возможно.

В начале войны у нас не хватало опыта ночных атак. Учебные ночные стрельбы в условиях, приближенных к боевым, разумеется, проводились, однако во избежание столкновений и потери торпед принималось столько мер предосторожности, что учения порой превращались в пустую игру. Теперь ночные атаки входили в моду. Больше того. Оказалось, что раз уж цель обнаружена, ее легче атаковать ночью, чем днем. Причина заключалась в том, что ночью суда и корабли противника не прибегали к противолодочному зигзагу. Правда, в светлые ночи подводным лодкам во время атаки приходилось уходить под воду, чтобы избежать обнаружения. Мы неожиданно установили, что в наши перископы цель хорошо видна даже ночью. Линзы перископов стали подвергаться «световой обработке» по только что освоенному в то время методу. Это значительно улучшало прохождение света и повышало эффективность перископов в ночных условиях.

Командиры подводных лодок имели также возможность убедиться, что использование в последней стадии атаки гидролокатора для определения расстояния до цели путем посылки однократного импульса вполне возможно и, как правило, не засекается противником. Одним из наиболее серьезных недостатков у нас было отсутствие совершенных приборов для взятия пеленгов на цель с мостика лодки в ночных условиях. Плохо обстояло дело и с маскировкой. Когда мы вступили в войну, наши подводные лодки были окрашены в черный цвет, но оказалось, что серая окраска делает лодки ночью менее заметными.

С ростом боевого мастерства подводников количество потопленных и поврежденных судов и кораблей противника, естественно, стало увеличиваться. Возросло и число объектов для атак. Очевидно, японцы начали получать продукцию с нефтяных промыслов, нефтеочистительных и сахарных заводов и других предприятий Малайи, Индонезии и Филиппин. Все эти источники снабжения были разрушены союзниками при отступлении, и японцам потребовалось несколько месяцев, чтобы произвести восстановительные работы, собрать рабочих и ввести заводы в строй. Бездействие промышленных предприятий в начальный период, безусловно, явилось одной из причин снижения интенсивности судоходства в этом районе в весенние и летние месяцы 1942 года.

По нашим оптимистическим подсчетам, в октябре подводными силами юго-западной части Тихого океана было потоплено 14 судов противника и повреждено 5, однако после войны стало известно, что уничтожено было лишь 9 судов общим тоннажем в 39789 тонн. Самым большим судном, потопленным в этом месяце в районе архипелага Бисмарка, был авиатранспорт «Кацураги Мару» (8033 тонны). Его пустил ко дну капитан-лейтенант Печентковский, новый командир подводной лодки «Стёрджон». Командир «Гаджон» Стовэлл прибавил к своему боевому счету грузо-пассажирское судно «Тёко Мару» тоннажем в 6783 тонны, а вечно улыбающийся Джим Коу, командовавший подводной лодкой «Скипджек», отправил на дно грузовое судно «Сюнко Мару» тоннажем в 6781 тонну.