21 мая 1971 г., самолет МиГ-23, полетов — 1, время — 0 час. 20 мин.  Полет по теме «Кристалл».

21 мая 1971 г., самолет МиГ-23, полетов — 1, время — 0 час. 20 мин. 

Полет по теме «Кристалл».

Под кодовым названием «Кристалл» скрывалось весьма важное по тем временам (да и по этим тоже) мероприятие — показ военной авиационной техники самым высокопоставленным лицам в нашем государстве. Началась подготовка к нему весной 1970 г. Планировалось провести показ в августе, от нашей фирмы должны были летать Фастовец и я: Алик работал с ракетой класса «воздух-поверхность», я бомбил с МиГ-23Б. Но на те края свалилась холера, объявили карантин, и показ, естественно, не состоялся.

В 1971 г. подготовка к показу продолжилась. На этот раз мне предстояло демонстрировать МиГ-23 с новым, более мощным двигателем; я поднимал самолет с этим двигателем в первый полет, и впечатления от полета были самыми хорошими: самолет быстро набирал высоту и разгонялся, так как тяга этого двигателя составляла 12,5 тонн, на 2,5 тонны больше, чем у прежнего.

Когда готовились к показу, то керосина заливали немного, подвесок вооружения тоже не было, и вес самолета оказывался меньше, чем тяга двигателя, — теоретически можно было набирать высоту вертикально, как на ракете. На практике же вертикальный набор высоты продолжался недолго, сказывались неизбежные потери тяги с увеличением высоты, но в любом случае угол набора после взлета был довольно крутой. На показе я должен был в расчетное время на небольшой скорости подойти к заданному месту, включить форсаж и выполнить вертикальную горку, показав высоким персонам мощь нашего самолета.

Не знаю, каково было впечатление у персон, поняли ли они, что означает такой крутой набор высоты, чем он достигается — я думаю, что вряд ли… Почему я так думаю, может объяснить один факт: как-то на показе я пролетал перед зрителями на МиГ-27, увешанном бомбами, на малой скорости, демонстрируя устойчивость и управляемость самолета в полете на малой скорости с максимальным весом, и один из высокопоставленных наблюдателей спросил: «Что, этот самолет с таким количеством бомб быстрее летать не может?»

Наверное, не стоило бы упоминать о полете на «Кристалле», не представлял он особой сложности и интереса, но я вспоминаю это событие потому, что мне впервые довелось лицезреть самых могущественных людей в стране, глянуть на них вблизи.

Когда определилась точная дата показа, за три дня до него прекратила работу городская столовая — все официантки были мобилизованы на подготовку к банкету, могущему быть на аэродроме, в расставленных загодя палатках. За два дня до события прилетел правительственный Ил-62, выполнил несколько заходов на посадку и улетел обратно в Москву, убедившись в исправности средств обеспечения его полета. Наехало в городок множество всяких людей в форме и без, шныряли они повсюду, все осматривая и чуть ли не обнюхивая. Наконец прилетело и высокое начальство.

По намеченному плану гости должны были сначала осмотреть стоянку самолетов, расставленных вдоль длинной рулежной дорожки, оборудованную различными стендами и плакатами с данными самолетов и вертолетов. Напротив каждого экспоната выкладывалось его вооружение, рядом стоял офицер с указкой, готовый дать необходимую справку.

Гражданские летчики и специалисты не должны были присутствовать на наземном показе, но буквально в последний момент министр авиационной промышленности Петр Васильевич Дементьев приказал, чтобы у каждого самолета стоял «наш человек», готовый вмешаться, если кто-то начнет поносить нашу родимую технику. Быстро сменив комбинезоны на костюмы, мы забрались в «газик» и помчались к месту показа. Интересно — до этого куда-нибудь пройти или, тем паче, проехать было затруднительно, чуть ли не на каждом шагу требовалось предъявлять пропуск, а тут ни одна душа не остановила наш автомобиль!

Небольшая группа людей медленно перемешалась от самолета к самолету, синхронно с её движением катили тяжелые правительственные «Чайки», ехала белая «Волга» с красным крестом на боку, неподалеку гужевалась кучка молодых людей в одинаковых темных костюмах. В окружении свиты шествовал Леонид Ильич, чуть сзади шли Косыгин и Подгорный. Блестели погоны генералитета, к небу поднимался папиросный дымок — Подгорный беспрерывно курил, не смущаясь близостью заправленных топливом самолетов, складывая окурки в коробочку, услужливо подставляемую широкоплечим молодым человеком.

Наконец процессия подошла к нашему МиГ-25, где стояли мы, т. е. я и ведущий инженер Олег Рязанов. Офицер у нашего стенда начал было свой доклад, но главком ПВО маршал Батицкий, не слушая его, стал указывать Брежневу на недостатки МиГа, сравнивая почему-то «чистый» перехватчик МиГ-25П с американским многоцелевым самолетом F-4 «Фантом-2». «У «Фантома» скорость тысяча четыреста, Леонид Ильич, а у этого МиГа всего четыреста!» — гудел начальник противовоздушной обороны всей страны, известный тем, что лично расстрелял Берию в 1953 году.

Если даже почтенный главком оговорился — скорость МиГ-25 у земли тогда имел 1000 км/час, но уж никак не 400 км/час, — то на основной рабочей высоте наш «25-й» летел километров на пятьсот в час побыстрее, чем «Фантом», и мог перехватить цель на большей дальности от охраняемого объекта, чем любой другой перехватчик…

П. В. Дементьев не дал самолет в обиду и объяснил Брежневу реальное положение дел, так что нам с Олегом вмешиваться не пришлось. Впрочем, не уверен, что нас бы слушали…

Я стоял и смотрел во все глаза на людей, вершивших судьбу страны, да и не только ее одной. Честно говоря, я не испытывал каких-то особенных, «трепетных» чувств — ни почтения особого, ни, тем более, благоговения, ощущал только острое любопытство.

Девятнадцать лет моей жизни прошли при Сталине. Я просыпался и засыпал под слова из репродуктора о «великом и мудром вожде», пел о нем песни в пионерских лагерях, кричал «Ура!» на комсомольских и торжественных собраниях, когда провозглашались здравицы в честь товарища Сталина, и верил в него безусловно, как и миллионы других людей в стране да, наверное, и во всем мире.

Моя личная симпатия к Сталину усиливалась еще и тем, что везде, где только можно, отмечалось его особое отношение к авиации и к летчикам. «Сталинские соколы» — это звучало, а многие пилоты носили в планшетах портреты Иосифа Виссарионовича. Весть о смерти Сталина застала меня в военкомате, куда нас вызвали для оформления призывных документов. Притихшие, подавленные, мы молча слушали Левитана, кое-кто утирал слезы, и у многих, наверное, стучала в голове одна мысль: «Как же мы без него, что теперь с нами будет?»

Потом последовали всем известные события: верный сподвижник вождя Берия оказался агентом иностранных разведок и вообще исчадием ада, Маленков тоже был не тем, кем надо, и быстро слетел с вершины власти. Появился Хрущев, сначала в упряжке с Булганиным, затем стал править единолично, выступать с многословными и безграмотными — если не по бумажке — речами, стучать кулаком по трибуне, поминать «кузькину мать». Но Хрушев все-таки был неординарной личностью, он первым набрался мужества сказать народу правду, далеко, конечно, не всю, про деяния Иосифа Виссарионовича, при нем зародились сомнения в правильности и справедливости всей нашей системы у тех, у которых еще этих сомнений не было…

Свалили и Хрущева. Воцарилась новая власть — «триумвират» — Брежнев, Косыгин и Подгорный, во главе с Брежневым, затем фактическим владыкой стал «лично товарищ Леонид Ильич».

Каждый новый правитель поносил предыдущего, пытался руководить по-своему, но результат был один и тот же: жизнь как-то со скрипом поворачивалась к лучшему, иногда даже становилось хуже, чем было, а уважения к властям не прибавлялось…

Так вот, смотрел я на находящихся совсем близко от меня этих людей и думал: что же в них такое особенное, хотя бы внешне, почему именно они могут распоряжаться судьбой всех остальных, и моей в том числе? Смотрел, слушал и не находил ничего такого, что как-то выделяло бы их из прочих, кроме подобострастия окружающих. Пожалуй, одно бросалось в глаза: какие они все ухоженные, холеные, как прекрасно сидят на них великолепно пошитые костюмы, как подчеркнуто внимательно слушают все каждое их, вернее, его слово, так как говорил один Брежнев, а Косыгин и Подгорный помалкивали, как мгновенно, на полуслове, все замолкают, едва Брежнев откроет рот. Один П.В.Дементьев выпадал из обшей картины подобострастия, не очень придерживался «политеса», говорил смело и свободно, да и Брежнев слушал его внимательнее, чем других.

После полетов всех летчиков собрали на встречу с высоким начальством. Мы построились полукругом, на середину вышел Леонид Ильич, довольно внятно и бодро, не заглядывая в бумажку, поблагодарил нас и поинтересовался, есть ли у кого какие вопросы или просьбы. Кто-то сказал, что в городке плохо с водоснабжением, хотя Волга рядом. Брежнев укоризненно попенял местному руководству за такое упущение, а потом спросил, как у летчиков дела с автомашинами, трудно ли купить. Все конечно, загомонили, что дела никудышные и никакого просвета здесь не предвидится, а Брежнев, повернувшись к кому-то из своей свиты, сказал, что надо бы помочь доблестным летчикам…

Встреча закончилась, на банкет руководство страны остаться не пожелало и улетело в тот же день, а через неделю в городок привезли сто пятьдесят «жигулей» и еще полторы сотни на следующей неделе…

Так окончилось мероприятие «Кристалл». Все его участники получили наручные часы с надписью «От ЦК КПСС. Президиума Верховного Совета СССР, Совета Министров СССР». Одному нашему сослуживцу эти часы здорово помогли, когда чересчур бдительные дружинники в метро учуяли специфический запашок и взяли было нарушителя под белы руки: пришлось расстегивать ремешок и демонстрировать сию надпись. В те годы такая надпись производила соответствующее впечатление на правоохранительные органы, и нашего товарища не только не задержали, а и проводили чуть ли не до дома. Наверное, сейчас такие часы уже не стоит показывать…