ЗВЕЗДЫ" АМЕРИКИ В РОССИИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЗВЕЗДЫ" АМЕРИКИ В РОССИИ

В Америке "звезды" загораются не только в Голливуде, но и в науке, хотя у нас о них меньше известно, к сожалению. И вот "звезды науки", которыми по праву гордятся американцы, приехали в Москву, чтобы встретиться со своими коллегами. Десант ученых большой — около тридцати человек. "Около" — потому что некоторые приезжали лишь на один день, чтобы прочитать свою лекцию, другие — а их большинство — пробыли в России неделю. Многие из них впервые пересекли границу в Шереметьево…

Что же привлекло сюда профессоров Бланш Р. Альтер из Техаса и Стивена Аркина из Нью-Йорка, Ральфа Веджвуда из Сиэттла и Джона Керси из Миннеаполиса, Альфреда Кнадсона из Филадельфии и Рональда Каффри из Бостона, а также многих других знаменитостей

— Будущее России беспокоит нас не меньше, чем будущее Америки, — сказал Давид Натан, профессор из Гарварда, — и хотя в номерах ваших отелей, которые стоят дороже, чем в Нью-Йорке, нет горячей воды, а вечером опасно ходить даже по центральным улицам, в той детской клинике, где мы побывали, условия ужасные, тем не менее, я встретил удивительно талантливых молодых исследователей, которые отдают все свои силы именно будущему России. И это внушает определенный оптимизм.

— И, тем не менее, приехали?

— Я не мог отказать ни профессору Розену, ни профессору Румянцеву, которые просили меня выступить с докладом в Москве. К тому же следует помнить, что сейчас в России появилась возможность эффективно решать многие научные проблемы, в частности, в молекулярной генетике, и я не мог своим русским коллегам не помочь в правильном определении направлений, по которым им следует работать. Наука по своей сути не знает границ, а потому забота о будущем поколений — главное в нашей деятельности. Боль ваших детей — это ведь наша общая боль, если уж мы сохранили хоть каплю человечности. Вот почему я забыл о бытовых неудобствах ради такой работы. Я не сожалею об этом…

Профессор Давид Натан из Гарвардского университета принадлежит к той плеяде американских ученых, которые взвалили на плечи борьбу со злокачественными опухолями и лечение лейкозов у детей. Именно на долю тех профессоров, что приехали в Москву, выпала тяжкая обязанность осуществить "прорыв в будущее", вернуть человеческую надежду. Давайте вспомним, что еще четверть века назад пессимизм царил в детских клиниках, потому что лишь один из пятнадцати больных выживал, остальные — погибали. Лейкозы у детей, всевозможные заболевания крови выносили беспощадный приговор, практически не оставляя надежд на выздоровление. И в университетах Нью-Йорка и Алабамы, Бостона и Сиэттла, Филадельфии и Гальвестона молодые исследователи пошли на штурм загадочных болезней. Объединили свои усилия генетики и цитологи, биохимики и клиницисты — нет, не наугад искали они выход, по сути дела они начали превращать "науку алхимиков" в "науку расчета", как выразился профессор Фред Розен.

На них работали физики и электронщики, математики и специалисты по космосу, которые создали уникальную исследовательскую аппаратуру. И это помогло молодым исследователям не только изучить тончайшие процессы, происходящие в клетке, но и научиться исправлять ее дефекты. Они вторглись в святая святых жизни — в молекулы и атомы, в вирусы и структуры наследственности. В общем-то, они сделали то же самое, что физики-ядерщики в сороковых, которые проникли в тайны атомного ядра. Но оказалось, что взаимодействия ядер, которые выражаются и в ядерной бомбе, и во взрывах галактик, гораздо проще, чем процессы, идущие в живых клетках. Однако трудности не остановили молодых исследователей, и теперь спустя четверть века, уже поседевшие, они отвечают коротко:

— Нам удалось спасти не одно поколение: теперь при лейкозах выживает не каждый пятнадцатый, а девять из десяти.

Встреча в Москве называется "Российско-Американская школа" и посвящена она фундаментальным и клиническим исследованиям в детской гематологии, онкологии и иммунологии. Как и положено в любой школе, есть в ней и учителя, и ученики. Лекции читают выдающиеся американские исследователи и врачи, а в роли учеников, то есть слушателей, выступают не менее известные профессора и специалисты из крупнейших детских клиник и центров России. И что самое удивительное — о чем еще вчера и помыслить было невозможно! — наши профессора не чувствуют себя хоть как-то униженными, мол, не на равных идет разговор… Что греха таить, американские коллеги делятся с нами самыми последними своими достижениями, некоторые из них еще даже не опубликованы, и к тому же (и опять-таки в этом ничего нет зазорного) эти области науки в США развиваются гораздо эффективнее, чем у нас. Во-первых, университеты там располагают самым совершенным оборудованием, во-вторых, именно в Америке находятся крупнейшие фармакологические фирмы, создающие новейшие лекарства, и наконец, в-третьих, правительство США и общественность уделяют огромное внимание как моральное, так и материальное, развитию именно этих областей современной науки.

Российско-Американская школа предусматривала не только лекции ведущих специалистов США, но и их работу в лабораториях и отделениях НИИ детской гематологии. Именно здесь рождались совместные проекты, новые идеи, планы общей работы.

Большая наука не может существовать без личных контактов ученых. К сожалению, из-за экономических трудностей для наших исследователей они становятся день ото дня проблематичнее, а потому проведение Российско-Американской школы в Москве, где ученые встретились "на высшем уровне", бесспорно, одно из самых значительных событий. К тому же американские специалисты довольно неплохо познакомились с достопримечательностями Москвы и Санкт-Петербурга — ведь многие из них приезжали в Россию впервые. Но, бесспорно, "изюминкой" их познавательной программы стала поездка в Государственный музей-заповедник В.Д. Поленова.

Не удивляйтесь, но именно этот музей стал одним из спонсоров встречи ученых. Некоторые наши деятели культуры прекрасно понимают, насколько важны контакты для интеллигенции обеих стран. Народный депутат России Федор Поленов, которого связывают дружеские связи с учеными-медиками, приложил все усилия, чтобы гостям из США было интересно у нас в стране. В Поленове случилась одна из самых волнующих и потому запоминающихся на всю жизнь встреч. Там было знакомство с творчеством знаменитой семьи Поленовых, гости своими глазами увидели неповторимость русской природы, и наконец, как в старые добрые времена, состоялось хорошее, доброе застолье, где американцы, к великому своему удовольствию, попробовали настоящую отварную картошку со свежим зеленым луком, редиской и сметаной.

— И это намного вкуснее черной икры, давно пойманной осетрины и очень жестких шашлыков из свинины, — сказала профессор Шарон Мерфи, — то, что едят в Поленове — картошка и капуста — это настоящая русская пища, а не та, что нам постоянно предлагают во всевозможных русских ресторанах! Кстати, я никак не пойму, почему ваши так хотят походить на наши русские рестораны в Чикаго. Там ведь плохо кормят…

И Шарон Мерфи улыбнулась широко и искренне. В начале встречи в Москве у нее было не очень хорошее настроение, чувствовалась натянутость, какая-то отрешенность. Казалось даже, что она начала сожалеть о своем приезде сюда. Но после посещения клиники, где она консультировала группу ребятишек, после знакомства с нашими молодыми врачами и, наконец, после поездки в Поленово, первое впечатление исчезло. "Если состоится следующая такая школа — здесь или в Америке — я постараюсь принять в ней участие", — пообещала знаменитый профессор педиатрии из Чикаго.

Встреча в Москве, бесспорно, повысила авторитет нашей медицины. А главное, она показала, что уже появился в России центр, где детям с тяжкими заболеваниями медики могут оказывать реальную помощь, спасать их из объятий смерти.

Итак, несколько интервью с участниками Российско-Американской школы, на которой обсуждались фундаментальные и клинические исследования детской гематологии, онкологии и иммунологии.

Профессор Шарон Мерфи (Чикаго).

— Госпожа Мерфи, о вас идет слава как о замечательном клиницисте, которая безукоризненно точно ставит диагнозы. Вы поработаете в нашей клинике?

— Профессор Румянцев попросил меня проконсультировать некоторых больных в детской больнице. Естественно, вместе с русскими коллегами мы посмотрим их. Более того, некоторые материалы я возьму в Чикаго, и мы проведем параллельные исследования, что поможет поставить точный диагноз. Но я не только руковожу отделением гематологии и онкологии госпиталя, но и веду большую исследовательскую работу. Поэтому я и приехала в Москву. Меня чрезвычайно интересуют программы работы по лечению детей в России. У вас есть прекрасные специалисты, с которыми я надеюсь обсудить очень сложные проблемы, которых так много в нашей области науки.

— Ваша лекция вызвала очень большой интерес. По-моему, дискуссии продолжались и после нее очень долго?

— Я рассказывала об организации кооперативных клинических исследований в детской онкологии. Как и все новое, это не могло не заинтересовать ваших специалистов.

Комплексный подход в лечении необходим, но он требует высокой квалификации от специалистов. Поэтому, как вы понимаете, у меня в Чикаго очень трудная работа. Она подобна многоглавому дракону. Одна голова — это отделение гематологии детского госпиталя. Оно самое большое в США — на 250 коек. Вторая голова дракона — медицинский факультет Северо-Западного университета, где я работаю профессором педиатрии. Это не только занятия со студентами, но и аспирантура, ординатура и так далее. И наконец, третья голова — исследования рака. Сейчас я избрана главой ассоциации по проблеме рака среди детей, координирую работу в этой области в США.

— Почему именно рак? Каким образом вы выбрали эту область?

— Страшная болезнь… И казалось бы, ею должны заниматься мужчины… Но каждого из нас ведет интерес. И случай. В общем, в любом варианте: интерес плюс случай. Так произошло у меня. Студенткой определили в лабораторию. "Не займетесь ли этим?" — спросили. И я постепенно увлеклась. Это было еще в колледже. Таким образом, случай определил мою судьбу.

— Не разочаровались?

— Я работаю 21 год. За это время уровень выживаемости (извините за такой "техницизм") увеличился в три раза. И к этому я имею прямое отношение — разве возможно разочарование при успехе!

Вы, писатели, а потому я использую литературное сравнение. Представьте: я — рыба. И каждый день такое ощущение, что рыбу выбрасывают в пруд. Не отправляют на сковородку, а запускают в родную стихию… У меня такое же ощущение, потому что мы вылечиваем почти всех пациентов.

— Что же вас привело сюда?

— Жажда знаний. Я хочу знать уровень вашей работы. Думаю, что мои знания вам могут помочь. Таким образом, я исхожу из общепланетарных интересов. Хотя это звучит несколько возвышенно, но это действительно так. Конечно, на первый взгляд может показаться: а зачем приезжать, мол, достаточно прислать нужную литературу. Но знания лучше всего передаются через личные контакты, именно они необходимы для понимания. Да, наши страны разделяет огромный океан, но если мы не будем перелетать, переплывать его, то окажемся в изоляции. И вы, и мы. Поэтому сюда я приехала и как профессор, и как студент одновременно. Говорю это от души и чистого сердца.

Профессор Джеффри Липтон (Нью-Йорк).

— Профессор, почему вы приехали вновь? Ведь совсем недавно вы участвовали в Европейской школе по гематологии, и именно тогда в интервью сказали, что на такие поездки у вас просто нет времени… Что же изменилось за десять месяцев?

— Не буду скрывать, я скептически относился к идее проведения школ по гематологии именно в России, так как хорошо знаю состояние медицины здесь. Я думал, что такие школы окажутся неэффективными, лучше, мол, принимать молодых русских врачей у себя в клинике… Но я ошибался. Европейская школа, на мой взгляд, очень хорошо поработала, а затем я увидел ваших врачей в клиниках — они уже знали чуть больше! Вот поэтому я поддержал идею о проведении Российско-Американской школы и вновь приехал в Москву. Кстати, с женой и моим сыном, который, надеюсь, тоже станет специалистом по онкологии.

Знаю, что для бывшего Советского Союза, а сейчас СНГ, событие это беспрецедентное. Пожалуй, впервые американские медики показали своим приездом сюда, что перед нами стоят общие задачи — лечение наших детей. Для этого мы обязаны соединить свои усилия, и тогда, без сомнения, добьемся хороших результатов.

У вас много и на разном уровне говорили раньше о любви к детям. Но к сожалению, делалось очень мало, в частности, для лечения лейкемии. Однако в последнее время мы убедились, что ситуация изменяется: свидетельство тому Отделение трансплантации костного мозга, которое появилось в Москве.

Лейкемия, рак и иммунология требуют больших знаний в области молекулярной биологии. Результаты, полученные во время лабораторных исследований, важно быстро и эффективно использовать в практике лечения. Конечно, это трудная область медицины, но без нее нельзя. Мне приятно, что молодые исследователи в России понимают это, взаимодействие с ними доставляет большое удовлетворение.

Я уверен, мы теперь будем постоянно возвращаться в Россию, чтобы вновь и вновь встречаться с молодыми коллегами и друзьями, и с нетерпением будем ждать их у себя в Америке…

Профессор Елена Владимирская, известный в России ученый и специалист по крови. Она принимала самое активное участие в создании Института детской гематологии России.

— К сожалению, в недалеком прошлом за границу у нас ездили в основном функционеры да весьма ограниченный круг именитых академиков, которые имели весьма отдаленное отношение к клинике, к практическому здравоохранению. А потому между ведущими западными клиниками, где ведется лечение детей с тяжелыми заболеваниями крови, и нашими не существовало контактов. Более того, мы даже не подозревали, насколько далеко ушли они от нас — на многое происходящее, попав туда впервые, мы смотрели широко раскрытыми глазами: неужто так можно лечить! Да и у западных коллег особого интереса к нам не было — на конференциях и конгрессах они встречались с теми самыми функционерами, которые не были заинтересованы в практике.

Во время поездки в Германию, где собрались крупнейшие специалисты по лечению лейкозов, мы обратились к ним за помощью. Ведь излечение лейкозов у нас составляло 7,3 процента, а в мире 60–70. Это мы знали по литературе, где сообщалось, что в ближайшее время они выйдут на 80 процентов… Я всю жизнь занималась лейкозами, но этим данным не верила. А потом все увидели своими глазами! И вместе с профессором Александром Румянцевым решили, что нужно отбросить в сторону "собственную гордость" и начать учиться. Так родилась идея, а затем, благодаря помощи десятков коллег у нас и за рубежом, она воплотилась в реальный проект — создание института детской гематологии России, где дети смогут лечиться по самым современным методикам. Частично нам удалось реализовать свою мечту, надеемся, что в дальнейшем она воплотится полностью. Вполне естественно, без помощи Запада мы это не сможем сделать, но отрадно, что ведущие ученые разных стран с удовольствием приходят на помощь нам и нашим ребятишкам.

Профессор Лауренс Вульф.

Он принадлежит к тем известным ученым США, которые могут сказать людям: "Вчера мы не могли спасти вас, а сегодня нам уже под силу вырвать вас из объятий смерти!" Профессор Лауренс Вульф из Бостонского госпиталя для младенцев и детей был в числе медиков, принявших вызов СПИДа и множества других заболеваний, связанных с кровью. "Чума XX века" столь быстро распространялась по США, что уже казалось никто и ничто не сможет ее остановить. Ученые и врачи всех университетов и клиник Америки объединились, чтобы противостоять этому наступлению, и один из главных "центров сопротивления" был именно Бостон, где работают выдающиеся специалисты по заболеваниям крови.

— Что привело вас в Москву?

— Прежде всего — любопытство. Я никогда не был в России, и честно скажу, очень мало знаю о работах ваших специалистов.

— А в Америке встречались с ними?

— Только с пациентами из вашей страны. Точнее, с Украины. Группа американских украинцев собрала деньги для лечения двух ребятишек из Чернобыля. У них был острый лейкоз. К счастью, нам удалось их спасти. Сейчас они чувствуют себя хорошо, и уже вернулись домой.

— Им предстоит вновь стать вашими пациентами?

— Нет. Они здоровы. Думаю, их болезнь — уже в прошлом. Эффективность новых методов лечения очень высока, и мы добиваемся неплохих результатов.

— Их заболевание связано с радиацией?

— Радиационное воздействие малых доз на человека, и в частности, на детский организм — проблема сложная и до конца не понятна. Поэтому я не имею права утверждать, что те лейкозы у украинских детей, которые лечились у нас, связаны именно с Чернобыльской аварией. Таких данных нет, а эмоции в нашей науке недопустимы, вернее — они мешают устанавливать точные факты. Причин возникновения лейкозов у детей множество, и большая ошибка утверждать, что они связаны с радиацией, с малыми дозами. Иное дело: сильные облучения, большие дозы. Тут, бесспорно, существует прямая связь с возникновением лейкозов и ряда других заболеваний… Извините, что я так подробно отвечаю на этот вопрос, но я знаю, что после Чернобыля у вас есть слишком "вольные" интерпретации фактов, а подобное в науке недопустимо. Особенно в нашей области, потому что каждая ошибка оборачивается человеческой трагедией.

— Что вы ждете от своей встречи с нашими учеными?

— Ожиданий и надежд много. Прежде всего очень важно установить дружеские связи между исследователями двух стран. Это поможет в организации обмена информацией. Далее. Люди должны прийти к выводу, что дети России могут лечиться здесь столь же эффективно, как и в США. И выживаемость (извините за этот термин) обязана приблизиться к показателям нашей страны. Конечно, нужно понимать, что это в значительной степени зависит от ресурсов, лекарств, финансирования. Проблема очень сложная. Мы ищем оптимальную модель использования ресурсов и эффективного финансирования — это важно и для США, и для России. В частности, я убежден, что в США многое надо менять в системе здравоохранения. Конечно, наша система весьма эффективна, однако все-таки в совершенствовании нуждается. Слишком большие средства сейчас идут на здравоохранение, постоянно увеличивать их просто невозможно, а потому мы обязаны использовать их рациональнее, чем сейчас. Тем более, что "цена" медицины постоянно возрастает.

Я впервые в России. За короткое время трудно все понять и осмыслить. Могу только сказать, что здешнее медицинское сообщество — открытые люди, они рады сотрудничеству. Для нашей науки, для американских ученых это очень важно.

— Как известно, в последние годы вам пришлось решать несколько сложных проблем, и вы добились успеха, не так ли?

— Сейчас проблемы инфицирования крови рассматриваются более научно, чем раньше. В США теперь летальные исходы при лейкозах — а их было немало! — сведены к нулю. Конечно, потребовались невероятные усилия от медиков, так как существовала реальность "обвала" в этой области. Мы подошли к краю пропасти, и если бы в США не были предприняты энергичные меры, то, бесспорно, в эту пропасть мы свалились бы. Но сначала удалось остановиться на краю, а теперь постепенно мы отходим от опасности все дальше.

Потребовалась психологическая перестройка у больных, ведь они потеряли доверие к медицине. Большинство пациентов, у которых вероятен летальный исход, нуждаются в переливании крови. Обычно это очень тяжелые больные. И нам было очень трудно убедить их, что переливание крови им необходимо — их захлестнул страх, и по сути они отказывались от лечения. Мы понимали, что риск есть, однако знали: они могут погибнуть вовсе не от переливания крови, а от иных причин… Как известно, американцы были в шоке, когда узнали, сколько людей заразились СПИДом в процессе переливания. И они не верили, что нам удалось решить эту проблему. Невероятные усилия мы предпринимали для того, чтобы преодолели страх и пациенты, и доноры.

Много тяжелых случаев на памяти. Знаю, что для пациента процесс переливания крови — это вопрос жизни и смерти. Без него он погибнет через 5–6 часов, но, тем не менее, пациент отказывается… Я не говорю, что шок был только у простых американцев, но и у нас, врачей — ведь сотни людей были заражены из банков крови. Так что основания для страха вполне реальны. Как убедить людей, что мы добились успеха? Они не верили… К счастью, ситуация постепенно стала изменяться, родилось доверие к нам. А в медицине это очень важно.

— Нам тоже грозит такая опасность?

— Здесь эту проблему решить можно проще, так как в банках нет инфицированной крови. И поэтому можно решать параллельно и проблему гепатита, а также многих других заболеваний крови.

Сейчас ваши медики переходят на новые наступательные методы лечения лейкозов, в том числе и с помощью трансплантаций, а поэтому у вас возникнут новые проблемы, связанные с переливанием крови. И вот об этом я и хочу предупредить медиков, ваших профессоров, для которых я читал свои лекции. Ведь об опасности лучше знать заранее…

Профессор Фред Розен.

Патриарх американской медицины, президент Бостонского Центра исследований крови профессор Фред Розен приехал в Москву в приподнятом настроении. Во-первых, ему удалось организовать Российско-Американскую школу по детской гематологии на "высшем уровне". И во-вторых, именно в Москве профессор Фред Розен решил познакомить коллег в обеих странах с новым открытием, сделанным только что в Гарварде. А поэтому сообщение профессора Розена не только было встречено с огромным интересом, но зал разразился бурными аплодисментами, будто они были не на научной конференции, а на сверхуспешной премьере на Бродвее. Коллеги из Америки и России по достоинству оценили доклад Фреда Розена, и естественно, это не могло не радовать ученого.

Мы встретились с профессором Фредом Розеном сразу же после его сенсационного доклада.

— Профессор, чем вы объясняете такой интерес к вашему сообщению?

— Неожиданностью.

— В чем она проявилась?

— Развитие иммунологии — эволюционный процесс. Наша область науки требует упорной и каждодневной работы. Это не значит, что развитие иммунологии идет медленно, напротив — из-за стремительного и разнообразного развития молекулярной биологии наша область изменяется столь быстро, что порой за ней трудно уследить. Теперь мы понимаем взаимоотношения между клетками, а раньше мы ничего не знали об этом. Всего двадцать лет назад мы будто блуждали в темноте, пытаясь наугад найти выход. А сейчас все иначе: известен путь, направление исследований, и это дает большой эффект прежде всего в лечении тех заболеваний, которые раньше считались безнадежными.

— А ваш доклад касался принципиально нового явления?

— Да. Я рассказывал о наследственном иммунодефиците. И нам удалось определить ген, вызывающий эти болезни. Мы ничего о нем не знали, а с января 93-го — знаем! И это чудо!.. И теперь мы уже можем думать о лечении этих наследственных болезней. Нам предстоит научиться "вкладывать" гены в те клетки, в которых есть их дефект. То есть заменять больные гены на здоровые.

— Неужели подобное возможно?

— Это близкое будущее нашей науки, и что характерно — оно реально! Еще год назад подобного высказывания вы от меня не услышали бы.

Это открытие было сделано в процессе необычайно сложных исследований. Мы изучили много семей, которые носят эти генетические дефекты. Затем нам удалось локализировать ген, и в результате выделить его. Это очень сложная, фантастически сложная работа, которая теперь успешно завершена.

— Почему вы решили сообщить о своем открытии именно в Москве?

— Начинаются совместные работы между институтами наших стран. Значение таких контактов необычайно важно. Ведь лечение болезней, связанных с лейкемией, иммунологией развивается быстро, и нам совершенно необходимо обмениваться информацией, чтобы не дублировать друг друга.

Специалисты из России были у нас в Бостоне. Они видели, как мы работаем. В частности, мы стараемся изучить лечение разных болезней, в том числе и весьма редких. Создаются новейшие препараты, разнообразные лекарства. В Москве очень много больных, которые нуждаются в таком лечении, в том числе и с помощью наших новейших лекарственных препаратов. Почему же мы должны им отказывать в этом? Одновременно это будет расширять и наши знания, и знания наших специалистов, которые смогут осваивать новейшие методы лечения. У вас работают великолепные специалисты, которые окажут помощь нашим врачам… Так что выгода общая.

Шесть раз я был в Советском Союзе. Впервые в 1960 году я приехал в составе делегации, которая знакомилась с положением детского здравоохранения. Я могу сравнивать. Должен отметить, что за три десятилетия прогресс по материнству и детству очень большой. Здесь работают очень способные врачи, они знают, что происходит в США, они знакомы с американскими учеными и медиками. Однако в ряде областей здесь явно заметно отставание, в частности, в детской гематологии. Мы стараемся помочь. Я убежден, что через десять лет возможности трансплантации в России расширятся, появятся лучшие лекарства, будут освоены новые методы. Но для этого нужно развивать биохимию, молекулярную биологию, без этих наук нельзя рассчитывать на успех.

К сожалению, мы пока не знаем причин возникновения рака и многих болезней, с ним связанных. Но теперь с успехами молекулярной биологии и биохимии мы находимся на грани того, чтобы раскрыть эту тайну. Мы близко подошли к решению этой проблемы, и я не сомневаюсь, что и эта загадка будет раскрыта.

В 1985 году я начал работать в детской больнице Бостона. Всю жизнь я там — на медицинском факультете Гарвардского университета. А потому у меня есть возможность анализировать состояние нашей науки за долгое время — ее развитие шло на моих глазах, и я был непосредственным участником этого движения. Каждые семь лет происходит скачок, а потому нужно особое внимание уделять образованию исследователей, улучшить знания врачей. Естественно сложно и трудно постоянно учиться, но для врача и ученого это совершенно необходимо, иначе он отстанет навсегда. Мне кажется, что в России сейчас нужно особое внимание обратить на образование, на подготовку медиков. Без этого прогресс невозможен. Вот почему сообщение о своем открытии я сделал в Москве.