ДУША ТОРЖЕСТВУЕТ И ОТДЫХАЕТ

ДУША ТОРЖЕСТВУЕТ И ОТДЫХАЕТ

— Как попали сюда?

— Добровольцем в 65-м году. Раньше в эти места приводили в кандалах да тюремных вагонах, а в наше время от желающих отбоя не было! Молодые люди ехали на Север за мечтой.

— Ошибались?

— По моему разумению — нет.

— А вы откуда родом?

— Ивановский.

— Из города?

— Из небольшого рабочего поселка.

— Сбежали, значит, от девчат…

— Это уж точно: в этом своему краю изменил и женился на мурманчанке. Еще в то время, когда был студентом, — Светлана оказалась из здешних мест. Мы учились в одной группе в Иванове, и она меня соблазнила приехать сюда. Еще во время каникул эти места мне понравились…

— Наверное, осенью впервые сюда попали?

— В лучшее время: конец августа- начало сентября! А потом и зимой приезжал…По распределению попал в Апатиты на тепловую станцию, где отработал больше десяти лет.

— Странно, что попали на атомную?

— Нет, тогда специалистов на ней не хватало. И не только на Кольской, но и на других, так как атомная энергетика начала бурно развиваться.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ В. ВИШНЯКОВА: "Первый блок Кольской АЭС был головным в серии энергоблоков ВВЭР-440 с ре актором типа В-230, поэтому конструкторская и проектная документация требовала постоянной ее корректировки и доработки прямо непосредственно в процессе строительства и монтажа. На это уходило много сил и времени. Группы конструкторов, проектировщиков, шеф- инженеры заводов, персонал ряда отделов и лабораторий в завершающий период монтажа дневали и ночевали на станции. Для их отдыха в санитарно-бытовом корпусе была даже оборудована специальная комната, что-то вроде мини-филиала гостиницы "Нивские берега". Сам а же гостиница была переполнена, старожилы называли ее "профилакторием", так она именовалась в проектной документации.

Позади остались трудные дни конца 1972 года — директивного срока пуска первого блока КАЭС, сорванного из-за непоставки ВКУ и верхнего бло ка реактора "Ижорским заводом" (Это оборудование поступило только в феврале-марте 1973 г.) По этой причине в урочный срок были пущены только турбогенераторы № 1, 2 от постороннего источника пара (котловагонов) и выдана в энергосистему "Колэнерго" символиче ская электроэнергия мощностью всего около 5 мВт. Но и за этой пусковой операцией стояла напряженная работа, связанная с монтажом и наладкой всей электросхемы станции, систем и оборудования турбин и генераторов блока № 1…"

Я попытался найти инициатора это й "символической акции" пуска первого блока Кольской станции, но потерпел неудачу. Да, об этом факте знали практически все мои собеседники: "Да, ну и что из этого!" Я пытался спорить, мол, нехорошо обманывать государство, правительство, весь народ… А в о твет весьма убедительное: так поступали все, практически всегда поздравляли за незавершенное строительство, а потом по полгода — году устраняли неполадки, а иногда попросту и халтуру… В те времена условия игры были известны всем — от прораба до чле на правительства, а потому их не осуждали. Но дело делалось потихоньку… Кстати, символично, что во время "символического пуска" Кольская АЭС выдала энергии столько же, сколько Первая атомная…

Но продолжим наш разговор с Коломцевым. Мы задержались на ег о переходе на АЭС, на первый взгляд, необычном…

— Нет, ничего особенного в этом не было. Станций атомных строилось много, а специалистов не хватало — ведь подготовка их идет по сути дела только на самих станциях. В те годы очень многие ушли из "оборонки", чтобы работать на АЭС. Это были те люди, которые трудились на "боевых реакторах" в закрытых городах — Красноярске, Челябинске-40), Томске-7… Электриков, автоматчиков, турбинистов приглашали с тепловых станций, и я оказался в их числе. Кстати, опытных специалистов мы и сейчас приглашаем к себе…

— Но все-таки уникальный случай: не физик становится директором атомной станции. Насколько мне известно, таких случаев еще не было?

— Переучиваться приходилось…

— Вы впервые попадаете на атомную станцию… Удивляет, что ничего не дымится, не грохочет, а внешне тишина и покой? Меня это поначалу поражало…

— А меня поразила сложность работы! Субъективное ощущение, конечно… Параметры другие, температуры, металлы, иное требование к конструкциям и оборудованию… Да и коллектив в то время, когда я пришел сюда, еще не сложился… Обстановка была сложная, неблагоприятная. Но более жесткие требования по безопасности как к работе, так и к оборудованию заставляли подтягиваться… Это был стержень, вокруг которого постепенно формировался профессиональный коллектив АЭС. А поначалу было очень трудно…

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ В. ВИШНЯКОВА: "Ночь с 13 на 14 июня 1973 года. Ярко освещенный центральный зал 1-й очереди, временный санпропускник на входе с отметки 18,5 вентэтажерки. Напряженное ожидание. Корзина подвешена на кране и готовится к установке в реактор. Тогда я, кажется, впервые увидел нового начальника физлаборатории Е.И. Игнатенко. Тогда он был молодой человек с ежиком черных волос (теперь они у него совсем белые). По явился он на Кольской АЭС в мае 1973 года в одно время с новым директором нашей станции А.П. Волковым. Там же в центральном зале, находился и председатель Государственной приемочной комиссии первого блока Леонид Михайлович Воронин Именно этот человек держа л в руках все нити пуска блока и, как мне казалось, только он один в тот момент четко знал и понимал "куда ведет нас рок событий". А потом было 29 июня…"

— Итак, пуск первого блока будущей мощной атомной станции…Неужели это настолько необычное и сложное сооружение, что запоминается на десятилетия?

— Фактически в вопросе уже содержится ответ — конечно! Что же самое сложное? Во-первых, реакторный процесс

— Теперь-то разве сложно: набрали урановые таблетки разместили в трубках из циркония, "набрали" из них активную зону и жди, пока она выгорит..

— Теперь это даже в детских книжках рисуют подробно. Но вот как отобразить те же "отравления зоны", которые влияют на эффективность работы реактора?

— А что это такое?

— Если просто сказать, по-дилетантски, то это образование "шлаков" в топливе. Йоды, ксеноны "перехватывают" на себя нейтроны и не дают идти цепной реакции. Если каким-то образом убрать эти "шлаки", то ядерное топливо еще долго может работать, к сожалению, сейчас мы его используем явно недостаточно. Но это одна из больших проблем ядерной энергетики…Кстати, у нас впервые был продлен срок службы топлива на год. Это благодаря науке, и инициатором этого был Евгений Иванович Игнатенко. Он серьезно занимался этой проблемой.

— Но атомные станции сейчас живут на "голодном пайке" — нет топлива!

— К нам это не относится, хотя мы частенько берем топливо в долг у концерна "ТВЭЛ"… Кольская АЭС — это своеобразный испытательный и исследовательский полигон для ученых, которые занимаются топливом, а потому "ТВЭЛ" практически всегда идет нам навстречу…

Нам еще предстоит встреча с президентом АО "ТВЭЛ", который находится неподалеку от Полярных Зорь. У Виталия Федоровича Коновалова отпуск и, как обычно, он решил провести часть его на Кольском полуострове. Он приехал в гости к пограничникам в Алакуртти, там ловит рыбу и охотится за грибами, которых в этом году великое множество… Утром Юрий Васильевич Коломцев, который тоже пока в отпуске, собирается к Коновалову, ну а я поеду чуть позже — грех не воспользоваться возм ожностью повидаться с Коноваловым и Коломцевым, так сказать, в неофициальной обстановке… Да и порыбачить ох как хочется!

Но пока несколько официальных данных, которые показывают роль и значение Кольской АЭС в мировой системе атомной энергетики.

ЦИФРЫ И Ф АКТЫ: "В 30 странах мира в эксплуатации находится 437 ядерных энергоблоков и еще 39 строится.

В США действует 109 энергоблоков, во Франции — 56, Японии — 51, Великобритании — 35, России — 29, Канаде — 21, Германии — 20, на Украине -16…

На долю ядерно й энергетики в общем ее производстве приходится:

в Литве — 85 процентов,

во Франции — 76,1 процента,

в Бельгии — 55,5 процента,

в Швеции и Болгарии — по 46,5 процента,

в Словакии, Швейцарии, Словении, Корее, Испании, Финляндии, Германии и на Украине более одной трети,

в США — 22,5 процента,

в России — 11,8 процента.

Самые крупные АЭС мира:

Фукусима (Япония) — 10 энергоблоков общей мощностью 9096 МВт,

Брюс (Канада) — 7 энергоблоков — 6372 МВт,

Запорожская АЭС (Украина) — 6 энергоблоков — 6000 МВт,

Гравелин (Франция) — 6 энергоблоков — 5706 МВт,

Палюэль (Франция) — 4 энергоблока — 5528 МВт…

Среди атомных станций России самые крупные АЭС — Балаковская и Курская, мощность каждой из них по 4000 МВт".

Сейчас на 9 атомных станциях России эксплуатируется 29 энергоблоков установленной мощностью 21242 МВт, в том числе 13 энергоблоков с реакторами типа ВВЭР, 15 энергоблоков с уран-графитовыми канальными реакторами и один энергоблок с реактором на быстрых нейтронах (БН-600).

Мне кажется, что все споры о том, нужна ли нам атомная энергетика, давно уже стали бессмысленными — история цивилизации уже ответила на этот вопрос. Но почему же они идут? Мне кажется, от незнания, просто легче жить не задумываясь…

А наш разговор с Коломцевым продолжается. Я спрашиваю его:

— Топливо дорогое?

— Очень! Одна загрузка стоит сегодня 70 миллиардов… Мы должны выработать девять миллиардов киловатт-часов электроэнергии, топливная программа под нее — 200 миллиардов рублей. Казалось бы, всего десять процентов — немного, но дело в том. что мы их "живыми деньгами" не получаем, а потому рассчитаться за топливо и не можем. А далее уже "срабатывает" порочная цепочка неплатежей.

— А в чем ее особенность, по-вашему?

— Это конфликт между собственниками и государством. Мы производим энергию, а продают ее частники — получить от них деньги, как известно, можно только силой.

— Но мы говорим о "цивилизованном рынке"?

— По-моему, это такая же утопическая мечта, как и "общество справедливости".

— Оставим эту тему — она только портит настроение… Вернемся к технологии. Мне кажется, очень важно услышать от вас, как именно работает атомная станция, причем эффективно…Итак, топливо постепенно выгорает, его "производительность" падает — на каком этапе вы понимаете, что его нужно выгружать и заменять новым?

— Это физика и физики. Их у нас много, и по-прежнему они остаются у нас главными специалистами, хотя подчас и распространяется мнение, что физикам теперь нечего делать на АЭС, мол, все там известно…Это ошибочное представление, и каждый день работы станции доказывает это. К примеру, то же топливо. Мы перезагружаем обычно треть активной зоны. Выработанное топливо отправляется в бассейн выдержки — он находится рядом с реактором. Три года топливо держим под водой в этой специальной емкости. За это время остаточное энерговыделение падает, и мы отправляем топливо на "Маяк". Опасна ли такая операция? В принципе, безусловно — ведь используются подъемные краны, разные механизмы и машины, а следовательно, в любой момент они могут выйти из строя. Да, мы применяем резервирование, используем новую технику — к примеру, новые краны уже с двойными приводами — и так далее, но, тем не менее, требуется аккуратность и надежность работы людей. Это и есть "культура безопасности".

— А все-таки сбои были?

— Случалось… Роняли не контейнеры, не сборки, но сходы кассет с инструментом случались, падали и кассеты…

— Это авария?

— Да, но не ядерная, так как в той же воде все происходило, а там они безопасные…

— Что же тогда самое опасное на атомной станции? "Зеленые" считают, что как раз топливо — поэтому они протестуют, когда от вас спецпоезда идут на "Маяк", но вы считаете, что опасность в другом, не так ли?

— Разгон реактора. Как это было в Чернобыле…Это на канальных реакторах. Неуправляемый процесс там приводит к катастрофе.

— Но у вас другие реакторы…

— У нас, наверное, то же самое. Однако наш реактор "разогнать" очень сложно, так как у нас "внутренняя безопасность" реактора намного выше — чем больше мощность, тем он быстрее "глохнет". Но, тем не менее, "доводить" реактор до того момента, когда сработают предохранительные клапаны и системы защиты, не следует — это опасно! Опасна также потеря плотности первого контура…

— Что вы имеете в виду?

— Разрыв трубопровода. И тут самое ответственное — металл! Обязательно следует знать, в каком он состоянии — нужна гарантия, что нет ни трещин, ни разрывов… Нужна четкая работа системы безопасности первого контура…

— Но ведь именно у вас были обнаружены трещины в нем? Как это произошло?

— Во время планового осмотра оператор Виктор Новоселов увидел "туман", который образовался вокруг микроскопической трещины…Вот что значит "человеческий фактор" — именно внимательность и дотошность одного человека смогли предотвратить большие неприятности…

— Так серьезно?

— Конечно. Сразу же началась большая "эпопея" — досконально были исследованы все стыки и трубопроводы… Дело в том, "просвечивали" стыки в то время, когда ставили задвижки, а это было в 71-м и 72-м годах. Но тогда техника была иная, а теперь средства контроля стали более мощными — появились новые источники, более чувствительная пленка. И мы начали все обследовать заново, и естественно, начали выявляться дефекты, которые раньше мы просто не могли обнаруживать… Так началась "эпопея задвижек" — они были обследованы на всех станциях.

— Это делается в обязательном порядке?

— Конечно. И теперь не только в России или на Украине, но и во всем мире. Если на какой-то станции обнаруживается дефект, то об этом становится известно на всех атомных станциях планеты. По любому инциденту информация распространяется в обязательном порядке. Потом идут аналитические записки, пояснения. Это делается для того, чтобы директор любой АЭС мог принять необходимые меры безопасности.

— Это характерно только для мировой атомной энергетики?

— В таком объеме — да. Однако теперь и в авиации, и в других областях, где риск велик, обмен информацией налаживается… Но у нас такой порядок действует после Чернобыля неукоснительно.

— Вы обнаружили дефект — "шнуры" в металле, который и порождал микротрещины, как вы действуете? Что происходит на станции, в атомной энергетике в целом?

— Реакторы немедленно останавливаются…

— Неужели все?

— Такого типа — да. И в Воронеже, и в Козлодуе, и в Финляндии… И везде начали искать подобные дефекты.

— Нашли?

— Нет. "Шнуры" были только у нас.

— Кто-то допустил ошибку?

— Да, это был вполне конкретный человек. Чтобы быстрее заполнить ванночку, он туда клал кусок металла — жгут. Обнаружить сразу ничего нельзя было, нарушение технологии выявлялось гораздо позже, уже во время эксплуатации — монолитного металла не получалось, и на границе со жгутом и возникали трещины…

— Виновник был найден быстро?

— Конечно. Одна из версий — вредительство, диверсия, и КГБ отработал ее в полном объеме… Кстати, человек не представлял, какой ущерб он нанес государству.

— А чем объяснял случившееся?

— Повышением производительности труда. Кстати, это был Герой Социалистического труда… На любом оборудовании у нас всегда можно найти, какой сварщик и когда делал тот или иной шов.

— Ситуация обсуждалась на самом высоком уровне?

— Да. Было даже специальное заседание правительства, ведь остановились все блоки — ущерб для экономики огромный.

— И всего один человек?

— Теперь это невозможно, так как системы контроля стали более глубокими и разнообразными. Но тогда такое случилось.

— Его судили?

— Прокуратура Союза возбудила уголовное дело, но оно было прекращено, так как тот Герой Соцтруда покончил жизнь самоубийством, он повесился…

— Да… Такова ответственность в вашей отрасли?

— Персональная ответственность очень высока. И взаимный контроль тоже. Тот, кто идет на оперативную работу, проходит тщательный контроль. Он должен подтвердить свой интеллект, знания, иметь устойчивую психику и одновременно уметь идти на разумный риск, — очень много факторов учитывается при допуске человека на пульт управления реактором. Чтобы попасть на блочный щит управления, нужно пройти по всем нижним ступеням, где человека тщательно проверяют. Это обычно три-пять лет…Человек "высвечивается" полностью. Кстати, есть люди, которые пытаются, но никогда не проходят сквозь это "сито". Кто "сдается" сам — ведь требуется больше работать над собой, больше знать и уметь, но большинство не выдерживает столь трудных испытаний…

— Это ведь элита атомной энергетики?

— Безусловно. И попасть в нее нелегко.

— А что на ваш взгляд наиболее сложное в этом тестировании?

— Мы пользуемся готовыми пакетами тестов. Их разрабатывают и психологи тоже.

— Вы их проходили?

— Дважды. Но не здесь, а в Обнинске. Там "проверяют" директоров АЭС.

— Без их заключения нельзя стать и оставаться директором?

— Конечно. Министр выдает нам лицензию на право управления предприятием только после результатов тестирования. Это двухнедельный процесс: и обучение, и сдача экзаменов, и тестирование.

— И часто это бывает?

— Раз в пять лет мы получаем лицензию… К такой проверке я отношусь спокойно, однако многие из оперативных работников неохотно идут на такие проверки, интересуются, куда идут полученные данные, кто может познакомиться с этими данными и так далее.

— Интересно: а кто именно?

— Только психологи и главный инженер о своем персонале. Ну а данные на директоров, вероятно, идут только высшему руководству министерства и концерна.

— Страшновато бывает?

— Нет, даже привычно. Первый раз я "тестировался", когда закончил МИФИ. Это был специальный факультет резерва руководства атомных станций — так он назывался. И учились там те, у кого было высшее образование и кто работал на АЭС. Раньше была анкета, в ней порядка тысячи вопросов, и на каждый нужно ответить. Сейчас попроще: сидишь за компьютером и отвечаешь "да" или "нет". Впрочем, сейчас не "тестирование", а "лицензирование"…

— В прошлый мой приезд на Кольскую атомную — а уже почти три года прошло! — у вас был другой директор. Он прошел такое испытание?

— Нет, его еще не было… Ну а директором он стал весьма своеобразно… Впрочем, в этом марафоне и мне довелось участвовать…

Юрий Васильевич Коломцев не стал подробно рассказывать о том времени, видно, не очень приятно ему вспоминать о тех "состязаниях", что были устроены на Кольской АЭС. А назывались они "выборы директора АЭС" — сам по себе случай уникальный в атомной энергетики.

Попробуем восстановить некоторые события того времени: просто они поучительны, да и в определенной степени отражают нашу наивность и неспособность быть по-хорошему консервативными. Мода на "выборы" докатилась и до АЭС, и все страсти вокруг этого "достижения перестройки" выплеснулись на страницы многотиражки "Энергия", которая издается на атомной станции.

Газета сообщала 14 сентября 1988 года:

"Завершился первый этап организации выборов директора Кольской АЭС. На состоявшемся 7 сентября заседании конкурсной комиссии были заслушаны заявления и характеристики кандидатов на участие в выборах руководителя станции и проведены собеседования с кандидатами — Ю.В. Коломцевым, главным инженером АЭС, В.А. Шмидтом, заместителем главного инженера по ремонту…"

В том же номере сторонники кандидатов доказывают, что их протеже лучший. В частности, о Коломцеве, сказано:

"Говорят, что Ю.В. Коломцев бывает резко ват и чересчур требовательным, но я знаю его почти 30 лет и думаю, что неудобен он лишь для тех людей, кому свое личное важнее всего, кого прежде всего волнует свое положение, свой "карман" и собственное благополучие. И если работнику, которого уличили в б ездеятельности и безответственности, в попытке свалить собственную вину на другого, высказано замечание, пусть даже в резкой форме, то это только для пользы дела… Е. Гончаров, электрослесарь"

Юрий Васильевич проиграл выборы.

Из "Энергии" за 19 октября:

" Кто будет директором Кольской АЭС? Этот вопрос на протяжении месячной предвыборной кампании был главным для всего коллектива станции. 10 октября на конференции трудового коллектива, которая и должна была решить, кому возглавить коллектив, делегаты высказал ись за всеобщие, прямые выборы. А уже через два дня люди шли на избирательный участок во дворец культуры " Современник", чтобы лично принять участие в выборах директора…

В 22.00 были вскрыты урны для голосования, и счетная комиссия под председательством В.Т. Исакова приступила к работе. Из 2746 бюллетеней испорченных оказалось 16, недействительных тоже 16. Остальные голоса распределились так: за Ю.В. Коломцева — 307, за В.А. Шмидта — 2407. Коллектив высказал свое мнение, кому быть директором Кольской АЭС".

Новый директор тут же дал интервью. В частности, он сказал:

"Я предполагал, что могу победить, но в таком случае думал, что мое преимущество будет незначительным. По-моему, голоса должны были распределиться где-то поровну. Полученные результаты оказались для меня полной неожиданностью… С Коломцевым у нас здоровые деловые отношения. Во время предвыборной кампании никто из нас не сказал ни одного плохого слова в адрес друг друга. А моя победа на выборах у Юрия Васильевича не вызвала никаких отрицательных эмоций. Думаю, что если бы победил он, я бы тоже отнесся к этому спокойно".

Примем на веру слова Шмидта, хотя верится в них с трудом… У меня нет сомнений, что Коломцев был обижен той несправедливостью, что так явно проявилась во время выборов. Неужели люди так слепы? Впрочем, психология толпы всегда непонятна, и любые выборы, в том числе даже президентские, тому свидетельство… В общем, Коломцев проиграл. Я встречался с ним в те времена — он был спокоен, собран, деловит, и не показывал своей обиды.

А ураган приближался к Кольской АЭС. И одно из испытаний избранный директор Кольской АЭС Владимир Андреевич Шмидт не выдержал. Но к этому эпизоду истории станции мы вернемся чуть позже. А пока продолжим разговор с Юрием Васильевичем Коломцевым, вспомнив о тех бурных днях. Я не удержался и спросил его:

"Значит, вы были в" лидерах демократии?"

— Выбирали даже мастеров! Всех меняли — от мастеров до директора, и ни о каком-то там тестировании и речи не было!

Горбачев сказал "давай", и народ ринулся "менять начальство". Это была вакханалия…Призыв был: "выбирайте достойных!", а о квалификации как-то подзабыли. А потому выбирали "удобных" — угодных людей… К счастью, это не коснулось оперативного персонала…

— Обидно было?

— Я как-то "собрался" — фазу же кандидатскую диссертацию защитил. Так что проигрыш был мне полезен… Сейчас, вспоминая прошлое, думаю о том, что была попытка демократизировать общество, но сами выборы были слишком далеки от демократии…

— Разве руководителей можно избирать?

— Президентов — да, но не директоров предприятий. Их выборы — это подрыв устоев системы управления. Выборный руководитель не может полноценно управлять предприятием — это уже ясно.

— А из тех "выбранных" кто-то сейчас остался на своем посту?

— По-моему, очень мало… — Народ "протрезвел?

— Нет, обстановка несколько изменилась. Все равно ведь надо работать, вне зависимости от того, выбран ты или нет. Результат важен…

— А что для вас сейчас "результат"? Раньше, насколько я помню, производительность и эффективность труда, а сегодня?

— Безопасная выработка электроэнергии с использованием ядерного цикла…

— А если не как на экзамене?

— Первое и главное: безопасность! И надежность…

Лирическое отступление о бруснике. Холодную водочку лучше всего сразу закусить брусникой. Осенью эта ягода стоит в лохани на столе в каждом доме — бери деревянную ложку и черпай ее. Во рту брусника тает с кислинкой, что оттеняет вкус хорошей водки. Хоть и говорят, что водка бывает только "хорошей или очень хорошей", все же я советовал бы брать "Звезду Севера" или "Белый медведь", они сделаны на чистой воде, и это отличает их в лучшую сторону от других.

Ах. да, о бруснике… Через несколько дней, уже за Аллакурти мы поехали на рыбалку. Места там глухие, посторонних нет, это царство пограничников. Уже рассветало, когда мы выбрались на таежную дорогу. И тут же подняли семь глухарей. Проехали еще километр, и вновь серые "вертолеты" взмыли вверх, рванулись в кустарники и моментально исчезли за гребнем сопки. Мы выскочили из машины, попытались найти беглецов, то те уже близко не подпускали никого — где-то в глубине тайги было лишь слышно, как они улетали…

За пять километров пути мы подняли четыре выводка глухарей, и для нормального человека, привыкшего лишь читать об этих, громадных птицах, это было удивительно. А потом я узнал у бывалых охотников, что глухари по утрам выбираются на дороги, чтобы набить свои зобы мелкими камешками. После этого они перелетают на брусничные поля, и там лакомятся осенней ягодой.

Не знаю, правда ли это, но вскоре я увидел на брусничном поле темные полосы — это "прошли", оказывается, по нему таежные хозяева.

Осень на Кольском, если выдается хорошая погода, это праздник ярких красок, обилие грибов и красные брусничные поля. Мне иногда даже не верится, что эту красоту я видел собственными глазами…

На рыбалке мы были вместе с Юрием Васильевичем, но это будет позже, а пока наш разговор, начатый сразу же по приезде в Полярные Зори, продолжался.

— Сегодня мы проезжали на машине Мончегорск, и я был потрясен той пустыней, которая открылась перед глазами: мертвая земля, желто-грязные озера, вместо тайги — камни и песок…

— Это медно-никелевый комбинат. Он уничтожил всю природу вокруг.

— И вы обеспечиваете его энергией?

— Как и другие предприятия Кольского полуострова и Карелии. Мы даем половину всей электроэнергии. К счастью для этих мест, потому что будь тут угольная станция, то "пустыня" распространилась бы на треть полуострова. Если бы вместо АЭС была здесь в Полярных Зорях угольная станция, то в год она сжигала бы четыре с половиной миллионов тонн угля. Потребовалось бы непрерывное движение поездов… Кислорода сожгли бы восемь миллионов тонн… Зольность там 30 процентов…Сера, азот, кислотные дожди… В общем, считайте сами! Кстати, и радиоактивный фон был бы намного выше, чем при АЭС, потому что в угле содержится уран…

— Почему все-таки было решено строить АЭС? Других вариантов не было?

— Рассматривались разные варианты. Дело в том, что у нас поблизости нет органического топлива. Ближайшее газовое месторождение — в двух тысячах километров отсюда. Нефти нет, угля тоже нет. Каменный уголь для тепловой станции в Апатитах везут из Печоры. Естественно, в этой ситуации цена транспортировки топлива была выше, чем стоимость самого топлива. Атомная станция оказалась намного эффективней.

— Четверть века эксплуатации АЭС это подтвердили?

— Безусловно.

— Теперь "сражаться" за Кольскую атомную-2 было легче?

— Конечно. Я сам занимался этой новой станцией, принимал участие в выборе площадки, согласовывал документацию на всех уровнях, обосновывал экономическую целесообразность.

— И что было самым тяжелым?

— Пожалуй, природоохранные мероприятия. Рыбники и водники — вот главные люди, которым нужно было доказывать "чистоту" АЭС. Причем было несколько этапов. Сначала до 86-го года, до Чернобыля. А потом вновь, уже на более глубоком уровне. Это было трудно… Приходилось бороться как с местными "зелеными", так и импортными. Особенно трудно было дискутировать с политическими выскочками, которые мостили себе дорогу наверх, пороча и отвергая атомную энергетику. Но эта "экологическая волна" поутихла, потому что АЭС обеспечивает рабочими местами тысячи и тысячи людей на Кольском полуострове, без нее надо сокращать промышленность вдвое. Благодаря АЭС энергии в Мурманской области избыток, и мы поставляем его в Карелию и другие районы. Ну а "зеленые" переключились на атомный флот и ударные подводные лодки… Экономика — вещь реальная, и люди это прекрасно понимают. Поэтому население Кольского полуострова "за" строительство Кольской АЭС-2.

— Чувствую, что вам очень нравится здесь. Чем именно?

— Люди здесь особенные.

— Они везде такие…

— Нет, наши отличаются… Народ более широкой души, более честный.

— Как в Австралии, куда Англия ссылала своих каторжников?

— Сравнение допустимо, потому что на Кольском всегда были заключенные и переселенцы. Когда здесь было много лагерей, то там сидели порядочные люди. И некоторые из них остались. Это были купцы, нэпманы, крепкие крестьяне, предприимчивые люди…И что бы там ни было, но Север воспитывает! Суровый мир требует единения, взаимовыручки, доброты…

— Здесь тяжелее жить?

— Физически тяжелее… Климат все-таки чувствуется… Поэтому в отпуск обязательно на юг, чтобы реабилитироваться… Хотя я много лет никуда не уезжал — великолепно отдыхал здесь. Это рыбалка и охота.

— Что влияет?

— Магнитные бури, полярная ночь… Кислород и витамины усваиваются организмом за счет витамина "Д", который есть в рыбьем жире и который регенерируется в организме под воздействием ультрафиолета, то есть солнца. И хроническая нехватка солнечных лучей делает организм слабо восприимчивым и к витаминам, и к кислороду. Да, у нас есть и специальные бассейны, и ультрафиолетовые установки, и профилактории, но "таблетками солнце не заменишь"…

— Все-таки условия жизни не создают "особый характер"?

— А как объяснить, что человек приезжает сюда на три года, но остается на всю жизнь! И это не единичные случаи… Возвращаются отсюда немногие.

— Полярная ночь действует и физически, и психологически?

— У некоторых — бессонница, у других — постоянная сонливость… По-разному переносят ее люди.

— Не уезжают от вас, возможно, из-за зарплаты?

— Конечно, она у нас больше — это компенсация за климатические условия. Но главное — в особом отношении к Северу…

— А самому никогда не хотелось уехать?

— Я со страхом думаю об этом. Не знаю, смогу ли где-то жить и работать…

— Ну и рыбалка иная… Кстати, где здесь лучше клюет?

— Нужно обязательно уехать на другой берег озера, потому что на этом берегу ловят рыбу чудаки с того берега!.. Поэтому мы едем в сторону Мончегорска, а мончегорцы — сюда… И второй принцип: надо уехать как можно дальше, потому что там рыба крупнее и клюет она лучше! Вот и ездим — день в одну сторону, день — в другую…

— Рыбалка и охота — страсть всеобщая?

— Если добавить к ним ягоды и грибы, то равнодушных не найдете!

— А рядом с АЭС рыба есть?

— Сам не проверял… Представьте, директор АЭС и у станции со спиннингом!.. А люди ловят… Но рядом со станцией неинтересно, нужно в глушь забраться… Да и грязно здесь!

— Радиоактивность?

— Нет, мы ничего не сбрасываем. Вода наша — питьевого качества. "Грязь" из-за Оленегорского горно-обогатительного комбината, из-за Мончегорского комбината… Это стоки медно-никелевые, там есть кобальт, ванадий, цезий. Далее — "хвосты" объединения "Апатиты". Ими завалены озера, и в первую очередь — Имандра… Экологи признали официально, что наша АЭС самая "чистая", что мы наносим наименьший вред природной среде… И этим мы гордимся!

— А гидростанции?

— Очень вредны изменения уровня воды, особенно зимние… Рыба отметала осенью икру, а зимой берег оголился. Это реальный вред рыбному хозяйству. Когда-то Имандра была самым крупным нерестилищем семги во всем мире. Поставили одну гидростанцию, и рыба исчезла. Первая гидростанция "Ни-ва-2" была построена, по-моему, в 34-м году, и семги не стало… Лососи привязаны к месту своего рождения биологически, и они стараются вернуться туда. Да у них и особое чутье к составу воды… Горбушу завезли к нам с Дальнего Востока, и она моментально прижилась — "лазает" по всем речкам, очень быстро адаптировалась. Но семга — нет…

ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ АЭС: "В губе Молочной, в вершину которой сбрасываются тепловые воды АЭС, замечены незначительные изменения в составе бентической фауны. По мере удаления от устья канала в составе д онных организмов уменьшается доля олигохет и господство в зообентосе приобретают личинки ортокладин, обычно для холодных озер края. Следовательно, влияние на зообентос теплых стоков прекращается достаточно быстро — в средней части губы и на выходе из н ее.

В устье водоотводящего канала расположено рыбоводное хозяйство для производства форели. В 1988 г. хозяйство вырастило 104 тонны готовой продукции… Сейчас вновь специалисты пытаются восстановить эту "форелевую ферму".

— Понятно, что дискуссия была очень острой — особенно после решения о строительстве Колъской-2. "Зеленые" протестовали?

— Они отстаивали свои интересы, а мы находили технические решения, чтобы учесть их… Конечно, лично я считаю, что лучше было бы построить Кольскую АЭС-2 на берегу Белого моря — там система охлаждения лучше… Но стереотипы все-таки сработали: строишь новую станцию — строишь новый город, а отрыв от Полярных Зорь на 50 километров — великоват… Нужны новые коммуникации, а тут все есть — и база, и люди… Да и преемственность тоже: одна станция сменяет другую. Логика в таком решении есть.

— А почему скандинавы выступают против вас?

— С Норвегией все ясно — там нет ни одной даже тепловой станции, не говоря уже об атомной! У них есть два исследовательских реактора, там занимаются в основном физикой металлов и химией. И они принципиальные противники тепловых и атомных электростанций. Им их гидростанций вполне хватает, так как территория довольно большая, а живет на ней всего четыре миллиона. Горная страна, горные реки, хорошие перепады, — что еще надо для получения энергии! Швеция эксплуатирует 12 энергоблоков. Да, там было принято решение о прекращении строительства АЭС, но специалисты теперь уже убеждены, что то решение было поспешным — убежден, в Швеции атомная энергетика будет развиваться… Финляндия после Чернобыля закрыла программу АЭС, но у них есть хороший проект "миллионника", и они его будут рассматривать… Так что во всех скандинавских странах идет дискуссия вокруг будущего атомной энергетики, и мы — хотим этого или не хотим! — принимаем в ней участие, чаще всего — заочно… Но, тем не менее, принимаем у себя на станции практически всех желающих из этих стран.

— Но, тем не менее, Кольская-2 не строится?

— Политически все вопросы у нас решены, и частично технические… Там будут новые реакторы — "640-е". Это красивый реактор, но не дешевый. Дело в том, что по цене "640-й" приближается к "миллионнику", но удорожание идет из-за резкого повышения безопасности. Так что оно, на мой взгляд, оправдано.

— "Головной" блок, появится ведь в Сосновом Бору?

— Да, там мощный институт. Он был создан по инициативе академика Анатолия Петровича Александрова… Реактор нужен как демонстрационный, одновременно он будет и исследовательским. У института огромный опыт — он создавал реакторы для боевых подводных лодок и кораблей, а теперь он полностью переходит на гражданскую продукцию…

— Я встречался с директором…

— Он очень интересный человек, а главное — увлечен своим делом!.. Хорошо, что появляется в нашей области конкуренция. Плохо, когда кругом монополисты — исследовательский институт один, конструкторский — тоже… Нужна конкуренция, и тогда появятся новые идеи. "640-й" — это новое поколение реакторов…

Стоп! Мне кажется, что имеет смысл прервать нашу беседу и перенестись в Сосновый Бор. Репортаж оттуда я начал бы так: "Времена нынче странные. Мы хвалимся тем, чего у нас нет. И в "области балета" и в космосе мы уже давно не "впереди планеты всей", но бахвалиться продолжаем. А реальными достижениями не гордимся. Ждем, когда придет отз ыв из-за океана. А если не придет! Это вполне реально, если речь идет о Научно-исследовательском технологическом институте (НИТИ), что находится в городе Сосновый Бор и который возглавляет Вячеслав Андреевич Василенко. Нет, не похвалит его Запад и по очень простой причине — зачем нужно поддерживать конкурентов, лучше о них молчать

А после такой преамбулы нужно уже начинать доказывать, что НИТИ является крупнейшим ядерно-техническим центром, равным тому же Кадарашу во Франции или Айдахской национальной техни ческой лаборатории в США. Так уж случилось, но мне пришлось побывать во всех трех центрах, а потому могу свидетельствовать — НИТИ не уступает им… Впрочем, более авторитетно об этом может судить сам Ва-силенко — ему как директору положено знать состо яние дел не только в своем "хозяйстве", но и у конкурентов.

— Сравнивать не нужно, — сказал Василенко, — гораздо важнее понимать, что в комплексных центрах ядерной безопасности должны создаваться АЭС нового поколения.

— Такие, которые вы предлагаете для Кольской АЭС-2?

— Да.

— Тогда начнем от "печки". Вы сугубо закрытое научное учреждение. О Ленинградской АЭС, что находится рядом, известно широко, а вы надежно скрывались в ее "тени", не так ли?

— Секретный институт, секретные работы… Страна гордилась, что у нас появляются мощные и надежные ядерные энергетические установки для кораблей, ледоколов и подводных лодок. Но мало кто знал, что в СССР был создан полнопрофильный научно-технический центр, способный проводить комплексные исследования по всему технологическому циклу создания ЯЭУ. Уже в 1962 году в Сосновом Бору появился наш институт как стендовая база Минсредмаша. Здесь велись комплексные испытания новых ЯЭУ атомного флота. Для этого в институте были созданы наземные стенды-прототипы.

— Филиал Института атомной энергии имени Курчатова?

— Так сложилось исторически… Тем более, что академик Анатолий Петрович Александров был не только директором Курчатовского института, но и научным руководителем, и главным конструктором энергетических установок для атомного флота. Однако вскоре наш институт вышел из-под "опеки" — он сильно разросся, здесь появилась мощная расчетно-экспериментальная база. В общем, мы начали самостоятельно создавать комплексные расчетные модели, описывать поведение ядерных энергетических установок во всех эксплуатационных и аварийных режимах. Год от года институт накапливал опыт, обрастал кадрами, совершенствовал материальную базу, и сегодня уже можно смело говорить о том, что по комплексности исследований, по своей структуре он не уступает самым знаменитым центрам ядерных исследований.

— Вы столь настойчиво проводите это сравнение, вероятно, не случайно — мне кажется, речь идет о переходе института в новое качество? Или я ошибаюсь?

— Сегодня речь идет о новой атомной энергетике. Безопасность энергоблоков должна быть намного выше, чем у существующих АЭС. Чернобыль потряс атомную науку и технику. Вернуть доверие людей теперь можно лишь одним путем: тщательно проанализировать уроки Чернобыля и создать систему научного и технического обоснования безопасности новых АЭС. Более того — такие энергоблоки нужно, как говорится, "сопровождать на всем их жизненном цикле".

— То есть нести ответственность?

— После Чернобыля родилась красивая фраза: "Виновата система", и на этом все успокоились… Новая атомная энергетика подразумевает, что ответственность не размывается, она становится вполне реальной.

— Хотелось бы в это верить… Вы считаете, что институт способен создать принципиально новый энергоблок?

— Да. И ключом являются высокие технологии, которые появились при создании судовых ядерных энергетических установок. То, что мы делали для военных кораблей, можно перенести в гражданскую область, Это и будет "конверсия по-настоящему". Соединение двух направлений атомной энергетики (к сожалению, судовые ЯЭУ и блоки АЭС развивались параллельно) в едином Центре безопасности дает возможность выйти на новый уровень развития науки и техники вообще, а не только в нашей отрасли. Используется (а это необычайно важно!) не только преемственность подходов, но и весь научно-технический потенциал, накопленный за полвека развития "атомной проблемы". Плюс к этому рядом находятся проектно-конструкторские организации Минатома России и мощная промышленность Санкт-Петербурга. Так что уже в самом начале XXI века есть возможность построить АЭС нового поколения.

— В Сосновом Бору?

— Новый блок — это элемент ядерно-технического центра. Тут ничего нет особо "революционного" — достаточно вспомнить Обнинск. Более 40 лет назад здесь появилась первая в мире АЭС. Исследования на ней велись на всех этапах — от разработки, монтажа и пуска и до вывода из эксплуатации. Это комплексная работа, и пример ее весьма полезен. История теперь повторяется на более высоком уровне. Проект создания Центра безопасности является частью Российского проекта создания АЭС нового поколения. Это блоки средней мощности — 640 МВт — и повышенной безопасности. Проект реализуется в рамках госпрограммы "Экологически чистая энергетика".

— Итак, в составе Центра — опытно-промышленный энергоблок..

— …плюс крупномасштабный стенд, стенды для исследований тяжелых аварий, учебно-тренажерный комплекс, центр анализа аварийных ситуаций, поддержки оператора и управления аварией, а также центр работы с общественностью. Все это не только резко повысит безопасность новых энергоблоков, но и подготовит эксплуатационный персонал к работе на головном и серийных блоках. Одновременно будет отработана технология строительства серийного блока.

— Вы одни это сможете сделать!

— К работе привлечены организации, имеющие огромный опыт по созданию ВВЭР. Это "Атомэнергопроект" (Санкт-Петербург), ОКБ "Гидропресс" (Подольск) и РНЦ "Курчатовский институт", Новая АЭС с водо-водяным реактором корпусного типа В-407 — это плод эволюционного развития лучших идей, заложенных в АЭС с реакторами ВВЭР-440 и ВВЭР-1000. В состав системы безопасности, к примеру, введены эффективные пассивные системы отвода тепловыделений активной зоны. Причем вода может просто заливаться снаружи. Принцип, провозглашенный в свое время Игорем Васильевичем Курчатовым о том, что реактор ни при каких условиях не должен оставаться без воды, то есть без охлаждения, в данном случае воплощен в реальную конструкцию. Срок службы АЭС с новыми энергоблоками увеличен до 50–60 лет, и уже сам по себе этот факт говорит о надежности и безопасности АЭС нового поколения. Добавлю только одно: проект создания Северо-Западного научно-промышленного центра атомной энергетики с головным энергоблоком АЭС нового поколения входит в число 12 приоритетных проектов развития этого региона России.

— Но ведь задачи института совсем другие! Я имею в виду оборону страны, во имя этого он и был создан, не так ли?

— Я отвечу честно. Задачи, связанные с созданием энергетических установок для судов, остаются для нас главными. Сейчас доля этих работ в институте составляет около 70 процентов, а гражданской энергетики — порядка 10 процентов. Но я хочу подчеркнуть: пока! Я считаю, что не использовать те наработки, которые предназначались для судов, в гражданской области — преступление. И принципы проектирования, и комплексная отработка, и система испытаний, — все это, на мой взгляд, обязательно нужно использовать для гражданских нужд. Раньше существовали барьеры, которые это мешали делать, но сейчас они рушатся, падают. Повторяю, к счастью… Ведь речь идет о так называемом "двойном использовании технологий", и это давно уже делается на Западе, во всех крупнейших мировых фирмах, а у нас лишь эпизодически. Считаю, что закрытость очень мешала, а институт был искусственно отделен от гражданской энергетики. Как и многие другие из "оборонки". И это, безусловно, одна из причин трагедии Чернобыля… Наш институт всегда экспериментально подтверждал свои расчеты, свои модели. Это был принцип. В системе "Росэнергоатома" есть, к примеру, институт по проектированию атомных реакторов, но в нем нет своей экспериментальной базы, а ценность научных исследований, как известно, зависит от практики. У "оборонщиков" эта связь была всегда очень тесной. Кстати, этим путем шли и крупнейшие фирмы Запада. Государство и общество должны понимать, сколь велика их ответственность за те разработки в нашей области, которые идут в серию.

— Вы не оговорились: общество, а не атомщики?

— Сначала специалисты, а потом общество и государство — ведь за ними решающее слово… Безопасные атомные реакторы должны создаваться в одном месте, но здесь должно быть сконцентрированы усилия промышленности и науки. Тут уж основная роль за государством… Чтобы не быть слишком абстрактным, вновь вернусь к созданию у нас Центра ядерной безопасности. Рядом находится Санкт-Петербург, он — колыбель атомной энергетики. И естественно, такую научную и промышленную мощь не использовать для создания новой атомной энергетики — неразумно. Но это должно решать общество и государство.

— Согласен. А теперь пора выложить главные козыри, почему именно вам надлежит стать лидерами — желающих-то немало? Итак, ваши преимущества?

— Самое главное — кадры. Это школа, где создан ряд базовых реакторов для атомного флота. За этим, безусловно, стоит огромная кооперация всего Минатома России, есть промышленные и научные организации, без которых успех немыслим, но головным все-таки был наш институт. Россия владеет рядом технологий, которых нет в США — и этим мы по праву гордимся.

— Вы имеете в виду ледокольный флот и подводные лодки?

— И плюс к этому надводные корабли… Я хотел бы подчеркнуть очень важное обстоятельство: успех пришел потому, что именно на этом направлении с самого начала предполагалась комплексность решения проблемы — научные исследования, опытно-конструкторские работы и комплексное производство реакторов с созданием баз, которые обеспечивали бы нормальную эксплуатацию этих энергетических установок.

— Значит, от "А" до "Я"?