НОЧЬ КОШМАРОВ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

НОЧЬ КОШМАРОВ

Все соседи живут слева, если смотреть на них по карте… Когда строительство АЭС начиналось, они особо не беспокоили атомщиков. Да и вообще в семидесятых о ядерных энергоблоках предпочитали говорить с восхищением — не случайно, в Швеции именно АЭС начали нести основную нагрузку в энергетике. И здесь именно с атомными станциями связывали будущее страны…

Чернобыль в корне изменил ситуацию. Пришел страх, и постепенно он вытеснил все остальные чувства и разумные доводы. В той же Швеции было принято решение о выводе из эксплуатации всех атомных энергоблоков и о запрете на строительство новых. Конечно, решение поспешное — и шведы это сами признают! — но оно принято, и это свидетельство той паники, что родилась в мире после Чернобыля. Осуждать за нее нельзя — трагедия, случившаяся на Украине, слишком велика и неожиданна, а потому надо тщательно изучать ее последствия и, только разобравшись в деталях в случившемся, идти дальше.

Кольская атомная сразу же оказалась в прицеле внимания жителей стран Скандинавии. Об этом и шел у нас разговор с Юрием Васильевичем Коломцевым. Я спросил его: "Какие у вас отношения с соседями?"

— Отношения начали устанавливаться, когда строили атомную станцию "Ловииза". Наши люди ездили туда, строили, обучали финнов…

— Это когда было?

— Двадцать лет назад… И поэтому соседские добрые отношения развивались в первую очередь с Финляндией. Во-первых, один тип реакторов — значит, и заботы общие. Во-вторых, регион практически один, а потому и о безопасности вместе думаем… Да и возможности у них получше, а потому они вкладывали больше средств в модернизацию оборудования, в новую технику. Они ведь думают о завтрашнем дне уже сегодня практически, а не как мы — сугубо теоретически… Они уже сегодня размышляют о том, каким образом продлить жизнь своей станции: на первом этапе — до 40-50-ти лет, а затем на этом месте поставить новую атомную станцию. Таким образом, вся инфраструктура используется в полной мере, и это очень выгодно и разумно.

— Значит, на первом этапе вы помогали финнам, а теперь они уходят вперед?

— Есть такая тенденция…Финны в полной мере используют государство, которое заинтересовано в развитии атомной энергетики… Так что у нас первые контакты были с финнами, обменялись делегациями… В частности, в 1985 году именно в Финляндию я впервые выехал в капиталистическую страну — так что для меня это весьма памятно…

— И что запомнилось?

— Я был поражен нашим оборудованием!

— ?!

— Да, как это не удивительно, но именно наше оборудование работает там прекрасно… Единственное — это автоматика "Сименса", а все остальное — наше. Да и до сих пор оно там работает прекрасно. И обслуживающего персонала на два блока — 400 человек…

— А у вас?

— Три тысячи на четыре блока…

— Почему же так?

— Культура эксплуатации выше, так как очень точно и правильно проводятся все профилактические и ремонтные работы. Все, что положено, финны делают…

— Странно все-таки! Мы выступаем в роли учителей, а потом оказывается, что работаем хуже?

— Консервативнее мы: раз уж у нас что-то заведено, то раз и навсегда!.. Вот у них, к примеру, нет постоянных ремонтников на станции. Если нужно, то они нанимают фирмы, которые эти работы выполняют. Сделали и уехали! И такие фирмы работают не только в Финляндии, но и по всей Скандинавии, и в других странах… А на наших станциях — ремонтники постоянные, они в штате, хотя подчас в таком количестве и не нужны… А при капитальном ремонте число ремонтников у них достигает 2000 человек. И все очень просто: приходит грузовик, в нем все обустроено — вот тебе и жилье…

— Почему мы не можем перенять этот опыт?

— Можем.

— А почему не делаем?

— Надо работать по-новому, перестраиваться… Более того, когда-то у нас работали таким же вахтовым способом, но постепенно станция "обрастала" людьми, штатное расписание распухало, а сократить потом уже было невозможно… Впрочем, кое-что можно объяснить- ведь готовился рывок "Большой атомной энергетики", когда предполагалось вводить по 8-10 энергоблоков в год, и нужны были кадры для них, которые можно было готовить только на действующих АЭС. К сожалению, Чернобыль остановил этот взлет, планы резко изменились, а о людях, как всегда, подзабыли. И теперь сокращение персонала на атомных станциях превратилось в проблему…

— Понятно… Мы немного ушли в сторону от главной темы разговора. Итак, первая поездка за границу и удивление. А дальше?

— Изменилась политическая обстановка и это повлияло на наши контакты с зарубежьем. К примеру, та же Норвегия. У нас никаких отношений с ней не было, так как это "НАТОвская страна", "железный занавес" и прочее. Но ведь Норвегия — наш ближайший сосед, и с ним нужно жить дружно, поддерживать нормальные отношения. Они первыми протянули руку помощи…

— Вы имеете в виду последствия урагана? — Да.

— Но как это могло быть: ведь контактов не было. Как они вышли на вас?

— Сразу после Чернобыля. Они сами предложили экологическую программу. Это она так звучит для них, а для нас — повышение безопасности АЭС. Деньги это немалые…Кстати, в Норвегии одна из самых лучших в мире лабораторий по ядерному топливу. Они исследуют оболочку, таблетку урановую, тончайшие физические процессы… Но в этот институт мы не вступили, считая, что "сами с усами".

— Но там ваша дочь работает?

— Верно. Но она работает по сопровождению проектов помощи нашей станции…

— И все-таки: почему они обратились к вам?

— Все очень просто: они боятся! Вдруг наша станция взорвется, и это будет катастрофой для страны. Они не знали до деталей, что у нас происходит, вот за то, чтобы знать, и выделяют деньги… Причем они это теперь делают искренне, понимая, что и мы также заботимся о безопасности, но своих силенок не всегда хватает. Я встречался на самом высоком уровне в Норвегии, и они всегда готовы вместе с нами решать те проблемы, что у нас есть.

— Немного все же это странно! Точнее — непривычно!

— Их нужно понять. Они уважают Россию, потому в старые времена наши поморы жили с норвегами очень дружно. Они "менялись" женами, то есть брали норвежку в русскую семью, а русские девушки уезжали туда. Это были родственные отношения. После того, как Петр Первый добил Карла XII, они прониклись уважением к России, которая дала им независимость — так и жили бы они под шведами… И они считают русских своими освободителями. А потом не забывайте о второй мировой войне. Мы же Норвегию освободили, наши пленные вместе с ними сражались в Сопротивлении, наши корабли пришли, и наши десантники высадились, и наша авиация бомбила немцев — разве такое забывается! Нами — да, но не норвегами…

— Наверное, мы во многом виноваты, что было охлаждение — призрак НА ТО пугал?

— Да. Но сейчас контакты существенно оживились. Они ездят к нам постоянно — то одна бригада приезжает, то другая. Приходит новое оборудование, и наши едут в Норвегию на обучение…К примеру, у нас не делают хорошие анализаторы, их производят только в Америке и Японии. Норвежцы покупают в Штатах аппаратуру, ввозят к себе, отлаживают, обучают наших специалистов и потом эту аппаратуру нам передают.

— А вы что взамен даете?

— Ничего!

— Это какая-то фантастика!

— Ничего, кроме общения… Всю информацию по всем экспериментам, которые проводятся в Норвегии по нашей тематике, мы получаем…

— У них же нет атомных станций…

— Но есть два тяжеловодных реактора. На каком-то этапе они хотели развивать свою атомную энергетику, но потом решили, что им хватит энергии от ГЭС, но большую науку они не "заморозили", развивали ее, а потому авторитет их сейчас в этой области необычайно высок.

— Ну а наши не позорят Кольскую АЭС?

— Однажды ужинали с директором института в узкой кампании — с женами, еще дочка с мужем. Доверительный разговор, как говорится, по душам. Я тот же вопрос задал. И он мне откровенно ответил, что любого из тех, кто приезжал к нему на стажировку, вне зависимости от пола и возраста, он тут же взял бы в штат к себе в институт, потому что уровень и квалификация намного выше, чем даже у тех, кто работает у него…

ГРАНИ СОТРУДНИЧЕСТВА:…Руководитель проекта из Государственной службы противорадиационной защиты Норвегии Уле Рейстад сообщил, что на оборудование для Кольской АЭС с 1992 года выделено около 100 миллионов крон. Он отметил, в частности, что "именно норвежский прессинг привел к началу работы по повышению безопасности на КАЭС. У русских есть много куда более острых проблем, о которых болит голова… На Кольской АЭС частично установлено оборудование, которое является намного более современным, чем на многих промышленных объектах Норвегии"…

…Аксель Вирриес и Зигфрид Гебхарт (Германия): "В рамках нашей программы существует проект улучшения подготовки п ерсонала Кольской АЭС на тренажере в Грайфсвальде. Проект этот был заказан национальным министерством Германии по вопросам окружающей среды и охраны природы известной фирме "Сименс", имеющей хороший тренировочный центр… Вообще подготовка ваших специалист ов во многом отличается от подготовки их коллег на Западе. Ваши люди уже из институтов выходят специалистами именно по атомной энергетике. У нас же студентам дают образование по общему инженерному курсу, и только потом, в процессе работы на атомной станции человека приобщают к профессии по данному направлению. Вероятно поэтому у западных специалистов нет такой глубины знаний именно по атомной энергетике, как у ваших.

И здесь у русских большое преимущество. Наверно, поэтому они даже не замечают, что постоянно находятся в состоянии максимальной нагрузки. Им это не тяжело, потому что они так привыкли трудиться, так здесь принято…"

…Из газеты "Энергия": "С фирмой "Сименс" Кольскую АЭС связывает контракт на поставку оборудования. Первоначально оцененный в 46 млн. дойче марок, на деле он обошелся для Кольской АЭС значительно дешевле. Деньги удалось сэкономить, и теперь станция может подумать о приобретении на них дополнительно запчастей и прочих материалов, необходимых для сопровождения эксплуатации сименского оборудования. По мнению Василия Васильевича Омельчука, не пожалев денег на хорошее оборудование однажды, Кольская АЭС сейчас сняла с себя целый ряд проблем, связанных с проведением контроля металла и диагностики технологических процессов…"

— Как вы стали открываться для общественности?

— Самое любопытное, что это было сделано в приказном порядке — сообщать обо всех инцидентах, и не только высшему руководству области, но и общественности. Изложить все четко, правильно и без лжи. И то, что произошло, и какие могут быть последствия.

— Обязали это делать?

— Да, потому что уже сложилась такая ситуация в стране, что невозможно стало отличать правду от лжи… И я считаю все было сделано правильно — должно быть все открыто на атомной станции! Да, мы были зашорены, закрыты за семью печатями. Честно говоря, нам было проще. Чтобы ни произошло, мы могли промолчать… И это наносило огромный вред прежде всего психологии людей… А сейчас невозможно ничего скрыть! Психология зарождается другая: не утаить чего-то, а не допустить погрешности!

— Вы считаете, что польза очевидная?

— Безусловно. Хотя поначалу было много всевозможного спекулирования, болтовни, "из мухи слона делали"… Но есть какой-то факт, и ты можешь сказать: " Приходите, посмотрите сами…" — это уже совсем иное дело и иной разговор.

— Но извините за грубость, сейчас станция как "проходной двор"

— Народу много. Иностранцы сидят постоянно…

— По-моему, ваша станция уже входит в туристические проспекты у соседей?

— Но доверие все-таки растет… И чем больше будет людей знать атомную станцию, тем меньше ее будут бояться. Мы идет навстречу нашим соседям, потому что убеждены: если человек не знает и его к тому же на АЭС не пускают, то рождается страх, и избавиться от него невозможно. А когда проведешь человека по станции, покажешь специалистов, которые здесь работают, то и отношение совсем иное. Складывается комплекс нормального понимания атомной энергетики… Да, это определенные затраты — мы держим специально людей, которые работают с посетителями, но все это оправдывается. Это не только дает знания, воспитывает и школьников, и пенсионеров — мы никому не отказываем! — но и нас подтягивает, потому что мы ощущаем по-новому свою ответственность.

— На первом этапе к нам "рванули" американцы…

— Они и сейчас с нами работают…

— Я о другом… Мне показалось, что цель у них была иная — не сотрудничество, а изучение уровня нашей атомной энергетики, своеобразная "техническая и технологическая разведка". А ваше мнение?

— Впечатление такое сложилось и у меня. К сожалению, общие работы мелкие, помощи практически никакой, хотя, бывало, чуть ли "золотые горы" сулили.

— Пришли конкуренты?

— Приведу такой пример. Главный их специалист по топливу (запамятовал его фамилию) приехал к нам с миссией МАГАТЭ, которая проверяла нашу станцию. Он много общался с нашими физиками, а они были довольно откровенны — все-таки миссия МАГАТЭ! — он получил уникальный материал, так как стандартных загрузок у нас нет, все уникальные! Мы сами считаем загрузки, сами их защищаем, так как мы в особом режиме работаем постоянно, а потому занимаемся непрерывно оптимальными загрузками реакторов… В общем, у нас очень много интересного, и он это все посмотрел… Однако я должен сказать честно: по ряду программ американцы отработали прекрасно и оказали нам реальную техническую помощь. Сейчас мы строим тренажерный центр, и машину для него они поставили, оплатили изготовление щитов. Самое ценное и самое дорогое — это американцы…

— И опять — почему?

— Безопасность атомных станций России — это головная боль и европейцев, и американцев…Кстати, это для них приобретение бесценного опыта, так как- это парадоксально, конечно! — проблемам безопасности они уделяют внимания меньше, чем мы.

— Лучше учиться на ошибках других?

— Менее болезненно… И плюс к этому: у нас есть чему учиться, так как наши блоки более живучи, чем у них.

— Так что нельзя говорить об "охлаждении" к нам американцев?

— Нет, сотрудничество продолжается.

— Миссии МАГАТЭ полезны?

— Они достаточно досконально влезают в работу, ищут слабости и выдают необходимые рекомендации. Так как приезжают специалисты очень высокого класса, то польза от таких миссий, безусловно, большая.

— Но ведь и самим приходится работать по линии МАГАТЭ?

— Да, я был экспертом по время миссии на АЭС Болгарии. Мы что-то советовали своим коллегам, и это с благодарностью принималось. Мне кажется, это прекрасная форма сотрудничества — она намного полезнее, чем взаимные обвинения или упреки…

ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ АЭС: "Перегрузка активной зоны производится на остановленном реа кторе дистанционно, под слоем воды, специальной перегрузочной машиной.

Извлеченные отработанные кассеты устанавливаются в бассейн выдержки для хранения и снятия остаточного тепловыделения ТВЭЛов. Ежегодно производится выгрузка одной трети рабочих кассет из реактора и догрузка такого же количества кассет, обогащенных двуокисью урана по изотопу уран-235.

График перегрузки предусматривает поочередный останов реакторов, как правило, в весенне-летний период".

— Юрий Васильевич, а жена тоже работает на станции?

— Светлана — хранитель топлива.

— О, звучит необычно. А что это за должность такая?

— Она отвечает за "свежее" топливо, за его состояние. Отслеживает "движение" его…

— А это что такое?

— Топливо же не лежит на одном месте: его нужно разгрузить, сделать картограмму, вести контроль… В общем, без нее никто не может работать с топливом — каждую операцию она обеспечивает. Физики делают компоновку зоны, выдают рабочие графики: как и из какого чехла кассету поставить, и это надо контролировать. Так что работа у нее сложная и ответственная. У каждой кассеты свой "паспорт", она сугубо индивидуальна, и каждое ее перемещение — от начала пути на станции и до отправки, уже отработанной, на "Маяк" тщательно учитывается… Светлана по натуре человек собранный, четкий и опытный специалист… Ей уже на пенсию пора, но она сопротивляется — все-таки в коллективе. Я уезжаю на работу в 7 часов 15 минут, а приезжаю в восемь, девять, а иногда и позже… Ей же общаться надо с кем-то, не с телевизором же…

— Жаль, что сейчас С ветлана гриппует…

— Еще будет время, встретимся…

ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ АЭС: "Оперативный персонал — это инженерно-технический персонал и рабочие, непосредственно управляющие технологическими процессами, обеспечивающими выполнение графика выработки электроэн ергии, ответственные за оперативную эксплуатацию, соблюдение правил технической эксплуатации и сохранность оборудования.

Оператор является наиболее ответственным звеном в системе управления технологическим процессом, выполняющим самые важные задачи в нем".

Дни праздников, как и дни испытаний не забываются. И об этом мы продолжали наш разговор с Юрием Васильевичем Коломцевым. Я расспрашивал его об урагане, ведь он был главным инженером, и вся ответственность лежала на нем…

— Итак, как это было?

— Началось все вполне тривиально. Сумасшедший ветер… Вечером, часов в девять мне сообщили, что пришло штормовое предупреждение. В десять начальник смены доложил, что блок отключился…

— Почему?

— Северо-западное направление ветра — это точно во фронт наших линий, которые идут на Мончегорск и на юг, как бы "поперек" Кольского полуострова. Страшным ветром прижимало провода к порталам и начались короткие замыкания… Срабатывали защиты, проходила мгновенная разгрузка, и тут же сработала аварийная защита реактора. "Толчки" были просто феноменальные — обе турбины отключились, стали генераторы. Это было на первом блоке… Начальник смены мне доложил, я отдал ему распоряжение, чтобы подняли всю команду и сам бросился на станцию… У нас существует система, по которой по одному нажатию кнопки обзванивается весь руководящий состав станции, и передается одна фраза: "Объявлен сбор!" Все знают, куда идти, и там уже ждет транспорт… Но у меня своя машина, я не стал ждать и помчался на работу… Первый блок стоял, но остальные еще держались. Ситуация тяжелая… Однако я распорядился, чтобы начали запускать первый блок. Но вновь пошли "толчки", они были какие-то "циклические" — то все "затихало", то "толчки"…

— Не сразу все рухнуло?

— Нет, всю ночь длился этот кошмар… Но уже к 12-ти часам все блоки остановились…

— Сами?

— Да… Персонал работал нормально, спокойно, но одну ошибку все-таки допустили — и мы остались без собственной энергии на двух блоках.

— А что с дизелями?

— Сработала аварийная защита на блоках и дизеля сразу же заработали. Но потом еще несколько "толчков", новые отключения и случилось так, что на первом блоке дизеля стали…

— А чем опасна ситуация, когда энергия на блок не подается?

— Это критическая ситуация для любого атомного блока, так как нет расхолаживания и нет теплоотвода. И если блок не герметичен, то возможно падение давления в первом контуре, повышение температуры и так далее…

— Я понимаю, что технические детали надо пустить — специалисты найдут подробное описание всех событий, скажите главное: было опасно?

— Очень!..

— Итак, вы на первом блоке…

— Спрашиваю: что с дизелями? В ответ- "дизелей нет". Они не запускаются, так как воздух кончился… Я прибегаю в дизельную… Точнее — пробиваюсь туда: ветер такой, что пришлось наклоняться под углом сорок пять градусов!.. Прибегаю туда, весь мокрый — выражение "сражаешься с пургой" — справедливо… Я понял, что "дизелей и не будет", надо организовывать подпитку электроэнергией со стороны Системы. А связи нет, поскольку вся оперативная связь идет у нас по высоковольтным линиям… Даже в Москву я не мог сообщить об этой критической ситуации… Из дизельной я пробежал до узла связи и начал вызывать "Колэнерго". Я понимал, что только от них можно что-то получить, тем более, что рядом с нами находится гидростанция и у нас с ней прямая линия. Но линиям междугородней связи удалось дозвониться… Благо, все связисты понимали, насколько тяжелая у нас ситуация… В общем, нас "состыковали" с главным инженером Николаем Ивановичем Лебедевым. Он был на пульте, пытался заниматься ликвидацией аварии — а у них "полетело" буквально все… Я ему объяснил, что сижу без дизелей, чтобы он срочно включил линию на ПО киловольт… Он все сделал, и через час сорок мы получили энергию… А все четыре блока у нас стоят — 3-й и 4-й на дизелях, а 1-й и 2-й без энергии… Получили подпитку энергией, положение мало-мальски стабилизировалось… Постепенно Система реанимировалась, начала работать… Однако у нас 110-я линия отключилась — "второй провал". И вновь никакой связи с "Колэнерго"… Мне удалось дозвониться до главного инженера "Нивского каскада", и попросил его включить "48-ю линию". А он мужик спокойный, рассудительный, мне отвечает: "А она не включится!"… Тут уж нервы не выдержали и пришлось употребить ряд нелитературных выражений… "Ну, хорошо — включу!" — слышу спокойный ответ. И мы получили энергию от них… Извините, рассказываю эмоционально, вспоминаю просто о том, что сейчас приходит в голову — но ситуация, поверьте, была сложнейшая!

— Спасибо за откровенность. Дело не в технических деталях, а в ощущениях…

— После этого урагана я зауважал эти блоки…

— А когда станция снова начала работать в нормальном режиме?

— Где-то в восьмом часу… Ураган начался очень резко, почти неожиданно, и столь же резко он прекратился. Утром — тишина… "Колэнерго" начало восстанавливать свои сети, вводили в строй основные магистрали. Они подали напряжение на наши "шины" и мы начали запускать реакторы. Впрочем, пока только 3-й и 4-й, а 1-й и 2-й — "до особого распоряжения". Двое суток все анализировали, потом убедились в их безопасности, и запустили в работу… Я знал, что наши реакторы "не боятся" таких ударов, что случилось той ночью, но одно дело теория, другое — реальность. Оперативный персонал сработал великолепно — они отключили все, чтобы не было утечки ни из первого контура, ни из второго… Ведь самое опасное в той ситуации было как раз какая-нибудь "протечка", это очень-очень опасно… В общем, параметры "не просадили", и это, безусловно, результат четкой работы оперативного персонала.

— Значит, уверенно работали?

— Никакой паники не было — четко, слаженно действовали. Вроде бы такая экстремальная ситуация, темнота — лампочки горят только от аккумуляторов… Контроль за реакторами, конечно, сохранился, но, тем не менее, ситуация весьма необычная — единственный раз за всю историю станции с этим столкнулись!.. Ведь все четыре блока отключились и два блока без дизелей… И вот после этого всего я еще больше зауважал эти блоки: у них конструкторами и проектировщиками заложены такие показатели надежности, что даже трудно представить… И то, что мы под влиянием "моды"…

— Что вы имеете в виду?

— Под давлением Запада перешли на 3-м и 4-м блоках перешли на инерционные двигатели, маховики, систему уплотнения, систему подпитки и так далее, — это все громоздко, это снижает надежность и, самое главное, снижает безопасность… Но это мое мнение. Я считаю, что надо идти своими путями в технике…

— А что было потом?

— Потом были комиссии, разбирательства, нелицеприятные разговоры… Но из всего этого сделали хорошие выводы. Модернизировали систему запуска дизелей. Проектировщики признали свои ошибки и быстро устранили их… Но обвинять их нельзя: станция отработала уже много лет, и наверное, мы сами должны были предвидеть, что нечто подобное может произойти — все-таки мы работаем на Крайнем Севере и расслабляться здесь нельзя… Я думаю, что нельзя винить конструкторов и проектировщиков в том, что происходит на АЭС через 20 лет, и даже через 10. За это время мы в процессе эксплуатации должны до тонкостей знать особенности оборудования, достоинства и недостатки его, и уже сами принимать необходимые меры.

— Но разве такая мгновенная остановка не предусмотрена проектом? Если злоумышленник взорвет, к примеру, линию электропередач, и вам нужно остановить сразу же, разве это проблема?

— Нет, такое предусмотрено. Просто дизеля сразу же начинают работать, и станция без энергии не остается… И реакторы ждут, когда линия будет восстановлена… А суть нашей аварии в том, что дизеля во время урагана не запустились… Да и условия весьма необычные… И повторяю: у этих реакторов огромный запас безопасности (извините за каламбур)…

— Разве вы в этом сомневались?

— Наш ураган — еще одно подтверждение тому… Во время пожара на Армянской АЭС — там кабели начали гореть, на какое-то время был потерян даже контроль над реактором, но так как его надежность высока, ничего не случилось… А вот теперь по сути еще одно испытание его, и реактор с честью его выдержал.

— Там было очень серьезно?

— По-моему, шесть часов реакторы "хлопали" клапанами — стравливалось давление из второго контура… За это время подтянули от дизелей новую кабельную линию, обеспечили подпитку энергией блоков. И дали воду…

— Сколько на ваш взгляд реактор может выдержать?

— Восемь часов. Пока не испарится вода из второго контура.

— А дальше?

— Очень тяжелая авария, с расплавлением активной зоны.

— Вы так спокойно об этом говорите?

— А у меня в запасе не секунды, а часы… За это время можно любую аварию предотвратить! И "часы" — это степень надежности блока!

— Значит, здесь приобретен богатый опыт?

— Конечно. О нем знают теперь во всем мире.

— Как оценили коллеги — имею в виду неофициальные точки зрения?

— Поведение персонала очень высоко… Но главное, изучали "поведение" дизелей — ведь для любой АЭС — это смерти подобно… А тут остались без дизелей, и все нормально! В это коллеги не верили поначалу, а потом начали тщательно изучать все происшедшее — и это уже не эмоции, а профессионализм…

— У вас ни разу этой ночью не возникло ощущение, что ничего сделать нельзя?

— Нет. Я был уверен, что через два — два с половиной часа мы обязательно запустим дизеля. Их пять штук, но одного достаточно, чтобы обеспечить безопасность. А потому я не сомневался, что дизели будут работать… Это инженерное чутье, что ли, но паники, повторяю, не было. Потом и хорошая злость появилась, мол, все равно мы своего добьемся!..

На подъезде к АЭС видишь распределительные устройства, мачты и линии электропередач, которые уходят куда-то вдаль, за горы и озера. Они создают какую-то удивительную "индустриальную" красоту. Они воздушны, изящны, и даже не верится, что столь могучую силу они несут по городам и комбинатам, рассеянных по Кольской земле.

В ту ночь все погрузилось во тьму, и люди не ведали, что на Кольской АЭС идет битва за завтрашний день- и в прямом смысле, и в переносном…