Глава 3 Как не украли "Пир королей"

Глава 3

Как не украли "Пир королей"

Если человек глуп, то это надолго.

И. Ильф, Е. Петров

Павел Филонов родился в Москве. Рано осиротев, переехал в Санкт-Петербург, где в двадцатилетием возрасте в 1903 году попытался поступить в Императорскую Академию художеств, но не выдержал экзаменов из-за плохого знания анатомии. Чтобы освоить сию науку, он поступает в частную мастерскую Льва Евграфовича Дмитриева-Кавказского, где упорно занимается, пытаясь еще трижды поступить в прославленную кузницу художественных кадров второй половины XVIII–XIX века. В 1908 году Филонов наконец был принят в Академию художеств — вольнослушателем, "исключительно за знание анатомии". Но в кузнице кадров, которая пестовала художников академической и реалистической школы, Филонов оказался белой вороной. Спустя много лет художник писал: "Академическая профессура с первых же дней взяла меня под бойкот, потому что я с первого же дня стал работать по-своему". Только профессор Ян Францевич Ционглинский шумно приветствовал эксперименты молодого художника. "Не раз он кричал на весь класс, поражаясь моим упором: "Смотрите! Смотрите, что он делает! Это вот из таких выходят Сезанны, Ван Гоги, Гольбейны и Леонардо"", — вспоминал Филонов. В 1910 году художника-бунтаря исключают из Академии, потом восстанавливают, но в итоге он сам покидает это уважаемое заведение, не найдя понимания у консервативной профессуры.

В 1911 году Филонов примыкает к "Союзу молодежи", созданному в Петербурге молодыми художниками, и участвует в его выставках. Затем совершает творческую поездку в Италию и Францию. Вернувшись в Россию, в 1912–1913 годах он создает серию картин в разных техниках, заявив о себе как крупный мастер, обладающий ярким, самобытным художественным языком, органично соединяющим символизм, модернизм и нечто совершенно особое, присущее только ему, Филонову, что сам он потом назовет "аналитическим искусством". Среди этих картин были небольшая акварель на бумаге "Мужчина и женщина" и монументальное полотно "Пир королей". Эта сумрачная картина, написанная маслом на холсте в черно-багровых тонах, изображает жуткую ночную трапезу не то библейских персонажей, не то людей и зверей. Картина производит неизгладимое впечатление. Завороженный сюжетом и его воплощением, поэт Велимир Хлебников назвал картину "пиром мертвых королей". Именно она в декабре 1941 года висела в промерзшей ленинградской квартире над головой умирающего от голода художника, и в той же комнате лежала и мучилась его парализованная жена. Филонов умер, глядя на "Пир королей". Эта картина особенная в его судьбе. Как и акварель "Мужчина и женщина", она после смерти творца хранилась у его сестры, а в 1977 году, вместе с другими работами Павла Николаевича, была передана Е. Н. Глебовой в дар Русскому музею. И с этими знаковыми для творчества мастера шедеврами связана еще одна криминальная часть "страстей по Филонову", тесно переплетенная с двумя предыдущими.

* * *

Перефразируя афоризм классиков про дурака, можно сказать, что если человек — мошенник, то это надолго, особенно если это алчный мошенник. Пример тому — биография уже хорошо знакомого нам трижды судимого Моисея Поташинского, который обожал деньги больше, чем Паниковский гусей. Свой третий срок — десять лет колонии строгого режима — он получил в 1979 году по уже знакомому нам делу "бандероли в Иерусалим".

Поташинский переправил своему тестю художественных ценностей на сотни тысяч рублей. По приговору суда контрабандист мог получить до 15 лет и закончить дни свои в местах не столь отдаленных. Однако, учитывая его содействие следствию и возвращению переправленных им за границу произведений искусства[53], по ходатайству КГБ Поташинского досрочно освободили, надеясь, что на свободу он выйдет с чистой совестью. На воле бывший зэк-переплетчик купил недорогую дачу в Эстонии, но жить честной жизнью никак не мог. С его ремеслом и "знанием" эстонского языка в скучной прибалтийской республике делать было нечего. Поташинского тянуло на родину — в град Петров, который в 1991 году снова стал Санкт-Петербургом. В городе, который в воровскую ельцинскую эпоху прослыл криминальной столицей России, было где развернуться, особенно с талантами Моисея Залмановича. И Поташинский — сначала изредка, потом всё чаще — навещает Москву и Питер, где собирает на продажу новую коллекцию искусства и заводит полезные знакомства среди музейных работников, коллекционеров и разного рода дельцов. А заводить нужные связи Поташинский умел.

Физиогномически это был интереснейший тип, весьма похожий на французского комика Пьера Ришара, только ростом поменьше, да еще глаза — бегающие, плутоватые, в них прямо читалось слово "мошенник". На допросах в КГБ Поташинский держался "до последнего патрона", а когда уликами его прижимали к стене, говорил следователю сакраментальную фразу: "Ну вы же умный человек", — что в переводе означало: "Я готов колоться". Будучи неплохим психологом, Поташинский без труда находил тропки к сердцам и душам нужных людей. Среди них оказалась и научный сотрудник ГРМ Татьяна К., которая согласилась "на время" выносить Поташинскому из музея работы русских художников — то есть пошла на должностное преступление.

Мне об этом нелегко писать, потому что я хорошо знаю эту женщину — в 1980-е годы мы вместе учились на искусствоведческом факультете Института живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина в Ленинграде. Я бывал у нее дома — в коммунальной квартире на улице Салтыкова-Щедрина (ныне Кирочной), возле станции метро "Чернышевская". В 1988 году она первой рассказала мне историю про филоновских двойников и познакомила с Ковтуном, Селизаровой, а также другими посвященными в это людьми.

Бытовую атмосферу, в которой жила Татьяна, комфортной не назовешь. Коммунальная кухня, общие ванная и туалет, пьяница сосед, постоянные склоки — и так год за годом. Это травмировало психику горделиво-красивой ("многих кровей"), образованной женщины-искусствоведа, вынужденной ежедневно переживать ужасающий контраст между этой "бытовухой" и музейным "миром горним". И выносить это становилось все тягостней. Появились мысли об отъезде из убогого "совка", лишь бы зажить нормальной человеческой жизнью.

Кроме того, Татьяна одна растила красавицу дочь. Она в ней души не чаяла и хотела обеспечить девочке счастливую жизнь. В советские времена, худо-бедно, была некая стабильность, постоянная зарплата, возможность как-то планировать свою жизнь. Но на исходе "горбастройки" все полетело в тартарары, стало рушиться на глазах. А у Татьяны — взрослеющая дочь, которую надо было ставить на ноги. Ну а где взять деньги?

Тут-то и появился на ее жизненном пути Моисей Поташинский. Этот ловкий мошенник, словно змей-искуситель, влез в душу к несчастной женщине, убедив ее, что деньги достать очень просто. Ведь работая хранителем отдела графики в Русском музее, Татьяна, по его мнению, буквально сидит на деньгах. Любой рисунок известного русского художника можно дорого продать за валюту. Покупатель всегда найдется. Нужно только вынести из музея несколько рисунков, заменив их копиями. Продажу подлинников и изготовление двойников Поташинский брал на себя. И Татьяна клюнула на эту удочку.

* * *

Первые рисунки Маковского и Репина Татьяна вынесла Поташинскому в 1989 году. Затем последовали работы разных мастеров, заявки на которые делал "змей-искуситель". Потом на следствии Поташинский утверждал, что это не он Татьяну, а она его подвигла на эти деяния и именно она была организатором преступной группы. По гнилому своему нутру Поташинский спасал себя, топя других. Но прозрение насчет Моисея Залмановича пришло к Татьяне — увы! — слишком поздно. Поначалу их "творческое сотрудничество" складывалось весьма удачно и сулило многое. Даже скандал с филоновскими двойниками, получивший широкую огласку в 1990 году, не остановил процесс. И ясно почему. Тогда весь музей перетирал сюжет с "близнецами", а того, что творилось рядом, не замечали.

Но в 1992 году сотрудники отдела дореволюционной графики ГРМ обнаружили, что два числящихся в музее рисунка Константина Маковского, и среди них "Лесничий с ружьем", являются выполненными на скорую руку фальшивками. Эта новость просто ошарашила всех сотрудников музея, которые и без того еще не оправились от филоновских "страстей". Была назначена музейная проверка, в том числе фонда Филонова, которая вскрыла пропажу акварели "Мужчина и женщина", позже найденной в одной из московских квартир. Это был шок, поскольку акварель была украдена из музея после 1990 года, ведь раньше она там была. Значит, хищения продолжаются! На сей раз дирекция музея не стала медлить и сообщила о ЧП в компетентные органы. А те, не мудрствуя лукаво, скрытно установили в музейном помещении, где могло произойти хищение, видеокамеру.

Мне доводилось бывать в той комнате. Там сразу, как входишь, справа за дверью, — большое окно. Напротив — стеллажи с папками, где хранятся рисунки. А возле окна стоял рабочий стол, на который папку с рисунками клали для просмотра или отбора. Видеокамеру "дяди с Литейного" замаскировали в верхней части окна. При высоте помещения больше трех метров ее трудно было заметить, зато камера, направленная на стол, видела всё. И было зафиксировано, как Татьяна К., войдя в комнату и положив на стол папку с рисунками, производила манипуляции, заменяя один рисунок из папки на другой, который она приносила с собой.

Это вызвало подозрения, потому что Татьяна приносила и выносила рисунки в мешочке, с какими ходят в магазин. За Татьяной К. установили наружное наблюдение, а ее телефоны были поставлены на про-слушку. Вскоре оперативникам удалось зафиксировать контакт объекта наблюдения с Поташинским, которого в Большом доме знали как облупленного. Там его наглости удивились: вышел по милости органов на свободу, и на тебе — взялся за старое! Но классики правы: если человек глуп, то это надолго. Глупцом Поташинского сделала алчность, ибо, погнавшись за дармовыми деньгами, он потерял бдительность, ему изменил даже инстинкт самосохранения. Он встречался с Татьяной К. совершенно открыто, провожая ее от метро мимо гостиницы "Европейская" до работы! А их прогулки с деловыми разговорами снимали на видеокамеру с дистанционным микрофоном доблестные чекисты. Так было выявлено лицо, совершавшее в Русском музее кражи с подменой подлинников. А установив слежку за Поташинским, чекисты выявили подельника Моисея Залмановича, который покупал у него похищенные в ГРМ произведения искусства и сплавлял за границу. Им оказался некто Тимофеев — человек из "околобогемной" среды с дипломатическими контактами и связями в криминальном мире.

Круг замкнулся, начались аресты. Первой чекисты взяли Татьяну К., начав со слабого звена, и не ошиблись. Внезапное задержание подействовало на женщину ужасающе. Разговор с нею был откровенным. Доводы следователя с показом "кино" убедили Татьяну, и она решила сделать чистосердечное признание. Это позволило следователям выстроить схему похищения рисунков из музея и понять масштабы случившегося. Как выяснилось, в отделе дореволюционной графики ГРМ были подменены рисунки не только Маковского, но и других классиков русской реалистической школы. Процесс был поставлен на поток. Стало известно и имя копииста. Им оказалась давняя знакомая Поташинского — художница Татьяна Шнайдер. Во время бесед с оперативниками она не скрывала, что по просьбе Поташинского неоднократно делала копии с работ известных русских художников, включая рисунки Репина, Маковского и Филонова.

Теперь можно было выписывать ордер на арест мошенника-рецидивиста, который, ничего не подозревая, коротал время на своей даче в Эстонии. 14 мая 1995 года телефонным звонком через знакомых Поташинского вызвали в Петербург. На эстонско-российской границе его задержали и передали сотрудникам ФСБ. И в тот же день с санкции прокуратуры был проведен обыск на его питерской квартире. В ходе обыска были изъяты два пистолета, патроны, большое количество картин, включая работы Филонова, а также блокнот с ценами на похищенные произведения искусства.

Обыск длился до трех часов ночи. Операция была засекречена, поэтому в местном УВД о ней ничего не знали. А бдительные соседи, услышав возню и шум в квартире Моисея Залмановича, вызвали милицию. И когда сотрудники ФСБ стали выносить на улицу изъятое в ходе обыска, то у подъезда "грабителей" накрыл ОМОН с автоматами. Их положили на капот, но до стрельбы, слава богу, дело не дошло. Оперативники показали красные "корочки", ситуация прояснилась, а собранные при обыске вещдоки той же ночью были доставлены в Управление ФСБ.

* * *

Показания Татьяны К., Шнайдер и Поташинского позволили следствию полностью установить картину действий организованной преступной группы, которая с 1989 года занималась кражами в Русском музее. Поначалу Татьяна К. выносила Поташинскому рисунки дореволюционных русских художников, с которых Шнайдер делала разного качества копии. Потом эти копии через Татьяну К. поступали в ГРМ, а подлинники Поташинский через Тимофеева продавал за границу. Деньги делили по договоренности. Схема работала, так как Татьяне К. не составляло особого труда выносить из музея рисунки, числившиеся у нее на хранении.

Однако потом Поташинский стал требовать на "заклание" работы Филонова, потому что на мировом художественном рынке они стоили гораздо дороже рисунков Маковского. Но сделать это было куда сложнее, ведь фондом Филонова заведовала другая сотрудница музея — Татьяна Свенторжецкая. И все же Татьяне К. это удалось сделать. Тайно вскрыв шкаф, она вынесла из музея три работы Филонова: "Мужчина и женщина", "Две женщины и царь" и одну из лучших картин художника — "Пир королей". Копии с них были изготовлены столь тщательно, что после обнаружения первой пропажи — акварели "Мужчина и женщина" — музейная проверка подмены других работ не выявила.

Тем не менее выносить рисунки и тем паче картины из музея становилось все опаснее. Русский музей бурлил, и любая очередная кража могла стать для Татьяны К. последней. Напуганная скандалом, она решает порвать с Поташинским. На записанной чекистами встрече Татьяна просит его прекратить все отношения. Но Тимофеев, получив заказ на очередной рисунок, настаивает на продолжении махинаций. И тут уже струхнул Поташинский. Опасаясь провала, он вручает Тимофееву копию "Пира королей", а подлинник Татьяна К. возвращает в музей. Но при этих манипуляциях был случайно поврежден край картины, что и обнаружил цепкий глаз Т. В. Свенторжецкой, которая сообщила об этом по инстанциям. В Русском музее установили видеокамеру, что и помогло уличить Татьяну К.

Тимофеев же по налаженному каналу переправил фальшивый "Пир королей" на Запад, где подделку и обнаружили. Тимофеев получил взбучку от западных партнеров и в свою очередь устроил Поташинскому в Петербурге бурный скандал возле Троицкого моста, едва не закончившийся мордобоем. Эту разборку зафиксировали на видеокамеру бдительные чекисты. А наблюдая за Тимофеевым, они накрыли в Москве одну из "хаз" контрабандистов, где среди прочего нашли акварель Филонова "Мужчина и женщина".

Таким образом, в руках мошенников остался лишь один украденный в Русском музее подлинник Филонова — "Две женщины и царь". Однако после истории с продажей подделки западные заказчики перестали доверять Тимофееву. Он нервничает, пьет, ищет нового покупателя — и находит в лице одного западного дипломата. Их встречу удалось зафиксировать оперативникам ФСБ. Подельников решили взять с поличным, но внезапная смерть Тимофеева накануне ареста сорвала операцию. А через несколько дней спешно покинул Россию и дипломат, которого явно предупредили об опасности. Кто это сделал — осталось загадкой. Так завершилась история с расследованием краж произведений Филонова из Русского музея в 1989–1992 годах. Это дало возможность продвинуться и в расследовании основного филоновского дела — о краже восьми рисунков художника из ГРМ, оказавшихся в Музее современного искусства Центра Помпиду, которые, по счастью, в 2000 году вернулись в Русский музей.

5 февраля 1997 года Санкт-Петербургский городской суд вынес приговор: назначить Поташинскому Моисею Залмановичу наказание в виде восьми лет лишения свободы с конфискацией имущества и отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима, Татьяну К. признать виновной и назначить ей наказание в виде шести лет лишения свободы условно без конфискации имущества (суд учел чистосердечное раскаяние подсудимой и ее помощь следствию). А похищенные произведения искусства вернуть по принадлежности — в Государственный Русский музей.