Тойво Иванович

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Тойво Иванович

– В Петрозаводск после окончания Ленинградского театрального института ты приехал летом 57?го?

– 1 июля 1957 года. И сразу же театр поехал на гастроли по республике. Тойво Иванович Ланкинен, ведущий актер Финского театра, занимавшийся и режиссурой (вместе со своей женой, одной из основательниц нашего театра, Дарьей Кузьминичной Карповой они учились в начале 30?х годов в Национальной студии при Ленинградском политехникуме), дал мне роль второго печника, практически без текста, в комедии Добричанина «Улица трех соловьев,17». В каждом поселке самого северного района Карелии – Калевальского мы арендовали для спектакля живую козу. Ну, это хохма была такая. Коза и в театре коза: то насыплет на сцену, то ее надо на веревке тащить. А пока коза не появлялась, нам, печникам-первого печника играл Вилье Веса – надо же было какими-то физическими действиями заниматься. Мы придумали с Тойво Ивановичем, что они ведут с первым печником диалог, а я, пристроившись в углу, рядом с большой бутылью молдавского вина, время от времени прикладываюсь к бутылке. Мои партнеры смеялись: «Ты славно устроился – ни слова не говоришь, только винцо потягиваешь…»

Это была первая роль, которую я от Тойво Ланкинена получил, а потом он меня часто занимал в своих спектаклях. Когда через два года он ставил «Господина Пунтилу и его слугу Матти» Брехта и Вуолийоки, он сказал мне: «Ты роль Матти не сделаешь, молодой еще, но играть будешь».

– А Пунтилу играл сам Тойво Иванович…

– Сам, конечно, сам. Он сделал парик под Калле Ранта (у Ранта, журналиста, главного редактора журнала «Пуналиппу», был сократовский лоб и ленинская лысина – А. С.) и озорно гонял по всей сцене под хохот зала. Вот уж хулиган был!..

– Я всегда восхищался игрой Тойво Ивановича и очень сожалел, что наши родственные отношения (Тойво Иванович взял с меня слово никогда не писать рецензии на его спектакли) не позволили мне воздать должное при жизни этому великому артисту. Только раз я нарушил слово, когда опубликовал в журнале «Север» в 1968 году очерк о Паули Ринне, где упомянул и о грандиозной работе Тойво Ланкинена в «Белой болезни» по Карелу Чапеку, он играл Маршала, а ты – доктора Галена.

– У меня до сих пор Маршал перед глазами – и смешной, кривляющийся, и чудовищно страшный. Тогда в печати больше напирали на антифашистскую суть нашего спектакля – мы поставили «Белую болезнь» первыми в Советском Союзе, стали дипломантами всесоюзного конкурса, имели большой успех и в Финляндии, и в Ленинграде, и в Карелии. И в этом была прежде всего заслуга Тойво Ланкинена, артиста с необычайно мощной амплитудой. Теперь понимаю, он сыграл в Маршале и Гитлера, и Сталина, и любого другого властителя, манипулирующего волей людей. С неменьшей амплитудой, на соединении комизма (его многие считали чистым комиком) и трагизма сыграл он, пятидесятилетний, двадцатилетнего сапожника Эско в спектакле по пьесе финского классика Алексиса Киви «Сапожники из Нумми».

– Иннокентий Смоктуновский (он видел в Ленинграде, на гастролях Финского театра его спектакли и был в восторге от игры Тойво Ланкинена) говорил мне, что никто не знает, сколько он страдал, чтобы сыграть Мышкина. И никто не знает, сколько страдал Тойво Ланкинен, родившийся в 1907 году в селе рядом с Валкеасаари, нынешним Белоостровом, в Ингерманландии, ощущавшим себя представителем репрессированной нации, чудом избежавший ареста в 37?м, чтобы сыграть и сельского финского сапожника, и эстонского рыбака Йыня в «Диком капитане» Смуула, и чапековского Маршала, и брехтовского Пунтилу…

– Тойво Иванович был очень темпераментный мужик, заводился здорово на сцене и других актеров зажигал. Он был непредсказуем, всегда импровизировал. Умел думать на сцене, а не просто роль вести. Тойво Ланкинен – самый лучший для меня актер Финского театра, у которого я больше всего взял. А как бесподобно он пел финские народные песни… У него был очень хороший лирический тенор. И как запоет он: «Карьялан майлла… Кукку-кукку, каукана куккуу…», про золотую кукушку на карельских землях, песню времен своего детства и юности, проведенных на Карельском перешейке, так трогательно запоет, что у меня слезы на глазах наворачивались…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.