Акты терроризма 70-х

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Акты терроризма 70-х

Три взрыва в брежневской Москве. Теракт в Мавзолее. Пожар в «России». Самоубийство В. Папутина и С. Крылова. Союз воров и "цеховиков".

В конце 70-х в Москве произошел чуть ли не первый случай открытого террора за последние 50 лет. В субботний день 8 января 1977 года прозвучали сразу три взрыва.

Стоит отметить, что террористы выбрали самое удобное время для диверсии. Буквально две недели назад в Москве проходили торжества по случаю 70-летия главы государства Леонида Брежнева, в связи с массовым приездом в город иностранных правительственных делегаций в Москве были усилены все меры безопасности. В усиленном режиме работали как милиция, так и КГБ. В результате принятых мер торжества прошли без единого инцидента. После них наступило пред- и посленовогоднее затишье, когда вплоть до 10 января 1977 года в страну не въехала ни одна иностранная делегация. Город, что называется, «расслабился», чем и воспользовались террористы.

8 января 1977 года была суббота. В тот день многие москвичи отправились на вечерние киносеансы, в театры, концертные залы, на новогодние елки. В вечерние часы на улицах города было оживленно, и преступники вполне осознанно шли на то, чтобы убить и покалечить как можно больше ни в чем не повинных людей.

Первая бомба взорвалась в 17.33 в вагоне метропоезда между станциями «Измайловская» и «Первомайская». Этот взрыв повлек за собой наибольшие жертвы, так как в те часы в поезде было много людей. В результате того взрыва погибли и дети, которые вместе с родителями возвращались с новогодней елки.

Второй взрыв прогремел ровно через 32 минуты после первого — в 18.05 бомба взорвалась в торговом зале продуктового магазина № 15 Бауманского райпищеторга. А через 5 минут после этого прозвучал и третий взрыв — на этот раз бомба была подложена в чугунную мусорную урну около продовольственного магазина № 5 на улице 25 Октября (в нескольких сотнях метров от здания КГБ СССР). Здесь заряд этой бомбы взлетел вверх и упал на крышу Историко-архивного института. Однако несмотря на это, общий итог всех трех взрывов был ужасен: погибло 7 человек и 37 человек получили ранения различной тяжести.

Последний раз нечто подобное в СССР произошло ровно 50 лет назад: 6 июля 1927 года в Ленинграде террористы бросили две бомбы в помещение Партийного клуба, когда там проходило совещание. Поэтому теракты в Москве вызвали настоящее потрясение как в среде простых советских граждан, так и на самом кремлевском верху. Леониду Брежневу в тот же день доложили об этих взрывах. Он сразу же связался с председателем КГБ Юрием Андроповым и министром внутренних дел Николаем Щелоковым и потребовал от них в кратчайшие сроки найти преступников. После этого, несмотря на воскресный день, 9 января в КГБ и МВД СССР прошли экстренные совещания, посвященные произошедшим накануне взрывам. На поиски преступников были брошены лучшие силы из числа розыскников Прокуратуры, МИД и КГБ СССР. Эта операция получила кодовое название "ВЗРЫВНИКИ".

Основную оперативную работу по розыску террористов взяли на себя контрразведчики из КГБ. Последний свой взрыв преступники, видимо, не случайно произвели между Красной площадью и зданием КГБ, тем самым как бы бросая вызов руководству страны и чекистам. Поэтому делом чести для последних было как можно скорее напасть на след преступников.

Оперативники КГБ опросили более 500 свидетелей, видевших, как предполагаемые преступники оставляли на месте преступления свои адские машины. Однако ни один из опрошенных свидетелей так и не смог толком описать внешность террористов. Многие свидетели просто путались в своих показаниях, чем заметно осложняли работу розыскников.

Между тем пока одна группа розыскников опрашивала свидетелей, вторая группа специалистов собирала вещественные доказательства преступлений. Главными среди них были осколки взрывных устройств и те емкости, в которых они находились.

Осколки от бомб собирались наиболее кропотливо. Они извлекались из тел убитых и раненых, подбирались на крыше Историко-архивного института, извлекались из обшивки вагона метро, для чего эту обшивку предварительно полностью сняли.

Наиболее «ценный» осколок был найден в теле одного из убитых в метро мужчин. Этот осколок напоминал собой ручку от утятницы и был окрашен в синий цвет. Именно по этому осколку сыщики сумели установить, что в качестве корпуса взрывного устройства террористы использовали обыкновенную чугунную утятницу вместе с крышкой. Эту крышку они накрепко прикрутили к корпусу с помощью гаек и болтов, после чего прошлись по ним сваркой.

Поиски мест, где изготовлялись подобные утятницы, длился около двух месяцев. За это время было «просеяно» несколько предприятий в ряде союзных республик, пока не удалось выйти на «родного» изготовителя утятницы, использованной террористами. Тот завод оказался в Харькове, однако оттуда вся продукция была отправлена… в 45 различных городов Советского Союза. Так появилось еще одно препятствие на пути сыщиков к истине.

Нечто подобное произошло и с поиском других вещдоков. Например, было установлено, что в вагоне метро бомба была оставлена в большой дорожной сумке бежевого цвета. По оставшимся кусочкам этой сумки было определено, что эта кожа была изготовлена на Белгородском заводе в Горьковской области. Но и там выяснилось, что вся подобная продукция была отправлена затем в 40 городов Союза. Однако чекисты сфотографировали дубликат этой сумки и фотографии ее разослали во все территориальные органы КГБ и МВД СССР. Как покажут дальнейшие события, именно данное обстоятельство во многом поможет раскрытию этого дерзкого преступления.

Тем временем выяснилось, что, кроме осколков от утятницы, в местах взрывов фигурируют и другие осколки. Материал, из которого они были изготовлены, имел в себе примесь мышьяка. Сыщики пошли и по этому пути и установили, что рудник, где добывается эта руда, находится в районе Керчи. Руда с этого рудника затем поставлялась в три места страны: на Украину, в Закавказье и Литву. Как только это стало ясно, было предположено, что к взрывам в Москве вполне могли быть причастны или украинские националисты, или представители армянской организации «Дашнакцутюн», или литовские экстремисты. Однако пока это было только предположением. КГБ подозревал в терактах и советских диссидентов, для чего через своих людей на Западе публиковал в «своих» изданиях статьи соответствующего содержания. Однако эта линия поисков вскоре заглохла ввиду своей неперспективности.

Между тем террористов искало и союзное МВД. Так, в Тамбове местная милиция арестовала некоего Платова, который с помощью самодельной бомбы попытался убить своего соседа-лесника. В результате взрыва лесник не пострадал; однако были убиты его жена и две дочери. Об этом теракте тут же дали знать в Москву. Причем было сообщено, что Платов сознался и в том, что он осуществил январские взрывы в столице. В Тамбов тут же выехали контрразведчики.

Однако уже с первых же допросов Платова стало ясно, что все, что он говорит о взрывах в Москве, — «липа». Судя по всему, таким образом местная милиция пыталась отличиться перед собственным министерством. Ведь мнение Н. Щелокова на этот счет было хорошо известно, вот на местах, как говорится, и "рвали службу".

Тем временем по одному из вещдоков круг поисков был гораздо уже, чем у других предметов. Этим вещдоком оказалась стальная шпилька, которая была изготовлена на заводе в Ивановской области и оттуда рассылалась всего в 12 городов страны. Одним из городов в этом списке был Ереван. Он также проходил и по всем остальным спискам вещдоков, а это уже кое о чем говорило.

Однако на календаре уже был октябрь 1977 года. С момента взрывов прошло 9 месяцев, а преступники до сих пор гуляли на свободе. Андропов постоянно держал руку "на пульсе" этой операции и рассчитывал, что к ноябрьским праздникам удастся обезвредить террористов. Так, собственно, оно и произошло. Причем развязка истории началась вдали от Москвы.

В ташкентском аэропорту один из чекистов-стажеров обратил внимание на дорожную сумку в руках у одной женщины, спешившей на самолет. Сумка эта была идентична той, которая была запечатлена на фотографии, присланной из Москвы. Женщину ту попросили на несколько минут задержаться и во время этой задержки проверили ее сумку. Она была набита обыкновенными хозяйственными вещами, однако чекистов интересовали не они, а ярлык завода-изготовителя сумки. Оказалось, что эту сумку из белгородской кожи сшили на заводе… в Ереване. Как только эта информация достигла Москвы, оттуда в столицу Армении на личном самолете председателя КГБ СССР вылетела оперативно-следственная группа. Почти одновременно с ней из Еревана в Москву выехали на поезде и террористы, которые намеревались взорвать еще несколько бомб в преддверии праздника 7 ноября. Причем на этот раз они усилили мощь своих бомб, заложив в них по 200 штук шрапнелей.

Армянские чекисты с трудом верили, что все нити январских терактов ведут к ним, в Ереван. Однако по личному распоряжению Андропова они должны были оказывать коллегам из Москвы самую посильную помощь в поисках террористов. Они ее оказывали, однако делалось это без должного энтузиазма и необходимой в таких случаях расторопности.

Между тем террористов не было уже не только в Ереване, но и в Армении. В конце октября они прибыли в Москву и в зале ожидания Курского вокзала, на одной из лавочек, оставили дорожную сумку с мощной взрывчаткой. Поставив часовой механизм на 20-минутное включение, они уже с купленными на обратный рейс билетами спокойно отправились к своему поезду.

Это уже в наши дни вход в зал ожидания любого столичного вокзала является платным, что отбивает охоту пройти туда каждому желающему. В 1977 году все было иначе, и в зале обычно толпилась уйма всякого народа. Так было и в том октябре. Если бы взрыв тогда произошел, шрапнель унесла бы на тот свет не менее сотни человек. Однако взрыва не произошло. Дело в том, что террористы рассчитывали на такую человеческую слабость, как любопытство. Для этого они сконструировали часовой тумблер на взрывчатке "в обратную сторону", рассчитывая на то, что люди, находившиеся рядом, поймут, что сумку забыли, заглянут туда и, увидев взрывной механизм, попытаются его отключить. Для этого они переключат тумблер, и именно это и приведет к взрыву. Однако все получилось наоборот.

Сидевшая рядом с «взрывной» сумкой семья оказалась одной из самых нелюбопытных и не заглянула в сумку до утра следующего дня. А когда глава семьи все-таки сделал это, то батарейка, питавшая детонатор, села настолько, что силы тока уже не хватило для подрыва детонатора. Естественно, что свою находку этот человек туг же отнес в милицию.

Когда весть о новой бомбе в Москве разнеслась по городу, среди населения возникла очередная паника. На улицах города тогда вновь появились усиленные наряды милиции, в вагонах метро постоянно курсировали военные патрули, которые «шарили» глазами по всем подозрительным сумкам и пакетам.

Между тем удача отвернулась от террористов во всем. Рассчитывая на то, что сумка с бомбой взлетит на воздух, они оставили в ней свои личные вещи: синюю куртку и шапку-ушанку. На последней затем сыщики обнаружили несколько черных полукурчавых волос. Ориентированные на поиски людей без верхней одежды, на ноги были подняты милицейские силы на всех железнодорожных вокзалах и в аэропортах страны в направлении таких городов, как Ереван, Тбилиси и Баку. И именно на границе Грузии и Армении и были тогда обнаружены двое из преступников.

Как и было указано в ориентировке, при одном из них не оказалось верхней одежды, не было при нем и документов. Ехал он из Москвы со своим товарищем. Первым задержанным оказался 24-летний рабочий Акоп Степанян, вторым — 32-летний художник Завен Багдасарян. Их обоих этапировали в Ереван. Однако пока никаких обвинений им не предъявляли. Все произошло на следующие сутки.

Опытные оперативники решили сыграть на неопытности задержанных. К тому времени из Москвы были присланы в Ереван сумка с Курского вокзала и обнаруженные в ней вещи. Следователь вызвал к себе Багдасаряна и сообщил ему, что Степаняна перевели в милицию и что он там мерзнет в камере, просит передать ему его куртку. Поэтому и вызвали его, Багдасаряна, чтобы он нашел среди кучи вещей куртку друга. Багдасарян не почувствовал в этом подвоха, подошел к разложенным вещам и уверенно взял из них синюю куртку, ту самую, что обнаружили на Курском вокзале. "Вот она!" — сказал Багдасарян и тут же попал в объектив фотоаппарата.

После этого к следователю была вызвана мать Степаняна, которая опознала и сумку сына — ту самую, в которой лежала бомба. Круг, как говорится, замкнулся. Однако в этот момент в дело внезапно вмешалась третья сила.

Руководителю следственной группы лично позвонил первый секретарь ЦК компартии Армении Демирчян и потребовал немедленно прекратить… беззаконие и произвол, творимые якобы следователями из Москвы на территории его республики. В противном случае Демирчян грозился дойти до самого Леонида Брежнева (через несколько дней правительственная делегация Армении должна была вылететь в Москву на празднование 60-летия Великого Октября). К возмущенному голосу своего секретаря тогда присоединили свои голоса и руководители КГБ Армении, которые тоже не верили, что террористы имеют «прописку» на их родине. У следственной группы оставался последний шанс, они согласились освободить задержанных… после того как проведут на их квартирах обыски. В конце концов разрешение на это было получено, и следователи отправились по нужным адресам.

Обыск на квартире Степаняна расставил все точки над «i», у него были найдены детали новых бомб, во многом идентичные тем, что были взорваны в Москве. Кроме этого, у него была найдена записка, из которой следовало, что руководителем преступной группы был известный армянский диссидент, один из создателей Национальной объединенной партии Армении, слесарь-сборщик с «Армэлектрозавода» 32-летний Степан Затикян. Как только это обнаружилось, армянские чекисты сами произвели арест Затикяна и во время обыска в его квартире нашли схему взрывного устройства, использованного в январе в Москве. Это было, наверно, последним аргументом в споре о виновности задержанных, который убедил даже самого Демирчяна.

Уголовное дело «ВЗРЫВНИКИ» вместило в себя 64 тома следственных материалов и тянулось более года. За это время чекистам удалось обнаружить только трех человек, которые заявили, что слышали, как Затикян (в 1968–1972 годах он отбывал заключение по статье за антисоветскую агитацию и пропаганду) предлагал использовать диверсионно-террористические методы в борьбе с советской властью. Сам Затикян это, естественно, отрицал.

Из двух других террористов частично признал свою вину Степанян (при этом отрицая участие Затикяна), и лишь Багдасарян признался во всем и поставил свою подпись под всеми своими показаниями.

Несмотря на то, что власти обещали провести показательный процесс над террористами, слушание этого дела было закрытым. И продолжалось всего 4 дня — с 16 по 20 января 1979 года. 24 января всем троим был объявлен смертный приговор, который был приведен в исполнение через 5 дней после его оглашения. Случай редкий, но не единственный в те годы. Например, Валерия Саблина, поднявшего мятеж на крейсере «Сторожевой» в ноябре 1975 года, расстреляли в августе 1976 года через 14 дней после приговора.

Однако закрытость процесса над террористами и та спешка, с которой власти расправились с приговоренными, уже тогда заставляли некоторых людей, знакомых с этой историей, усомниться в справедливости приговора. Их резюме по этому поводу было однозначным: КГБ не смог найти истинных виновников преступления и арестовал не причастных к нему людей. В 1979 году с подобными сомнениями выступил Андрей Сахаров.

Подобных актов террора в Москве никогда ранее не случалось. Хотя один случай мы все-таки припоминаем.

1 сентября 1973 года бывший рецидивист с 10-летним сроком отсидки решил взорвать себя, и не где-нибудь, а в самом Мавзолее на Красной площади. Разместив под одеждой самодельную взрывчатку, он встал в длинную очередь и не спеша двинулся к намеченной цели. Находясь возле саркофага с телом вождя, привел в действие взрывной механизм. В результате он погиб сам и убил супружескую пару из Астрахани. Шедших следом школьников от смерти спасло лишь то, что они немного отстали от самоубийцы. Однако четверо ребят все-таки получили ранения.

Довольно загадочным выглядел и пожар в московской гостинице «Россия», случившийся за полгода до взрывов 25 мая 1976 года. Он начался ранним утром и охватил сразу три этажа: 10-й, 11-й и 12-й. В результате около двадцати человек погибли (среди них и иностранцы), многие получили ранения различной тяжести. В народе сразу же стала гулять версия о преднамеренном поджоге, то есть о диверсии, совершенной неизвестными террористами. Пожаров подобного масштаба в Москве тех времен никогда еще не случалось. Не случайно к месту происшествия выехали 56 следователей из союзной и городской прокуратур, КГБ и МВД, что еще больше распалило людское воображение, и по Москве стали гулять самые фантастические версии происшедшего. Одну из них изложили в своем романе "Красная площадь" Э. Тополь и Ф. Незнанский (1982 г.):

"Рассказ старшего следователя по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Тараса Карповича Веделовского.

…Этот пожар возник не случайно. Сегодня, когда уже нет ни Цвигуна, ни Папутина, я могу тебе сказать — это был не пожар, это была война между ними, между Цвигуном и Папутиным. Я не знаю, как и где Папутин получил тогда разрешение создать при МВД новый Отдел внутренней разведки. Я знаю факты: с конца 1975 года весь 11-й этаж в западном крыле гостиницы «Россия» занял Отдел разведки МВД СССР. Они там устроили свой оперативный штаб и установили самую новейшую аппаратуру подслушивания и слежки — из Японии понавезли, из Америки, даже в Израиле что-то достали. По слухам, им Суслов помог с аппаратурой, но слухи я не проверял, а аппаратуру видел своими глазами и даже пользовался ею, когда вел дело узбекских торговцев наркотиками: ребята из Отдела разведки помогли выследить главаря шайки. Ну, и пока я там сидел у них на 11-м этаже, я понял, чем они занимаются, — это было эдакое гестапо при союзном МВД. Они установили слежку за всеми партийными и государственными руководителями, у них были досье на всех людей, мало-мальски близких к правительству… Короче, второе КГБ, и только! И где?! В «России», которая, какты знаешь, всегда была вотчиной КГБ, там стукач на стукаче и стукачом погоняет! Директор гостиницы Никифоров — бывший генерал КГБ! Еще бы! В «России» тьма иностранцев, за ними глаз нужен. Но кроме иностранцев, там и наших полно останавливается: со всех республик начальство, артисты, ученые и самые разные махинаторы, подпольные миллионеры… И вот именно в это осиное гнездо поселяется Напуган со своим новым Отделом разведки. Ну? Две силы, конфликт".

Короче, по версии Э. Тополя и Ф. Незнанского, КГБ, не терпевший конкуренции, поджег тот самый этаж, на котором свил себе уютное гнездо Отдел разведки МВД СССР.

Этот отдел в системе МВД являлся самым законспирированным и подчинялся лично министру Н. Щелокову. Штаты этого подразделения находились за семью печатями и были хоть и не столь велики, зато по-настоящему профессиональны. Находилась в этом подразделении и группа, которая отслеживала ситуацию в криминальной среде. В ней работали офицеры, внедренные под различными легендами в уголовный мир. Их основной задачей было разложение преступных групп изнутри. Работали агенты МВД не только в «малинах» и подпольных борделях, но и на «зонах», в тюрьмах. Это была своеобразная рука МВД на пульсе криминального мира страны, чутко реагировавшая на малейшие перемены в нем. Информации, которой они располагали, было достаточно для того, чтобы пересажать почти всех уголовных авторитетов того времени. Однако органы на это не шли, опасаясь таким образом развязать руки нижним этажам преступного мира.

Через три года после пожара в гостинице «Россия» трагически завершился жизненный путь замминистра МВД СССР Виктора Папутина: в декабре 1979 года, вернувшись из поездки по Афганистану, он пустил себе пулю в висок. Его коллега по работе Юрий Чурбанов объяснил этот поступок алкоголизмом Папутина и его нервной реакцией на события, которые той зимой разворачивались вокруг Афганистана. Министр МВД Н. Щелоков попытался пробить в «Правде» некролог на своего первого заместителя, но главная партийная газета страны отказалась это сделать, мотивируя тем, что покойный ушел из жизни не добровольно. Тогда некролог появился в «Известиях», но очень коротенький и без привычной фотографии. Самым высоким должностным лицом, подписавшим его, был секретарь ЦК КПСС И. Капитонов. Также скромно и незаметно прошли и похороны В. Папутина на Новодевичьем кладбище. Все это очень напоминало события полугодовой давности, когда из жизни тем же способом, что и Паутин, ушел начальник Академии МВД генерал-лейтенант Сергей Крылов. Случилось это 19 апреля 1979 года в здании академии, после того как приказом Щелокова Крылов был снят со своего поста.

В 1967 году в звании подполковника МВД Крылов назначается новым министром Н. Щелоковым начальником скромного контрольно-инспекторского отдела министерства. Щелокову понадобился под рукой образованный человек, и он выбрал Крылова, имевшего за плечами опыт научно-исследовательской работы в военном институте. Через него и Щелоков вскоре буквально заболел наукой. В стенах МВД на постоянной работе появились доктора и кандидаты наук, что заметно повышало интеллектуальный рейтинг руководства министерства.

Крылов одним из первых милицейских чиновников того времени стал ратовать не за усиление кары для преступников, а за более гуманные социальные меры: условное осуждение, условно-досрочное освобождение впервые оступившихся людей. Такой либерализм не мог не породить массу недоброжелателей как в стенах родного министерства, так и за его пределами. Но Щелоков не давал в обиду своего ученого помощника, более того, во всем потворствовал ему. Ведь Крылов, имея большой вес среди научной и творческой интеллигенции страны, служил для министра надежным мостиком для связей с этой средой.

Управление Крылова превратилось в мощное учреждение, вобравшее в себя многие функции головного штаба министерства. Оно получило право строгого, независимого ни от кого контроля и инспекции всех сторон деятельности как местных органов внутренних дел, так и его линейных, оперативных служб. Поэтому другие начальники главков МВД были недовольны столь широкими полномочиями ведомства Крылова. Атаки на него не прекращались. «Заумные» идеи Крылова встречались в штыки, Щелокову постоянно жаловались на зарвавшегося выдвиженца. Но министр был глух к этим голосам и в 1974 году доверил Крылову создание Академии МВД.

Однако в 1977 году в стенах союзного МВД во всю мощь засияла звезда Юрия Чурбанова, который начал активно теснить в сторону первого заместителя Щелокова Константина Никитина. С этого времени началась и вражда между Крыловым и Чурбановым. Это и понятно: амбиции умудренного опытом Крылова не могли позволить дать спуску какому-то молодому выскочке, даже если тот и являлся зятем самого Генсека. Щелоков же в «битве» двух генералов занимал выжидательную позицию, что в принципе и предопределило ее исход. Молодость взяла верх над зрелостью и опытом. В 1979 году комиссия МВД в количестве 71 человека во главе с Чурбановым забраковала работу Академии МВД. Более того, комиссия уличила Крылова в хозяйственной нечистоплотности, барстве и карьеризме. Эти факты и позволили Чурбанову поставить перед руководством академии и лично перед Крыловым вопрос ребром: или он увольняется, или будет начато служебное расследование по фактам, которые вскрыла в академии комиссия.

6 апреля 1979 года С. Крылов пишет рапорт министру о своей отставке, а 19 апреля, приехав к себе в академию в последний раз, он запирается в своем кабинете и кончает жизнь самоубийством.

Сам Ю. Чурбанов позднее вспоминал об этом так: "Крылов постоянно находился в плену каких-то несбыточных (для органов внутренних дел) идей. В аппарате его не любили. Но он полностью очаровал Щелокова: какие-то его идеи Щелоков потом выдавал за свои, я и мои товарищи (члены коллегии) считали их не только сомнительными, но и вредными… Когда Крылов появился в стенах академии, там начался полный хаос. Ко мне стали поступать серьезные сигналы о самоуправстве Крылова, о его неуважительном отношении к людям, о кадровой чехарде и т. д…. Мы сформировали авторитетную комиссию, в нее вошли начальники ряда управлений: была поставлена задача объективно проверить академию по всем позициям. И чем глубже мы копали, тем больше находили негатива. Смена кадров, протекционизм, но в самые большие дебри мы влезли, когда знакомились с вопросами финансово-хозяйственной деятельности академии. Мебельные гарнитуры, которые покупались для академии, перекочевали в квартиру Крылова, там же оказались два цветных телевизора, принадлежавших учебным классам, — вот, если взять только один аспект хозяйственной деятельности, против Крылова можно было возбудить уголовное дело. Министр ушел в отпуск и отдыхал в Подмосковье. Крылов пытался к нему прорваться, но министр его не принял, как бы давая понять: решайте без меня. Я вызвал Крылова к себе, спрашиваю: "Что будем делать, Сергей Михайлович?" Кроме меня, в кабинете находился начальник кадров генерал Дроздецкий. Надо отметить, что Крылов вел себя очень нервно. Мне он сказал, что готов расстаться с этой должностью, но просил оставить его в академии преподавателем, я говорю: "Хорошо, вернется министр, решит все вопросы". Крылов вышел из моего кабинета, поехал в академию, где в этот момент проводилось торжественное собрание, посвященное очередной годовщине со дня рождения Ленина, прошел через весь зал и передал генералу Варламову, который вел собрание, записку, что он хотел бы попрощаться со знаменем академии. Одним словом, бред какой-то. Варламов почувствовал что-то несуразное, быстро закончил собрание — но в этот момент Крылов уходит в свой кабинет, закрывается на ключ, и там раздается выстрел".

Таким образом, в 1979 году из жизни ушли сразу три высокопоставленных руководителя союзного МВД: 19 апреля застрелился С. Крылов; 3 августа скончался первый заместитель Н. Щелокова К. Никитин и в декабре опять же застрелился еще один замминистра, В. Папутин. Все три смерти, последовавшие друг за другом с разрывом в четыре месяца, заметно облегчили жизнь Юрию Чурбанову и расчистили ему дорогу к власти в стенах МВД. В мае 1979 года, после того как на пенсию был отправлен начальник кадров МВД И. Рябик, Чурбанов занялся кадрами, а в 1980 году, сразу после смерти В. Папутина, Чурбанов становится первым заместителем Н. Щелокова.

Как уже отмечалось выше, именно в 1979 году на сходке в Кисловодске был заключен союз воров в законе с «цеховиками». Таким образом, на пороге 80-х годов произошло окончательное сращивание профессиональной преступности с преступностью экономической, и наша доморощенная мафия сделала еще один серьезный шаг в сторону своего будущего величия.